2 глава. Черный жених
Уличные фонари дворца зажглись, когда румяное солнце закатилось за холмы. Свечи из вощины в фонарях меняли каждый час специально обученные люди. Их должность называлась свечники, и они обязаны поддерживать свет на протяжении всей ночи, а в сезон хлада — и вечером. В своих покоях я не зажгла ни единой свечи, ибо мне хватало того, что попадало с улицы сквозь полупрозрачные шторы. В полумраке я стояла перед овальным зеркалом в позолоченной раме. Пальцы уверенно сжимали столовый нож для десерта, что я стащила, когда меня удосужились покормить. Последний ужин перед казнью — так бы я окрестила скромные блюда, что я всего лишь поковыряла вилкой, дабы создать впечатление, что аппетит у меня совсем не пропал и все хорошо, как раньше. Однако мне кусок в горло не лез.
Я поднесла нож к лицу, и его серебро призывно блеснуло. «Сделай это. Давай же! Чернее станет безглазая невеста» — ехидно пел внутренний голос, протягивая гласные. Этот голос просто не мог принадлежать мне. Я не хотела верить в то, что он мог быть моим. Когда все обернулись против меня, хотя бы я сама должна стоять за себя до самого конца.
Я зажмурилась, пытаясь решиться на то, что задумала во время ужина. Если я вырежу эти проклятые глаза, то, возможно, отец сжалиться надо мной и меня не отправят в гвардию. Какие только слухи не ходили об их устройстве, особенно о воителях. Я слышала о том, что женщин там ни во что не ставят. Любой мужчина может взять и сделать с девушкой то, чего только пожелает. Я живо представляла, как меня отдадут в услужение какому-нибудь нахальному воителю! Воображение рисовало яркие картины того, как он будет приходить с охоты и избивать меня, делать с моим телом вещи, которые вслух произнести страшно. Уважали там якобы только воительниц, но до нее еще дослужиться надо. Я сомневалась, что хотя бы меч подниму. Всю жизнь меня обучали, как махать веером, если хочешь привлечь внимание юноши или, наоборот, мечтаешь поскорее избавиться от его назойливого общества. Меня тренировали кокетливому взгляду, как невинно хлопать ресницами и мягко смеяться. Едва ли эти навыки спасут в суровых условиях гвардии.
Нож выпал из рук, когда дверь в покои отворилась. Я пнула нож под большую кровать. Ко мне пришел Энтони. Его лицо оставалось в тени, желтый свет лился из коридора. Энтони кивнул, обращаясь ко мне:
— Хейли, я зайду?
— Как видишь, со мной можно больше не обращаться учтиво. — Из-за кривой улыбки саднило потрескавшиеся губы, но я обрадовалась появлению Энтони. Старый друг пришел попрощаться и, как бывало до этого, постараться убедить меня в том, что все наладится. Энтони со скрипом закрыл дверь и принялся зажигать дымящейся лучиной свечи в витиеватых канделябрах.
— Увидел, что сидишь в полной темноте, — тихо говорил Энтони, не отрываясь от своего занятия. — Помню ведь, что не любишь тьму.
— Видимо, поэтому она меня преследует.
Сокрушенно вздохнув, я упала на тахту, оббитую шелком, что часто приходилось менять, ибо я постоянно зацепляла ткань кольцами, застежками, ногтями. Но сейчас сохранность шелка меня совсем не волновала, и я бы с превеликим удовольствием разрезала его ножницами, зная его стоимость. Я уронила локти на колени, закрыв лицо ладонями. Щека до сих пор горела. Пуще всего ранило то, что этот след оставил мне отец, самый родной человек. Отпечаток его ладони уже начал превращаться в синяк, что я поторопилась спрятать за волосами. Однако Энтони присел рядом и заправил непослушные локоны мне за ухо. Пальцы Энтони обожгли холодом стоило ему невесомо коснуться того самого места. Эта прохлада дарила мимолетное облегчение, что я инстинктивно прильнула к его ладони, но тут же себя отдернула.
— Чем я это заслужила?
