Часть 21
Перед самым сном, когда тени в казарме уже сливались в единую черноту, Женька выдал фразу, от которой я фыркнул в подушку:
— Вот у других отцы делают так, чтоб сын по знакомству в армию не пошёл. А мой... чтоб в Зоне выживать научился. Экономия какая.
Смешливый подтекст в его усталом голосе прозвучал как бальзам. Сам факт, что он шутил после мясорубки с контроллером и мрака Припяти, успокоил меня лучше любого транквилизатора. Значит, дух не сломлен. Значит, держится.
Я проснулся от скрипа пружин. Серая полоска света пробивалась сквозь щели ставней. Тихий уже сидел на своей койке, поджав под себя ноги, спиной к стене. Экран КПК бросал синеватые блики на его нахмуренное лицо. Пальцы яростно долбили клавиши. Бандана была натянута по привычке, скрывая нижнюю часть лица, но лоб и брови выдавали крайнюю степень сосредоточенности. Он так увлекся, что не заметил, как я открыл глаза.
— Глючит? — мой голос прорвался сквозь утреннюю хрипоту.
Женька вздрогнул, едва не выронив прибор:
— Да... Показывает Серого. Рядом. В радиусе. А он же божился, что в Припять не сунется. Ни за что.
Под ложечкой резко похолодело, будто проглотил осколок льда. Серый. Его назойливое присутствие превратилось в нарыв, который требовалось вырезать. Я готов был вцепиться в горло прямо здесь и сейчас.
— Бункер, приборы, глушилки... — я махнул рукой, поднимаясь с холодной койки, кости негромко хрустели. — Помехи. Не парься.
— Ты злишься, — констатировал Женя, свесившись с верхней полки. Он смотрел на меня сверху вниз, мокрые от утреннего душа пряди волос упали на лоб, делая его похожим на встревоженного, но озорного ежа. — Чувствуется.
— Некогда мне с правами меньшинств тут разгребаться, — буркнул я, стараясь звучать жестче, чем было на самом деле. Хриплый голос выдавал усталость.
Глаза Женьки сузились в знакомых смеющихся щелочках. Видно было, как уголки губ под банданой подрагивают. Я выдохнул, и часть каменной тяжести на душе отпустила. Его странное умение шутить сквозь ад, эта живая искорка в мраке Зоны, действовала на меня магнетически. Я был проводником, его жизнь – моя ответственность. Но было и что-то глубже, неозвученное, теплившееся под ребрами.
— Если мы тут застрянем на недельку... — Тихий раскачивался, болтая ногами в воздухе. — Что вообще делать в Припяти? Кроме как пялиться на руины?
Идея пришла мгновенно, с искоркой озорства:
— На колесе обозрения прокатиться. Высотка, вид на весь город. Неплохо, да?
Эффект превзошел ожидания. Женя замер, глаза за банданой округлились до нелепых размеров, отражая синий свет КПК.
— Оно... работает? — голос сорвался на полушепот.
Я не сдержал хриплого, неожиданного для себя смеха. Звук был непривычно громким в тишине казармы.
— Конечно! Думаешь, "Долг" в прачечной просто так осел? Там их генераторы, духи держат. По военным праздникам – бесплатно. В остальные дни – косарик с рыла. — Я смачно щелкнул пальцами.
Наивный восторг на его лице сменился подозрительным прищуром. Он явно учуял подвох. Насупился, и я рассмеялся снова, гулко и по-настоящему. Редкое чувство.
— Ладно, ладно, надуваю. Колесо – груда ржавого хлама. Но тут аномалий – раз-два и обчелся. Артефактов – днем с огнем. Можем смотаться к "Долгу" в прачечную, потолкаться. Или по квартирам прошвырнуться. Там... атмосфера. Если не боишься шепота из углов или теней в зеркалах.
Лицо Женьки преобразилось. Теперь на нем горел азарт, живой и неподдельный, как у парнишки, нашедшего тайный ход. Ему отчаянно нужно было отвлечься в ожидании вестей об отце, и прогулка по мертвому городу казалась идеальным глотком свободы.
— Если будешь в зоне слышимости по рации, можешь и один потоптать, — добавил я, проверяя магазин ПМ. — Главное – не напороться на нового контроллера или полтергейста. Богатств не найдешь, но вдохнуть этот... застывший воздух прошлого – сполна.— А Монолит? — спросил Женя, спрыгивая с койки и потягиваясь. Суставы хрустнули громко. — Не нацепляют нам новые дырки?
