Глава 18
Комната была залита тёплым светом. За окнами уже стемнело, дождь барабанил по стеклу. Мы сидели на кухне — я, Аляска, Феликс и Майк. Четверо человек, чьи жизни переплелись сильнее, чем я когда-либо мог представить. У нас был пятый агент нашей секретной операции — Анжелика, она отвлекала Хёнджина.
На столе лежали фотографии, распечатки с камер наблюдения, скриншоты из соцсетей, документы. Всё, что мы успели собрать о Марке Троицком. Имя, которое я почти забыл. Призрак, о котором Лия говорила однажды, тихо и с болью: "Он больше не часть семьи. Он опасен, Крис. Я не хочу, чтобы он знал, где я." И теперь он был здесь. В Корее. И пытался убить женщину, которую я люблю.
Майк раскладывал файлы перед собой с точностью военного:
— Он использовал поддельный паспорт. Зарегистрирован в Сеуле под именем Константин Жаров. Въехал в страну за месяц до аварии. Передвигался осторожно. В основном — аренда квартир через частные контакты. Уверен, у него есть спонсор или кто-то, кто помогает оставаться незамеченным.
— Мы уверены, что это он? — спросил Феликс, пальцами крутя свои два кольца, которые подарил ему Хёнджин. В его глазах была ярость. Непривычная. — Что если это кто-то другой?
— Нет, — сказал я тихо. — Я узнал его. По глазам. По голосу. Он был на одной из камер в больнице, когда приходил к Аляске. Я тогда подумал, что это совпадение. Но теперь всё слишком ясно.
Аляска сидела рядом со мной, скрестив руки, будто защищаясь от чего-то невидимого. Её голос был ровным:
— Он следил за мной?
— Не только за тобой, — ответил Майк. — И за Крисом, и за Феликсом. Особенно за тобой в те дни, когда ты была в коме. Он приходил в больницу под видом волонтёра.
Секунда тишины. Я сжал кулаки. В тот момент я ненавидел себя — за беспомощность, за то, что ничего не заметил. Он был так близко.
— Нам нужно действовать. Быстро, — сказал я. — Он попытается сбежать. Он не дурак, он поймёт, что мы его вычислили.
Майк кивнул и открыл ноутбук. На экране — карта Сеула. Несколько точек были помечены красным:
— Вот адреса, где он, предположительно, скрывается. Последняя активность с его временного телефона — в промышленной зоне недалеко от Инчхона. Мы засекли обмен сообщениями с человеком, который связан с нелегальным вывозом людей. Думаю, он готовится уехать.
— Тогда у нас есть не больше двух дней, — подал голос Феликс. Он казался собранным, но его пальцы дрожали. — Что мы будем делать?
— Полицию подключим только в последний момент, — сказал я. — Пак Джинён уже в курсе. Он согласился помочь, но сказал, что у нас есть одно условие — сделать это тихо. Без прессы. Без риска для Аляски. Это важно.
Аляска посмотрела на меня. Её глаза были спокойны, но я знал — внутри она всё чувствует.
— Что ты предлагаешь?
Я медленно выдохнул и повернулся к Майку:
— Мы устроим ловушку. Дадим ему почувствовать себя в безопасности. Создадим ситуацию, в которой он выйдет на контакт.
— Каким образом? — Феликс нахмурился.
Я наклонился вперёд, понизив голос:
— Он думает, что мы ничего не знаем. Значит, мы должны это подтвердить. В социальных сетях мы создадим активность, где покажем, что Аляска снова появляется на публике, создадим шумиху около таинственной девушки Бан Чана. Пак Джинён дал на это добро, компания потом опровергнет слухи, как сделала в прошлый раз с реальными снимками. Парочку фотографий Аляски с красными волосами и Чана.
Майк добавил:
— Мы подставим адрес — условный, где, якобы, только что видели эту парочку. Он придёт. Там и возьмём. У него поджимает время, слишком долго ждёт.
