Жизнь больше чем проблема.

Проснувшись утром, с сильной болью в голове, я решила просто валяться на кровати и тупить в ленту новостей на телефоне. Самочувствие оставляло желать лучшего, поэтому я решила просто обратно лечь спать. Не вышло. Я выпуталась из одеяла, было слишком жарко, и поняла, что на долго откладывать истерику и эмоции не смогу. Что-то не давало мне улыбнуться, при виде Слепого, который спал в незащищенной позе и его волосы разбросаны по кровати. Мой взгляд упал на его оголенную руку, и я не сдержалась. Аккуратно тыкнула указательным пальцем в плечо парня, и тонкой линией повела вниз к кисти, вырисовывая круги на ладони. Слепой открыл глаза, улыбаясь вытянул руку, нащупывая мою голову. Его улыбка заставила меня саму улыбаться, и я подтянулась ближе к парню обхватывая его лицо руками, целуя его в сухие губы.

Встав с кровати, я откопала в завалах вещей «парадную» по моему мнению футболку, ведь сегодня мы покидаем море. Надев на себя бесформенный мешок белого цвета, который называют «футболкой» с надписями «1898 Brooklyn, New York.».  Единственные, что осталось от сестры, и выуживая оттуда же, штаны с тремя полосками по бокам. Найдя у себя в одежде белый лонг и черные джинсы бананы. Перекидывая их слепому, тот снимает майку, и я не могу удержать взгляд на одежде с сумкой, и пялюсь на его торс, оправдывая себя: «мне можно». Почти белая кожа, пресс который хочется трагать каждый раз. Волосы которые закрывали обзор на прекрасное тело. Отвернувшись я мигом прошмыгнула в ванную.

Собрав все вещи и выставив сумки у двери, я вышла из комнаты, смотря в телефон и отписывая сообщение Лосю, а на смс от Ральфа не отвечаю. Не считаю нужным общаться с человеком, который отнял у меня детство. Хотя о чем идет речь, если я уже попав в дом, не считала себя ребенком.

Вы:
9:12
Лооооооось!!!! Мне срочно нужно к тебе зайти, я могу это сделать?

Лось:
9:15
Привет, ну ты и ранняя пташка, заходи конечно. Я в комнате своей.

Отписав «окей, бегу» и мигом полетела в номер Лося, врезаясь в Крысу и Русалку. Извинившись, я побежала дальше, остановилась только на подлете к комнате воспитателя. Комната была открыта, я вошла закрывая дверь, подходя к мужчине. Заспанные глаза Лося были такими голубыми в свете солнца, что мне захотелось сказать об этом, но я посчитала нужным промолчать.

— Так, ну давай рассказывай, что ты так резко решила ко мне сорваться. Причина какая-то, или как всегда, просто посидеть? — спрашивает он, разглядывая мой образ на сегодня. Я снимаю очки, надевая их на голову.

— Тут такое дело... — я вскидываю голову вверх, чтобы посмотреть на Лося, тот лишь вопросительно смотреть на меня. Я прячу взгляд полуслепых глаз, произнося еле слышно. — Мы переспали, — глаза воспитателя округляются, но тут он сразу вспоминает, что говорит с 18 летней девушкой и ругать ее за это не нужно.

— И как это было? — усмехается он, подходя ко мне, сидящей на диване по-Турецки, и я не долго думая обхватываю талию воспитателя в объятиях.

— Больно и приятно одновременно. Я не особо помню, мы выпили. — выпаливаю я, отстраняясь.

— Он хорош в этом плане, мы с ним об этом говорили не мало раз. Он во всем хорош, цени и береги его, особенно его чувства. Ведь ты единственная, к кому чувства Слепого реальны, и он правда очень сильно любит тебя, прямо как Лэри любит Спицу. Понимаешь? — Я киваю, конечно я понимаю, от этих слов внутри что-то сжимается, и я выбегаю из комнаты, забегая в актовый зал.