— Если не начали палить при виде, то и не начнут, — я пожал плечами, натягивая потрепанную куртку. — Честно? Со "Свободой" куда сложнее. Эти же... предсказуемы в своем фанатизме. Как часы.
Женя покачнулся на носках, задумавшись. Свет из щели упал на его бандану.
— Как думаешь... папа мог к ним уйти? К Монолиту? Исполнителю?
Я замер на секунду. Если Кот рвался к Исполнителю желаний... тогда да. Но что ему было так отчаянно нужно? Только если смертельно ранен, а они дали шанс. Такое бывало. В Зоне нашивки – цветная тряпка. Когда пуля достает до кости, сталкер вспоминает, что он человек. Все, кроме бандитов. Те – падальщики по природе.
— Не струсишь – узнаешь, — тихо выдохнул я, щелкнув затвором. — Погнали.
Женя ожил, засуетился. Ловко, почти профессионально уложил рюкзак, отложив лишнее. Я тяжело вздохнул, глядя на оставленную койку. Будь моя воля, провалялся бы здесь все дни, слушая его смешливые шутки и забыв про выбросы и мутантов.
* * *
Утро встретило нас прохладой и редким для Припяти солнечным бликом на разбитом стекле. Воздух был чистым, пахло осенней сыростью и далеким дымком. Академик, видимо, еще почивал. КПК Жени тихо запищал, сканируя эфир, но он проигнорировал его, вдохнув полной грудью. На мгновение его спина распрямилась.
— Ну что, в постирочную? — фыркнул он, подмигивая единственным видимым глазом.
— В прачечную, остряк, — поправил я, тронутый его дурашливым настроем. — Пойдем, покажу. Недалеко. Успеем – может, и к вулкану свернем. Если не сожрет.
Он чуть подпрыгнул на месте, рюкзак болтался за спиной. Вчерашний разговор с академиком явно влил в него силы. Знать, что отец был здесь, что о нем помнят – глоток чистой воды после месяцев блужданий в пустыне. Луч надежды в кромешной мгле.
— Левинцеву на всякий пожарный чирикнем, что идем, — Женя лихо достал КПК, пальцы запорхали по клавишам.
Его оживленность была заразительна. Я ловил себя на мысли, что моя привычная мрачность рядом с ним кажется унылой тенью. Припять вокруг давила пустотой. Битые стекла окон глядели черными дырами, тишина висела тяжелым, неподвижным покрывалом. Но в утреннем свете город казался не мертвым, а лишь погруженным в глубокий сон. Вот-вот заскрипит дверь, заглохший автобус дернет стартером, хлынет поток людей с авоськами...
— Нога? — спросил я, сворачивая на широкий проспект, где трещины в асфальте зарастали жесткой бурьянистой травой.
— Хирург сказал – чисто. Мышцу пронесло, кожу порвало. Так что скоро буду щеголять шрамами. И кличка "Шашлык" обеспечена, — он хлопнул себя по бедру, и эхо щелчка странно гулко отдалось в тишине.
Я усмехнулся. Редко видел Тихого таким... легким. Он явно цеплялся за надежду, что отец вернется сам. Я же знал Зону: ее любимый трюк – воплощать худшие ожидания в самый неподходящий момент.
У входа в мрачное здание прачечной маячили две фигуры в камуфляже с кроваво-красными шевронами. Женя приветственно махнул рукой. Постовые напряглись, автоматы наперевес, но, узнав (или получив команду по рации), расслабились, кивнув. Один даже тронул козырек. Нас ждали.
— Капитан Левинцев предупредил, — отрапортовал молодой долговец с обветренным лицом и умными глазами. — Проходите. Проведут.
Женя кивнул с неожиданным достоинством. По его прямой спине, высоко поднятому подбородку я видел – он горд. Отец, даже не зная, вложил в него этот стержень.
Внутри пахло сыростью, дешевым хлорным мылом и пороховой гарью. Долговцы копошились в полумраке: чистили стволы, разбирали патроны на длинных столах, перебранивались у самодельной буржуйки, от которой тянуло слабым теплом и чадом. Напряжения не чувствовалось – "Свобода" здесь была редким и нежеланным гостем.
