Её смерть. Его жизнь.

Анна стояла у себя дома, прислонившись к косяку двери. Внутри было прохладнее, чем снаружи, и свет солнца, пробиваясь сквозь неровные щели в стенах, ложился на пол длинными золотыми полосами. Перед ней, на кровати, сидел Эграссель. Он был укутан в красное одеяло, слишком большое для его худой фигуры: ткань обвивала плечи, спадала вниз, скрывая почти всё тело, и лишь светлые мокрые волосы выбивались наружу. В руках он держал глиняный горшок с тёплым молоком; пальцы осторожно обхватывали его, будто боялись, что он выскользнет. Вся его одежда висела на заборе снаружи — другого способа высушить её у них не было.

Она смотрела на мальчика и ощущала странную смесь тепла и боли. Боль — от того, что он так напоминал ей её дочь; тепло — от того, что он не выглядел ни эльфом-воином, ни странником из иного мира, как описывалось в фэнтези-книгах её мира, а был просто потерявшимся ребёнком, которому, казалось, впервые за долгое время дали приют. Его глаза блуждали по комнате, и каждый новый взгляд был полон удивления.

— Это... ваш дом? — наконец спросил он почти шёпотом.

Анна едва заметно кивнула.

— Да. Здесь я живу. Не хоромы, но мне подходит.

Эграссель огляделся. Взгляд задержался на ковре из белой шерсти, затем — на картине с кебабом и перцами, что висела на стене, потом — на аккуратно сундуке и деревянном табурете на котором стояла окислившая кружка с деревянной ложкой. Его заострённые уши дрогнули, и он снова посмотрел на Анну. Она почувствовала неловкость, понимая, что её жилище выглядело не самым богатым образом, но всё же — жить в нём можно было вполне.

— Я думал... — он запнулся, сделал глоток молока. — Я думал, мы идём в обычный дом. Но это... деревня? — он приподнялся, и одеяло сползло с его плеч, обнажив худую грудь. — Тут никого нет.

— Здесь когда-то жили люди, — сказала Анна спокойно, с лёгким акцентом на слове «люди». — Но теперь... никого. Только пустые дома.

Она говорила почти на одном дыхании и подходя к окну. За мутным стеклом тянулась пустая улица: покосившиеся дома с заросшими крышами, обвалившиеся заборы, трава, пробившаяся сквозь камень. В тишине казалось, будто сама деревня жила своим прошлым и смотрела на них пустыми окнами. Когда-то здесь кипела жизнь, но теперь осталась только она и её скот. Сначала это давило, но потом привыкла — у неё хватало забот, чтобы не сойти с сума от одиночества. А сейчас... сейчас у неё появился тот, с кем можно поговорить.

Эграссель поднялся, всё ещё держа глиняный горшок обеими руками, и встал рядом с ней. Его зелёные глаза скользили по заброшенной улице. Прибыв сюда, он видел лишь дома мимоходом, но теперь его взгляд цеплялся за каждую деталь: загон с крышей и стенами, склад, огород.

— Заброшенная деревня... — прошептал он, словно не веря. — Разве вам не одиноко?

Анна перевела на него взгляд. Вопрос был правильный, слишком правильный.

— Было дело, — ответила она после паузы. — Одиночество — не самое лучшее, что может случиться с разумным существом. Но нет, теперь мне не так одиноко. У меня есть животные, есть работа, которой нужно заниматься. — она пожала плечами и добавила с усмешкой: 

— И да, не вздумай обращаться ко мне на «вы». Это делает меня старой.

Эграссель хмыкнул и чуть смутился.

— Хе... хорошо. Как скажешь.

На несколько секунд снова воцарилась тишина. Они лишь смотрели друг на друга, и вдруг оба засмеялись — тихо, почти неслышно. Смех вышел неловким, но именно поэтому оказался тёплым. Этот странный разговор подарил Анне редкое ощущение отдыха и лёгкого, почти забытого социального облегчения.

