Жизнь больше чем проблема.

Спина невольно начинает болеть, а сил не остается, даже на простое постоять. Падаю в руки парня, параллельно спускаясь на колени. Слепой повторяет за мной, садясь на пол. Заводит руку на мою спину, ощупывая. В ванную входит Македонский, понимая сразу, что нужно сделать. Вынимает мой телефон из кармана и ищет на нем иконку «контакты», и нажимает на Лося.

— Лось? Быстро в номер Четвертой! Быстрее я сказал, — приказным тоном сообщает мальчик, и кидает трубку убирая телефон в свой карман.

Македонскому не составило труда поднять меня на руки, и положить на кровать, спиной вверх. Лось вбежал в комнату запыхавшись, видит меня, и чуть ли не срывается на крик то ли от злости, толи он страха. Как никак передним лежит близкий человек, в очень плохом состоянии. Он поднял меня на руки, вынося на улицу, позже занося в машину. Македонский остался в комнате, Слепой даже вопросы не задавал, сел на заднее сидение, рядом со мной.

Лось выезжает с парковки, вводя адрес больницы в телефоне. За всю поездку он не говорит ни слова, думает, что если начнёт, то сделает только хуже. Он слишком сильно злится на Смерть за то, что она довела себя до такого состояния. Однако высказывать что-то вслух он не спешит, знает, что девушке и без того паршиво.

Слепой нервно перебирает собственные пальцы, изредка поглядывая на состайницу и по совместительству свою девушку. Смерть сидит, откинув голову назад, и тяжело дышит.

— Живая? — спрашивает воспитатель, когда ведёт девочку от машины до кабинета. В ответ получает подобие «ага» и облегчённо выдыхает.

Лось стучит в дверь кабинета и открывает.

— Вы к кому? — Мужчина тут же поднимается на ноги.

— У меня это... спина болит, — с трудом говорит Смерть.

— Давай-ка в перевязочную, — говорит хирург. — Жень, принимай тех, кто повторно, — командует он, а медсестра кивает в ответ, отступая в сторону, чтобы дать Лосю, и Смерти пройти.

Слепой не ждёт в коридоре, встает со стула, нервно притопывает ногой и теребит ремешок моей сумки. Переминается и входит в перевязочную.

Лось отпускает воспитанницу только тогда, когда сажает ее на кушетку. Сам он пусть и недалеко, но отходит, чтобы не мешать врачу выполнять свою работу.

— Как тебя угораздило-то... — бормочет себе под нос врач, помогая девушке снять толстовку.

— Оно само, — отмахивается Смерть.

— Ты когда ела последний раз?

Мужчина ещё с порога заметил неважный вид пациентки. Хотел списать всё на множество ушибов и синяков, однако, болевые ощущения можно терпеть, а она едва на ногах стоит. Девушка не в силах держать спину прямо, сутулится, опирается локтями о свои ноги и прячет лицо в ладонях.

— Не знаю, — тихо отвечает Смерть.

Лось прижимает ладонь к губам, когда видит оголённую спину свой воспитанницы. Мужчина тяжело вздыхает и хочет начать читать лекции о том, что нужно следить за своим питанием, а потом бросает эту затею. Девушка вроде не маленькая, сама это прекрасно понимает.

— А вы, кстати... — начинает врач, бросив короткий взгляд в сторону Лося и Слепого.

— Адам, — без отчества представляется Лось.

Пусть и воспитатель, но представляться мужчине (как гласила табличка на двери кабинета) официально что-то внутри мешало. К тому же, они не на работе и даже не в Доме, пусть Лось тут и со своими воспитанниками. В любом случае, своё действие Лось оправдывал миллионом аргументов, пока врач не выдал свежую фразу.

— И вы девушке... — начинает он, стараясь узнать побольше.

— Воспитатель и друг по совместительству а слепой мальчик — парень, — объясняет за Лося девушка.

— Рад познакомиться, — дежурно кивает врач в сторону парней .

— Я тоже.

— Ладно, сейчас швы наложим, и будешь как новенькая, — рассказывает мужчина план своих действий. — Обезболивающее вколоть? — спрашивает он.

— Нет, — коротко отвечает Смерть.

Привыкла уже. К боли по всему телу. К мысли «паршиво? добивай». Вот и добивает. А хирург соглашается, не настаивает на обезболивающем. Она не дёргается, когда врач поднимает футболку, не дёргается даже когда он обрабатывает рану, чтобы в неё не попала какая-нибудь зараза.

