Жизнь после смерти

Прошло чуть меньше месяца с тех пор, как Хиёри Ики, нынче Хиоки, стала священным орудием Бога Бедствий. Минул морозный, угрюмый и депрессивный январь, сменившись снежным, но более теплым февралем. За это время девушка успела привыкнуть к своей новой «загробной» жизни, привыкнуть к своему странному и крайне неординарному хозяину и пообжиться в доме экстравагантной и непредсказуемой Богини Нищеты, разделив с Кокки домашние хлопоты. Обитатели Дальнего берега старались всячески поддерживать ее: Кофуку всегда интересовалась успехами Хийо в выполнении заданий, пыталась развеселить, если та вдруг грустила, ссылаясь на то, что не следует расстраивать «Яточку». Несмотря на внешнюю беспечность и кажущуюся беззаботность, Богиня понимала, насколько важно создать для Хиёри уютную «семейную» атмосферу, тем самым заменив реально утраченную, пускай и забытую после перерождения семью. Дайкоку, порой хоть и ворчал, что жилье у них не коммунальное и что от такого количества народа уже  продыху нет, пора бы начать взимать квартплату, все-таки тоже по-своему, косвенно, проявлял некую заботу о юном оружии, в точности как и о Юкине. Сэкки же, будучи довольно опытным и сильным орудием, стал проводить с Хиоки совместные тренировки, обучая ее созданию границ и нескольким другим заклинаниям. Мальчик очень гордился, что теперь может отплатить девушке за ее доброту и все ее муки, когда она добровольно занималась с ним уроками. Правда, прогресс Хийо в области магии происходил достаточно медленно, однако кое-что у нее уже получалось. Например, черта больше не исчезала. Ято также прилагал немало усилий, проявляя небывалый трепет по отношению к своей подопечной и честно стараясь работать настолько много, насколько мог. Ну, может, и не совсем честно, конечно... Да и не совсем много... Впрочем, неважно, сколько он работал, божок по-прежнему оставался бедным, словно церковная мышь, эксплуатируя доброжелательность Нищебожки без каких-либо зазрений совести. Однако, невзирая на упорные тренировки Хиёри, с недавних пор юноша гораздо реже брал ее с собой на задания. Главную роль в этом сыграли предупреждение Отца о неминуемой мести Норы и некоторые подозрения Ябоку насчет смерти Ики. Бог Бедствий опасался, что не сможет защитить Хийо и потеряет ее. Внезапные воспоминания синки, найденный храм и ее лихорадочный интерес к его прошлому лишь усиливали его страх, поэтому парень предпочел не рисковать. Конечно, девушка обижалась на него, злилась — он это чувствовал — даже позволяла себе некоторое рукоприкладство, но парень стоически выдерживал все ее недовольства.

— Че-е-ерт, вечно ты берешься за самую дурацкую подработку в самое неудачное время, — страдальчески простонал Сэкки, с хрустом разгибая спину. — Сегодня же праздник, Хиёри нас, поди, заждалась.

Упомянутый Бог Бедствий лишь недовольно фыркнул, отряхнув затянутые в розовые резиновые перчатки руки.

— Ну, уж извини, что нам нужны деньги. Не в моих правилах отказываться от работы.

Юкине, разбежавшись, выплеснул на пол ведро чистой воды и вооружился шваброй.

— Откуда только такая трудолюбивость, — резкий взмах предметом уборки, и Ято окатило холодными брызгами. — Иной раз тебя вообще не заботит наличие клиентуры, валяешься целыми днями дома, как бревно.

— Бревно?! Я — бревно?! Думай, что говоришь, мелочь пузатая! — Если нравоучительный тон оружия еще можно было стерпеть, то вот аллегорическое сравнение с лесоматериалом Ябоку покоробило. Посему, мелкий нахал огреб ощутимый подзатыльник мокрой тряпкой. Последовала незамедлительная контратака: белобрысый синки, хорошенько размахнувшись, хлестнул хозяина по спине все той же приснопамятной шваброй, отчего Ято нелепо поскользнулся и с возгласом нецензурной брани рухнул на влажный пол.

— Беги, Юкине, — прошипел униженный божок, барахтаясь всеми четырьмя конечностями. — Беги, пока можешь!

Хохочущий до слез и явно довольный собой юнец наблюдал за неудачными попытками брюнета подняться.

— Бей, пока можешь! — Последовал новый взрыв неудержимого хохота, и Юки набросился на Бога, осыпая того несильными пинками и тумаками.

Итак, наши вечно нищие и голодные трудоголики, изрядно упахавшиеся, бесконечно уничтожая вконец обнаглевших призраков, нашли, наконец, более-менее безопасную подработку. Ну, как нашли, объявления Ято порой все же оказывались достаточно полезными, и многие «нуждающиеся» звонили ему насчет выгула собак, чистки сортиров, услуг няни для ребенка и т.д. и т.п. В общем, трезвонили по большей части исключительно в целях помощи по хозяйству. Тот случай с бабушкой и одержимым дзасики-вараси был просто маленьким исключением из негласных правил среднестатистических работодателей. Сам божок, жутко устав от мирских забот, напоминаю — от аякаси, естественно, заныл поначалу, что работать не хочет, что и божеству, видите ли, иногда нужно брать недельный отпуск, что ради денег он, без сомнения, в лепешку бы расшибился, но не в этот раз и что никто не ценит его титанический труд. И вообще, на носу праздник в честь наступления весны, а в праздники его контора заказы не принимает. Короче, валялся на футоне, скрывшись под слоем ватного одеяла, выжатый, как лимон, и рефлексировал. Сэкки долго терпел весь этот бред, выслушивая тысячные упоминания о божественной усталости, однако потом, увы, не выдержал и хорошенько промыл хозяину мозги. Будучи смекалистым и наблюдательным, а также помня про отношение Бога Бедствий к Хиоки, парнишка начал с того, что, мол, как же так, Ябоку ведь обещал заботиться о Хиёри, обещал обеспечивать ей комфортное проживание, а теперь отказывается?! Бинго! Объект достиг цели! Расслабившийся несвоевременно юноша мигом «восстал из мертвых». Правильно! Хиёри! Он должен постараться ради Хиёри! Юки всегда знал, чем можно спекулировать.