— Что же... начнём с главного, — наконец сказала она, слегка наклонив голову и прищурившись. — Что за умение такое, что швыряет тебя прямо над чьей-то макушкой и почти давит людей?

Эграссель замер. Тишина повисла между ними, и Анна уже подумала, что, может, поспешила с вопросом. Но в его глазах не было обиды — только сомнение, словно он тщательно подбирал слова.

— Это... Искра, — тихо произнёс он.

— Искра? — переспросила Анна, нахмурившись, словно пробуя слово на вкус.

Он кивнул, прижимая к себе горшочек с молоком так крепко, будто тот мог его защитить.

— Так я это назвал, моё умение. Или скорее — дар.

Анна чуть склонила голову, и её взгляд смягчился.

— Дар? От кого? — в её голосе прозвучала тень недовольства. Мысль о том, что кто-то мог подарить подобную силу несовершеннолетнему, её раздражала. В её глазах он выглядел именно ребёнком, хоть она и не могла точно сказать, сколько ему лет.

Эграссель отвёл взгляд к окну. Его плечи дрогнули — он будто хотел сказать больше, но сдержался.

— Я не могу объяснить... не сейчас. Но скажу одно: Искра — это то, что дано мне. Она... живая. Часть меня. Будто внутри меня горит маленький огонь. Если захотеть, он вспыхивает и превращается в силу. Иногда — в магию. Иногда... — он сделал паузу и опустил глаза, — в перемещение. Как видишь.

Анна слушала молча, не перебивая, лишь слегка качнула хвостом, показывая лёгкое нетерпение. Конечно, она понимала, что он не может рассказать ей всё — доверие ещё не настолько сильное. Но даже эта маленькая информация была интересна. Магия... В её прежней жизни она казалась чем-то мифическим и недосягаемым, а теперь здесь выглядела вполне реальной.

— Я впервые пробовал использовать её, — продолжил он, голос стал тише. — Я не знал, куда именно попаду. Не знал, получится ли вообще. Было страшно... — он улыбнулся почти виновато. — Но я оказался здесь. И встретил тебя. Ты могла меня прогнать, испугаться... или хуже. Но ты этого не сделала.

Его слова прозвучали искренне, и в зелёных глазах мелькнул живой свет — как у ребёнка, которому впервые поверили. Анна мягко улыбнулась, облокачиваясь на подоконник.

— Искра, значит... Хм. Дар, что бросает мальчишек с небес в чужие миры. — Она фыркнула, но без злости. — Ну что ж, выходит, повезло тебе, что я не злая.

Эграссель кивнул, и его лицо озарила лёгкая, тёплая улыбка. Всё же, он хороший ребёнок — это было видно сразу (она и не задумывалась, что он мог быть, например, умелым манипулятором).

— Ты упомянул магию, — заметила она решив об этом спросить, отворачивая взгляд. Ей было трудно долго смотреть на этого ребёнка, который имел такие же черты, что и её дочь, но она пересилила себя и снова встретила его взгляд. — В твоём мире есть магия? Или эта... Искра дала тебе её?

Эграссель слегка вздохнул, сжимая горшок с остатками молока.

— Нет, нет... В моём мире магия есть, — тихо произнёс он. — Мы изучаем её в школах и академиях, так же, как науку. Я, например, окончил академию как лучший ученик. Мне даже говорили, что я такой же способный, как отец, и что он может гордиться мной!

Если бы у неё были брови, она явно приподняла бы их — интересно, очень интересно. Магия. Забавно, но ещё интереснее была сама Искра. И странно, очень странно, что этот ребёнок, хоть и нервный весь, отвечал на её вопросы спокойно, тщательно подбирая слова, что-то скрывая. Анна понимала: с первой встречи доверие не возникнет, и она не сможет вынудить у него все секреты. К тому же он упомянул отца — значит, родня у него есть. Только вот про мать... её инстинкт насторожился. Она была так поглощена своими мыслями, что почти не заметила, как Эграссель продолжал рассказывать о своём родителе.

— Похоже, ты рад, что тебя сравнивают с отцом. Хочешь быть на него похож? — заметила она, делая вид, что внимательно слушала, видя его улыбку. — А что насчёт матери? Она тоже гордится?

