Глава XXII
Он молча смотрит на девушку, задержавшись в коридоре еще на мгновение, заставляя ее ладони вспотеть, прежде чем пройти мимо нее, чтобы войти в спальню. Тесса вдыхает его знакомый древесный одеколон, наслаждаясь близостью в течение каждой секунды, которую он ей позволяет.
Она недавно приняла душ, ее волосы еще в коконе полотенца, а на теле только черное нижнее белье. Она приготовила для сегодняшнего вечера короткое ультрамариновое платье с застежкой из мелких пуговиц под самое горло. Скотт застал ее на том моменте, когда она собиралась нанести макияж.
Настал значимый для парня день – выходит в печать его первая книга, роман «После», его детище и исповедь, обо всех событиях и испытаниях в его жизни до и после знакомства с Тессой.
Реджина Лоуренс привлекла в качестве издателя и спонсора одну из самых известных и скандальных персон Нью-Йорка за последнее время – американку азиатского происхождения Йоко Имаи. Молодая женщина добилась успеха за короткое время, основав Дом японской культуры и развивая свое влияние в различных направлениях, от моды и литературы, до строительного бизнеса.
Сегодняшняя вечеринка – коллаборация связей и амбиций Джи и финансовых возможностей Йоко. А Хардин и Макмилланы - всего лишь приглашенные гости среди влиятельных людей города. Сенатор Лоуренс с опаской посещал вечеринки после скандальной истории с взрывом газа, но культурное событие укладывалось в рамки имиджа непогрешимого политика и примерного семьянина. Их с Лоу сын, Хьюго, тоже был приглашен вместе со своей невестой. И там Джи планировала объявить о скором выпуске своей биографии в соавторстве со Скоттом.
Тессе не хотелось никуда идти, вновь укрывшись в ставшей убежищем и местом воспоминаний и скорби спальне, но она не могла подвести парня и не разделить с ним его триумф. Он так долго и упорно шел к тому, чтобы добиться чего-то, что всецело заслужил этот успех. И ей следует пойти и поддержать его на презентации книги и вечере в честь выпуска ее первого тиража.
Хардин вытаскивает из шкафа и кладет на кровать рядом с ее платьем свои вещи, затем засовывает руки в карманы спортивных брюк и встречается своими глазами с ее.
Костюм Скотта на сегодняшний вечер, лежащий на кровати, великолепен. Приталенные брюки обрамят его стройные ноги, а простая накрахмаленная рубашка на пуговицах не скроет, насколько подтянутый под ней живот. Как всегда простой, но так подчеркивающий его неотразимость черный цвет. Ни одной лишней детали, ни одного изъяна.
Тесса опускает взгляд, проводя глазами по татуировкам на его руках, ее пальцы так и чешутся провести по синеватым линиям. Шатен только в брюках, и она любуется его рельефом торса, прослеживая взглядом каждый кубик пресса.
Его приход сейчас — это удар молнии. Электрический. Опасный. Соблазнительный. Гудящий во всем ее теле.
Хардин замер, скрестив руки на голой груди. Настрадавшееся сердце блондинки бешено бьется до самых пальцев ног. Он словно читает ее мысли, видя насквозь и заставляя трепетать внутри.
— Времени не так много, детка, — его хрипловатый с британским акцентом голос ровный и пассивный, словно не затронутый зрелищем, представшим перед ним. Но его взгляд, даже в приглушенном свете спальни, не пассивен.
Изумрудные глаза Скотта всегда остры, всегда изучают окружающую обстановку, словно ожидая, что что-то произойдет. Что именно? Кто знает. Но он всегда скрыто наблюдает, и прямо сейчас этот острый как бритва взгляд устремлен только на нее, разрезая на куски, пока он не спеша прослеживает линии ее похудевшего в последнее время тела. Вверх, затем вниз, останавливаясь то на острее выступивших ключицах, то на вершине бедер, а затем снова поднимаясь вверх.
Дрожь пробегает по позвоночнику блондинки, и место между бедер вздрагивает. Он облизывает языком свои пересохшие губы. Эти темные штаны сидят на его бедрах очень низко, несправедливо выставляя напоказ две неглубокие бороздки, идущие по диагонали штанин.
Приглушенный шторами свет в спальне делает его изваянным из мрамора, высеченным жесткими штрихами, но все еще каким-то образом несущим в себе мягкость человека.
Пальцы девушки так и не осмеливаются коснуться его. К сожалению, ее сердце сейчас не единственное, что зовет его, уже нет.
Ее плоть кричит о нем, зная, что он единственный, кто может удовлетворить ее, единственный, кого она хочет.
— Что ты делаешь? — выдыхает Тесса, стаскивая полотенце с волос и встряхивая свои влажные кудри, чтобы укротить пушистость.
— Пытался еще раз повторить свою речь, — с полуулыбкой говорит он, расцепляя скрещенные руки и опуская их вдоль тела. — Что невозможно, когда отсюда доносится столько шума.
Он выглядит так волшебно. Дорогая мраморная статуя, покрытая татуировками, которую изваял гениальный художник только для нее.
Его шаги эхом отдаются по деревянному паркетному полу, когда он идет к тумбочке рядом с кроватью. Тесса смотрит, как он берет черную книгу в кожаном переплете, которую забыл здесь некоторое время назад, его рука пробегает по корешку, прежде чем открыть ее.
Кусок ленты служит маркером страницы. Это почти интимно, когда его длинные пальцы пробегают по краям страниц, читая слова на странице с врожденным любопытством.
— Кожа белая как снег, губы алые и манящие, а грозовые глаза цвета неба перед ливнем, — небрежно читает он вслух, переводя взгляд на блондинку со знающей ухмылкой. — Эта страница отмечена, потому что на ней ты остановилась или потому что это твоя любимая цитата?
— Это всегда будет моя любимая книга, — тихо отвечает Тесса, а по позвоночнику пробегают мурашки. — Ты читал мне ее, пока мы вместе проживали страницу за страницей. Когда моя мама еще была жива...
— Умная женщина, которая воспитала свою дочь так, чтобы она не верила в счастливый конец, - горько произнес Скотт, хмуря густые брови.
Тесса прошла дальше в комнату, выхватив книгу из его рук и прижав ее к груди, как будто могла защитить счастливые воспоминания внутри.
— Это не так. Я верю в свое...в наше счастье, Хардин.
— Уверена? — он приподнял бровь.
— Мы - те, кто знают, что счастье не всегда приходит с обещанием солнечного света или полуночных поцелуев, — она крепче сжимает книгу. — Ночь может быть холодной, окутанной горькой тьмой, и даже тогда у тебя все равно может быть свой сказочный конец.
Например, история о сломленном мальчике, которого спасла от чудовища девочка, мечтавшая увидеть звезды в его душе.
В его глазах появляется вопрос, но он держит его при себе, отставляя их разговор и продолжая осматривать комнату. Она отходит к окну, поворачиваясь спиной, готовая ждать, пока он снова не заговорит. И его ласкающий ее кожу голос раздается снова:
— Ух ты, как приятно получить такое высокое одобрение моего романа. Самое время, детка.
К несчастью для него, она знает, как работает его разум. Как он играет в свои жестокие игры.
Блондинка не сердится на него, не совсем, хотя ей хотелось этого всю прошлую неделю. Она любит и понимает его слишком сильно, чтобы расстраиваться из-за того, что он ведет себя так, как умеет только он.
Холодно. Отстраненно. Резко.
Но она больше не собирается быть кроткой. Не тогда, когда стала свидетелем двух смертей и одной потери мечты. Барьер, удерживающий девушку от того, кем она была и кем является теперь, давно сломан.
Если Скотт собирается порезать ее своими словами, она ответит ему тем же. Тесса знает, кем они являются друг для друга, но ей надоело причинять боль друг другу.
Из чего бы ни были сделаны наши души, это души близких людей...
У них одно сердце на двоих, нетрудно понять, какое место сейчас кровоточит больше всего.
Они давно стали зеркальными отражениями друг друга. Он отражает все, что есть в ней, а она отражает то, что есть в нем. Две части на равной игровой площадке.
В конце концов, это они, и в глубине души он это знает. Что для них обоих не может быть никого другого.
— То, что ты становишься известным автором, заставляет тебя чувствовать себя неловко, не так ли? Ты на взводе? Или это просто твоя новая личность теперь, когда ты смирился с тем, что рядом с тобой всего лишь бесплодная патологоанатом? — Тесса знает, что, когда повернется, он будет ухмыляться. Эта глупая ухмылка, которая заставляет ее внутренности скручиваться.
— Разве это имеет для меня значение? Твоя профессия или твоя фертильность?— резко отвечает он, беря ее за плечо и разворачивая от окна к себе, со скрещенными перед собой руками и плотно прижатой книгой. Девушка старается не обращать внимания на то, как кричит ее сердце. – Ты так и будешь каждый раз упоминать это в наших разговорах? Или же ты опять себе что-то придумала и меня ожидает очередной сюрприз? Тогда к чему мне готовиться?
Он так близко. Прикоснись к нему. Прикоснись к нему.
Хотела бы она, чтобы кровоточащее сердце поняло, как тяжело оно делает это для них. Что оно выбрало самого сложного мужчину для любви.
- Никаких сюрпризов, Хардин... - она пожимает плечами, но грозовые глаза полны боли невысказанных слов.
— Что же, — он цокает языком. — Но я не могу не задаться вопросом, почему человек, который вторгался в мое пространство с тех пор, как мы стали жить вместе, не хочет делиться своим. Ты надумываешь себе что-то раз за разом, а потом вдруг выдаешь это за реальность, Тесс.
Она сжимает челюсть, скрежеща коренными зубами, борясь с румянцем, разливающимся по щекам.
— Тебе нравится знать это, не так ли? Что я следовала всегда за тобой? Это подстегивает твое и без того огромное эго, когда ты знаешь, что у тебя есть та, кто соглашается с любой твоей идеей? И кого ты читаешь, как открытую книгу?
— Это не отвечает на мой вопрос, детка.
— Я не обязана отвечать только потому, что ты спрашиваешь меня о чем-то, - фыркает блондинка.
Он улыбается, прижимая язык к щеке, волосы падают перед его лицом, когда он отвечает.
— Теперь у тебя есть от меня секреты, Тесс? — его глаза становятся жесткими. — Учитывая, что я никому не рассказал о твоем бесплодии, а ты поделилась с Ким первой, или о том, как ты первая узнала, кто мой настоящий отец и молчала неделю, думаю, что я заслуживаю немного доверия, не так ли?
В его словах звучит угроза. Она решила держать все в себе из-за клина, который вбило ее бесплодие между ними, а теперь он шантажирует ее, требуя поделиться мыслями?
Он никогда не сможет отрицать, что он тиран, это точно.
— Это никак не связано с доверием к тебе, Хардин, — говорит девушка с горечью в голосе. — Мне было бы неприятно, если бы никто не разделил со мной мой успех. Это наш дом, наше пространство, место, где нам не нужно прятаться. А это значит...
— Никаких секретов друг от друга, Тесса, — закончил он за нее. — Я хочу знать всю тебя.
Она сглатывает комок в горле, во рту пересохло из-за жара в его взгляде. Его глаза не отрываются от ее ни на секунду. Она ненавидит, когда он так делает, смотрит так, как будто видит все, и это его не пугает.
Ее кожа покрывается мурашками, когда она кивает.
— Это не то, к чему я привыкла. Мир не видит меня, — она стискивает книгу в руках до хруста пальцев. — Мы не все можем быть созданы для суеты политических разговоров и присутствия в медиапространстве. Я боюсь публичности сегодня. Вдруг я тебя подведу? Вдруг окажусь недостаточно хороша?
В каждой комнате, куда заходит Хардин Скотт, он владеет каждым взглядом. Он наслаждается вниманием людей и улыбается из-за этого. Тесса уже видит, как он без труда прокладывает себе путь через толпу поклонников. Этот город впервые увидит его как писателя, но уважение к тому, кто он есть и что делает, есть уже сейчас, и он это знает.
Он внезапно смеется, невесело и грубо. Черная дыра звука, поглощающая весь свет в комнате.
Интересно, знает ли он, что это неискренний смех?
Ее колени стучат друг о друга, когда она думает о количестве людей, которые увидят ее сегодня, сердце стучит о грудную клетку. Но жар между ногами стал невыносимым с момента его прихода в спальню.
— Ты давно думаешь об этом, не так ли? — его ухмылка — это угроза.
Ее любимый вид предупреждения.
Скотт идет вперед, погружаясь в глубины ее сознания без разрешения.
— Сегодня вечером ты будешь думать только обо мне, прикасающемся к тебе. Ты принадлежишь только мне, любимая.
Тесса тяжело сглатывает, впиваясь пальцами в свои ноги, качая головой, отрицая правду ради своего здравомыслия, зная, что его слова вызывают новый прилив теплого возбуждения внутри нее.
Когда его горячие руки дотрагиваются до ее груди, она поднимает на него глаза.
Он весь сейчас - царственная башня разрушения и центр ее наслаждения. Это тревожное заблуждение, которое они создали.
— Или ты жаждешь этого сейчас? — он просовывает колено между ее ног, его сильные бедра сгибаются.— Когда я засуну свои пальцы в твою красивую киску, пока она будет истекать для меня?
Размытый шторами свет бросает матовый оттенок на суровые углы его лица, выставляя блеск его нефритовых глаз хищным и голодным. Одно неверное движение, и они подпадут под влияние базовых инстинктов.
Хищник и жертва.
— И что ты медлишь вместо того, чтобы просто прикоснуться ко мне? Сам же сказал, что времени мало, — девушка вздохнула, задавая вопрос, на который знала ответ, но все еще желая услышать ответ на его губах. Она провоцировала его сделать свой ход первым.
Из ее легких вырывается выдох, когда его пальцы обвиваются вокруг ее лодыжки, притягивая ее к своему горячему телу. Она стонет, когда ее центр сталкивается с ногой, которая все еще стоит на полу, его мускулистое бедро раздвигает ее, в то время как другое колено находится рядом с ее бедром.
— Детка, — он проводит языком по передней части своих белых зубов, как голодное животное, готовое к пиршеству. — Я бы с удовольствием избавил мир от остальных мужчин, которые дышат тем же воздухом, что и ты.
Тесса кивает, не в силах говорить, не в силах делать ничего другого, кроме как гнаться за облегчением и молча, взглядом свинцово-ртутных глаз, умоляет его помочь волне внутри нее достичь своего гребня.
Его длинные пальцы скользят по ее телу, чуть щекоча ребра нежными движениями, которые никак не ослабляют ее желание. Развратно сжимая свои бедра вокруг его ноги, она чувствует, как намокает пятно ее влаги на его штанах.
Тессе нравится, что он знает, что ее тело так открыто для него, что, несмотря на все разногласия, она жаждет его так сильно, что не заботится о том, что выглядит отчаявшейся.
Каждый дюйм движения мучительно медленный, как он работает, пока его рука не оказывается прямо под ее грудью. Она зажмуривает глаза, втягивая воздух, когда он ласкает ее сосок.
Блаженство длится всего секунду, потому что так же быстро, как оно появилось, так же быстро оно и исчезло. Она стонет от разочарования, когда он отстраняется от нее.
На его лице ухмылка, потому что он точно знает, что делает с ней. Скотт нарочито жесток, он наслаждается каждой секундой, зная, что сколько бы ни мучил девушку, она будет только больше распаляться.
Не обращая внимания на ее тело, он скидывает на пол подушки с кровати, стараясь не зацепить разложенную одежду. Его взгляд горячий, потемневший от похоти и не отрывающийся от ее, когда он подталкивает ее, заставляя расположиться на полу на подушках, а затем прижимается губами к влажному пятну в центре ее трусиков, глубоко вдыхая.
— Как сладко, — мурлычет он. — Я чувствую, как отчаянно твоя киска желает меня.
Она чувствует, как его тело подается вперед, уступая жару между ее ног. Положив одну из своих больших рук рядом с ее головой, он использует другую, чтобы провести ладонью по ее уже освобожденной от бюстгальтера груди, больше не дразня, а приподнимая и сжимая, перекатывая нежные соски между пальцами.
Они так близко, что блондинка кожей ощущает желание, исходящее от его тела. Чувствует теплый древесный аромат, исходящий от его кожи, запах мятного дыхания— так близко, что видит, насколько чиста зелень его глаз. Другого цвета не существует; они похожи на самый прекрасный в мире изумруд.
Его дыхание обдувает ее лицо, трепещет на ресницах, и она оживает под его взглядом, не стесняясь, когда уверенная рука скользит вниз по трусикам.
Тесса задыхается от того, насколько промокшей от желания себя чувствует, и Скотт тут же вдыхает это в свой рот. Так они и двигаются в медленном темпе, а он заглатывает каждый вдох, прежде чем вернуть его назад ее легким.
— Хардин, — бормочет она, пока он потирает тугие круги вокруг ее клитора, — мне нужно больше. Мне нужен весь ты.
Она жаждет его, так же сильно, как хочет кончить.
Доверие к такому человеку приносит огромное удовольствие. Она рада, что раскрыла ему еще один свой страх сейчас.
Она для него — открытый холст, на котором он может изобразить все желаемое.
— Как мило с твоей стороны, любимая, — он ухмыляется, кончик его языка касается верхней губы. — Ты так хороша, детка, так мила сейчас со мной, не так ли?
Хардин опускает голову в ложбинку на ее шее с гортанным стоном. Такой грубый и животный, что она чувствует, как он вибрирует в ее костях.
