Непонимание.
Я проснулась от жуткой боли в спине, сгинаясь от нее, я сползла на пол, расплываясь звездочкой. Переждав пока боль стихнет, встала и прошла в ванную комнату. В отражении на меня смотрела уставшая и бледная девочка, с запутанными волосами и красными глазами. Паршивое настроение еще сильнее добивало меня, и я плеснув пару раз водой в лицо и почистив зубы, я вышла в комнату. Выпив всю бутылку воды, схватила сигареты и выбежала из комнаты, выбегая на балкон лестничной площадки. Выкуривая подряд уже третью, я давлюсь дымом, и выкидываю недокуренную сигарету вниз. Вернувшись назад я переоделась, и где-то нашла шоколадку со вчерашнего дня, доедая ее, запивая газировкой.
Слепой встал только через два часа после меня, и ушел вниз за едой. В итоге вернулся через минуту, без ничего. Схватив за руку парня, мы спустились еще раз.
— Что ты хочешь покушать? Что тебе взять? — спрашиваю я обнимаю парня сзади, положив подбородок на его плечо. Усмехаясь без злобы, взъерошивая его волосы.
— Чай хочу, и еще что нибудь, не знаю... — парирует он, прижимая к себе мои руки.
— Чай и манная каша, подойдет? — Слепой кивает пару раз, а я прохожу и беру еду, ставя ее на стол.
***
Я сидел один в комнате, рассматривая все вокруг. Внимание перетягивает на себя потрёпанный альбом с рисунками, и я всё-таки беру его в руки. Может, он внутри подписан? Открываю и разглядываю форзац в надежде обнаружить там имя автора — не нахожу. Зато минут на десять зависаю, разглядывая карандашный рисунок змеи.
Откидываюсь на спинку стула, шумно выдыхая. Листаю дальше, напрочь забывая о том, что это всё-таки чья-то собственность и такое поведение не особо тактично. Однако интерес берёт верх.
На страницах полнейший хаос. Разные цвета карандашей, размазанные пятна от мягкого грифеля, надписи с пляшущими буквами, которые я велел себе не читать.
«Грязь.
Желчь.
Мазут.»
Три слова в столбик у меня никогда такой тревожности не вызывали. Сижу и неотрывно смотрю на буквы, не понимая, отчего они заставляют меня так сильно паниковать? Это же просто слова. Вне контекста. Горло сдавливают невидимые, но ощутимые пальцы.
Напрочь забываю о личных границах, листая одну страницу за другой при этом внимательно изучая не только рисунки, но и какие-то, словно спонтанные, штрихи. В надписи не вчитываюсь — большинство из них, кажется, и невозможно прочитать. Если разве что те, которые печатными буквами.
«Если Бог умирает, значит это был не Бог.
Я читаю чуть ниже.
«Чёрт, скажите, что зависит.»
— Твою мать, Черный, прекрати, — приказываю я сам себе, откладывая альбом с рисунками в сторону и занимая руки чашкой чая, который уже остыл.
А руки всё равно тянутся к блокноту, и я мысленно себя ругаю.
«Ну вот, опять ты за своё, дура несчастная. Он научил тебя рисовать. А ты не можешь теперь без чёртовых слез карандаш в руках держать. Он научил тебя рассуждать обо всём подряд. А ты свои рассуждения называешь херней. Что с тобой, блять, не так? Почему ты обесцениваешь всё, что с ним связано?»
Как наждачкой по коже — больно.
«Давно ты, дура, начала к себе во втором лице обращаться? Господи, Смерть, ты действительно ёбнутая.»
— Смерть, — шепчу я. — Блять, Смерть! — откидывая альбом обратно на стол, поспешно удаляясь из комнаты.
***
Интермедия
«Возвращение с изнанки»
Я ставлю будильник на девять утра, потом ищу зарядку в рюкзаке и убираю телефон на стол, потому что рядом розетка. Сижу на стуле минут двадцать, стараясь найти в себе силы сходить постирать толстовку. Покоя она мне не даёт.
Устало провожу ладонью по лицу и тяжело дышу, а потом чувствую, как глаза становятся необычно влажными.