Мальчишка поник. Радость исчезла, а взгляд стал печальным.

— Мертва. Ещё когда я был ребёнком...

Анна замолкла. Боже, как ей было неловко. Зря она это спросила, ещё и больно надавила. Алые глаза метались по дому, будто ища что-то. Затем она тяжело вздохнула и подошла ближе к Эграсселю.

Её белая рука коснулась его мокрых волос, нежно проводя по голове, по-матерински. Она помнила, как успокаивала подобным образом свою дочь. Теперь она успокаивала нового... друга? Да, можно так назвать. Друг, знакомый, тот, кто носил черты её ребёнка, и видеть его печальным было невыносимо.

****

После столь быстрого разговора она решила отвлечь Эграсселя по-настоящему — от всего напряжения, от того, как они переместились, и от стресса, который пришлось пережить ребёнку. Анна предложила ему посмотреть на животных и была рада, что он согласился: глаза мальчика блестели от интереса.

Стоит сказать, что ей пришлось использовать тот самый шарф как пояс для блондина — одеяло было единственным, что прикрывало его худое тело. Анна сдержала улыбку, когда завязывала шарф; мальчик слегка покраснел, но промолчал, позволяя ей закрепить его. Его руки сжали края одеяла, будто оно было его личным щитом. Это выглядело так мило и по-детски — он позволил ей увидеть себя в таком уязвимом состоянии.

Её рука мягко держала руку парнишки, ведя его к загону с животными.

— Смотри, — сказала Анна, показывая на загон, где ютились эти блеющие пушистые комочки, которые вновь обросли шерстью — быстро как-то. — Это мои овцы. Они мирные.

Эграссель осторожно подошёл, его взгляд блуждал по пушистым телам. Он протянул руку, чтобы погладить одну из овец. Та лениво покачала головой, не проявив агрессии, лишь слегка потёрлась о его руку. Кажется, эльфу это понравилось — глаза блеснули, и он выглядел взволнованным, и есть смысл, не каждый день можно так близко подойти к таким животным.

— Они... такие мягкие, — прошептал он.

— Видишь? — усмехнулась Анна. — А теперь попробуй покормить их. — Она протянула ему немного пшеницы, взятой из кормушки, где животные периодически подъедали перед ними. Пучок стеблей сразу оказался в бледных, тонких руках эльфа. Мальчик осторожно поднёс его к одной из овец, что стояла ближе всего к заграждению. Та лениво понюхала стебли и тут же зажевала, будто аккуратно с рук. Он тихо рассмеялся, когда его рука опустела. Первый контакт с животными таким образом оказался вполне позитивным.

— Отлично! — похвалила Анна. — А теперь коровы. Они крупнее и немного громче, но тоже дружелюбные.

Эграссель слегка попятился, когда она указала на коров. Да, они были значительно больше овец, и одна из них лениво обнюхала его протянутую руку. Он сделал шаг назад, и одеяло слегка сползло с плеч, но к счастью шарф всё сдерживал. Он был закреплён достаточно крепко, чтобы удерживать одеяло, да и само оно было не слишком плотным.

Дальше они подошли к свиньям. Эти были шумными и любопытными, толпились у забора, издавая смешные хрюкающие звуки. Эграссель слегка испугался, но Анна взяла его за руку и нежно сжала её:

— Не бойся, — успокаивала она. — Они просто громкие.

И ведь правда, они действительно громкие, но безобидные.

Он кивнул и осторожно протянул руку, чтобы погладить одну из свиней. Та внезапно попыталась утащить его шарф, и мальчик слегка подпрыгнул. Анна успела схватить его за локоть, смеясь, а потом лёгким движением дополнительных рук слегка хлопнула по пяточку свиньи, чтобы та отпустила шарф — и это сработало.

— Вот видишь, весело же! — сказала она.

Эграссель тихо рассмеялся, и его смех слился с хрюканьем свиней, шелестом травы и лёгким ветерком. Он посмотрел на неё глазами, полными доверия, и тихо улыбнулся. Этот момент был приятным, и Анна была рада такой встрече — она даже не подозревала, как соскучилась по настоящему общению и контакту с людьми.

****

— Анна... — начал он неуверенно. — Я хотел спросить... к какому виду ты относишься? И почему живёшь именно здесь? — он машинально провёл ладонью по мокрым волосам, будто пытаясь успокоить себя. Вопрос сорвался неожиданно — только когда она отвела его к своему огороду, показывая грядки с картошкой и пшеницей. В тот момент Анна даже хотела слегка погордиться своим трудом перед ним, но вопрос... Вопрос был хороший, даже слишком.

Кто она?

Анна посмотрела на свои белоснежные руки: четыре пальца с немного заострёнными кончиками, без ногтей — такими они были изначально. Вместо кожи — грубый, шершавый хитин. Хвост с шипом на конце, как у скорпиона. И крылья — большие, белые с красными узорами. Она не человек, а жук.

Но как ответить ему? Она не могла рассказать, что умерла и переродилась в этом теле. О коконе могла бы упомянуть, но объяснить, как оказалась в лесу, — куда сложнее. Стоит ли вообще говорить об этом? Впрочем, скажет, как получится. Может, юноша сумеет помочь.

Она помнила: кокон, тепло, резкий рывок в груди — и вдруг другое место. Могла ли она переместиться так же, как он? Анна не знала, как выдать всё это в слова, но молчать не хотела.

— Не знаю. Я не знаю, что я такое. В один момент очнулась в коконе, а потом — уже здесь. А деревня... — она оглядела её, стоя рядом с огородом. — У меня просто не было выбора. Но не подумай, что я грущу или страдаю из-за отсутствия подобных себе.

Сказано было кратко, но честно. К тому же Анна и сама не знала, как отнёсся бы к ней вид, в который она переродилась увидев её.

Эграссель медленно кивнул, но взгляд его не отрывался от Анны, пока она говорила.

— Ты... очнулась? — повторил он её слово едва слышно, словно пробуя его на вкус. — В коконе?

Анна усмехнулась уголком рта.

— Да. Проснулась и всё. Выгрызала себе, так скажем, путь к свободе, но... - она помолчала, затем тихо продолжила: — Я не смогла выбраться. Я бы умерла, но почувствовала рывок в груди и вот я здесь. Лес и тишина. — та провела одной из рук по открытому хитиновому предплечью, будто проверяя собственные слова. По её рассказу можно было догадаться, что она ещё не являлась взрослой особью..

— Значит... ты даже не знаешь, что это за мир?

— Не знаю, — тихо ответила Анна, всматриваясь в далёкие пустые дома. — Иногда думаю, что это сон. Иногда — что я просто умерла и нахожусь в лимбо. А может, я просто сошла с ума.

Мальчик слушал её очень внимательно, будто размышляя о чём-то своём, когда она начала откровенничать.

— И ты решила остаться здесь, одна?

Анна пожала плечами, глядя на ровные грядки картошки и пшеницы, как на единственное доказательство собственной реальности.

— Не решила. Просто... осталась. Выбора нет. Живёшь там, где можешь. Сначала страшно, но потом привыкаешь.

Она повернулась к нему и попыталась улыбнуться — не чтобы скрыть правду, а чтобы показать: её одиночество не означает слабость. Доказательства были вокруг него: склад, дом, который она обустроила, животные и грядки, а также её яма, превращённая в шахту.

Эграссель долго молчал. Его зелёные глаза блеснули в тусклом свете вечернего солнца.

— Это... наверное, тяжело. — он выдохнул. Жалел ли тот её? Пф, Анна не хотела слышать жалость к себе, ей это было не нужно: жалость ничего не исправит и не даст ей силы.

Ветер колыхнул зелёные листья картошки. Они стояли среди грядок — эльф с мокрыми волосами и девушка-жук с хитиновыми пальцами — двое чужих в пустом мире.

****

Следующий день после знакомства оказался насыщенным. На трезвую голову Эграссель просто поник, когда до него дошло, что он отсутствовал в своём мире, в своём доме, целые сутки. Боже, только тогда он осознал, как будут кричать на него или ругать друзья — что, к слову, было странно для Анны. Эльф бормотал это вслух в своей мятой высохшей одежде (зелёная кофта с длинными рукавами, чёрные брюки и коричневые сапоги), но ни разу не упомянул своего единственного родителя — отца. Анне это категорически не понравилось.

В этом мире он переночевал в доме Анны, на её кровати — по её настоянию. Отнекиваться он не мог: она буквально силой уложила его туда, а сама устроилась на полу. Ранее она несколько раз ночевала на улице, поэтому пол, покрытый белоснежным ковром, казался ей настоящей роскошью (не то чтобы ей тогда было плохо: она и раньше сама решала спать под открытым небом).

Эграсселю пришлось спать кое-как: тело прикрывалось лишь одеялом, заменявшим одежду. У Анны не было ресурсов, чтобы соорудить ещё одну кровать, а старую, стоявшую на улице, она пока не разобрала. Еда тоже была скромной, но они вместе поели запечённую в печи картошку под усыпанным звёздами небом. Эльфу непривычно было есть столь пресную пищу, но пшеница и картошка — всё, что у неё имелось. Мяса Анна пока не предлагала: нужно было сначала развести скот, чтобы появилось больше коров и овец с свиньями.

Теперь она наблюдала за своим... другом? В общем, за Эграсселем. Он стоял на улице, подальше от колодца и вещей, сосредоточенный, с закрытыми глазами. Алые глаза Анны следили за тем, как он пытается использовать то, что он называл Искрой. И вот — золотые искры, словно крошечные частицы света, закружились вокруг светловолосого эльфа. Сосредоточенный и спокойный, он пытался переместиться домой... и — ничего. Искры исчезли, а он резко распахнул глаза и разочарованно оглянулся.

— Что-то не так? — спросила она, наблюдая растерянного эльфа. Зрелище этих золотых искорок было красиво, но попытка не увенчалась успехом.

— Я... не уверен, — Эграссель тяжело вздохнул, выговорив эти слова стоя на месте. — Я не понимаю. Я вроде делаю всё то же, что делал тогда, когда попал сюда, но не могу понять, почему ничего не работает.

Анна слегка наклонила голову, изучая его лицо, полное замешательства.

— Ты уверен, что всё повторяешь точно? Может, что-то упустил?

Эграссель же покачал головой, скрестив руки на груди; по глазам было видно, как он напряжённо думает.

— Я повторил каждое движение, каждую мысль. Искра чувствуется внутри, но путь будто закрыт. Словно кто-то запер дверь и выбросил ключ.

— Может, дело не в двери, а в тебе самом? Иногда ключ прячем мы.

Эльф устало провёл рукой по волосам с лёгкой нервной улыбкой на лице.

— Я не хочу оставаться здесь насильно. Там... мой отец, друзья. Они волнуются.

Анна прикусила "губу", услышав эти слова. Конечно, о нём будут волноваться, если он задержится хоть на день, но, если честно, ей не хотелось, чтобы он уходил. Она хотела, чтобы юный эльф остался подольше — всего вчера они познакомились, а она уже успела к нему сильно привязаться. Вот что делает с ней одиночество.

Но... отец. Тьфу. Анна никак не могла избавиться от странного чувства, которое всплывало в ней каждый раз, когда слышала это слово из уст Эграсселя. Может, это последствия её смерти? Теперь она внимала своей интуиции особенно остро.

— Знаешь... может, тебе стоит попробовать представить их всех: свой мир, друзей, семью. Откройся этим чувствам — вдруг так удастся переместиться?

Эграссель на мгновение замер, обдумывая её слова.

— Представить... — тихо повторил он, словно пробуя это слово на вкус. — Возможно, ты права.

Он закрыл глаза. Плечи слегка дрогнули, руки медленно опустились.

Анна видела, как в его лице проступает сосредоточенность: едва заметно шевелились губы, дыхание стало редким.

Воздух вокруг будто стал плотнее, а звуки леса стихли, словно сами прислушиваясь.

— Отец... — шёпот сорвался почти беззвучно. — Дом... свет очага... друзья...

Золотые крупицы Искры вновь зажглись вокруг него — ярче, чем прежде. Анна затаила дыхание, чувствуя, как слабое тепло будто струится по коже, пока она наблюдала за происходящим. Она тоже закрыла глаза, стараясь представить мир, о котором он говорил: эльфийские дома среди ветвей, мягкий свет фонарей, лица тех, кого он любит. Конечно, она могла лишь догадываться, как всё выглядит в его мире, ведь она никогда не видела его друзей или семью, но то, с какой теплотой он обо всём рассказывал, было удивительно мило. И, может быть... есть способ и ей попасть туда, к этим людям. Рядом с Эграсселем она наконец смогла бы нормально с кем-то поговорить.

Вдруг по воздуху прошёл лёгкий треск — тонкий, словно треск льда на весенней реке. Алые глаза Анны распахнулись, и она увидела, что на привычном месте напротив её уже не было Эграсселя. Лёгкие золотые крупицы исчезали так же внезапно, как появились.

Эграссель ушёл... и это произошло так быстро. Так грустно.

Она стояла там, открывая и закрывая рот, но потом лишь тихо вздохнула. Попросить его остаться ещё на денёк было бы эгоистично. Анна долго не шевелилась, словно надеясь, что золотые искры вернутся и соберут его обратно, как обратный дождь.

Лес вновь ожил: зашуршали листья, где-то щёлкнул кузнечик, вдали крикнула птица. Всё было как прежде, только тишина внутри стала иной — тяжёлой. Она опустилась на колени и провела пальцами по траве, где ещё миг назад стоял Эграссель. Холодная трава коснулась хитиновых суставов, но Анна почти не ощущала её.

— Ну... значит, ты дома, — прошептала она в пустоту, пытаясь улыбнуться.

В груди зашевелилось странное тепло, смешанное с болью. Он вошёл в её жизнь слишком быстро и так же внезапно исчез. Собравшись, Анна поднялась, направилась к дому и вскоре вошла в него. Нужно будет что-то сделать: проверить огород, принести дров, заняться печью, запечь картошку, добыть больше руды, разобраться ещё раз с животными. Ритуалы обычного дня могли хоть немного прогнать пустоту. Но шаги отдавались гулко, а пол под ковром, который накануне казался уютным, теперь напоминал о том, что ночевать придётся снова одной.

В голове настойчиво крутилась мысль: если он смог переместиться, значит, он мог вернуться сюда вновь.

— Может, когда-нибудь... — слова сорвались сами, без адресата.

Анна стояла у приоткрытой двери. Вчера над лесом рассыпались звёзды, под которыми они ели картошку. Она тихо провела когтями по косяку и позволила себе короткую надежду: вдруг он захочет вернуться. Или она найдёт способ пройти по этому невидимому мосту следом, чтобы в конце концов не сойти с ума сама.

Каждое мгновение было наполнено тихой тоской и осторожной верой — и Анна держалась за неё, словно за единственный спасательный круг.

От автора:

1. Здесь видно, как она слишком быстро привязывается к Эграсселю. Но, согласитесь, к этому пупсу просто невозможно не привязаться.

2. Так же заметно, что после появлением нашего эльфёнка её одиночество давит на Анну особенно сильно.

3. Она понимает, что совсем скоро может сойти с ума, повторяя одни и те же действия, но выбора у неё нет.

4. Боже, я так стараюсь правильно выстроить диалоги между ними.

5. В конце как-то всё... не очень получилось.

6. Эграссель ещё появится, не волнуйтесь; к тому же пока только он будет общаться с Анной.

7. Интересно, она ведь не знает о своей Искре, а её перемещение из кокона порой просто вылетает из головы, и из-за появления Эграсселя она не может сопоставить его способность со своей (если она вообще додумается об этом).