— И что мы сделаем с ним? — Аляска задала вопрос, который, казалось, повис в воздухе.
— Мы передадим его властям, — сказал я. — Но сначала... я хочу посмотреть ему в глаза. Спросить, зачем. Услышать это.
Феликс встал, обошёл стол и положил мне руку на плечо:
— Я с тобой. До конца.
— И я, — сказал Майк. — Этот ублюдок чуть не убил её. Он должен ответить.
Я посмотрел на Аляску. Её лицо было спокойным, но губы дрожали. Я потянулся, взял её ладонь в свою:
— Ты не должна участвовать. Я не позволю.
Она покачала головой:
— Я буду рядом. Я не боюсь.
В этот момент я почувствовал, что всё правильно. Что несмотря на всю боль, всю тьму, нас держит нечто гораздо сильнее. Мы не мстим. Мы защищаем. Любим. Сохраняем. И теперь — мы действуем.
Холод пробирался под ворот куртки, хоть и был конец апреля. Сеул дышал ночной тишиной: редкие машины проносились по мостам, и вдалеке светились рекламные щиты. Но здесь, в промышленной зоне, всё казалось другим — как будто город затаил дыхание.
Я стоял в тени у грузового ангара. Свет фонарей был тусклым, будто выцветшим от времени, а воздух пропах маслом и бетонной пылью. Где-то недалеко протекала речка, слышались капли — и всё это складывалось в декорации, в которых я не хотел бы видеть ни одну из своих любимых песен.
В наушнике коротко щёлкнул голос Майка:
— Камера 3. Движение. Один человек. Северный вход. Это он.
Я напрягся, пальцы машинально сжались в кулак.
Пора.
Феликс стоял по другую сторону улицы, под покосившейся вывеской старого автосервиса. Его лицо, обычно солнечное и открытое, теперь было как маска — чёткое, сосредоточенное. Он кивнул мне, и мы оба синхронно сделали шаг в сторону предполагаемой цели.
— Крис, будь осторожен, — прошептала Аляска в наушник.
Я чувствовал, как ускоряется сердце. Всё было продумано до деталей. Фальшивые фотографии. Майк сделал всё, чтобы Марк увидел эти фотографии. Даже красный парик Аляски сделан, для того чтобы скрыть её реальную внешность. Всё по законам мира айдолов. Но настоящая цель была — Марк Троицкий.
Сигнал на камере снова мигнул. Я видел, как он вошёл на территорию, в капюшоне, с поднятым воротником. Его движения были точными. Он знал, куда идёт. Он видел нас на крючке.
Я сделал шаг вперёд, и он, словно по команде, остановился. Свет фонаря скользнул по его лицу. Я узнал эти глаза. Те же, что видели, как умирала Лия. Те, что появлялись в кошмарах.
— Кристофер Бан... — сказал он тихо, с холодной усмешкой.
— Марк, — ответил я. — Долго шёл. Устал?
— Забавно, — он сделал пару шагов вперёд. — Я думал, ты не придёшь. Ты же трус. Всегда им был.
Я не повёлся. Только выдохнул и остановился в нужной точке. За его спиной уже двигался Майк, бесшумно, точно.
— Ты пытался убить её, — сказал я, глядя прямо в глаза. — Почему?
— Потому что вы убили мою сестру, — прошипел он. — Ты. И твоя красивая картинка. Лия была слабой, но ты её добил. Она любила тебя, а ты плевал на неё. Её кровь — на тебе.
Голос внутри меня дрогнул, но я остался стоять. Мне больше не было стыдно за то, что я когда-то не приехал. Я искупал это болью, одиночеством, страхом за Аляску. Но он...
— Лия покончила с собой, — ответил я, — но ты был тем, кто её запугивал. Её дневники... она боялась тебя. Ты бил её. Ты сломал её задолго до меня.
Он на мгновение дернулся. Правда резанула. И этого оказалось достаточно.
— Сейчас! — рявкнул я.