Итог: Ято, скрепя сердце, но с самыми лучшими намерениями отправился на подработку в самый что ни на есть нерабочий день — сэцубун. На улице было солнечно, свежо, город обезумел в праздничной суматохе, повсюду толпы празднующих людей, а он вместе с Юкине, простите, на карачках ползал с половой тряпкой в руках. Как говорится, назвался груздем, полезай в кузов, перефразируя, решил не отказываться от работы, работай, негр, работай. Суть сегодняшнего заказа состояла в том, чтобы надраить до блеска одну квартирку в районе Гиндза. Хозяин квартиры, занятой и очень деловой мужчина средних лет, причину своего звонка объяснил катастрофической нехваткой времени на генеральную уборку перед сэцубуном и желанием пригласить сюда после праздника своих знакомых, посидеть, отметить. На вопрос, почему же он не вызвал домработницу, мужчина сослался на высокую цену, а пять йен и «быстро, дешево, надежно» его вполне устраивало. Собственно, сама по себе квартира была не такой уж сильно грязной, да и убирать там было особенно нечего, крохотная кухонька метр на метр, небольшая гостиная, ванная и спальня.

— Давай быстрее, — сварливо торопил Сэкки юноша, которого мальчик неслабо поколотил. Где это только видано, чтобы орудие так измывалось над своим хозяином? — Я еще хочу успеть на праздник.

Синки, старательно, до блеска отмывающий ламинированный пол, раздраженно хмыкнул в ответ — он тоже хотел поскорее освободиться, чтобы вместе с Хиоки, Кофуку и Дайкоку мотаться по синтоистским храмам и изгонять демонов óни. А тут еще божок под руку болтает.

— А почему ты не взял с собой Хиёри? — задал неожиданный вопрос Юкине, закончив натирать полы и перейдя к чистке мебели. Вопрос оформился совершенно случайно, исключительно исходя из любопытства. Нет, парнишка был не против, чтобы девушка, которая дни напролет выкладывалась на полную катушку, отдохнула, но и на предыдущую подработку Ято не взял ее. Мальчику это казалось как минимум неправильно: она вкалывает, как проклятая, улучшая свои навыки, а Ябоку эти навыки никак не использует.

— И зачем бы я стал ее брать? — брюнет одарил Юки хмурым взглядом и приступил к мытью окон. Их мимолетный разговор коснулся неприятной для него темы. — Ковыряться в грязи?

— Но меня же взял... — тут же ляпнул блондин и тут же об этом пожалел. Бог Бедствий замер с тряпкой в руках, с  удивленным лицом повернувшись к орудию. Сэкки закусил губу и, слегка покраснев, потупился.

— Ты что, ревнуешь? — ехидно поинтересовался парень, насмешливо протянув последнее слово. Реплика синки даже несколько развеселила его. Ято не почувствовал реальной ревности со стороны оружия, просто не мог понять, на что тот обижается: на то, что с ними нет Хиёри или на то, что они должны трудиться, когда все развлекаются.

Юки покраснел пуще прежнего. Вот кто, скажите, кто тянул его за язык?

— С чего ты взял? Я лишь не хочу, чтобы Хиёри думала, что не нужна тебе, и все!

Веселое настроение божка мгновенно испарилось. Опять двадцать пять — сначала Хийо, теперь Сэкки. Неужели они на самом деле считают, будто она не нужна ему? Неужели то, что он беспокоиться за нее, это проявление невнимания к ней, как к синки? Конечно, Ябоку мог бы рассказать им про встречу с Коуто Фудзисаки, про их беседу, про Бездомную, но не хотел и не собирался, потому что эта информация внесла бы разлад в эмоциональное состояние обоих синки. Хиоки бы вновь стала расспрашивать его о прошлом, о том, кто такой Фудзисаки и какое он имеет к ней отношение, а Юкине начал бы переживать за девушку, трепля нервы и себе, и брюнету.

— Знаешь, Юкине, — Бог Бедствий, не глядя больше на Юки, отвернулся к окну, прекратив смущать паренька, — вы оба нужны мне. И ты, и Хиоки.

Спустя несколько часов ребята закончили уборку. Взмыленные, усталые, но безгранично счастливые, что отделались-таки от этой подработки. Перед уходом божок оставил записку, мол, они все помыли и почистили, и чуть ли не вприпрыжку отправился к храму Тэндзина, где условился встретиться с компанией Нищебожки. Мальчик, еле поспевая за взбудораженным хозяином, засеменил следом. Поразительно: еще утром Ябоку невозможно было поднять с кровати, а теперь он несется быстрее ветра. Лень-матушка, наверное, родилась впереди него.

— Яблоки в карамели! Яблоки в карамели! — Орал парень, разбрызгивая по ветру слюни. — Хиёри купит мне десять штук!

— Придурок, это ты должен купить ей что-нибудь вкусное! — В свою очередь кричал Сэкки.

— Ай, Юкине, замолкни! Дай помечтать хоть немного!

