Её смерть. Его жизнь.

Сколько же прошло времени? Честно говоря, у неё давно пропало чувство хода дней с тех пор, как она оказалась в этом теле и в этом мире. Но в одном она была уверена — прошло немало времени. Несколько месяцев? Вряд ли. Полгода? Наверное.

Здесь не было привычных времён года, и это Анна заметила лишь тогда, когда стала обращать внимание на странные перемены погоды. Иногда температура резко поднималась, и жара становилась невыносимой даже для её скота. Но вот сильного холода почти не бывало: бывало прохладно, но не больше. Иногда шёл дождь, изредка тянулся туман — и на этом всё.

Мир казался странным. Его логика была иной: вещи создавались почти сами собой, постройки возводились с лёгкостью, добыча некоторых ресурсов не требовала чрезмерных усилий. Всё было непривычным, будто неправдоподобным. Но, в конце концов... разве это мешало ей жить?

Мир жил по своим законам. В нём вещи появлялись там, где в обычной жизни требовался долгий труд. Постройки собирались так просто, будто их складывали детскими руками. Ресурсы словно сами шли в руки. Всё это было нелогично, странно, чуждо... Но странность становилась привычкой. Ведь пока она могла есть, строить, заботиться о животных и дышать свободным воздухом — значит, здесь можно жить.

Анна нахмурилась, держа в руках первый испечённый ею хлеб — подгоревший и не слишком удачный, но всё же хлеб. Он был приготовлен из пшеницы, которую она сумела превратить в муку благодаря верстаку. Как ни странно, этот способ оказался простым и удобным: положила зёрна — и вот уже готовая мука. А ведь сначала Анна собиралась действовать по старинке: размельчить пшеницу в глиняном горшке с помощью какого-нибудь камня. Именно этот вариант пришёл ей в голову первым, но благодаря верстаку он так и остался запасным.

Хлеб вышел пресным, подгоревшим и внутри оставался слегка сырым. Да, далеко не лучшая готовка. В прошлом она просто покупала хлеб и никогда не пекла его сама — а здесь всё было иначе. Но, несмотря на жёсткую корку, её зубы были достаточно крепки чтобы справляться этим простым изделием.

Еда есть еда — как и картошка с мясом. Жаль только, что нет специй.

****

В руках у Анны были ножницы. Она перебирала грязными босыми ногами и смотрела на загон, где у кормушки с пшеницей стояли овцы. С тех пор как она нашла семена и начала активно выращивать пшеницу, кормить коров и овец стало проще. Свиньи же по-прежнему довольствовались картошкой и были вполне счастливы. Но теперь, глядя на густую шерсть овец, Анна заметила: они выглядели тяжёлыми, неуклюжими, и в жару им явно было тяжело.

«Надо подстричь», — подумала она. Сказать было проще, чем сделать: раньше Анна никогда этим не занималась. Но у неё были ножницы — настоящие, железные, сделанные её руками. Пусть кривоватые, но острые. Выбрав самую спокойную овцу, она осторожно вошла в загон и встала рядом. Животное дернуло ушами, но не отошло.

— Тихо... тихо, — шептала Анна, хотя понимала, что слова здесь ничего не значат.

Первый срез получился неожиданно лёгким: лезвие вошло в шерсть почти без усилия, и клок мягкой белой пряжи остался в её руках. Анна замерла. Так просто? Ещё срез. И ещё. Овца переступала с ноги на ногу, но терпела. Вокруг неё постепенно начала расти кучка белых клубков. Одна овца. Потом вторая. Потом третья. Работа оказалась утомительной: руки сводило от напряжения, ножницы заедали, но шерсть всё равно послушно сыпалась вниз.

Когда всё закончилось, Анна выпрямилась и вытерла лоб — несмотря на то что её новое тело не выделяло пота. С удивлением посмотрела на добычу. Перед ней лежала целая гора шерсти. Настоящее богатство. Она отнесла её к верстаку и аккуратно разложила по узорам, начертанным на его поверхности. Мягкая, тёплая, чуть пахнущая землёй и травой.

Что дальше? В памяти всплывали смутные обрывки: из шерсти можно прясть, ткать, валять. У неё не было ни прялки, ни станка. Но был верстак. Он уже не раз помогал создавать невозможное.

Анна уложила шерсть на стол так же, как раньше — железо или доски. Она пробовала разные комбинации, что-то добавляла, что-то убирала. И вот — получилось: перед ней оказался ковёр. Чисто белый, мягкий, состоящий из трёх квадратов. Теперь пол в её доме, где она почти не ночевала, мог стать чуть уютнее.