Мой вопрос прозвучал слишком обреченно и хрипло. Перед Энтони сложно скрывать истинные эмоции и чувства. Он обладал удивительным талантом воздействовать на людей: они не могли ему лгать. Или же это работало только со мной
— Перестань во всем видеть свою вину. — Энтони откинулся на подлокотник, не отрывая пристального взгляда от меня. На какое-то мгновенье мне стало неуютно из-за такого настойчивого внимания. — Я могу быть откровенен с тобой? Не доложишь на меня его величеству, чтобы выпросить помилование?
— Нет. Все твои секреты умрут со мной, ты же знаешь.
— Король уже слаб: и телом, и духом. Травы, что кхинский император с радостью ему поставляет, стремительно разрушают его. Не думаю, что ты долго будешь мучаться в гвардии Воителей. Хотя, на мой взгляд, ты бойкая и всем там покажешь, как воевать. Убедишь их в любой правде, даже если она будет заключаться в том, что острие меча должно быть направлено на себя, а не на противника.
Смешок вырвался из груди и уголки губ защипало из-за улыбки. Но веселье продлилось недолго. Если бы шутки Энтони были способны уберечь меня от столь незавидной участи, как изгнание из семьи, то цены бы им не было.
— Считаешь, что король долго не протянет? — У меня язык не поворачивался, чтобы еще хоть раз назвать его отцом, а уж тем более папой.
— Мне кажется, это очевидно. — Энтони закинул ногу на ногу. — Кронпринц скоро займет престол. А брат тебя точно не оставит в беде. Когда он узнал, что тебя отправляют в гвардию, он предложил мне устроить дворцовый переворот. Я его кое-как уговорил повременить с этим. Он обязательно вернет тебя.
— Охотно верю.
Я отвела взгляд от Энтони, смаргивая непрошенные слезы. Почему я должна оставить прежнюю жизнь позади? Я ведь так любила ее! Как я буду себя чувствовать в разлуке с семьей? Без брата, порывающимся меня защищать в любой ситуации. Без вредных временами сестер. Без Ребекки, которая заменила мне родную мать. Что станется с вечным садом в мое отсутствие? А самое главное: каково будет дорогим людям без меня? Как скоро они оправятся от потери, перестанут скучать и забудут о моем существовании? Столько вопросов, и ни на один не находился ответ.
— Если ты попросишь, то я устрою сегодня ночью дворцовый переворот ради тебя, — горячо прошептал Энтони, склонившись ко мне. Он поставил руки по обе стороны от меня, перекрывая любую возможность к побегу. Я не успела никак среагировать, как шершавые губы коснулись моих, а его язык настойчиво раздвигал мои губы. Приступ тошноты подступил к горлу. Я замычала и уперлась сжатыми кулаками в его грудь, пытаясь оттолкнуть, но все было тщетно. Я была намного слабее Энтони, и он этим грубо воспользовался.
Энтони завалил меня на спину, навалившись всем весом. Мне стало трудно дышать. Пот потек по вискам из-за того, насколько душно и жарко стало в его объятьях. Его рука проворно скользнула под подол платья, оглаживая внутреннюю сторону бедра. Каждое его прикосновение словно оставляло грязный отпечаток, кожа сгнивала и провалилась под мягкими подушечками его пальцев. Я приложила немалые усилия, отталкивая его от себя. Моя воля обратилась в метательный нож, который летел точно в цель: остановить Энтони, прекратить то, что он затеял. Я считала его другом. Самым настоящим из тех, что окружали меня. Я хранила все его секреты, дотошно следя за речью, чтобы случайно не проболтаться.
Но как только я оказалась в униженном положении и молила о поддержке, я получила его желание овладеть мной, надругаться и отнять мою честь. И пусть теперь я изгнанница, я все же оставалась принцессой и потенциальной наследницей престола, если что-то произойдет с Филиппом! Энтони продолжал наставить на грубом и жестком поцелуе. Я разрушила все его надежды, укусив его за язык. Солоноватый, металлический привкус осел во рту. У меня получилось скинуть с себя опешившего Энтони.
