21.
Год пролетел незаметно. И вот уже приближался Новый год. За это время Олег несколько раз приезжал к детям – ненадолго, но всегда с подарками, вниманием и заботой. Он видел, как они растут, как Данте становится всё более рассудительным, а Донателла – ещё более упрямой и озорной. Они наперебой рассказывали ему о своих маленьких приключениях, путались в словах, смеялись, требовали его внимания, и он отдавал им всё, что мог за эти короткие визиты.
Но с Мадонной всё было иначе. Они держались на расстоянии, соблюдали вежливую холодность, обменивались лишь необходимыми словами. Она больше не спрашивала, как у него дела, а он не предлагал остаться дольше. Всё, что связывало их теперь – это дети.
Накануне Нового года Олег снова прилетел в Италию. Он вошёл в дом, привычно осмотрелся – и застыл.
Мадонна стояла у окна, поправляя ёлочные игрушки. Но это была уже не та женщина, которую он привык видеть. Её длинные, густые волосы, которые всегда свисали мягкими волнами по спине, исчезли. Теперь она носила аккуратное каре, и это преображение почему-то сбило его с толку.
— Ты… постриглась, — произнёс он, не скрывая удивления.
Мадонна обернулась, бросила на него быстрый взгляд, а затем пожала плечами.
— Да. Захотелось перемен.
Она сказала это спокойно, но он заметил, как её пальцы на мгновение сжались на стеклянном шаре, прежде чем она осторожно повесила его обратно на ёлку.
Олег подошёл ближе, пытаясь привыкнуть к её новому образу. Он привык к её длинным волосам, к тому, как они спадали на её лицо, когда она злилась, как она небрежно убирала их за ухо, когда сосредотачивалась. Теперь же перед ним стояла другая женщина – всё такая же красивая, но с новым взглядом, новым выражением лица, словно срезав волосы, она оставила позади и что-то ещё.
— Выглядит… непривычно, — сказал он честно.
Мадонна усмехнулась.
— Привыкнешь. Или нет – неважно.
Она отвернулась и пошла на кухню, оставляя его наедине со своими мыслями. Олег почувствовал, как в груди что-то неприятно кольнуло.
Её новая причёска – это не просто перемена. Это знак. Она больше не та женщина, что была с ним раньше. Она менялась. И вопрос был в том, какое место теперь в её жизни оставалось для него.
В воздухе между ними словно искрила напряжённость. Они стояли в одной комнате, но каждый — на своей стороне, будто разделённые невидимой линией, которую никто не осмеливался пересечь.
Олег чувствовал её близость даже на расстоянии. Её короткие волосы обнажили хрупкость шеи, и он знал, что если подойдёт ближе, то не удержится — снова захочет провести пальцами по её коже, снова захочет впиться в её губы, снова захочет её всю, без остатка.
Мадонна держалась, но сердце бешено колотилось. Она знала, что стоит ему прикоснуться к ней — и всё рухнет. Она забудет всё, что выстраивала целый год: границы, расстояние, попытки жить без него. Она знала, что любит его. И знала, что он тоже.
— Это не должно было так быть, — тихо произнёс он, опуская взгляд, словно боялся, что глаза выдадут его чувства.
— Но так есть, — ответила она.
Она сделала шаг назад, создавая ещё большую пропасть между ними. Олег сжал кулаки. Ему хотелось сорвать с неё это ледяное спокойствие, хотелось, чтобы она закричала, чтобы призналась, что тоже хочет его.
Но она молчала.
Они чертовски жаждали друг друга. Жаждали быть вместе.
Но не могли.
Не могли переступить через боль, через обиды, через страх, что всё снова пойдёт по кругу.
Они были друг для друга слишком много и слишком мало одновременно.
На кухне царило утреннее спокойствие, если не считать детского ворчания и мягкого гула разговоров взрослых. Лана вошла первой, держа на руках Донателлу, которая потирала глазки, не до конца проснувшись. Следом за ней Алессандро нёс Данте, который уткнулся носом в его плечо, обхватив дедушку за шею.
— О, смотри-ка, — тепло улыбнулась Лана, встретившись взглядом с Олегом, — ты решил встретить Новый год с нами?
Олег чуть пожал плечами, всё ещё не зная, как ответить. Он действительно собирался уехать, но что-то внутри не давало сделать этого.
— Хм, — протянул Алессандро, осторожно усаживая Данте в его стульчик, — а разве можно уезжать, когда тебя ждёт праздник?
Донателла вдруг подняла голову с плеча бабушки и заморгал глазами, всматриваясь в Олега.
— Папа? — пробормотала она сонно, а потом, как будто что-то вспомнив, повернулась к бабушке. — Папа?
Лана мягко погладила внучку по спинке и посмотрела на Олега.
— Ну вот, кажется, у тебя появился голос разума, — с лёгким смехом заметила она.
Данте, до этого тихо сидевший в своём стульчике, вдруг тоже посмотрел на отца. Он ещё не говорил много, но вдруг, будто что-то осознав, посмотрел на него и, немного запинаясь, пробормотал:
— Где?
Сердце Олега болезненно сжалось. Он знал, что сын спрашивал про него.
В этот момент на кухню вошла Мадонна. Она была в объёмном свитере, чуть растрёпанная после сна, и сразу же заметила Олега. Их взгляды встретились на несколько секунд, и в комнате будто повисла невидимая нить напряжения.
— О чём разговор? — спросила она, проходя к плите.
— О том, что папа остаётся, — с довольным видом ответил Алессандро.
Мадонна хмыкнула, повернувшись к ним.
— Так он уже сам это решил? Или вы втроём заговор устроили?
Олег ничего не сказал, только смотрел на неё.
— Папа… — вдруг пробормотала Донателла, а потом спросила, так же, как брат, — где?
Мадонна вздохнула и посмотрела на Олега.
— Дети не поймут, если ты уедешь, — тихо сказала она, её голос был мягче, чем обычно.
Олег провёл рукой по волосам и посмотрел на сына, затем на дочь. Их большие глаза смотрели на него с ожиданием, и он понял, что выбора у него нет.
— Ладно, — наконец выдохнул он. — Новый год так Новый год.