Но на этом она не остановилась. Заполнив всё пространство верстака шерстью, Анна неожиданно увидела, как перед ней появилась вещь: белая, прочная, словно сплетённая из нитей, которых она даже не пряла. Настоящий шарф — длинный, объёмный, красивый. Его можно было обвязать вокруг головы, превращая в подобие капюшона. «Только после того, как помоюсь», — подумала Анна и осторожно провела пальцами по мягкой ткани лежащий на краю верстаке. А рядом ещё целая гора материала. Всего из пяти овечек столько шерсти.

****

Анна сидела у верстака, задумчиво перебирая в руках доски. После работы с шерстью ей не терпелось узнать — а что ещё можно создать, если попробовать разные комбинации материалов?

Она положила несколько досок и палок на верстак, уложив их по вертикали. Потом переставила местами. Попробовала добавить шерсть, потом убрала. И вдруг... на поверхности верстака проступил новый узор. Перед ней возникла картина: прямоугольная рамка с натянутой белой поверхностью. Чистая, идеально ровная, будто сотканная из воздуха.

Анна замерла, едва дыша. Осторожно провела рукой по поверхности — гладкой и чуть шероховатой, словно по настоящему полотну. «Картина?» — мелькнуло в голове слово. Что ей с ней делать? Рисовать? Украшать пустые стены?

Отложив в сторону пустую картину, однако дальше было ещё удивительнее. Анна вернулась к верстаку и снова принялась складывать доски — теперь уже пробуя разные сочетания, словно водя пальцами по клавишам, играя на инструменте, которого никогда не видела. Она положила доски горизонтально, уложила их в два ряда... и замерла.

Поверхность верстака вспыхнула мягким светом, и перед ней возникла новая вещь. Крупная, непривычная, настолько неожиданная, что Анна сперва даже не смогла понять, что это. Лишь когда она осторожно коснулась её рукой, сердце ухнуло вниз — перед ней стояла самая настоящая кровать.

Крепкий деревянный каркас, ровные ножки, сверху — мягкая белая поверхность, подушка и красное одеяло. Настоящая, нормальная кровать, новая, а не та старая, что стояла у неё дома с одним лишь матрасом. Анна обернулась на свой дом, отметив про себя: нужно срочно заменить старую кровать на эту.

Она осторожно взялась за старую — по тяжести это было совсем другое дело. Та оказалась неудобной, громоздкой, и избавиться от неё оказалось непросто. Но она справилась. А вот новую кровать в дом перенести было не легче: она тоже была тяжёлой, но Анна, стиснув зубы, сумела затащить её внутрь и поставить на то место где была старая.

Кровать была новой и чистой. Глядя на неё, Анна понимала: если хочет лечь на свежие простыни, придётся сначала помыться.

Кстати, картина. Она не забыла о ней. Подойдя к стене, Анна приложила раму — и без гвоздей, без креплений, картина сама закрепилась. Белое полотно мигнуло, и на нём появился рисунок: кебаб с тремя стручковыми перцами.

Анна поперхнулась от неожиданности.

— Н-да... ну зато красиво, — пробормотала она, усмехнувшись.

А старая кровать? Пусть пока постоит рядом с домом — позже разберёт её на дрова, а матрас сожжёт. Что же до ковра — постелет его позже, ведь ноги у неё всё равно грязные.

****

Она редко позволяла себе отдых. Работа помогала отвлечься и находить новые способы выживания. В тот день, когда жара стояла такая, что даже животные прятались в тени, Анна наполнила кормушки своего скота свежей прохладной водой — и про себя тоже не забыла. Она нахмурилась. Сколько же времени прошло с тех пор, как она последний раз по-настоящему мылась? Не просто умывалась, не протирала руки и лицо, а именно мылась с головой — до скрипа своего хитина.

Тропа была знакомой, протоптанной ею самой. Лёгкий ветер в такую жару казался настоящим благом. Её новое тело удивляло: оно легко переносило и жару, и холод, было словно создано для тяжёлого труда. Но если тело подстраивалось под всё, то психика оставалась шаткой — именно там пряталась усталость.

Анна вздохнула, когда вышла к ручью. Тот сверкал на солнце — прозрачный и чистый. Вода, бегущая между камнями, блестела, словно стеклянная лента. Она опустилась на колени у берега и коснулась поверхности ладонью. Холодная — несмотря на палящее солнце. Но приятная. Освежающая.