— Что ты творишь?! — Зарычал Энтони и замахнулся для удара. Однако я решила, что больше ни один мужчина и пальцем меня не тронет. Я ловко увернулась от его кулака и упала на пол. Не дав себе и секунды опомниться, я резко подскочила на ноги. Не знаю, откуда во мне взялась та сила и выносливость, но мне она понравилась больше, чем беспомощность, в которой я тонула весь день.
Я схватила канделябр с длинной ножкой, направив горящие свечи в сторону Энтони. Он выставил раскрытую ладонь вперед, приготовившись обороняться.
— Я думал, что мы...
— Плохо думал, Энтони! — Оскалилась я, уверенная в том, что на зубах у меня осталась его кровь. Точнее я надеялась на это. Пусть увидит, что я ему не игрушка для утех и могу постоять за себя. — Ты ведь был моим другом. Я доверяла тебе!
— Какая же ты глупая и самовлюбленная, Хейли. — Энтони наступал на меня, и я инстинктивно двигалась назад, пока не уперлась спиной в стену. Я крепко держалась за ножку канделябра, понимая, что это единственная преграда между нами и никто не придет на помощь. Я отгоняла Энтони огнем, словно злого духа. — Ты никогда не замечала то, как я к тебе отношусь!
— И как же ты ко мне относился? В твоем поведении я улавливала братскую заботу.
— Я относился к тебе, как к особенной и единственной девушке. — Горько усмехнулся Энтони, стирая платком кровь с нижней губы. — Я никогда не переживал и не спасал твоих сестер, потому что им обеим далеко до тебя. Я оберегал тебя от всего и от всех.
— Это был ты...
Осознание накрыло меня снежной лавиной, сбивая с ног и погребая под ледяным покровом. Энтони был вежлив и обходителен, не позволял никому высказывать насмешливых комментариев на мой счет. За его добродетелью, что я воспринимала, как дóлжное, таились личные и эгоистичные мотивы. Я вовсе не черная невеста. Это он — черный жених.
— Это всегда был я.
— Ты их убивал...
— Хейли...
— Это из-за тебя отправлялся к всевышним любой, кто намеревался на мне жениться.
Отвращение клокотало диким зверем в глубине души. Тот, кому я доверяла, предал меня, собственноручно поставил на мне метку черной невесты. Я подалась вперед, сделав выпад канделябром. Повезло, что он был длинным и держал Энтони на приличном расстоянии. Неожиданно в дверь постучали, и я поставила канделябр на место. Теперь мне ничего не угрожало. Я не сдам Энтони, лишь предупрежу Филиппа в письме. Я была бы полной дурой, если бы понадеялась, что отец поверит мне, усомнится во всех злодеяниях Энтони. Однако брат должен знать и подготовиться к тому, что наше семейство пригрело гадюку у очага.
— Входите, — отрывисто произнесла я, не сводя настороженного взгляда с предателя. Энтони замер на месте, словно пустил корни в паркет.
— Энтони, почему в столь поздний час ты находишься в покоях принцессы? — Строго спросила Ребекка, заходя в комнату. За ней семенили три фрейлины. Кончики ушей загорелись. Фрейлины засвидетельствовали мой позор, и назавтра об этом будет щебетать весь дворец.
— Я хотел попрощаться с ее милостью, — Энтони запнулся, низко поклонившись. После произошедшего я видела в Энтони не проявление уважения к членам королевской семьи, а раболепство, унаследованное от Робина. Хорошо тот его порол. — И поблагодарить Хейли за дружбу, которой она меня одаривала многие годы, ваше величество.
— Ступай. Отец тебя искал.
Ребекка указала Энтони на выход плавным жестом открытой вверх ладони. Энтони спешно удалился. Ребекка недовольно хлопнула дверью и властным тоном заговорила с фрейлинами.
— Если кто-то завтра обмолвится об этом неприятном инциденте, то вы отправитесь в кхинский гарем. И не к императору, а к его шуту.
Фрейлины синхронно закивали, опустив глаза в пол. Ребекка стала такой не сразу. Ядовитые языки придворных научили ее быть отстраненной, властной, бесстрастной. Я все еще помнила, какой наивной и милой она была после рождения Филиппа. Все ее дети были погодками и родились после двух лет пребывания Ребекки в Бьюттерирайте. Ребекка стала женой короля, когда была чуть младше, чем я сейчас. Через два месяца после смерти моей родной матери. Сначала я боялась, когда Ребекка превращалась из любящей матери в железную леди. А потом стала на нее равняться.
— Соберите все вещи принцессы в сундуки: платья, драгоценности, теплую одежду.
Фрейлины не смели ослушаться приказа. Одна из них занялась гардеробной в соседней комнате, другая открывала ящики комода с украшениями, а третья крикнула в коридор, чтобы собрали посуду и другие бытовые вещи. Я не сдержалась и подбежала к Ребекке, заключив в крепкие объятия. Верх ее скромного платья намок из-за моих слез. Я перестала их контролировать. Слезы лились ручьем. Я кашляла и мычала. Грудную клетку разрывало на тысячи кусочков из-за несправедливости, обиды, ненависти.
— Почему он так жесток? — Я не знала, говорила ли я о короле или об Энтони. Возможно, об обоих сразу. — Почему он во всем слушает Робина? Этого противного старика?!
Ребекка увела меня к кровати, усадив на мягкую поверхность. Она присела рядом со мной, поглаживая по волосам. Целомудренный поцелуй в макушку растекся теплом по телу. Не было более той грязи, в которую меня окунул Энтони.
— Я пыталась его вразумить, но он совершенно никого не слушает. Словно попугай повторяет заученные фразы. — Ребекка покачивалась, словно баюкала меня. Это и правда действовало успокаивающе. — По взгляду вижу, что не хочет отец этого. Желает воспротивиться, а не в силах. Весь вечер я воздавала молитвы всевышним, дабы они сняли с него это наваждение.
Я не нашла подходящего ответа. Все слова иссякли. Я лишь позволяла Ребекке обнимать меня, слушала, как шуршали фрейлины бальными платьями, звенели драгоценными украшениями. И зачем мне наряды в гвардии? Продать их разве что, дабы появились монеты на хлеб. Зарабатывать я совершенно не умела. Да и талантов у меня не наблюдалось, чтобы свое дело открыть, как Эрик.
— Энтони причинил тебе вред?
— Нет, — ложь легко соскользнула с уст, и я на всякий случай облизала губы, чтобы слизать кровь. — Между нами возникло недопонимание.
— Какая же ты у меня смелая, крошка...
Веки тяжелели. Я изо всех сил сопротивлялась сну, потому что то был мой последний день во дворце. Последний раз Ребекка меня обнимала и шептала на ухо о том, как я ей дорога. Я сомневалась, что утром увижу Филиппа, Амелию и Элли. Им явно запретили ко мне приходить. Сердце тоскливо сжалось. Нет, я не могу спать! Но тихий лепет фрейлин, спокойные речи Ребекки, тепло ее рук расслабляли настолько, что я не заметила, как веки мои сомкнулись.
Над головой обеспокоенно каркали вороны. Их пронзительная брань доносилась со всех уголков мрачного леса. Я обнаружила себя по пояс в снегу. Я никогда не видела столько снега, потому что на юге нашего государства сезон хлада был коротким и сдержанным. Сложив ладони лодочкой, я зачерпнула снег. Сухой, совсем не влажный. От него даже не веяло холодом и пальцы не коченели. Интересно, где такой существовал?
Деревья переплетались друг с другом искривленными ветвями, образуя многослойный хоровод вокруг меня. Я стряхнула снег с ладоней и вцепилась в края синего мехового плаща, приготовившись к тому, чтобы идти дальше. Нельзя оставаться долго в лесу, особенно ночью. Неожиданно что-то горячее закапало с неба. Темные капли шипели, касаясь снега, и с легкостью погружались в сугробы, как нож в расплавленное сливочное масло. Я вскинула голову и осознала, что этой жидкостью сочились сами деревья. Неужели смола? Но здесь не так жарко, чтобы она выделялась в таком количестве.