****

Хиёри печально оглядела бескрайнее людское море внутри и за пределами храма Сугавары Митидзане и вздохнула: что сказать, они не успели. Долго провозившись со сборами, со спорами между Кофуку и Дайкоку, стоит ли Богине Нищеты, известной неудачнице и ходячей катастрофе, идти на праздник, потом еще повздорив с не желающим уходить на задание Богом Бедствий, они, разумеется, пришли в самый разгар фестиваля Хана-мацури, когда проходил обряд мамэмаки, то есть разбрасывание бобов. На территорию храма уже не пускали, и несколько десятков полицейских, дежуривших возле ворот святилища, вежливо просили опоздавших прийти позже, когда будет повторение церемонии. Однако ждать, стоя в неимоверной давке, никто не хотел, поэтому находчивая розоволосая Богиня, несмотря на обещание дождаться «Яточку и Юкки», предложила пока пройтись вдоль улицы, к которой примыкал храм. Девушка согласно закивала головой, и Нищебожка, подхватив Кокки под локоть, направилась прочь от гудящей толпы народу.

По обеим сторонам длинной, украшенной к сэцубуну улочки располагались открытые павильоны, в каждом из которых продавалось что-нибудь интересненькое или вкусненькое. Остановившись рядом с первым таким павильоном, где молодой привлекательный монах продавал кукол-дарума, компания божества и синки, переговариваясь между собой, с любопытством разглядывала ярких, круглых, словно шарики, красивых неваляшек. Кофуку, с сияющими глазами, не удержавшись, тут же облапала весь предлагаемый ассортимент, по очереди восторгаясь той или иной игрушкой, не забывая при этом исподтишка засматриваться на приветливо улыбающегося продавца-монаха. Хиоки, не обладая столь игривым и романтичным характером, как у Нищебожки, полюбовавшись на куколок, выбрала себе одну, красного цвета, сделанную из дерева, благо у девушки была с собой скромная сумма денег, честно скопленных за время последних подработок. По крайней мере, Ято тогда еще брал ее на работу. Почему же он перестал это делать и почему вечно отмалчивался в ответ на прямые вопросы, для девушки оставалось тайной, покрытой мраком.

— Давай купим одну дарума, Дайкоку-у-у! — Законючила Богиня, дергая мужчину за рукав, будто маленькая девочка, выпрашивающая у папы подарок. — Ты только посмотри, какие они милые! Купим несколько, на счастье! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!

Синки лишь пожал плечами. Ей-богу, дискутировать с неумолкающей, не поддающейся ни на какие уговоры и разумные доводы хозяйкой себе дороже. Она — воплощение несчастья, безденежья, зачем, спрашивается, ей счастливый талисман?

— Успокойся, куплю я тебе эту куклу, — пробормотал сотрясаемый маленьким розоволосым ураганом Кокки, шаря рукой по карманам джинсов в поисках бумажника. Дайкоку было искренне жаль и продавца, и магазинчик в целом, потому что едва они уйдут, у бедолаги никто ничего больше не купит. Таковы последствия соприкосновения с силой нищего божества.

В следующем павильоне продавались сладости. Разноцветные симпатичные вагаси и дайфуку — небольшие рисовые лепешки с начинкой украшали прилавок и источали сногсшибательный аромат фруктов и анко, отчего у Кофуку, распустившей слюни до колен, просто сорвало крышу. Всем известно, Богиня была жуткой сладкоежкой, практически круглосуточно потребляющей мандарины, конфеты и прочую фруктово-сахарно-шоколадную снедь, и несчастному орудию с превеликим трудом удалось оттащить «сожравшую» взглядом полмагазина девушку, клятвенно заверяя, что обязательно накупит ей вкусностей на обратном пути.

— Но ведь потом все магазины закроются! — О, эта алчность, этот неутолимый голод в плаксивом голосе! Это страстное желание прикоснуться к прекрасному! Эта отчаянная мольба о сладком обжорстве! Дайкоку, давно просекший фишку Богини насчет нытья и уговоров, был неумолим.

Наблюдать забавную картину неравной борьбы между обезумевшей от одного только вида и запаха манящих вагаси и дайфуку бестией и абсолютно равнодушным к еде подобного рода оружием было очень весело, и шатенка тихо посмеивалась в сторонке, ожидая, когда же утихнет «буря». Сюда бы божка, подумала Хиёри, уж он-то точно потратил бы все средства на удовлетворение своей прожорливости. С грехом пополам Кокки, наконец, увел Нищебожку к третьей лавке.

Здесь предлагалось множество стилизованных фигурок-нэцкэ с изображениями различных Богов буддийского и синтоистского пантеонов. Сидящий на подушечке Будда Шакьямуни, пузатый позолоченный Хотэй, обнаженная Бэнтэн с лютней в руках, старик Дзюродзин, опирающийся на посох, и так далее. Были даже нэцкэ с Тэндзином и еще одним божеством, держащим копье и облаченным в самурайский доспех, которого Хиёри не знала, но которым, как ни странно, весьма заинтересовалась.

— Кофуку, а это кто? — девушка указала на неизвестное ей божество с грозным выражением лица.

— А-а, это Бисамоша, — Нищебожка взяла фигурку, повертев ее в руках.

— Бисамоша? — синки явно не поняла значение уменьшительно-ласкательного имени. — Это какой-то индуистский Бог?

— Она имеет в виду Бисамонтен — пояснил Дайкоку, — одну из Семи Богов Удачи и сильнейшее боевое божество.

Разве Бисамонтен — женщина? Хиоки в недоумении поглядела на нэцкэ: изображенный божественный образ и так производил внушающее впечатление, а вот женщину-воина она, пожалуй, никак не могла представить. Впрочем, она не была особенно сильна в японской мифологии, поэтому предпочла не заморачиваться и просто запомнить то, что ей рассказали об этом Боге. Жаль, правда, среди всех этих изображений Будд и Бодхисаттв не было Бога Бедствий. Ято нередко растекался мыслию по древу, мечтательно рассуждая о скорой славе, миллионах верующих и большом шикарном храме, хотя в действительности не имел ни первого, ни второго, разве что тот миниатюрный храм, который нашла Хийо. Каким волшебством был наделен храмик, что божка приняли в Раю? Сколько бы она не спрашивала, брюнет всегда находил глупые отговорки, мол, «не сейчас», «потом» и «да я и не помню». Идиот. Нет, ну откуда у него последователи возьмутся? Хийо неожиданно представила олицетворение Ято в фигурке — маленький злобный божок в сапогах и с двумя мечами. Боже, ужас, летящий на крыльях ночи!

— Может быть, пора поторопиться? — предложил Кокки, поворачивая назад, в сторону святилища Митидзане. — А то опять не сможем попасть на церемонию.

На этот раз вход в храм был открыт. Смертельная лавина залипших в очереди верующих, туристов и обычных зевак, пришедших на сэцубун, хлынула сквозь тории, до краев заполнив обширную территорию. Троица вовремя юркнула в людской поток, буквально по инерции втолкнувший компанию в ворота, и Хиёри, не бывавшая прежде на подобных традиционных празднествах, вытянув шею, чтобы хоть чуть-чуть возвыситься над плотной массой чужих голов, затаив дыхание, следила за происходящим. По периметру храма, неуклюже лавируя между посетителей, сновали бодренькие старички с фотоаппаратами, постоянно щелкая затворами камер и ослепляя всех беспрестанно вспыхивающими огнями вспышек. С крыльца храма пожилые мужчины, одетые в храмовые кимоно, разбрасывали в толпу мешочки с бобами, мандаринами и сладостями. В воздухе мгновенно замелькали множество рук, пытающихся поймать драгоценный мешочек счастья и благополучия. Шатенка тоже задрала руки, прыгая на месте и пыхтя от усердия, однако, к сожалению, то ли роста ей не хватило, то ли старания, девушка не смогла получить желанный подарок. Кофуку, вон, повезло гораздо больше: Нищебожка просто-напросто залезла к своему орудию на плечи и горстями загребала волшебные мешочки, смеясь и колыхаясь, словно розовая ветка сакуры, над остальными. Хиоки, в расстроенных чувствах, прекратила бесполезные попытки, понимая, что ни бобов, ни мандаринов, ни сладостей, наверное, не осталось. Внезапно, кто-то настойчиво похлопал ее по плечу.
Синки, вздрогнув, резко обернулась. Позади нее, улыбаясь во все тридцать два божественных зуба, стоял Бог Бедствий. Рядом, мелкий, зашуганный и задавленный чужими локтями, вертелся Сэкки.

— Вот, держи.

Парень протянул ей крохотный мешочек с привязанным к нему желтеньким оберегом омамори, расшитым иероглифами Сугавары Митидзане. В другой руке брюнет держал свой оберег, а у Юкине из кармана пуховика торчал омамори зеленого цвета. Скорее всего, тоже Ято словил, поскольку не отличавшийся высоким ростом мальчик вряд ли добыл бы себе эту вещицу. Хиёри скомканно поблагодарила божка, довольно некстати вспомнив, что они обещали не ходить на церемонию без него.

— Яточка! — Всевидящее око Богини Нищеты заметило появление новых персонажей, то бишь в ее полку прибыло. — Ты уже надраил сортир?

Громко, весело, задорно, вопрос эхом прокатился по территории, затихнув среди множества других голосов. Как обычно, Кофуку редко задумывалась, что говорит и как оно звучит. Шатенка закашлялась, безуспешно скрывая накативший смех, Сэкки подавился нервным смешком, Дайкоку, нагруженный весом хозяйки, покачал головой, мол, «что поделаешь, моя божка малость тупая». Один Ябоку, покраснев до корней волос, принялся крикливо восстанавливать опороченную честь:

— Какого черта надо было орать об этом на всю улицу?! Хоть бы постыдилась, нищая грубиянка!

— Эй, ты мою божку не трожь! — несмотря на плотный сгусток людей, Кокки угрожающе двинулся в сторону возмущенного юноши.

— Так, — опомнилась Хийо, — пора выбираться отсюда!

Обряд был завершен, мамэмаки разброшены, демоны изгнаны. Зрители потихоньку стали расходиться. Наша компания также покинула площадку перед храмом. По сути, самая интересная часть праздника была закончена. Никто особо не горел желанием идти домой, потому что во-первых, еще слишком рано, гуляй, сколько душе угодно, во-вторых, неуемная энергичность Эбису Кофуку требовала продолжения, хлеба и зрелищ. Да и обделенный всякими вкусностями, куклами и прочим Бог Бедствий — незабвенный обжора и поклонник амулетов — взбунтовался, что непременно должен что-нибудь съесть, выпить и снова съесть. Выпить-закусить, закусить-выпить... Так как Юки и Хиоки формально считались еще несовершеннолетними, идея бухать втроем показалась как-то не очень веселой, посему Нищебожка предложила свой вариант развития событий:

— А давайте заглянем к Бисамоше?

Сказать, что всех, кроме самой Богини и недоумевающей Хиёри, прихватил сердечный приступ, значит, не сказать ничего. Божок аж позеленел от отвращения.

— Исключено! Я не сунусь в логово к этой нимфоманке, мне еще жить охота.

— Э-это уж слишком, — мнение Кокки было солидарно с ультиматумом недавнего противника.

— Если она его грохнет, я не буду его хоронить, — белобрысый синки кивнул в сторону «зеленого» хозяина.

— Да все будет хорошо, — уверенно заявила неумолимая Богиня. — Вспомните прошлый раз, было же весело!

Вспоминать былой дебош, устроенный двумя взбесившимися пьяными Богами во время цветения сакуры, и последствия их пьяной драки было крайне плохой мыслью. Ну, Кофуку-то, конечно, даже и не вспомнила, как выворачивалась наизнанку в туалете, а вот брюнета малость перекосило. Лишь шатенка искренне не понимала, о чем в принципе идет речь. Неужто ее друзья и вправду отмечали что-то вместе с грозной, судя по нэцкэ, Бисамонтен? Почему Ято и Юкине против? И с чего Нищебожка вообще решила, что Богиня Войны — хорошая собутыльница? Все свои вопросы девушка озвучила Ябоку, но тот, пребывая в скверном расположении духа, вновь отмахнулся от нее, ограничившись парочкой нелестных эпитетов по поводу Бисамон. Хиоки его недомолвки уже начали бесить не хуже его безалаберности, и синки, понимая, что не дождется никаких внятных объяснений, засобиралась домой. Черт с ними, с этим упертым божком, который даже работать ей не дает, проще провести остаток дня в тишине и спокойствии, наслаждаясь горячим чаем и полным уединением.

— Я, пожалуй, пойду, — засобиралась оружие, поправляя шерстяной шарф и убрав омамори в сумочку, — удачной вам пьянки.

— Нет-нет, Хиёрин, — улыбнулась розоволосая, схватив девушку за руку, — ты пойдешь с нами.

— Думаю, я буду только мешать, — взгляд аметистовых глаз искоса прошелся по бесстрастному лицу юноши, — до свидания!

****

День Виины начался вовсе не с праздничной суматохи, как, возможно, у других Богов в городе. Участившиеся призрачные бури, нескончаемые аякаси, которых уничтожай не уничтожай, меньше не становится, дел и забот хоть отбавляй. С самого раннего утра главная воительница божественного пантеона была на ногах: вначале патрулирование окрестностей мегаполиса, в поисках еще не убитых тварей, затем длительное совещание с орудиями, представлявшими отчет о проделанной зачистке, и тщательный анализ оставшихся непроверенными районов. Сплошная ежедневная рутина. Естественно, Богиня не могла позволить себе какое бы то ни было недовольство, ибо выполнение обязанностей превыше всего, да и Кадзума изо всех сил старался помочь ей, однако накопившаяся за долгое время труда усталость мешала сосредоточиться на основных проблемах. А веселый галдеж празднующего начало весны офисного планктона под стенами ее святилища лишь подливал масла в огонь. Потому, поддавшись настойчивым уговорам своего синки, с тяжелым сердцем, Вайшравана согласилась-таки сделать небольшую паузу и пойти прогуляться в сопровождении верного Чоуки, дабы поднять свое настроение. Каково же было удивление многоуважаемой Богини, когда та увидела разношерстную группу хорошо знакомых жителей Дальнего берега, столпившихся около ворот ее храма! Вернее, удивление было до того, как она разглядела среди них обиженно скрюченную морду Ябоку, после этого настроение девушки резко скатилось под ноль. Что здесь забыл грязный мерзкий божок в трениках?! Опять пришел трепать ей нервы?! Кадзума, в свою очередь, неловко поправил оправу очков — вот только очередных скандалов с Ято им не хватало.

— Бисамоша-а-а-а! Казушка!

Кофуку за секунду преодолела весь путь от ворот до Виины, бросившись той на шею и заключая несколько оторопевшую от неожиданности блондинку в медвежьи объятия. Кажется, наблюдавшие эту картину синхронно поперхнулись воздухом. Дайкоку побледнел, Юкине побледнел, у «Казушки» конвульсивно дернулся правый глаз. Они и забыли, что чары любвеобильной розоволосой катастрофы распространяются на всех без исключения, вне зависимости от уровня опасности избранной персоны. Одному брюнету было глубоко до фени на нежные приветствия. Вообще, если бы не угроза Кокки, что синки вышвырнет его из дому, откажись он идти с ними к Бисамон, его бы тут подавно не было. Пока первая «страшная» Богиня мусолила и душила вторую, Хиёри внимательно изучала взглядом внешность Бисамонтен, мысленно сравнивая красивую молодую женщину с фигуркой уродливого бородатого воина-самурая. Мда, что не Бог, то вечные сюрпризы. Интересно, она ведь тоже знакомая ее хозяина, о которой он не рассказывал?

— Ято, Ики-са...

— Кхм-кхм, Кадзума-сан, можно вас на минутку? — Сэкки даром, что времени зря не терял, быстренько подхватил наставника под руку и отвел того в сторонку. Абсурд, однако мальчику предстояло многое объяснить Чоуки прежде, чем он начнет общаться с Хийо, уложившись буквально в несколько минут.

- Так чем я обязана вашему визиту, уважаемая Кофуку? — «уважаемая», наконец, отлепилась от растерзанной Богини Войны, предоставив девушке возможность свободно дышать. Чересчур официальный для такого неофициального визита тон нисколько не смутил веселую нарушительницу ее личного пространства, напротив, Кофуку развеселилась еще больше.

— Мы приглашаем тебя отпраздновать сэцубун! — Торжественно объявила она, радостно хлопнув в ладоши. — Ты ведь не против?

Против, еще как против. Ну за что Небеса ниспослали Виине подобное проклятие? Ей и так проблем хватает, куда уж тут ходячая нищета вписывается? Более того, праздновать вместе с моральным и социальным отбросом общества в виде Бога Бедствий она не собиралась.

— Прошу прощения, — сдержанно проговорила Бисамон, осторожно подбирая слова для дальнейшего отступления, — но я вынуждена отказаться.

— Да ла-а-адно тебе! Вон, видишь, Яточка ведет себя тихо, руки распускать не будет! — Далее последовало ободряющее похлопывание по плечу. — Все будет хо-ро-шо!

Почему-то, неожиданно подумала Хиоки, все будет совсем не хорошо. Судя по холодному выражению лица Бисамонтен, блондинка явно не горела желанием разделить с Нищебожкой праздничное настроение. И судя по дрогнувшей нижней губе воительницы, упертость ее коллеги по божественному цеху начинала помаленьку раздражать. Честно, Хиёри абсолютно не хотела куда-либо идти. Она чувствовала, что является лишней среди сборища Богов да орудий, гораздо более опытных, чем она, и тех, кому хозяева доверяют. Девушка глянула на стоящего рядом божка: руки в боки, губы поджал, брови нахмурил. Что, невесело? Вот и ей не весело. Если бы не Кофуку, ее бы здесь и не было.

— Послушай, Ято, — орудие подергала парня за рукав, чтобы привлечь его внимание, — госпожа Бисамонтен, это твой друг, да?

Реплика шатенки повергла юношу в неописуемый шок; голубые глаза аж на лоб вылезли. Друг?! Кто, Нимфоманка?!

— Смеешься? — Брюнет неприязненно зыркнул на двух спорящих Богинь. — Она мне не друг. Не друг, улавливаешь?

Однако синки не уловила. С какой бы стати они перлись бы к врагу?

— Я не понимаю, разве вы не союзники? Иначе зачем Кофуку привела нас сюда? Объясни же мне хоть что-нибудь, Ято!

Ябоку прошибло. Злость Хиёри передалась и ему. Но что он мог ей сказать? Что давным-давно, когда по земле еще ходили динозавры, он помог Вайшраване избавиться от оскверненных орудий, перерезав весь клан Кадзумы? Что из-за нежелания смириться с прошлым Виина питает к нему глубокую ненависть, считая его убийцей? Та Хиёри, которую он помнил при жизни, знала эту историю. Знала, однако все равно не бросила его. А если нынешняя Хиоки захочет уйти, попросит освободить ее, как и Томоне? Ябоку понимал, что поступает неправильно, обманывая девушку, но и рассказать ничего не мог. Не хотел. Нет той Хиёри, нет того Ято, что были раньше.

— Скажем так, — божок опустил голову, чтобы не смотреть Хийо в глаза, — я однажды воевал на ее стороне. Но потом наш союз распался, и с тех пор она... ненавидит меня.

— Ненавидит?!

— Яточка, Хиёрин, Юкки, Казушка, достаточно болтовни! — Голос Нищебожки разом прервал все разговоры. — Идем отмечать!

Парадоксально, они реально отправились отмечать! По людным улицам величественно шествовала процессия под предводительством генерала с кудряшками в розовом пальто, позади медленно ступал светловолосый сексуальный воин, следом за ним топало оружие. Впрочем, вместе с оружием плелся еще один безусый юнец, тоже воин, но сегодня какой-то несексуальный и не воинственный... Что-то мы отошли от главной темы... Поскольку компания в основном была богатая, местом проведения увеселительно-бухательного мероприятия был выбран вполне хороший и дорогой суши-ресторан. Нет, можно, конечно, было посидеть и под лысой сакурой, как в прошлом, однако учитывая зимний сезон и отсутствие захватывающего дух пейзажа цветущей вишни решение о ресторане было принято единогласно, по умолчанию. Бедный владелец фешенебельного заведения, он еще и не предполагал, какие убытки понесет его детище, избранное тремя сильнейшими Богами без тормозов.

Приятно зазвенел серебряный колокольчик над дверью, возвещая о новых посетителях. Вошедших окутал умиротворяющий полумрак, рассеиваемый лишь бумажными китайскими фонариками, развешанными по стенам и создающими в симбиозе с обстановкой красивый восточный интерьер. Свободных мест было немного, и нашей компании посчастливилось занять едва ли не последний столик возле окна, завешанного шторами, дабы не пропускать в помещение дневной свет. Тут же суетливо подвернулся любезный официант, предоставивший всем меню. Думаю, не следует описывать содержание, ибо основным заказом был алкоголь, да покрепче и побольше, «детям» же достался сок. Пока заказ выполнялся, за столиком царила гнетущая тишина. Виина, которую, кстати, как назло, усадили рядом с брыкающимся, выражающим максимальный протест Богом Бедствий, задумчиво рассматривала фонарики, Кадзума, вкратце просвещенный своим учеником относительно Ики, пораженно сверлил взглядом последнюю, отчего девушка стала, было, волноваться, уж не случилось с ней чего. Шатен, мягко говоря, был подавлен, плохо веря в услышанное, поэтому был не в состоянии соблюдать простейшие правила приличия и не смущать девицу. Наверное, теперь юноша как нельзя лучше понимал Ябоку: Хиёри была дорога брюнету ровно настолько же, насколько сам Чоуки дорожил Бисамон. К сожалению, Кадзума отлично помнил, как винил себя в том, что она заразилась скверной, как умолял спасти ее любой ценой, пускай платой за спасение была бы его собственная жизнь, как благодарил Ято, навеки оставшись его должником. Синки был более чем уверен — божок также казнит себя за все случившееся.