Она сняла с себя простынь-платье, бросила его на камень у берега и осторожно вошла в воду. Сначала — щиколотки, потом колени, бёдра... Лёд, казалось, обнимал её тело, но вместе с холодом приходило и облегчение. Вода смывала пыль, усталость и то чужое, непривычное ощущение нового тела. Крылья за спиной тихо колыхались в потоке, хвост медленно шевелился у ног. Все четыре руки одновременно намывали тело — без мыла и мочалки, но даже так она тщательно тёрла хитин, не желая оставить ни крупицы грязи. Впереди её ждала ещё и стирка простыни, без которой нельзя было снова облачиться.

Она погрузилась с головой в воду, а когда вынырнула — шумно вдохнула. Сначала даже закашлялась, но тут же рассмеялась. С её лица тонкими прозрачными струйками стекала вода. Смех прозвучал непривычно, но легко. Прищуренные глаза скользнули по берегу, по небу, а затем остановились на солнце. Алые глаза закрылись, когда она подняла лицо вверх, позволяя лучам ласкать кожу. Улыбка не сходила с её губ, и даже жвалы совсем не мешали.

****

...Анна не поняла, что случилось, а точнее — что вообще произошло. Наслаждаясь водой и солнцем, она вдруг ощутила, как что-то резко упало сверху. Она не успела даже открыть глаза — всё произошло слишком быстро. Кто-то рухнул прямо на неё, прижав к самому дну ручья. Вода сомкнулась над головой. Паника разорвала разум. Инстинкт заставил её жадно вдохнуть — и тут же вода ворвалась в горло. В голове вспыхнули старые кошмары: руки на шее, удушье, темнота. Она билась, захлёбывалась, когтями и крыльями цеплялась за течение, но что-то придавило её ко дну ручья. Чужое тело — живое, шевелящееся — сбивало с толку, мешало выбраться.

Анна рванулась изо всех сил вверх, отчаянно сбрасывая тяжесть со своей спины. И лишь когда она освободилась, смогла вырваться, выплеснувшись на поверхность. Воздух! Она глотнула его жадно и, закашлявшись, зажмурила глаза. Больно. Горло саднило, лёгкие жгло от нехватки кислорода и от воды, прорвавшейся внутрь. Она чуть не утонула из-за кого-то! Та чуть не умерла снова!

Она... Она хотела закричать — от страха, от гнева на того, кто стал причиной аварии, — но замолкла, не в силах вымолвить ни слова. Алые глаза впились в фигуру перед ней: человек, так же судорожно хватавший воздух. Ребёнок?.. Нет, юноша. Тот, кто заставил её замолчать. Светлые мокрые волосы прилипали к лицу, бледно-зелёные испуганные глаза смотрели прямо на неё. И уши... длинные. Эльф? Разве эльфы существуют? Впрочем, она сама — жук. Сейчас это не имело значения.

Она застыла. И если бы могла плакать, то заплакала бы. Боже... почему? Перед ней был юноша с чертами её дочери. Те же волосы. Те же глаза. Тот же испуганный, но добрый взгляд. Если бы её милая Светлана жила и выросла — выглядела бы так. Будто призрак прошлого пришёл, чтобы окончательно добить её.

— Ты в порядке? — её голос был хриплым, сердце билось болезненно и тяжело. Она не думала ни о своей наготе (хоть половые органы были скрыты внутри тела), ни о том, что оба они находились в ручье, ни о нелепости их знакомства. Анна кашляла, сжимая грудь. Каждое дыхание отдавалось болью, словно лёгкие полнились огнём. Перед глазами плыли круги, но она упрямо не сводила взгляда с юноши, упавшего на неё с небес.

Он жадно втягивал воздух, грудь тяжело вздымалась. Бледно-зелёные глаза расширились так, будто он боялся моргнуть и потерять её из виду. Но первым отвёл взгляд именно он: дёрнулся в сторону, словно от удара, и уставился куда-то мимо. Анна заметила, как длинные уши юноши дрогнули и вдруг порозовели. На миг ей даже захотелось рассмеяться — похоже, блондин наконец осознал, что она стоит перед ним без одежды.

Парень резко распрямился в воде, и целый веер холодных брызг ударил ей в лицо. Анна закашлялась, выплюнув воду, попавшую в рот.

— П-простите! — голос юноши дрогнул, и каждое слово отдавалось в нём испугом. — Я не хотел... я не знал, что так выйдет! — Он запнулся, губы задрожали, словно от холода или стыда. — Это... случайность. Я клянусь, я не хотел вас утопить! Я просто... просто... — он отчаянно сжал руки, словно цеплялся ими за сам воздух. — Боже... позвольте мне помочь вам!