Нас повели по бесконечным, слабо освещенным коридорам. Плитка под ногами сменилась голым, шершавым бетоном. Воздух становился ледяным и спертым, пахнущим плесенью и пылью. Наконец остановились перед дверью с облупленной табличкой "Директор". Провожатый мотнул головой и растворился в полумраке. "Командир в кабинете, а не с бойцами..."Плохой знак" , – мелькнуло у меня. Через месяц здесь будет "Свобода", но нам тогда будет не до этого.
Кабинет встретил нас маревом перегара и запустения. За столом, заваленным кипами пожелтевших бумаг и пустыми банками из-под тушенки, сидел мужчина. Оплывшее лицо, мутные, заплывшие глаза. Он поднял на нас тяжелый, невидящий взгляд. Запах дешевого самогона висел густым туманом.
— А, да-да... Левинцев чирикал. — Голос хриплый, заплетающийся. — Вам... э-э-э... консервов. Аптечку. Патронов... сколько там? Пару обойм. Стволы не дадим, самим в обрез. Я вам... хотел накатать, да делов... — Он с трудом открутил крышку с потертой армейской фляги и жадно глотнул. Горло работало, как у жабы. Шумно выдохнул спиртными парами. — Вы по Котлерову?
Женя угукнул, коротко. Пододвинул шаткий табурет и сел, как на иголках. Я остался стоять у двери, руки глубоко в карманах куртки, пальцы невольно сжались в каменные кулаки. Мерзость. Вызывал омерзение сильнее, чем Серый.
— Да, — голос Жени был тише обычного, но твердым, как сталь. — Ищем. Слышали, его тут видели недели две назад.
— А чего шёпотом, красавчик? Уксуса хлебнул? — капитан мерзко расхохотался, брызгая слюной. Лицо побагровело. Он снова глотнул из фляги, длинно и сочно. — Месяц назад, да... Торговался тут, как цыган, снарягу для отряда выпрашивал. Но недалеко их шлепнули.
Я увидел, как Женя резко втянул голову в плечи, будто получил пинок под дых. Пальцы вцепились в край табурета.
— На выезде из города угодили в переделку... Четверо шло? Двоих пришили. Остались Кот да Град. Тех схоронили, сюда вернулись за патрончиками, потом дальше рванули. Ну, им, наемникам, не впервой. Родни-то нет.
— Кто напал? — негромко врезался я в пьяную тираду, чувствуя, как ярость поднимается комом в горле.
— Кот бурчал, мол, тварь. А кто разберет? Псевдогигант, химера... Гадюшника тут – выше крыши. За... — он крепко выругался, махнув обрюзгшей рукой в сторону бумаг. — Патроны считать, раненых перематывать, а тут еще тварь неведомая пошла гулять...
Тяжелое молчание повисло, густое, как перегар в комнате. Новое имя – Град. Я чувствовал, как Женя так же напряженно впитывает каждый звук, прокручивая варианты. Упрекал себя – зная позывной командира, нужно было выведать позывные всех. Упустили.
— А их КПК... с ними? — тихо, но отчетливо спросил Женя, будто выдохнул морозный воздух.
— Да по уставу вашему, похоронили с ними. Хотя могли бы отдать, пригодились бы... — капитан буркнул, уже тянулся к фляге.
Женя тихо, но очень четко пробормотал: «Вот откуда КПК с контактом отца у бандитов на Скадовске...» Дверь с грохотом распахнулась. Двое долговцев внесли картонный ящик, громко шваркнув его на бетонный пол. «Ваше барахло». Женя вопросительно глянул на меня: берем? Я коротко кивнул. «Долг» благодарностью не подавится, а ученые или «Свобода» не побрезгуют.
— Вы же в курсе, — голос Жени вдруг стал тихим, острым и холодным, как лезвие ножа, — что у самого входа в город орудует контроллер? Тот, что двоих сразу водить может? И вы его до сих пор не прихлопнули?
В этом стальном шепоте я узнал его кипящую, сжигающую ярость. Если «Долг» мнит себя щитом Зоны, то как они упустили такую падаль? Из-за которой, возможно, и полегли люди его отца. Позорное упущение.
Капитан лишь махнул рукой, будто отмахиваясь от надоедливой мухи, и причмокнул, прикладываясь к фляге:
— Ну, вы ж с ним справились? Молодцы, герои. «Долг» признателен. Больше ничем помочь не могу. Свободны.
Женя вскочил с табурета так резко, что тот с грохотом опрокинулся. