Глава XIX
Было что-то такое в наблюдении заката из окна спальни Тессы и Хардина, что заставляло ее чувствовать надежду. Возможно, потому, что день заканчивался, и казалось, что завтра все может измениться к лучшему.
Новое начало.
Может быть, завтра воспоминания о потере будут стерты, а боль уйдет. И однажды она проснется утром и не будет скучать по матери и чувствовать себя виноватой, будто отпустила дьявола назад в ад.
Вот уже несколько дней, начиная с дня их со Скоттом возвращения в Нью-Йорк Тесса проводила свои вечера здесь, в одиночестве спальни, смотря в окно на закат и предаваясь воспоминаниям и строя радужные планы на будущее.
Боже, кого она обманывает? Прошло только несколько недель с тех пор, как она потеряла мать. А все ее следы уже исчезли, как будто кто-то нажал кнопку «удалить», чтобы стереть само существование Кристин и Майкла.
Тесса ловила себя на том, что боится забыть голос мамы, ее смех, запах любимых духов, звук шагов по дому в Биконсфилде, вечные споры с Майклом о том, что приготовить на ужин и много других мелочей, таких незначительных и в то же время таких дорогих сердцу теперь.
Девушка боялась, что однажды наступит момент, когда начнет казаться, словно их никогда не было и не было времени, проведенного с ними вместе. Если бы не воспоминания, которые продолжали мучить девушку, она бы, наверное, задумалась, что возможно это было просто сном.
Но это был не сон. Для сна боль была чертовски реальной. А она была достаточно наивна, чтобы представить, что однажды утром проснется, и все снова будет хорошо.
Может быть, однажды она снова сможет встать с постели с улыбкой на лице. Но этого точно не произошло сегодня.
Она отвернулась от окна и села на край кровати, свесив ноги. Ее мысли внезапно перенеслись к воспоминаниям о Хардине и встрече с ним.
Все изменилось, когда он поцеловал ее в ту первую ночь после ранения. До сих пор она помнит, как изменился мир, когда его губы впервые прикоснулись к ее. Шатен целовал ее так, будто она уже принадлежала ему, словно он контролировал каждый ее вдох. Это было грубо. Это было идеально. Она совсем не так представляла себе поцелуй с незнакомцем. В тот момент от ее губ по всему телу до самых пальцев ног распространялся ток, а в груди была искра, которая в любой момент могла взорваться.
Тесса закрыла глаза, вспоминая каждую секунду той ночи. Как он открыл глаза, придя в себя, и она посмотрела в нефритовые глаза незнакомца, от которых у нее перехватило дыхание. Это был первый раз, когда она видела, как зеленые радужки искрятся огнем.
Блондинка выдохнула и открыла глаза, жалея, что нет способа стереть все воспоминания и о нем. Если бы она только знала тогда то, что знает сейчас, то никогда бы не открыла эту дверь. В тот момент все изменилось. Это было начало конца для них.
Для нее.
Она ненавидит себя за то, что у нее болит сердце при мысли о том, что Хардин проводит почти все время с Джи Лоу. Ее вина, что ему приходится делать это, но она не может избавиться от тошнотворного чувства, которое охватывает девушку при мысли о связанных с Лоуренс и ее омерзительной подругой Ясмин Фаулз воспоминаниях.
- Как ты? – звук пришедшего на телефон сообщения от Скотта заставляет девушку вздрогнуть.
Через несколько секунд: не то чтобы тебе нужно было мне это говорить, но ты могла бы.
- Всё в порядке. Я в порядке и одна.
- Ты слишком часто бываешь одна с тех пор, как все произошло.
- Не совсем.
Она не знает, что ещё написать в ответ, потому что у нее в голове всё перемешалось, и она чувствует себя отчасти счастливой от того, что он беспокоится о ней и так открыт с ней. И в то же время она глубоко несчастна, потому что сегодня у них должен произойти этот разговор. Хардин должен знать эту правду сейчас, сразу же, а не когда-нибудь потом.
~
Она нажимает боковую кнопку на телефоне, чтобы выключить звук, когда врач входит в смотровую. Блондинка убирает телефон и пытается стереть с лица глупую улыбку, пока доктор Рэмингтон надевает латексные перчатки на каждую руку.
- Как у вас дела? – спрашивает она.
Как у меня дела? Я похоронила мать пару недель назад, а еще у меня полторы недели задержки, и я не помню день, когда забыла принимать свои противозачаточные таблетки.
На самом деле она не хочет знать ответ на этот вопрос, и у нее нет времени все это слушать. Она врач-гинеколог, а не психиатр.