Она прищурилась, вслушиваясь в его сбивчивые слова, всё ещё не веря, что перед ней стоит живой человек. Юноша... и с чертами, что до боли напоминали её дочь. Она смотрела на него, наблюдала, сама того не осознавая, словно хищник. И отчётливо видела: он дрожал, был напуган, дезориентирован. Но несмотря на всё это — он хотел помочь ей.

Его мокрое лицо покраснело: то ли от холода, то ли от неловкости всей ситуации. Тонкие руки осторожно коснулись её тела, когда он помогал выбраться из воды, явно стараясь не смотреть на её наготу.

— Успокойся. Всё хорошо. Ты меня не убил. Я испугалась... но жива, — её голос был хриплым, низким, но мягким, словно старая колыбельная. В ней пробудилась мать. Та самая мать, что погибла в крике и боли, та, что очнулась в коконе уже в новом теле — но всё равно осталась матерью. Той, которая знала: сейчас важно не кричать, не обвинять, а просто обнять и сказать: «Всё хорошо».

Эти слова, словно заклинание, коснулись юного эльфа. Его плечи чуть расслабились, дыхание стало ровнее. И когда они вместе вышли на берег и ступили на нагретые солнцем камни, Анна заметила — на его лице, ещё недавно искажённом страхом, проступила робкая, едва заметная улыбка.

Она обернулась к камню, где оставила свою простынь-платье. Юноша стоял у воды, неловко отвернувшись, и длинные уши выдавали его смущение: они дрожали и порозовели, словно выдавая каждую эмоцию.

Ткань простыни была грязной, пахла травой и дымом, но сейчас это было неважно. Анна взяла её в руки — и влажные пальцы тут же оставили тёмные пятна на белом хитине. Она быстро обмотала её вокруг тела, чувствуя, как грубая ткань липнет к коже. Белый хетин блестел каплями воды, крылья тяжело опустились за спину, а хвост вился вокруг ноги, будто искал опоры.

Простынь скрывала наготу плохо, едва очерчивая линии её тела, но даже это приносило облегчение. Ей было важно — не столько ради себя, сколько ради него. Она видела, как он краем глаза всё же взглянул, и тут же поспешно отвёл взгляд, будто обжёгшись.

— Тебя зовут... как? — спросила она осторожно, будто каждое слово могло сломать хрупкое равновесие. — Я Анна.

— Я... Эграссель, — выдохнул он после короткой паузы.

Имя прозвучало чуждо, непривычно для её слуха, но в нём было что-то живое, настоящее, как дыхание ветра. Анна кивнула, позволив лёгкой улыбке тронуть «губы», и ответила почти шёпотом, словно делилась тайной:

— Рада знакомству, Эграссель. Но скажи... откуда ты здесь? — она чуть наклонилась вперёд, и их взгляды встретились. Её сердце кольнуло: он был выше её ростом, и это ощущалось особенно остро. — Как ты вообще упал с неба? Ты что, ангел?

Она знала, что это звучит как шутка, и именно этого добивалась — разрядить напряжение. И это сработало: юноша коротко, неловко рассмеялся. Его смех прозвучал так тихо, что больше напоминал выдох. Он провёл рукой по мокрым волосам, приглаживая длинные пряди, прилипшие к щекам. Щёки запылали розовым, уши дрогнули, выдавая смущение.

Анна скользнула взглядом по его фигуре: слишком худой, бледный, словно выточенный из тонкого стекла. «Не есть хорошо», — отметила она про себя, но вслух ничего не сказала. Кто знает, может, для его народа это норма. Но почему-то внутри кольнуло материнское беспокойство.

— О, что вы... я не ангел. Я эльф. И оказался здесь из-за... попытки использовать свою способность, — выдохнул он с улыбкой на лице, он выглядел растерянным и уязвимым, но в его взгляде было отчаянное желание, чтобы она поверила.

Анна прищурилась.

— Способность?.. — в её голосе слышалось больше изумления, чем недоверия. Конечно, её собственная душа тоже не принадлежала этому миру... но услышать подобное вслух было странно даже для неё. После всего пережитого — после смерти и перерождения — она уже могла поверить почти во что угодно, и всё же слова о «другом мире» прозвучали слишком резко.

— Да, — он вскинул глаза и тут же отвёл, словно боялся утонуть в её алом взгляде. — Я знаю, это звучит неправдоподобно... но прошу вас, послушайте. Как я сказал, меня зовут Эграссель. Я эльф... из другого мира. Из Архейя. — последние слова сорвались с его губ почти на выдохе, как признание в грехе. — Я понимаю, это похоже на бред... но поверьте, я не хотел. Я не хотел на вас упасть, не хотел утопить. Это... всё случайность.