Интересно, что будет, если кто-то узнает о моих планах? Наорут, выгонят из Дома, в больнице закроют или изобьют. Как же хочется рассказать кому-нибудь, как же хочется, чтобы было не так больно. Но, кому? Русалке и Рыжей? Они тогда перестанут общаться со мной. Зачем им нужна подруга-суицидница? Лосю? Очень смешно. Лэри? Да он меня даже не знает, а я ему буду говорить, какая у меня жизнь тяжёлая. Нельзя об этом говорить. Но очень тяжело. Я знаю только один способ покончить с этой болью сейчас. Один, но качественный. Добавить шрамы. Я уже давно себя режу; но, почти никто не видел следов, режу ноги и торс. Пару раз сделала красиво, на запястьях, так остались шрамы, из-за которых я всё время ношу браслеты.

Я достала своё лезвие, закатала штаны и... Порез. Второй. Третий. Кровь пошла. Стало легче на душе. В актовый кто-то входит. Слепой в сопровождении Македонского и Курильщика. Курильщик видя такую картину, знатно испугался. Македонский подбежал ко мне, помогая подняться, и забирая из моих рук опасный предмет. Смотрит оценивающе на масштаб происшествия, ничего не говорит и молча тащит меня обратно в номер.

Завалив меня на кровать, Македонский отошел, а Слепой навис надо мной. Я смотреть на него попросту не могла, поэтому просто подставила руку, упираясь в его грудь, и отвернулась. Слепой рывком развернул меня к себе, улыбаясь. Целует в губы, сжимая мои руки, а позже отходит, чтобы дать мне отдышаться.

— Расскажи мне все, что тебя беспокоит, пожалуйста, — говорит он, сопровождая слова жестами. Я спрыгнула с кровати и легонько дотронулась до волос Слепого. Я вышла из номера, усаживаясь на подоконник.

Доставая сигареты, я поняла, что выкурила все, и пачка пуста. Слепой попытался на слух определись мое местоположение, и протянул мне пачку сигарет «Marlboro Gold», которую я тут же перехватила и подожгла затягиваясь. Дым обжигал легкие, Слепой подошел ко мне, и поставил руку по обе стороны от моих ног. Я придвинулась ближе, обнимая парня за шею. Он стоял улыбаясь и курил сигарету, которую забрал же у меня.

— Слеп, помнишь ты говорил, что не бросишь нас, тогда в актовом зале? — парень кивнул. — Нас - это кого?

Парень смотрел на меня вопросительно, приподняв бровь, прокрутил в руке кольцо и надел его обратно.

— Нас — то есть нас, Смерть и Слепой. Понимаешь? — я киваю, притягивая парня ближе к себе обнимая крепче.  Он расплывается в искренней улыбке во все тридцать два.

В моменте меня переклинивает и я без слов обрываю объятия с парнем и иду в комнату забирая оттуда свою кофту. Я прохожу мимо Македонского и Курильщика и даже не оборачиваюсь, когда меня зовет Циммерман. Я быстрым шагом направляюсь к туалету и запираюсь в одной из кабинок, переставая удерживать слезы. Грудь нервно вздымается, а дыхание сбивается из-за кома в горле, который с каждым всхлипом становился все больше и больше.

У меня в груди что-то надламывается раз за разом при осознании того факта, что я впервые за последние десять и более лет, сказала о сестре вслух. Это приводит меня в ужас, заставляет истошно и беззвучно кричать, вжимаясь длинными тонкими пальцами в ткань толстовки и сжимая кожу груди с такой силой, что кажется, будто вот вот порвется.

— Да что вы все такие печальные пришли, кто там моих детей обижает? — спрашивает Лось, когда видит Слепого входящего в комнату.

Оба парня пришли не в лучшем настроении, и это было заметно. Однако ни Слепой, ни Македонский отвечать на вопрос воспитателя не спешат.

Слепой занимает свое место и поворачивается к окну.