Одна капля упала мне на лицо и покатилась по лбу. Я смазала ее указательным пальцем. Она вовсе не вязкая и не липнет к коже, как смола. Я опустила руку на уровень глаз и на подушечке пальца обнаружила алую каплю.
Кровь.
Сердце застучало об ребра, а ладони вспотели. Что-то внутри меня подсказало, что это ненормально. Стволы деревьев не могут сочиться кровью! Я вновь взялась за плащ, чтобы не мешался, и рванула с места. Бег через сугробы превратился в ходьбу. Я наклонялась всем корпусом вперед и с огромным усилием тащила тело вперед. Нужно идти дальше, ибо ощущение опасности лизало пятки. Я не смела поворачиваться назад. Казалось, это принесет погибель.
Отпустив плащ и расставив руки в разные стороны, я продолжала идти. Скоро силы совсем покинули конечности, коленки задрожали, а бедра окаменели. Но я не сдавалась. Наконец-то идти стало легче, и я вышла к живой изгороди, которая возвышалась над деревьями. В изумрудных листья расцветали багровые бутоны, и я подивилась тому, как такое возможно: цветы благоухают посреди сезона хлада. Я коснулась одного из цветков, и его приторный аромат ударил в нос. Сзади послышался волчий вой, и я, не раздумывая, стала раздвигаться ветки, что оказались покрытыми тоненькими острыми шипами. Но пасть волка намного хуже, чем это.
Шипы царапали тыльные стороны ладоней, щеки, шею. Я пробиралась через заросли с закрытыми глазами, чтобы не лишиться их. Сначала царапины горели, их щипало, но новые ранки наслаивались на старые. Вскоре боль отступила из-за мыслей о цели, что стояла передо мной: выжить любой ценой.
Я шла целую вечность, пока не споткнулась и не вывалилась на голую заснеженную поляну. Рубиновая луна заливала пространство красным светом. Вдалеке стоял огромный белый волк и старик. Волк накинулся на мужчину и начал рьяно раздирать его мощными клыками. Хриплые крики били по ушам. Я кинулась назад, отчаянно пыталась раздвинуть ветви, чтобы сбежать от зверя. Но мне пришлось оставить все надежды на то, что я вернусь живой. Из сердцевин кровавых бутонов вылезали склизкие золотые и серебряные змейки, словно они рождались из цветочной пыльцы. Я шла спиной вперед, отдаляясь от них. Змейки падали и ползли к друг другу, срастаясь багровыми жилами в одну большую серебряную змею.
Змея была огромной, превышала размеры волка, что ждал меня за спиной. Я находилась между двух огней, и не знала от чьих клыков смерть будет милосерднее. Я вновь споткнулась об корягу и свалилась назад. Змея ползла на меня. От ее тела шипел, испарялся сизой дымкой снег и оставался золотой след. Я тоже ползла, но я не отличалась змеиной скоростью и проворностью. Когда змея уже возвысилась надо мной, неожиданно на нее накинулся волк. Он без особых усилий раздавил плоскую голову когтистой лапой.
Я замерла в ожидании. Мохнатый зверь выиграл в битве за сытный ужин. Волк обернулся ко мне окровавленной мордой и медленно направился в мою сторону. Я залюбовалась его искрящейся в багровом свете шерсткой, розовыми ушками и поразительными глазами разного цвета. В одном плавилось чистое золотое, а во втором плескалась бирюза морской глади.
Я зажмурилась, когда волк приблизился ко мне. Но вместо того, чтобы вспороть мою глотку, волк облизал израненную щеку гладким языком. Зверь старательно зализывал мои раны, тихо порыкивая. Некий внутренний импульс заставил меня податься вперед и обнять его. Я уткнулась в слипшуюся из-за крови шерсть, вдыхая металлический аромат, смешанный с запахом талого снега и хвои.
Багряный рассвет отливал кровью старика из ночного кошмара.