— Хорошо, — отвечает Тесса, морщась при мысли о светской беседе, пока доктор Марта Рэмингтон готовится ее осмотреть.
— Я проверила анализ крови, который вы сдавали вчера, но там не было ничего, что вызывало бы беспокойство. В данный момент вы не беременны.
Тесса выдыхает с облегчением. Она не готова стать матерью вот так, прямо сейчас.
- Однако, - зловеще произносит доктор и делает паузу.
Тессе следовало бы догадаться, что обязательно будет "однако". Хотя она все еще надеется на чудо, которое наверняка уже точно не произойдет.
- Просмотрев снимки вашего обследования, я пришла к выводу, что ваша шейка матки очень узкая и, насколько я могу судить, очень короткая. Я бы хотела показать вам, что я имею в виду, если вы не против?
Доктор поправляет очки, и Янг кивает в знак согласия. Короткая и узкая шейка матки. Она провела достаточно времени изучая медицину, чтобы понимать, что это значит.
Спустя десять долгих минут гинеколог в мельчайших подробностях показала девушке то, что та уже знала. Она знала, чем все закончится. Она знала это в тот момент, как только услышала свой первый вердикт. Пока она одевается, в ее голове снова и снова звучат эти слова:
- Не исключено, но крайне маловероятно...Есть и другие варианты — многие люди выбирают усыновление...Вы ещё очень молоды. Когда вы станете старше, вы и ваш партнёр сможете изучить лучшие варианты для вас...
- Мне очень жаль, мисс Янг, - итоговая фраза доктора Рэмингтон чуть не заставила Тессу разрыдаться прямо в ее кабинете.
Первым порывом блондинки по дороге к своей машине было набрать номер Хардина. Трижды ее палец зависал над значком вызова, прежде чем она заставила себя убрать телефон.
Сейчас он ей не нужен, как и никто другой. Она может справиться с этим сама. Она уже знала это еще при самом первом визите к гинекологу после потери девственности. У не могут быть проблемы с беременностью и вынашиванием плода. Она уже разобралась с этим в своей голове и отложила это в сторону. Но теперь ее надежды были окончательно разбиты.
Но она должна быть в порядке. Кому какое дело, что она не сможет забеременеть? Ей всего двадцать один, и все остальные ее планы всё равно провалились. Вполне логично, что и этот последний элемент грандиозного плана тоже развалился.
Дорога обратно в спальню с закатом занимает много времени из-за пробок. Тесса уже решила для себя, что ненавидит водить машину в пробках. Она ненавидит людей, которые ведут себя агрессивно на дороге. Она ненавидит то, что молодые девушки громко слушают музыку с опущенными стёклами, даже под дождём. Просто поднимите стёкла!
Она ненавидит себя за то, что пытается сохранять наигранно-позитивный настрой и не превращаться в жалкую Тессу, какой была на прошлой и позапрошлой неделе. Она ненавидит себя за то, что ей так трудно думать о чём-то, кроме того, что её тело предало ее самым окончательным и интимным образом.
Она такой родилась, сказала доктор Рэмингтон. С почти нулевыми шансами стать матерью. Конечно, это так. Как бы ни хотела ее погибшая мать, какой бы идеальной Тесса ни старалась быть, этого никогда не случится. В этом есть и убивающая ее сторона, болезненная, в том смысле, что, она не передаст ребёнку ни одну из черт, которые унаследовала от Кристин. Конечно, Тесса не может винить свою маму в том, что у нее дефектная шейка матки, но ей так хочется это сделать. Девушка хочет винить кого-то или что-то, или же сорвать свою злость на ком-то, но не может.
~
Она сильнее уперлась ногами в плюшевый ковер, позволяя пальцам погрузиться в него. Ей хотелось стащить плед с кровати и обернуть его вокруг себя, как кокон, и позволить кровати унести ее куда-то далеко от болезненных мыслей, которые не давали спать по ночам. В то место, где у нее больше не было бы горечи и сожаления. Мало ей смерти мамы, так еще и Скотт скоро бросит ее из-за неспособности иметь детей, предпочтя здоровую женщину, которая родит ему наследников. А кровать унесет блондинку далеко в закат, туда, где она забудет о любви к Хардину, и не будет жить так, будто ее разбитое сердце и короткая узкая матка — это данность, которые никогда не позволят ей нормально жить.
— Я начинаю думать, что твой отец прав.
Она оглянулась через плечо на Хардина, всегда такого прекрасного, стоящего в дверях со скрещенными руками и выражением жалости на лице.