— Дай мне посмотреть, как намокла твоя киска. Как сильно она жаждет меня, детка, — приказывает он, оставляя дорожку обжигающих поцелуев вдоль ее шеи, проводя языком по чувствительной коже.
Она так близко к краю, что не может представить, что он вдруг уберет пальцы.
— Детка, — он проводит языком за ее ухом, нежно покусывая. — Покажи мне, как ты готова повеселиться ради меня сегодня вечером.
Острота в его голосе исчезает. Появляется мягкость внутри него, ее достаточно, чтобы звучать так, будто он умоляет. Как будто одного взгляда на нее, истекающую желанием, достаточно, чтобы поставить его на колени.
— Такая хорошая для меня, детка, — хвалит он.
— Хардин...
И вот они сливаются в одно целое, ее пальцы ног на деревянном твердом полу подгибаются, когда он облизывает верх ее рта. Тесса обвивает руками его шею, притягивая его к себе, и тянет до тех пор, пока не чувствует тяжесть его бедер, раздвигающих ее.
Его пах сталкивается с ее сдвинутыми в сторону трусиками, заставляя обоих задыхаться от совместного удовольствия. Она никогда не чувствует себя более полной, чем с ним вот так. Когда их кожа соединена, а тела жаждут только того, что дают друг другу.
Тесса слышит только шепот его имени на своих губах, мольбы о большем и его неровное дыхание у своего уха, а подушки сминаются под тяжестью его тела.
— Еще, пожалуйста. Мне нужно больше. Ты должен дать мне больше.
— О, ты так нуждаешься, детка — дразнит он, подстегивая ее. — Хочешь, чтобы я был внутри тебя, дорогая? Ты хочешь, чтобы я вошел в тебя до отказа?
Она кивает, покусывая губы. Сейчас Тесса готова на все, чтобы освободиться, чтобы кончить, чтобы он был внутри нее. Все, что угодно, лишь бы утолить этот голод.
Горячие пальцы обхватывают ее бедро. Он сжимает так сильно, что она уверена: когда завтра утром посмотрит на свое тело в зеркало, его хватка будет увековечена в виде синяков.
— Умоляй об этом. Помни об этом весь сегодняшний вечер, детка.
Она словно в бреду, запертая в моменте мучительного экстаза, но все еще видит, как смягчается его взгляд. Его глаза кажутся ярче, а края губ чуть приподняты, блондинка замечает это сквозь дымку надвигающегося оргазма.
Приподняв свой вес и создав достаточное расстояние, чтобы просунуть пальцы между ее бедрами, он нежно гладит ее, надавливая большим пальцем на клитор перед тем, как чуть убрать палец в сторону.
Тесса выгибается на подушках, прикусывая внутреннюю сторону губ, чтобы не закричать, когда его палец трется о клитор.
— Вот дерьмо, — ругается он. — Ты так промокла, чертовски промокла. Мне было бы так легко вставить член в твою тугую дырочку, детка.
— Да! — говорит девушка громче, чем ожидала.
Когда он наконец смилостивился над ней, она сжимается вокруг него и чувствует, как он погружается в ее тугую дырочку, ее стенки сжимают его, как тиски. Его ленивых толчков, смешанных с давлением на чувствительный бутон, достаточно, чтобы блондинка шумно кончила.
В ушах у нее гудит, по венам разливается ослепительный белый жар. Все, что имеет значение — это он.
— Вот так, детка. Иди за мной,— шепчет Скотт ей на ухо. — Ты такая хорошая девочка для меня.
На долю секунды ее зрение становится белым. Комната кружится, а пальцы ног впиваются в твердый пол. Она цепляется за плечи шатена изо всех сил, судорожно сжимая его руку. Чтобы заглушить крики, ее зубы оказываются прямо над его ключицей.
Каждый вздох заставляет содрогаться, оргазм накатывает, как грохочущие волны, омывая снова и снова, бесконечная пульсация блаженства. Мокрая кожа гудит и гудит от последующего шока.
Скотт гладит девушку по волосам, успокаивая тело, пока она не обмякает в его руках. Она тянется к нему, желая удержать его рядом, пока приливные волны замедляются. Дрожь щекочет ее позвоночник, когда она чувствует, как губы парня касаются ее влажного лба. Это шепот поцелуя, и она слышит его голос в своих ушах:
— Хотел бы я, чтобы ты не давала никому, даже мне, причинять тебе боль, детка, — шепчет он, — потому что я не могу остановиться сам.