Смерть убирает ладони от лица только тогда, когда мужчина зацепляет кожу иглой и она сжимает пальцы в кулаки.

Глаза невольно наполняются слезами, и какой-то момент их становится слишком много, что они начинают стекать по щекам и падать на пол.

— И чего же ты от обезболивающего отказалась? — спрашивает Слепой, а сам садится на корточки перед девушкой.

Парень протягивает свои ладони вперёд, а Смерть не понимает, чего от нее хотят.

— Ручки давай свои, — объясняет Слепой, а потом, не дожидаясь реакции, сам накрывает ее ладони своими.

— Я ведь... — запинается она, понимая, что если сжимать не свои руки в кулаки, то сжимать ладони парня.

Она, конечно, силачкой себя не считает, но думает, что при следующем проколе кожи иглой сожмёт руки Слепого с такой силой, что потом будет всё оставшееся время прощения просить.

Смерть уверена, что плачет вовсе не от боли. Это как катализатор.

В любом случае, прокол кожи иглой сейчас просто подталкивает к действию. К одному и неизбежному — к истерике, которую девушка , как истинная долбоёбка, всегда откладывает на потом. А потом накрывает огромной волной, и Смерть тонет во всем, что так долго пыталась «отложить».

— Потерплю, тебе и так досталось, — говорит Слепой, улыбаясь уголками губ.

Ей опять хочется провалиться сквозь землю. Потому что не выдерживает сидеть вот здесь перед своим воспитателем и парнем, сжимать ладони Слепого, как маленький боязливый ребёнок, и тихонько плакать, стараясь вновь отложить истерику на потом.

***
*через три дня*

Я лежала в кровати, обнимая подушку, Слепой куда-то свалил, а рядом сидя спал Македонский. Я дотронулась до его спины, на что тот выгнулся и обернулся, вопросительно смотря на меня. Я не улыбаюсь, хотя хочется, в итоге выходит жалкое подобие улыбки и быстро исчезает. Македонский уже привык к такому, и понимал меня без слов. Поэтому улыбнулся за меня, передавая мне воду в стакане. Сделав пару глотков я отставила его на тумбу.

— Блять, Мак, не молчи это капец как напрягает. — возмущаюсь я, водя руками по спине парня. Ангел поворачивается ко мне лицом, усаживаясь складывая ноги друг на друга. Я вскинула брови, осматривая лицо мальчика.

— У меня к тебе вопрос, почему ты такая проблемная а? Я не ругаюсь или что-то такое, ты просто такая хрупкая, что так и хочется обнять и не отпускать. Сентиментальность твоя — это отдельный вид искусства, и то как ты находишь общий язык с домовцами. Как ты вообще смогла сплотить Ригеля с Черным? А ваше общение со Слепым. Вас называют Неразлучниками, это большое почтение для пар в Доме. Волк потерял свою значимость, и теперь он на учете, так как Лось все узнал и устроил скандал. Типо, он тронул его девочку, как он посмел, и вообще в наружность его,— парирует он, выдыхая. Я заострила внимаете на слове «обнять».

— Так, что тебе мешает меня обнять прямо сейчас? — говорю я, чуть приподнимаюсь в локтях, но поняв, что так неудобно, падаю обратно и вытягиваю руки вверх. Мекедонский кладет свою голову с темно-рыжими волосами мне на грудь, и обнимает меня. Я накрываю его голову рукой, и взъерошиваю его волосы.

— Кстати, а где все? — спрашивает он поднимаясь. Я смотрю на парня, чуть приподнявшись на локтях. Тут сразу же начинаю вспоминать, где каждый и где может находиться этот непредсказуемый человек, и понимаю, когда Мак уже собирается выходить из комнаты.

— Они в волейбол играют на пляже. Слепой у Лося наверное, он там часто бывает. —дверь в комнату открывается, больно ударив Македонского, который даже не ожидал, что сюда кто-то войдет. Потирая переносицу, мальчик вышел из комнаты, глядя исподлобья на Рыжего и Мертвеца. Следом в комнату ввалились еще пятеро человек.