Из темноты вынырнул Майк, прижал Марка к стене, выкручивая руки. Тот пытался бороться, вырывался, но Феликс уже подскочил с другой стороны и прижал его к земле. Я смотрел сверху, и чувствовал, как из меня уходит напряжение, словно долгий, глухой стон.
— Всё, — сказал Майк. — Он у нас.
— Полиция в пути, — отозвалась Аляска. Я знал, что она наблюдает через камеры, и голос её дрожал.
Я опустился на корточки, посмотрел на Марка, который лежал, тяжело дыша, с пеной у рта.
— Это не спасёт тебя, — прошипел он.
— Возможно, — ответил я. — Но это спасёт нас.
И Аляску. Ради неё я прошёл через всё это. Ради неё я не позволил себе сдаться.
Позади нас мигнули синие огни. Майк поднялся, передал Марка двум полицейским, которые вышли из машины. Мы с Феликсом стояли в тени, наблюдая, как они надевают на него наручники. Только когда двери захлопнулись, я позволил себе выдохнуть. Долго, глубоко.
— Мы сделали это, — сказал Феликс. — Он не причинит ей зла больше никогда.
Я кивнул. И почувствовал, как сердце моё наконец вернулось в грудную клетку. Всё закончилось. Почти.
Сеул только просыпался, когда мы вошли в здание полицейского управления. Воздух был прохладным, влажным — улицы ещё не отошли от ночи, и казалось, город не знал, что сегодня утром одна из его самых болезненных тайн начнёт распутываться.
В кабинете капитана нам было тихо. Я сидел рядом с Феликсом, чуть сутулясь от усталости, кофе в руках уже остыл. Майк стоял у стены, как обычно молчаливый, его глаза были насторожены. Аляска сидела напротив меня, в куртке, не расстегнув молнию, словно всё ещё чувствовала холод от пережитого.
Дверь открылась. Двое офицеров ввели Марка — наручники звякнули об металл. Его лицо не выражало ничего — ни страха, ни раскаяния. Только какая-то пугающая пустота.
— Он согласен говорить, — сказал один из следователей. — Но только при вас.
Я встал. Вдохнул глубоко и прошёл в допросную. Стены — серые, освещение — грубое. Против Марка — диктофон и камера. Он сидел, сцепив пальцы, будто ждал меня.
— Зачем ты это сделал? — спросил я прямо, даже не садясь.
Он поднял взгляд, медленно. И вдруг... усмехнулся.
— Потому что ты должен был страдать, — проговорил он. — Потому что ты отнял у меня сестру, а потом жил... как будто ничего не случилось. Я хотел, чтобы ты чувствовал то же. Потерю. Безысходность.
Я молчал. Он продолжил:
— Сначала я думал, что просто сделаю твою жизнь адом. Но когда узнал, что ты снова влюбился... понял — это мой шанс. Я долго наблюдал за вашей девочкой. И когда она выходила одна — удар был точный. Всё, как я планировал. Только...
Он дернул плечом.
— Только я не учёл, что Уджин расколется. Он видел машину, видел меня — я же не знал, что он всё ещё предан вам. Дурак.
Я сжал кулаки.
— Ты устроил взрыв, в котором погибли твои родители? — спросил я глухо.
Он усмехнулся снова, как будто я спросил о погоде.
— Они вычеркнули меня из семьи. Лия — единственная, кто ещё писала мне. Но даже она стыдилась. Думаешь, мне нужно было жить с этим? Я хотел, чтобы всё сгорело. И вы — вместе с ними.
Я шагнул ближе.
— Ты больной ублюдок, — сказал я тихо. — Но с этого дня ты — просто ещё один номер в камере.
Он не ответил. Только снова усмехнулся — в этот раз грустно, устало. Палач, который осознал, что проиграл. Я вышел из комнаты. В приёмной Аляска вскочила, когда увидела моё лицо.
— Он сознался, — только и сказал я.