— И чего молчим? — расстроенно протянула Нищебожка, оглядев собутыльников поневоле. Хмурые физиономии хуже прокисших щей.

— Уверен, что тебе хватит денег расплатиться за ресторан? — буркнула блондинка, не глядя на нежелательного соседа.

— Нарываешься, многодетная мамашка?! – взвился парень, потеряв последние крупицы самообладания.

— Умолкни, засранец! — Бисамонтен тоже недолго продержалась. — Иначе я заставлю тебя замолчать!

— Успокойтесь, — Дайкоку попытался разрядить накалявшуюся атмосферу, — в-вы же еще даже не выпили...

Поздно. Бутылки с сакэ были выставлены на стол, нервы лопнули, уговоры не действовали. Стартовало типичное соревнование «кто больше выпьет»: Ято, зубами вытащив пробку из первой бутылки, жадно приник к горлышку; было видно, как одновременно с глотками поднимается и опускается его кадык. Вайшравана, не церемонясь, в два счета ополовинила другую бутыль; она не смела проиграть божку в выпивке. Между тем, как заканчивалось сакэ, звучало злобное переругивание, гремели изощренные оскорбления в адрес друг друга.

— Ты меня бесишь! Клянусь, еще хоть слово, и я убью тебя!

— Ой, ой, смотри, не развались, старушка! Грудь побереги!

— УМРИ!

Хиёри ощущала себя находящейся в дурдоме. Творящийся бедлам невозможно было описать словами — в мгновение ока Виина из красивой величественной Богини Войны превратилась в разъяренную фурию, а Ябоку... Ну, в принципе, его состояние казалось еще вполне ожидаемым результатом чрезмерного употребления алкогольных напитков. Оглушительно хохотала Кофуку, снимая на камеру эпическую сцену пьяного дебоша, Кокки и Юки затихли, вжавшись в сидения. После четвертой разбитой об чью-то голову бутылки Хийо не выдержала и, выскочив из-за столика, вышла из ресторана. Сумасшедшие. Они все сумасшедшие. Между прочим, крики двух Богов были слышны даже на улице. Позорище! Пожалуй, ей прежде никогда не было так стыдно за своего придурочного хозяина. Устроил невесть что, лучше бы до сих пор сидел на работе и драил туалеты! Шатенка печально вздохнула и достала из сумочки подаренный омамори — не человек, а комок противоречий. Вначале проявляет своеобразную заботу о ней, после - тотально игнорирует ее вопросы о его прошлом. Ведь это важно! Как она может доверять ему, если не знает даже, откуда у него храм и кто та загадочная «подруга», сделавшая этот сувенир!

— Эм-м, Хиоки-сан, не против, если я постою здесь с вами?

Оглянувшись, шатенка заметила орудие Бисамонтен. Юноша приветливо улыбнулся, сверкнули освещенные солнцем стекла его очков. Единственный вменяемый персонаж из всей шайки-лейки. Хиёри улыбнулась в ответ:

— Конечно, я вовсе не против.

Так они и простояли некоторое время, отвлеченно наблюдая за снующими по улице мимо здания ресторана прохожими, каждый в своих мыслях. Затем Кадзума, после долгих раздумий, решился задать волнующий его вопрос:

— И... Как вам... тебе... Как тебе Ято? В смысле, я понимаю, он не самый лучший хозяин...

Хиоки перебила его:

— Расскажите мне о Ято, пожалуйста. Кажется, он не доверяет мне и поэтому ничего не говорит. Вы ведь многое знаете о нем, не так ли?

Серьезный тон собеседницы несколько озадачил парня. А может ли он рассказать ей что-то? Не удивительно, что Ики потеряла память, став синки,однако таковы законы загробного мира. Душа после перерождения очищается от любых воспоминаний, и Ябоку это известно. Будучи неуверенным насчет просьбы Хиоки, Кадзума тянул с ответом. Несложно догадаться, девушку в первую очередь интересуют взаимоотношения Бога Бедствий с Вииной, причина их пьяной перепалки и оскорблений, но если он сейчас поведает ей длинную историю о том, кем был Ято, каким Богом он был в действительности, лучше от этого не станет. Наоборот, она испугается, возненавидит хозяина или хуже - бросит его. Со стороны Чоуки это было бы не просто предательством, он бы самостоятельно разрушил ту хлипенькую надежду, которую лелеял Бог. Надежду на то, что единственная связывающая Ято с Ближним берегом девочка останется с ним, никогда не узнав о своей смерти и о косвенной причастности божка к печальным событиям. Синки тяжело вздохнул:

– Видишь ли, Хиоки-сан, дело не в недоверии. Уверен, Ято доверяет тебе, как никому другому, просто не всегда, м-м-м... не всегда может правильно выражать свои чувства... Согласен, психолог из него не ахти, но и ты пойми: твое личное недоверие к нему способно навлечь на хозяина скверну. Юкине тоже однажды... — Шатен поправился. — То есть постарайся не думать о плохом, чтобы не причинить ему вред.

Взгляд темно-зеленых, добрых глаз юноши немного утихомирил закравшуюся в сердце девушки тоску. Да, он прав, она не должна вести себя, как эгоистка, постоянно зацикливаясь на мыслях только о своих переживаниях, но как-то непохоже, чтобы божок особо заморачивался, пытаясь «выразить чувства». Работы нет, денег нет, взаимопонимания никакого. Он существовал отдельно, она — отдельно. Разве Боги и орудия, это не одно целое? Разве они не разделяют одинаковую эмоциональную связь? Разве это архисложно — понять ее настроение?
Выбежавший из дверей Юкине отвлек Хиёри от самоанализа.

— Там!.. — Задыхался парнишка. — Там Бисамон и этот... придурок!.. Все разгромили!

Переглянувшись, Чоуки и Хиоки со всех ног бросились обратно в помещение, разнимать напившихся до чертиков божеств. Перед вытянувшимися лицами остолбеневших орудий предстала картина мини-апокалипсиса: перевернутый стол, разбитые пустые бутылки, перепуганные посетители, срывающий голос администратор, колобком катающийся вокруг разрухи, угорающая, донельзя довольная развернувшимся мордобоем Кофуку и офигевший Дайкоку. Виновники сего разврата, растрепанные, красные, избитые (хотя избитым был, по большей части, лишь Ябоку), самозабвенно душили друг друга, барахтаясь на полу в обломках былой роскоши.

— Ято!

— Виина!

— Ха-ха-ха, Яточка, Бисамоша! Вы невероятны! Ха-ха-ха, м-меня вот-вот стошнит от смеха! Я... не могу... не могу смеяться!

Яснее ясного, разнимать врагов не торопились. Кто ж полезет, рискуя жизнью, под горячую руку? Правильно, никто. Поэтому оставалось только ждать, когда их выпроводят вон из полуразрушенного заведения. Ждали недолго: вызвав полицию, администратор предъявил двум Богам приличный счет за понесенные убытки плюс алкоголь, и Кадзума, многократно извиняясь перед всеми и каждым, предварительно связавшись с Курахой, пригнавшим под окна ресторана машину, поспешно откланялся, натянуто поблагодарив Нищебожку за приглашение. Находясь уже непосредственно в автомобиле, Вайшравана, будучи не в состоянии успокоиться, продолжала поливать брюнета грязью, грозясь «оторвать ему все половые принадлежности» в следующий раз. Сам юноша еще держался молодцом, по крайней мере, мог хотя бы устоять на ногах. Ключевая фраза «мог», так как едва машина Бисамонтен скрылась из виду, побитый парень получил хороших оплеух от негодующих орудий. Затрещина от Хийо, пинок от Сэкки и удар в челюсть от Кокки. И утешительный поцелуй в распухшую лиловую щеку от Кофуку.

Домой возвращались пешком. Последние остатки денег пришлось отдать в качестве штрафа. Вечерело, улицы постепенно пустели, погодка заметно испортилась. Собственно, как и сегодняшний праздник. Шумная компания разделилась теперь на два лагеря: впереди шли, взахлеб обсуждая ресторанный инцидент, Богиня Нищеты и синки, позади, волоча на своем плече разомлевшую тушку Ябоку, тащилась Хиёри. Почему волочила? Потому что Юки наотрез отказался нести пьяное вдрызг божественное «ничтожество», чем сама девушка была ужасно недовольна.

— Позор! Ты хоть задумался над тем, что устроил?! — отчитывала божка синки. — Обычный праздник в честь весны превратил в отвратительную драку!

— Хиёри... — простонал юноша, чувствуя, как его кишки завязываются в узел. — Я умираю...

Шатенка презрительно фыркнула:

— Надо было меньше пить! Посмотри, на кого ты похож: грязный, ободранный бомж в вонючем спортивном костюме! Как ты вообще Богом-то называешься?!

Бог Бедствий не соврал, когда признался, что умирает — его жутко мутило. Перегруженное высоким «градусом» и негативными эмоциями разозленной Хиоки сознание отзывалось нестерпимой болью; брюнету казалось, будто его мозг, не выдержав, взорвется сию секунду. Где-то глубоко внутри ему было искренне стыдно, что Хиёри видела его таким, однако исправить он уже все равно ничего не мог. А боль копилась. Наверное, он даже слегка протрезвел.

— Мне больно, — тихо произнес юноша, освобождая шатенку от груза своего веса. Остаток пути он как-нибудь дойдет самостоятельно.

— Что? — оружие не расслышала его бормотание.

— Мне больно.

Девица прикусила язык. Точно, ему ведь и правда больно... А она полдороги распиналась, какой он мерзкий и убогий хозяин, совершенно не заботясь о последствиях ее гневной тирады. Сколько раз она ужалила его за этот день? Сколько раз обидела? «Он доверяет тебе, как никому другому» — сколько раз она, в таком случае, предала его доверие?

— Извини, — Хийо потупила взгляд, — тебе, наверное, очень больно, да? Если хочешь, я... помогу тебе дойти.

Теплая девичья ладонь осторожно коснулась холодных пальцев божка, мягко сжав его руку. Брюнет, не ожидавший после суровой взбучки проявлений какой бы то ни было ласки, вздрогнул, непонимающе уставившись на синки. Боль немного утихла, вместо нее пустилось вскачь неугомонное сердце. Было еще какое-то приятное чувство, заглушающее осадок от незавершенного разговора, от их ссоры, приятное настолько, что Ято вновь захотелось крепко-крепко обнять Хиоки, сделать или сказать что-нибудь, чтобы она не волновалась, однако момент для этого, увы, был далеко неподходящий.

— Спасибо, Хиёри, — на щеках девушки то ли от низкой температуры вечернего воздуха, то ли от смущения проступил румянец.

— За что это? — проворчала Хийо, старательно избегая взгляда пронзительных голубых глаз молодого Бога.

— За то, что понесешь меня домой! Можно мне на ручки?

— Ч-чего?! Сейчас сам пойдешь на своих «ручках», эксплуататор!