— Смерть не приходила? — шопотом спрашивает он и получает в ответ отрицательное мотание головой.

— Странно, — шепчет Лось себе под нос и берет в руки телефон.

Парни терпеливо ждут, когда понимают, что Смерть свой телефон оставила на столе в номере. Македонский ударяет кончиками пальцев по поверхности стола и пытается слушать музыку исходящую из колонки, но выходит неважно, — слишком переживает за Смерть за то, куда же она подевалась.

Отвлекается на скрип двери и думает, что это Смерть, но отводит взгляд в сторону, когда видит Эрика.

Курильщик идет к проходу между столом и кроватью опираясь на костыли, замечает отсутствие состайницы.

— Смерть еще не вернулась? — удивляется он, а патом падает на кресло.

Пока Лось и Слепой молча волнуются, я пытаюсь привести себя в чувства. Ударяю ладонями по щекам, брызгаю в лицо холодной водой. Эффекта ноль, разве что горящие щеки и мокрые волосы.

Нахожу в себе силы выйти из туалета только тогда, когда слышу звонок на обед. Стараясь глубоко дышать, чтобы не заплакать вновь. А пока поднимаюсь на нужный этаж, шепчу себе под нос «все хорошо», чтобы если кто-то спросит — ответить не дрожащим голосом.

Встречаю по пути к номеру Лося состайников, которые судя по всему, вышли поесть или покурить — меня мало волнует. Я захожу в комнату и быстро прохожу к столу, где всегда сидит Лось, и сажусь за него.

— Все хорошо? — слышу я голос Слепого из-за спины.

— Ага, — отвечаю я.

Поднимаю глаза в сторону двери и встречаюсь взглядом с Лосем. Нервно сглатываю и перевожу внимание на стол. А потом и вовсе прячу лицо в сгибе локтя.

Сердце ребят сжимается, когда они видят раскрасневшиеся глаза состайницы. Лось переводит взгляд на Слепого, который тоже не особо понимает ничего из происходящего. Парень смотрит на воспитателя и недолго думая, легко кивает головой в сторону двери, а потом поднимается и выходит.

— Все хорошо? — спрашивает Лось, как только они со Слепым выходят из кабинета.

— Да, — на автомате выдает парень. — Нет, не знаю, — признается он. — Странно, что смерть со мной сидела и улыбалась, а потом резко встала и ушла, я думал к тебе, но пришла она самой последней. Я переживаю за нее, — сообщает Слепой, несильно дергая пальцами кончики волос.

— Я тоже, — выдыхает Лось и ловит на себе сочувствующий взгляд не 18 летнего Слепого, а того 3 летнего мальчишки. — Ты то в порядке?

— В норме, да, — кивает он, ближе подходя к мужчине.

Когда они возвращаются в комнату, Смерть так и лежит на парте, пряча лицо в сгибе локтя. Лось возвращается к обсуждению времени отъезда и говорит, как же он соскучился по Дому. Я выпрямляюсь в спине только потому что считаю, что «спать» при обсуждение такого не стоит.

Я не считаю нужным подключаться к обсуждению, поэтому достаю блокнот и приступаю к зарисовкам. Прорисовываю все детали, те сцены которые помнила с детства. Не цепляюсь за диалог между состайниками и Лосем, не цепляюсь за собственные мысли.

— Блять, — тихо слетает с сухих губ, и я давлю карандашом на лист бумаги с такой силой, что грифель с хрустом ломается.

Я уверена, ребра у меня поломались в сто раз сильнее с моим проебем.

Не выдержав напора мыслей, я молча подошла к Слепому, схватила за руку, и поцеловала. Его влажные губы скользили по моим, и это было прекрасное чувство, пока он не отстранился и не прижал меня к стене, не оставляя и сантиметра между нами.

— Мы договаривались, — резко говорит он, снова целуя, не желая слышать отговорки.

— Это все из-за сестры. Сестер. Блять, — срывается с моих уст, и я падаю на пол отключаясь.