Она крепко обняла меня. Я прижал её к себе, и впервые за много недель почувствовал, как боль начинает отступать. Где-то в стороне Майк выдохнул, тихо, почти незаметно. Феликс прислонился к стене и прикрыл глаза. Тишина опустилась на нас, как покрывало.
— Он больше не причинит нам зла, — прошептала Аляска.
Я провёл рукой по её волосам.
— Никогда больше, — пообещал я.
Мы вышли из управления вместе. Утро уже окончательно проснулось, и солнце скользнуло по крышам зданий. Я посмотрел на небо — в нём не было ни облака. Чистое, как новая глава. Начало чего-то светлого.
Мы прошли через ад. Но теперь — мы были свободны.
Я не сразу понял, как сильно изменилась тишина. Она больше не была тревожной. Не пульсировала внутри гулом тревоги, не сдавливала грудную клетку, не заставляла оглядываться. Теперь тишина — это был звук её дыхания рядом.
Мы снова были в том самом доме в закрытом секторе — том, который я снял для неё, когда мир начал рушиться. Теперь, в середине весны, дом пах чем-то свежим и домашним: цветами, утренним хлебом, её шампунем и моими футболками, на которые она продолжала по привычке посягать.
Аляска стояла у окна, на ней была моя рубашка, закатанная до локтей, и в руках чашка с чаем. Я просто смотрел на неё. Без надобности что-то говорить. Мы были живы. Мы были вместе. Этого — достаточно.
Я подошёл ближе, обнял её сзади, прижал подбородок к её плечу. Она склонила голову ко мне, как будто всю жизнь стояла именно так.
— Не верится, что всё это закончилось, — прошептала она.
— Я до сих пор просыпаюсь и думаю, что это был сон, — ответил я. — Что ты всё ещё в больнице. Или что тебя вообще нет.
Она повернулась ко мне, мягко взяла моё лицо в ладони.
— Я здесь, Крис. С тобой. Мы прошли это. Ты не виноват.
Я кивнул, но внутри ещё оставались тени. Мне казалось, что они уйдут только тогда, когда я смогу построить с ней мир, где будет только свет. Мы устроились на диване. На коленях у меня лежала её голова, и я перебирал пальцами её волосы.
— Что теперь? — тихо спросила она.
— Теперь... мы можем жить, — сказал я. — Не оглядываться. Просто жить.
— И ты правда всё ещё хочешь быть со мной, даже после всего?
Я посмотрел в её глаза. На солнечном свете они становились более голубыми, зеленый оттенок отходил на второй план. В них уже не было страха. Только уставшая любовь, та самая, что пережила всё и не угасла.
— Я хочу просыпаться рядом с тобой. Хочу, чтобы ты смеялась с моих шуток, злилась, когда не понимала мою беглую речь, когда акцент становиться сильнее. Чтобы ты прятала мой телефон и ноутбук, когда я слишком много работаю. Хочу строить с тобой дом. Семью.
Она резко села, уставившись на меня.
— Семью? — спросила она, чуть дрогнувшим голосом.
Я кивнул.
— Да. Семью. Я знаю, мы потеряли... то, о чём ты даже не успела узнать. Но я верю, что мы сможем снова. И когда ты будешь готова — я буду рядом.
Её глаза наполнились слезами, но она не заплакала. Она лишь улыбнулась — та самая улыбка, из-за которой однажды всё внутри меня стало иначе.
— Ты удивительный, Кристофер Бан.
— Я просто человек, который безумно любит тебя, — ответил я.
Она прижалась ко мне. В ту ночь мы не говорили больше. Не строили планов. Просто слушали весенний ветер за окном и тишину в доме, которая, наконец, не пугала.
Впереди был долгий путь. Репетиции. Сцены. Интервью. Жизнь айдола снова захватит моё время, как и прежде. Но теперь я знал: где бы я ни был — у меня есть дом. В её объятиях, в её голосе, в её взгляде.
И никто — больше никто — не сможет отнять у меня этого.