Она снова опустила взгляд на свои босые ноги, пока играла пальцами с ворсом ковра.
— Я хотела бы спросить, в чем прав мой дорогой отец, но не уверена, что мне есть до этого дело.
— Тесс, прошло уже несколько недель...
—Три недели, два дня и, — она взглянула на телефон, — два часа, если быть точной.
Матрас прогнулся, когда Скотт сел рядом с ней. Такой привычный аромат его одеколона вперемешку с мятой вторгся в ее пространство.
— Тебе нужно разобраться с этим. Вернуть свою жизнь.
— Я знаю.
— Прятаться здесь, в нашей спальне не поможет тебе пережить то, что этот мудак Гибсон сделал с твоей мамой.
Она пошевелилась, подтягивая ноги под себя.
— Я знаю об этом.
— Знаешь?
— Да, Хардин, знаю, — огрызнулась она и ее свинцовые глаза уставились на него. — А тебе не приходило в голову, что, может быть, я не прячусь? Что, может быть, я здесь, в этой комнате стараюсь собрать все воедино, но каждый раз с треском проваливаюсь?
Изумрудно-зеленые глаза Скотта смягчились, когда он положил свою ладонь поверх ее руки, слегка сжав ее.
— Ты не должна делать это в одиночку.
— Да, это так. Я сама ввязалась в эту историю, решив отомстить человеку, убившему мать и отчима, и теперь пожинаю плоды этого.
— Ты слишком строга к себе.
Блондинка вытащила свою руку из-под его и вытерла ставшую внезапно влажной ладонь о колено.
— Каждую ночь, когда засыпаю, я молюсь о том, чтобы проснуться на следующее утро и чудесным образом забыть все это. Но когда открываю глаза и смотрю на часы, мне кажется, что время приближает меня все ближе и ближе к тому моменту, когда я буду вынуждена признать, что больше никогда не увижу свою маму живой. Никогда не услышу ее голос и не почувствую ее объятий. Никогда больше не смогу поцеловать ее или получить совет. Сейчас, когда мы улетели из Австралии, мне начинает казаться, что все это было сном, и Кристин и Майкл живы, но это просто самообман.
Тесса тяжело сглотнула.
— И это отстойно, потому что я знаю, что забыть обо всем, — это лучшее для меня сейчас. Но я не хочу забывать. — Тихая слеза скатилась по изгибу ее бледной щеки, оставляя холодную дорожку влаги. — Я и не подозревала, что память может причинять такую боль.
Она посмотрела на Хардина снова глазами полными непролитых слез.
— Я каждый раз надеюсь, что станет лучше, но становится только хуже. Это разъедает меня, и я понятия не имею, как это остановить, Хардин. А что, если это никогда не прекратится? Как я смогу... — задохнулась она, в горле пересохло, а в груди стало тяжело.
— О, Господи, Тесс, — Скотт обнял ее за плечи и притянул к себе. Его попытка утешить девушку будто открыла шлюзы для слез.
Она уткнулась лицом ему в грудь, желая не быть такой слабой. Желая, чтобы она могла просто пережить это и двигаться дальше по жизни.
— Ты сильнее, чем ты думаешь, — мягко произнес шатен, поглаживая ее светлые волосы. — Разбитое от горя сердце всегда восстанавливается. Просто у некоторых это занимает немного больше времени, чем у других.
- Не пытайся меня обнадеживать, — вдруг огрызается она и вскакивает с постели.
— Я не пытаюсь, - он поднимает руки в знак невиновности, и ей хочется закричать из-за иронии всей этой грёбаной ситуации.
Будет ли он так же успокаивать ее, когда узнает правду о ее неспособности зачать?
— Прости, — вздыхает она. — Я не могу сейчас рационально думать.
Шатен печально наблюдает, как она снова опускается на кровать и прижимает колени к груди. Она поднимает голову и смотрит на него особенно пронзительно.
— Можно я с тобой еще кое о чём поговорю?
- Конечно, детка.
- И ты будешь предельно честен?
Хардину не нравится подобное начало, в груди сжимается ком, предвещая нечто неприятное.
- Я постараюсь, - тихо обещает он.
Кажется, она не будет против, и он садится ближе к тому месту, где она сидит на кровати. Скотт немного боится того, о чём она хочет поговорить, но ему нужно знать, что с ней происходит, поэтому он молчит и ждет, когда она заговорит.
— Иногда мне кажется, что все остальные получают то, чего хочу я, — смущённо бормочет она. Она уже жалеет, что затеяла этот разговор. Но Тесса почувствовала бы себя виноватой за то , что не сказала бы о звонке Кимберли, первом за долгое время, уже после событий в Австралии, о визите к доктору и умолчала бы о своих чувствах ...Ким была так счастлива, когда рассказывала Тессе, как уже толкается внутри их с Вэнсом малыш.
Хардин едва различает её слова, когда она говорит:
- Не то чтобы я не рада за них...но я вряд ли смогу испытать подобное сама...
И он слишком ясно видит, как в её свинцово-серых глазах вновь собираются слёзы.
Хоть убей, шатен не может понять, о чём, чёрт возьми, она говорит, хотя ему на ум все же приходят Кимберли и Вэнс.
— Это из-за Кимберли и Вэнса? Потому что если так, то тебе не стоит хотеть того, что есть у них. Он лжец, отвратительный отец для меня и не слишком хороший для Смита и... — Хардин вовремя останавливается, едва не закончив фразу чем-то ужасным.
- Он любит ее. Очень сильно, - бормочет Тесса. Ее тонкие пальцы вырисовывают узоры на покрывале под ней.
- Я люблю тебя больше, - говорит Скотт, не раздумывая. - Больше собственной жизни.
Его слова производят противоположный ожидаемому эффект, и Тесса всхлипывает. Снова всхлипывает и обхватывает руками колени:
- Это правда. Я знаю. Поэтому тебе стоит начать любить меня меньше, а лучше и вовсе перестать...— говорит она так уверенно, как будто это единственное, что она сейчас знает наверняка в этом мире.
У Скотта холодеет где-то внутри, а дыхание сбивается, становится сложно сделать следующий вдох.
Неужели Тесса решила бросить его? Вот так, прямо сейчас?
- Что за чушь собачья, Тесс? Ты же знаешь, что это этого никогда не случится!
— Позже ты снова будешь любить кого-то постоянно, — шепчет она, глядя в окно.
Хардин надеется, что этот привычный вид сможет успокоить блондинку, потому что он явно не справляется с этой задачей.
- Что? О чем ты говоришь? – недоумение в его голосе сменяется почти паникой. Хардину на миг кажется, что у Тессы просто наступило какое-то помешательство на фоне горя потери, но девушка продолжает:
- В следующий раз ты будешь любить ее все время и не оставишь. Ты сделаешь верный выбор.
В этот момент Скотту приходит в голову странная мысль о том, что даже через пятьдесят лет он будет вспоминать этот самый момент и снова переживать острую боль, которая сопровождает её слова. Это чувство переполняет его, и оно так очевидно — никогда ещё оно не было таким очевидным.
Она разочаровалась в нем. В них. В отношениях и любви в принципе.
— Никакого следующего раза не будет! - он не может сдержать нарастающий в голосе гнев, кровь бурлит у парня в жилах, угрожая разорвать на части прямо здесь, в этой проклятой спальне.
- Есть. Похоже, что я всего лишь твоя Триш.
О чём она говорит? Такое впечатление, что Тесса пьяна, и какое отношение к этому имеет его мама?
Тесса повторяет чуть громче и настойчивее:
— Твоя Триш. Это я. У тебя тоже будет своя Ким, и она тоже сможет подарить тебе ребёнка.
Тесса вытирает глаза, и Хардин соскальзывает с кровати, падая на колени возле нее на пол.
— Я не понимаю, что ты говоришь, но ты ошибаешься.
Он обнимает её колени, и она вновь начинает всхлипывать, уткнувшись в них лицом.
Хардин не может разобрать её слов, но слышит:
- ...малыш...Роуз ... Триш...Ким...
Будь проклята эта чертова дура Кимберли за то, что снова не держит свой длинный язык на привязи!
— Я не знаю, какое отношение к нам имеют Ким, Роуз, Триш или любое другое женское имя, которое ты можешь назвать, - Хардин приподнимается с колен, пытаясь обнять Тессу.
Она упирается ему ладонями в плечи, но он крепче сжимает её в объятиях. Может, он ей больше и не нужен, но прямо сейчас он ей просто необходим.
— Ты Тесса, а я Хардин. У нас есть наше долго и счастливо. Конец...
— Ким давно уже беременна, - Тесса уже вовсю рыдает, уткнувшись шатену лицом в грудь. — У них с Кристианом совсем скоро будет ребёнок.
Хардин недоумевает, почему именно сейчас это так волнует девушку, ведь они узнали эту информацию примерно полгода назад.
— И что? — Скотт проводит рукой вверх и вниз по её спине, не зная, что сказать или сделать с этой версией Тессы. – Они уже так давно вместе, почему бы им не завести общих детей?
- Я ходила к врачу, - уже не сдерживаясь, кричит ему в грудь она, и парень замирает.
Вот черт.
- И? – Скотт изо всех сил старается не паниковать.
Она отвечает не на том связном языке, на котором говорит он. Её ответ звучит как истерика вперемешку со слезами, и Хардин пытается собраться с мыслями. Она явно не беременна; если бы это было так, она бы сказала сразу. Он знает Тессу и знает, что она никогда, никогда бы не рыдала попусту. Она одержима идеей однажды стать матерью; она бы не подвергла опасности своего будущего ребёнка. Скотт боится, что у Тессы случился выкидыш из-за смерти матери.
Она позволяет Хардину обнимать ее, пока сама не успокаивается.
— Ты бы хотел? — спрашивает Тесса несколько минут спустя. Её тело всё ещё вздрагивает в его объятиях, но слёзы уже не текут, грозовые глаза покраснели и припухли.
- Что именно? – мягко уточняет парень, опасаясь новой истерики.
— Иметь от меня ребёнка? — она трёт глаза, и он вздрагивает. Скотту приходится аккуратно подбирать слова при ответе, он чувствует себя так, словно наугад идет по минному полю:
— Очевидно, что не в ближайшее время, детка. Я не идиот. Я знаю, что тебе нужно закончить университет и всё такое.
— Но ты... — видимо, он шокировал Тессу настолько, что она потеряла дар речи.
- Я знаю, что говорил раньше, но я никогда ни с кем не встречался до тебя, никого так не любил, никому не было до меня дела, так что, думаю, это может быть похоже на это. Думаю, через какое-то время я мог бы передумать. Если ты дашь мне шанс?
Шатен дает ей несколько секунд, чтобы прийти в себя, но она просто сидит с открытым ртом и широко раскрытыми мокрыми от слез глазами.
— Мне ещё нужно поработать над книгой; а ты всё ещё не доверяешь мне, я знаю. Нам обоим нужно закончить высшее образование, и я всё ещё должен убедить тебя выйти за меня замуж.
Он осознает, что бормочет нечто бессвязное, пытаясь найти что-то, что зацепит её и успокоит прямо сейчас.
— Не то чтобы мы должны сначала пожениться; я не джентльмен, ты же помнишь.
Скотт нервно смеется, и это, кажется, возвращает Тессу в реальность.
— Мы не могли, — говорит она, и краска сходит с её лица. - Мы вряд ли могли бы...- снова почти шепчет она. – Не могли бы...
Шатен поднимает руку, чтобы она замолчала.
— Мы все могли бы. Я люблю тебя и хочу прожить с тобой всю жизнь. Мне плевать, что ты молода, и я молод, и что я не подхожу тебе, а ты не подходишь мне, — я чертовски сильно тебя люблю. Я знаю, что совершал ошибки... — он нервно проводит рукой по волосам. — И я также знаю, что произносил эту речь, наверное, раз тридцать, но ты должна знать, что я больше не буду валять дурака. Я хочу тебя, всегда. Ссоры, примирения, чёрт, ты можешь даже расставаться со мной и выгонять из квартиры раз в неделю; просто пообещай мне, что разрешишь всегда возвращаться, и я даже не буду жаловаться на это, — он делает несколько судорожных вдохов ртом, наконец-то снова обретая возможность дышать полной грудью, а бок колет со стороны срастающихся ребер, но Хардин продолжает, смотря на Тессу горящими нефритовыми глазами. — Ну, я не буду сильно жаловаться.
— Хардин, я не могу поверить, что ты всё это говоришь, — она наклоняется к нему и шепчет. — Я... это всё, чего я хотела. — Её глаза в очередной раз наполняются слезами. Но это не выглядит как слёзы счастья. — Но мы не можем иметь общих детей. Мы даже не...
— Я знаю, — не может удержаться и не перебить её парень. — Я знаю, что ты ещё не простила меня за то, что ушел тогда, но я буду терпелив. Клянусь, я не буду слишком настойчив. Я просто хочу, чтобы ты знала, что только я могу быть тем, кто тебе нужен, я могу дать тебе то, чего ты хочешь, и не только потому, что ты этого хочешь, но и потому, что я тоже этого хочу.
Она открывает рот, чтобы ответить, но Скотт вновь машет рукой и продолжает:
— В любом случае, я просто говорил всё то, что должен был сказать давным-давно. Иногда я забываю, что ты не можешь слышать мои мысли, ты не знаешь всего, что я думаю о тебе. Я бы хотел, чтобы ты знала; ты бы любила меня больше, если бы знала.
— Не думаю, что я могла бы любить тебя сильнее, — она сжимает руки в кулаки.
- Правда? - шатен чуть улыбается ей, и она кивает.
— Но мне нужно тебе кое-что сказать. Я не знаю, как ты это воспримешь... — в конце её голос срывается, и Скотт снова начинает паниковать. Он не понимает, почему она вдруг отказывается от них, но чувствует, что все еще может изменить её мнение; уверен, что может. Он чувствует решимость, которой никогда раньше не испытывал, о существовании которой даже не подозревал.
— Продолжай, — заставляет он себя сказать как можно более нейтрально, а затем прикусывает губу. Это единственный способ заставить себя держать проклятый рот на замке.
- Ты же услышал, что я ходила к врачу.
Образ того, как она плачет, всего несколько минут назад, бормоча что-то о своем докторе, заполняет его голову.
— Это... — она замолкает в нерешительности и опускает взгляд на свои руки.
- Что? – мягко подталкивает ее продолжать парень.
— Это не очень хорошо, — шепчет она, не поднимая взгляд на парня, и снова молчит.
Только не выкидыш, Боже, пожалуйста.
— Я напугал тебя разговорами о детях, да? Я знаю, что снова вываливаю на тебя кучу дерьма, но последние несколько недель я держал многое в себе и больше не хочу этого делать.
Он хочет рассказать ей о том безумном дерьме, что творится у него в голове, — хочет сказать ей, что готов смотреть на то, как солнце освещает её волосы на пассажирском сиденье, пока не ослепнет, хочет слушать, как она стонет и закрывает глаза, когда кончает — пока он не оглохнет. Хочет читать ей вслух все новые главы книги, пока не потеряет голос.
— Дело не в этом, — перебивает она, и отрывает взгляд от своих рук.
— Тогда в чём дело? Позволь мне угадать: ты уже сомневалась в браке со мной; теперь ты ещё и не хочешь от меня детей?
- Нет, дело не в этом, - повторяет она и качает она головой с растрепавшимися после плача волосами.
— Я чертовски надеюсь, что нет, потому что ты чертовски хорошо знаешь, что станешь лучшей мамой на свете.
Она опять всхлипывает, уже навзрыд, прикрывая живот руками:
— Я не смогу.
- Мы сможем, - продолжает убеждать он, пытаясь унять ее слезы.
— Нет, Хардин, я не смогу.
То, как она смотрит на свой живот и руки, заставляет его начать паниковать снова.
Доктор, слёзы, беспокойство о Ким и её ребёнке, постоянные «не смогу» сегодня.
— Ты не сможешь... — он точно не понимает, что она имеет в виду. — Это из-за меня, да? Я что-то сделал тебе, да?
Ты потеряла из-за меня нашего ребенка?
— Нет, нет. Ты ничего не сделал. Это что-то внутри меня, кое-что со мной не так, — её губы дрожат от признания.
— О, черт, - он бы хотел сказать что-нибудь другое, что-нибудь получше, что угодно, на самом деле.
— Да, — она проводит рукой по нижней части живота, и он чувствует, как воздух покидает все пространство его грудной клетки.
Как бы всё ни было хреново, как бы хреново ни было Скотту, у него такое чувство, будто грудь сжимается, а в голове крутятся образы маленьких темноволосых девочек со свинцово-серыми глазами, маленьких светловолосых мальчиков с нефритово-зелёными глазами, в маленьких шапочках и крошечных носочках с малышами-животными — всё то дерьмо, от которого шатена постоянно тошнило, — и у него кружится голова, когда их отрывают от него, подбрасывают в воздух и уносят туда, где умирают разрушенные судьбы.
- Это почти невозможно, я имею в виду, что вероятность мне забеременеть очень мала. И есть большой риск выкидыша, а у меня нарушен гормональный фон, так что я не думаю, что смогла бы мучить себя и тебя попытками. Я бы не смогла пережить потерю ребёнка или многолетние попытки зачать его безрезультатно. Думаю, мне просто не суждено стать матерью.
Она несёт эту чушь, пытаясь успокоить шатена, но это не убеждает его ни на йоту, не даёт казаться, что она всё контролирует, очевидно, что это не так.
Она смотрит на Хардина, ожидая, что он что-нибудь скажет, но он не может. Он не знает, что ей сказать, и не может справиться с гневом, который испытывает вместо нее. Это чертовски глупо, эгоистично и абсолютно неправильно, но это так, и он боится, что если откроет рот, то скажет что-то, чего не должен говорить.
Если бы он не был таким придурком, он бы утешил её. Он бы обнял её и сказал, что всё будет хорошо, что им не обязательно заводить детей, можно усыновить кого-нибудь или что-нибудь ещё, что угодно.
Но такова реальность: мужчины — не литературные герои, они не меняются в одночасье, и никто ничего не делает правильно в реальном мире.
Она едва выдавливает из себя:
- Скажешь что-нибудь?
— Я...я не знаю, что сказать, — его голос едва слышен, а горло сжимается. Скотту кажется, что он проглотил горсть пчёл.
- Ты...ты хоть понимаешь, Хардин, что я – та бесплодная смоковница, просто оболочка человека, неспособная к зачатию? Я проваливаю все свои планы на жизнь один за другим: сначала любовь, потом профессия, потом теряю близких, а теперь еще и не могу иметь детей и семью...
— Ты ведь всё равно не хотела детей прямо сейчас, да? Я не думал, что это так важно... — это не те слова, которых ждет Тесса, но других прямо сейчас у Скотта нет. — Прости, я просто... — он замолкает; кажется, никто из них не может закончить фразу.
— Всё в порядке, я понимаю, — она снова отворачивается к окну. Хардин подозревает, что она пытается отдалиться от него.
Его чувства просто кричат, что он должен утешить её, подумать о том, как это на неё влияет и что она чувствует. Но его разум чертовски силен, и он зол. Не на неё, а на тело, которое ее подвело, и её мать за то, что она родила ее не такой, как надо, за то, что вбила столько стереотипов и комплексов в голову Тессы. Скотт зол на мир за то, что он снова ударил его по лицу, и он зол на себя за то, что не может ничего сказать ей, пока она плачет от боли.
Через несколько секунд он понимает, что тишина настолько громкая, что это причиняет физическую боль. Тесса старается не шуметь, тихонько всхлипывая, но он слышит её сбивчивое дыхание, то, как она пытается его контролировать, контролировать свои эмоции.
У парня так чертовски тяжело на душе, а Тесса просто сидит и ждет утешения.
Почему я всегда так поступаю с ней? Я всегда говорю что-то не то, сколько бы раз ни обещал, что не буду. Сколько бы раз я ни обещал, что изменюсь, я всегда так поступаю. Я отстраняюсь и оставляю её разбираться с этим дерьмом самой.
Только не снова. Он не может сделать это снова; он нужен ей больше, чем когда-либо, и это его шанс показать ей, что он может быть рядом так, как ей нужно.
Тесса не смотрит на парня, когда он снова заговаривает.
— Тесс, — Хардин проглатывает комок в горле, пытаясь привлечь её внимание, пока собирает свои мысли в кучу. Она не отрывает взгляда от своих рук, лежащих на коленях. — Тесса, пожалуйста, посмотри на меня! — он протягивает руку, чтобы коснуться её, но она отдергивает руку, и резко вскакивает на ноги, задевая Хардина.
— Я в порядке, — она слегка приподнимает подбородок, чтобы доказать свою точку зрения, отстраненно смотря в окно, но влага в её грозовых глазах говорит о другом. — Я буду в порядке и дальше, Хардин. Не нужно оставаться со мной из жалости сейчас, только потому, что я потеряла мать или не могу иметь детей. Я справлюсь с этим сама. Одна. Ты свободен.
— Я облажался снова, Тесс, должно быть, у меня не все в порядке с головой.
Шатен запинается, подбирая слова, чтобы они имели смысл.
— Мне... так жаль. Я не должен был так реагировать.
Через несколько секунд она опускает взгляд на него, смотрит на до боли любимое лицо, но избегает прямого взгляда в нефритовые глаза.
— Тесс, пожалуйста, не закрывайся от меня снова, - умоляет Хардин. - Мне так жаль, я не знаю, о чём я думал. Я вообще никогда не думал о детях, а теперь заставляю тебя чувствовать себя плохо из-за этого дерьма, — признание звучит ещё хуже, когда слова повисают в воздухе между ними.
— Тебе тоже можно расстроиться, — тихо отвечает она. — Мне просто нужно было, чтобы ты сказал что-нибудь, что угодно... — последние слова она произносит так тихо, что их едва слышно.
— Мне всё равно, что у тебя не может быть детей, — выпаливает парень. - Чёрт возьми. Я имею в виду, мне всё равно, что у нас не может быть детей.
Он словно безуспешно пытается втереть мазь в ту кровоточащую рану, которую сам же и нанёс, но по её выражению лица понимает, что это бесполезно.
— Я пытаюсь — и у меня чертовски отвратительно получается — сказать, что я люблю тебя и что я бесчувственный придурок за то, что не был рядом с тобой прямо сейчас. Я, как всегда, ставлю себя на первое место, и мне жаль.
Его слова, кажется, выводят блондинку из оцепенения, и она смотрит парню в глаза.
— Спасибо, — она высвобождает одно из своих запястий из его руки, и он не решается отпустить второе, но испытывает облегчение, когда она всего лишь поднимает руку, чтобы вытереть глаза. — Мне жаль, что тебе кажется, будто я что-то у тебя отняла.
Но он видит, что ей есть что сказать еще.
- Не сдерживайся, детка. Я знаю тебя; говори то, что нужно сказать.
- Я ненавижу то, как ты отреагировал, - фыркает она.
- Я знаю, что я—
Она взмахивает рукой, чтобы Скотт замолчал.
- Я ещё не закончила, - Тесса откашливается. - Я хотела стать матерью с тех пор, как себя помню. Я была такой же, как и любая другая девочка с её куклами, может, даже больше. Быть матерью было так важно для меня. Я никогда не сомневалась и не переживала, что не смогу ею стать, пока не пошла к врачу.
-Я... знаю, я... - выдавливает против своей воли из себя Хардин.
- Пожалуйста, дай мне выговориться, - она скрипит зубами, стискивая их.
Ему действительно стоит заткнуться, хоть раз. Вместо ответа он просто кивает и молчит.
- Прямо сейчас я чувствую невероятную потерю. Даже две потери. Судьба забрала у меня мать и лишила возможности иметь ребенка. И у меня нет сил беспокоиться о том, если ты обвиняешь меня в этом. Это нормально, что ты тоже чувствуешь потерю; я хочу, чтобы ты всегда открыто говорил о своих чувствах, но здесь не было разбито ни одной твоей мечты. Ещё недавно ты не хотел детей, и поэтому я считаю несправедливым, что ты так себя ведёшь.
Хардин ждет несколько секунд и чуть поднимает бровь, спрашивая разрешения заговорить. Она кивает, но тут громкий гудок авто доносится от окна, и она чуть не подпрыгивает от неожиданности.
Тесса снова смотрит в окно, но слегка кивает парню, давая знак говорить.
— Я имею в виду, что я должен был тебя утешить.
Таким же лёгким движением, как и её кивок, она отводит взгляд.
Я не знаю, что мне делать дальше; я не знаю, как исправить то, что она стала такой.
Да, я это сделал. Я обращался с ней не так, как она заслуживала, и пользовался её добротой. Я использовал шанс за шансом, как будто их бесконечное количество. Я воспользовался доверием, которое она мне оказала, и растоптал его, как будто оно ничего не значило, и бросал ей это в лицо каждый раз, когда чувствовал, что недостаточно хорош для неё. Я ушел и бросил ее, только из-за собственной глупости и эгоистичности, а она дала мне еще один шанс, а потом снова и снова.
Она выхаживала меня раненого и верила меня после падений и неудач, вытаскивала из тюрьмы, терпела несносный характер и вспышки гнева и ярости, утешала и поддерживала.
Если бы я просто принял её любовь с самого начала, принял её доверие и дорожил жизнью, которую она пыталась вдохнуть в меня, она бы сейчас не была такой. Она бы не стояла рядом со мной заплаканная и расстроенная, побеждённая и уничтоженная мной.
Она исправила меня; она склеила крошечные осколки моей искалеченной души во что-то невероятное, почти даже привлекательное. Она превратила меня в нормального человека, — но с каждой каплей клея, которую она использовала на мне, она теряла каплю себя, а я, будучи тем, кто я есть, куском дерьма, не смог предложить ей ничего взамен.
Я не поддержал ее ни в смене профессии, ни в желании отомстить за убитую мать.
Она достала звезды с самого дна моей темной души и зажгла их, заставила разгореться с помощью любви, верила и поддерживала меня в минуты промахов и слабости.
Всё, чего я боялся, случилось, и как бы я ни пытался это предотвратить, теперь я вижу, что сделал только хуже. Я изменил её и разрушил её жизнь, хотя обещал беречь ее и лелеять.
И теперь она снова делает выбор в пользу меня, давая шанс уйти и начать все снова с другой, считая, что недостаточно хороша для меня.