— Тише... — её голос прозвучал едва слышно, словно дыхание ветра. Анна протянула руку и положила ладонь ему на плечо. Вода ещё стекала с её пальцев тонкими каплями, но прикосновение было тёплым, ободряющим и желающим успокоить. — Я понимаю. Ты не хотел. А что до твоего... Архея... — она замялась, сжала "губы", взгляд её стал внимательным, почти материнским. Она могла понять этого ребёнка: его поспешная, сбивчивая попытка всё объяснить, возможно, была формой защиты, чтобы не вызвать агрессии у другого существа — у неё. — Знаешь... мне это не кажется невозможным.

Эграссель вскинул голову. На миг их взгляды встретились — его бледно-зелёные глаза, всё ещё дрожащие от страха, наполнились светом. Он словно не верил своим ушам. Уголки его губ дрогнули, и на мокром лице появилась робкая, искренняя улыбка. Их первый контакт вышел неловким для обоих, но в этой неловкости уже чувствовалась радость: радость от того, что она не отвергла его и не встретила враждой.

— Знаешь... — Анна окинула его взглядом с головы до ног: весь мокрый, дрожащий, испуганный, но при этом удивительно живой и взволнованный. — Давай-ка я отведу тебя к себе. Там и поговорим. Расскажешь мне о своём мире, о своей способности... и, может быть, я смогу чем-то помочь.

— Правда? То есть... я... спасибо, мисс Анна! — голос Эграсселя задрожал, но глаза вспыхнули радостью.

Анна едва заметно улыбнулась. Что ж, похоже, у неё появился первый друг. И, честно говоря, его радость после её слов согревала сердце: он сиял, словно маленькое солнце. С его стороны, конечно, было бы глупо так сразу доверяться — ведь она могла оказаться опасной, злой, даже если и не была человеком в полном смысле слова. Но это было неважно. Важно то, что он поверил: она не причинит ему вреда. И важно то, что он мог дать ей ответы на вопросы, которые давно терзали её... особенно о его загадочной способности.

Разговор обещал быть интересным.

От автора:

1. Вот и состоялась встреча нашей героини с первым сюжетным персонажем — Эграсселем. Из всех я выбрала именно его, считая, что он лучше всего подойдёт для знакомства с ней. Ребёнок, выросший без любви отца и в неблагополучной среде, и Мать, умершая от рук мужа, потерявшая ребёнка — их встреча выглядит символичной.

2. Изначально вместо Эграссы должен был быть Тадмавриэль, но к чёрту его.

3. Я не верю, что Эграссель уже в первые минуты после получения дара от Начала мог спокойно пользоваться своей искрой. Это звучит неправдоподобно. Логичнее, что он учился справляться с ней постепенно: пробовал перемещаться, пытался управлять магией искры, ошибался и делал выводы. И только потом он мог делиться этим опытом со своими «братьями» и «сёстрами».

4. Паника Эграсселя вполне оправдана: он использовал способность, оказался в совершенно незнакомом мире, даже не зная, окажется ли он враждебным, и к тому же чуть случайно не утопил кого-то. Тут речь идёт не просто о панике — это настоящий, парализующий страх.

5. Могу с уверенностью сказать: отношение Анны к Эграсселю будет таким, словно он её собственный ребёнок.

6. Несмотря на голос и телосложение, Эграссель обращается к Анне, используя местоимения «она/они». Сначала это было из-за того, как она представилась и как обращалась к себе, но также потому, что он не знал, к какому виду относилась его новая знакомая. Мало ли, возможно, у них просто нет чёткой границы между мужчинами и женщинами. (Я лично считаю, что богрянники женского пола ничем не отличаются от богрянников мужского пола).

7. Кхм, немного объяснений:

Мисс — обращение к незамужней девушке;

Миссис — это обращение к женщине, которое традиционно указывает на ее замужний статус. Оно используется с фамилией женщины и переводится как «госпожа»;

Мадам — это французское слово, обозначающее "моя госпожа", которое используется как уважительное обращение к замужней женщине.

8. С диологами у меня явно проблемы, как видите.

9. Временной диапазон был выбран так, чтобы совпадать с окончанием Эграсселем академии. Именно тогда он получил Искру от Начала.

Я правда стараюсь!

В следующей главе будет больше взаимодействий между Анной и Эграсселем.