Слезы катятся по щекам одна за другой.
Блять-блять-блять. Прекрати.
Страх скапливается в груди. Хочется прогнать его, хочется перестать его ощущать. Убеждаю себя в том, что «такая она, изнанка, забей на неё, не трать нервы». Не могу поверить. Не могу сама себе поверить.
— Прекрати, блять, — шёпотом рычу я сама на себя, а потом подскакиваю на ноги.
Резкие движения болью отзываются по всему телу, но это то, что нужно. Почувствовать боль. Она перекрывает всё остальное.
Включаю холодную воду и сую под струю ткань толстовки, тру пятно с такой силой, что побитые костяшки невыносимо болят и руки начинают дрожать. Отжимаю так, как могу, а потом возвращаюсь в комнату и пытаюсь повесить толстовку на верёвку, протянутую из одного угла комнаты в другой.
Стоит только поднять руки выше головы, мышцы начинают болеть, и потому я чуть ли не закидываю толстовку на верёвку, лишь бы отделаться поскорее.
***
Я захожу в комнату, осматриваясь. Черный сидит на кровати с кошкой, гладя ее. Я поздоровалась с парнем, и села за стол. Мой блокнот открыт на половине. Я удивляюсь, потому что отчетливо помнила, что закрывала его.
— Ты брал мой блокнот? Зачем? — спрашиваю я, еле сдерживая свои эмоции.
— Нельзя было?
— Да кто тебя просил его трогать?! Ты читал?!— Я посмотрела на Черного, который кивнул пару раз, толкнула его плечом и вышла из комнаты.
Выходя из комнаты, спускаясь по лестнице в цокольный этаж, я прохожу в комнату, с огромным экраном во всю стену. Сажусь на диван и смотрю в пустой монитор. Становиться тяжело дышать, тело распирает от боли. Я сгибаюсь пополам, стискивая зубы до скрежета. В ушах невыносимый звон, руки заламывает в другую сторону, по ощущениям конечно же. Я пытаюсь успокоиться, тщетно.
— Начинается... — прошипела я, выдавливая крик из себя. — Это пройдёт, конечно пройдёт, всё всегда проходит, — пытаюсь отвлечь себя, продолжая крутиться перед экраном, как перебитый червяк.
Голоса в голове смешиваются в кашу, и я решаю позвонить Лосю. Роюсь в кармане своих джинс, нащупывая телефон, достав его, дрожащими пальцами нажимаю на контакт «Лось-Воспитатель»
— Лось? Ты сейчас где? — будто не своим голосом говорю я, и падаю на пол, сгибаясь в неестественную позу для человека.
— В номере, а что? Зайти хочешь? — прокашлявшись говорит парень, вероятно кладя телефон на стол, включая громкую.
— Да можно я зайду? Какой там у тебя номер? — спрашиваю я, поднимаясь, проходя в лифт. Нажимая на квадратную кнопку с цифрой 7.
— 701. Жду давай, дверь открыта. — Парень скинул трубку, услышав мое тихое и дрожащее «бегу».
Выхожу из лифта, дохожу до нужной двери и стучу. Дверь открывает Лось, с взъерошенными волосами и озабоченным видом. Он сажает меня на кровать, приказывая приступать, предварительно сказав, что никто не узнает. Я протянула руку к груди парня, и закрыла глаза.
— Покажи мне душу его, расскажи все страхи. Отдай мне проблемы, прими мои искренние слова. — Лось зажмурил глаза переменяясь в лице. Снег выполнял свою работу слишком небрежно. Переждав еще минут 10, я не выдержала. — ПРЕКРАТИ! — Снег испарился. А я встала с кровати, дрожа обнимая парня.
— Не смей извиняться! Я знаю, что это было тебе необходимо. Тебе лучше? — я киваю, сильнее сжимая тело парня. Он тоже сжимает меня в объятия, до боли в ребрах. Обменявшись еще парой фраз, я вернулась в свой номер.
В силу своей неуклюжести на лестнице, я оступаюсь и падаю вниз, сбивая себе все что можно. Но вдруг я вижу Волка, который оказывается тоже приехал с нами.
— Пришло время отомстить.