***

Слепой заходит в комнату, где я спокойно листаю книгу Айна Рэнда «Атлант расправил плечи» раз 20 перечитывая одну и ту же страницу. Парень медленно подошел ко мне, вытягивая из рук книгу, перекладывая ее на стол. Поднимает меня за руку, обхватывая ледяными ладонями мое лицо, опуская нижние веки моих глаз вниз. Я вырвалась из его рук, и отходя чуть дальше, врезаясь в кровать.

— Да что с тобой, Слепой?! — спрашиваю я отползая дальше.

— Выпьем? — однозначно отвечает вопросом на вопрос Слепой, доставая откуда-то бутылку вина.

— Выпьем.

Эта был уже 5 по счету бокал вина, и мы порядком уже не в себе. Слепой тяжело дышал, глядя прямо в мои глаза. Вино и этот крышесносящий жаркий вечер опьяняли хуже абсента. Мы валялись на кровати, Слепой обнимал меня сзади, по-хозяйски прижав к себе, и с упоением целовал в шею.

— Я тебя хочу, — тихо прошептал он и сунул руку под ткань моих пижамных штанов.

Раздеваться лёжа было неудобно, но вставать было лень, и я охотно позволила ему стягивать с меня и с себя одежду, а потом делать со мной всё, что ему заблагорассудится.

Так безумно странно было ощущать руки сверстника на своем теле. Не другие и не нежные, а такие же чуть шершавые и грубоватые, как и мои собственные. Но при этом всё равно чужие. И дрочил он мне не так, как это обычно делала я сама — как-то более медленно и размеренно, что ли. А может, мне это только казалось.

Возбуждение и алкоголь брали свое, и я постепенно расслабилась. Слепой делал со мной какие-то безумно приятные вещи, на которые так охотно откликалось моё тело.

Однако вскоре я вывернулась из его объятий, отодвинулась ближе к изножью кровати и села сверху на его бёдра.

Задев при этом деревяшку и ощутимо ударившись.

— Мои попытки быть грациозной в постели безнадёжно отвратительны, — сказала я, как бы извиняясь.

— Уверен выражение твоего лица бесценно, — с ласковой усмешкой ответил парень и попытался притянуть меня поближе к себе.

Я мягко, но решительно отстранилась, устраиваясь поудобнее, и начала исследовать его тело: гладить везде, где только могла дотянуться, но при этом избегая самых очевидных эрогенных зон. Он извивался под моими пальцами и слегка вздрагивал — то ли от щекотки, то ли от удовольствия. Никогда бы не подумала, что прикосновения к шее, низу живота, внутренней поверхности бедра и даже пальцам ног могут вызвать у человека такую реакцию.

Когда он совсем извёлся, я наклонилась и обхватила губами его член. Слепой вцепился руками в смятые простыни и слабо застонал. В подобные минуты мне почему-то всегда казалось, что он притворяется, чтобы не обижатьо меня, но сейчас это выглядело вполне искренне.

Я быстро приноровилась и даже сама начала получать удовольствие от происходящего. Всё-таки было что-то необыкновенно ценное в том, чтобы слушать блаженные стоны любимого человека и чувствовать, что он настолько тебе доверяет.

Внезапно парень легонько оттолкнул меня, сел на кровати так, что мы оказались лицом к лицу, и благодарно поцеловал меня в губы. А потом так же внезапно опрокинул на бок, заставил лечь на живот и, подхватив под него, поставил на четвереньки.

Я послушно уперлась локтями в кровать в ожидании того самого.

Он начал поглаживать мои ягодицы и водить пальцем между ними, и у меня по телу побежали мурашки.

Как же это приятно.

Когда он осторожно ввёл в меня палец, я ждала боли, но, к моему вящему удивлению, её не было, а был только небольшой дискомфорт. Когда он ввёл второй, я почти привыкла к непривычным ощущениям.

Послышался непонятный звук, я на мгновение обернулась и успела увидеть, как Слепой зубами открывает упаковку с презервативом. Я тут же отвернулась обратно и уткнулась лбом в свои ладони. Смотреть почему-то не хотелось.

Я почувствовала что-то скользкое и прохладное возле заднего прохода, а через секунду он толкнулся в меня и начал входить.

Нет, всё-таки это больно.

Удивительно, но сам процесс я запомнила слабо. В памяти отпечаталось только неповторимое ощущение наполненности внутри, мои стоны и смешанный запах парфюма, пота и секса.

Пустота полноценности.