***
— Ральф, здравствуйте, я это... за блокнотом, — говорю я за спиной воспитателя, который разделяет стопку листов на части.
— Да-да, сейчас, подожди в коридоре, ладно? — просит Р-первый даже не оборачиваясь.
— Без проблем, — шёпотом отзываюсь я, закрываю дверь и недалеко отхожу, просто чтобы в случае чего мне не прилетело этой же самой дверью.
Ждать приходится недолго, мужчина выходит из кабинета почти сразу после того, как я закрыла дверь. Воспитатель держит в руках блокнот формата А4.
— Тебя кто так? — останавливается он передо мной, когда замечает синяк на скуле. Ральф напрочь забывает о том, зачем вообще вышел из комнаты.
— Да это так... — отмахиваюсь я. — Что там насчёт блокнота?
Р-первый пристально разглядывает синяк на скуле, а потом переводит взгляд на черно-белые глаза. Я отвожу взгляд в сторону лишь бы не смотреть на мужчину.
Ральф не знает, как описать то, что видит на лице воспитанницы. Не синяк даже, не грусть и не чёртову печаль. Что-то похуже, что-то больнее.
— А, точно, — вспоминает он. — Вот держи, ты сейчас в номер? — спрашивает он, и я киваю в ответ.
Он протягивает мне новый блокнот, и стоит только мне забрать его, как Р замечает фиолетовые разводы на кисти. Он внаглую и по-свойски задирает рукав кофты. Эти разводы идут ещё аж на сантиметров десять в сторону локтя.
— Что это такое?
//Что за вопросы, Ральф, вы синяки ни разу в жизни не видели?//
— Ударилась, — коротко и совершенно безэмоционально отвечаю я.
— Обо что, ты, блять, ударилась? — Воспитатель несильно отталкивает меня к стене, чтобы не мешать потоку домовцев в коридоре. А я в силу своей неуклюжести прикладываюсь спиной к стене и болезненно выдыхаю, поднимая губы.
— На спине тоже? — спрашивает он, нахмурившись. — Говори, что случилось, — требует он.
— Всё в порядке, правда, — утверждаю я, а у самой глаза невольно слезами наполняются от резкой боли, пронзающей все мышцы в теле.
— Смерть, твою мать, рассказывай, — стиснув зубы, требует Ральф.
— Простите, мне пора, — тараторю я и шагаю по коридору так быстро, как могу.
Практически плакать начинаю, когда чуть ли на бег не срываюсь, лишь бы уйти подальше от воспитателя сломавшего меня в детстве, и его допросов.
Добежав до номера, я ввалилась в него, убеждаясь, что внутри никого нет. Скатилась по стене, стараясь не прижиматься спиной, повторяя одно и тоже слово : «блять.» Наплевав на боль, я всей спиной опираюсь на стену, скуля и шипя. Из уст вырывается уже более громкое «Блять». Встав я вошла в ванну, пытаясь умыться, предельно замечая, что стою около раковины уже минут 20.
— Да что с тобой не так, а? Господи какая ты никчемная. Иди убейся об стену, — говорит с самой собой это уже стало чем-то очень важным.
Я чувствую, как по щекам катятся слёзы, и быстро брызгаю в лицо холодной проточной водой. А потом стою с закрытыми глазами и сжимаю края раковины пальцами, пока с лица падают капли воды.
— Прекращай, серьёзно, — уверенно приказываю я сама себе, а потом протираю ладонями лицо, выпрямляясь в спине.
Вновь открываю глаза и вижу своё отражение в зеркале. Ясно понимаю, что прекратить не могу. Просто сил нет.
— Господи, — голос мелко дрожит. — Пожалуйста, — умоляю сама себя.
Пожалуйста, прекрати.
Слепой вваливается в ванную, приятягивая меня за кофту, вынуждая крикнуть. Он аккуратно меня прижал к себе, гладя по голове, успокаивая. Я обняла его, рыдая ему в плечо.
— Все пройдет, все будет нормально, я обещаю. Прости не уследил.
Слова Слепого, вынуждают сжать его еще сильнее, всхлипывая почти задыхаясь. Но все же успокаиваясь.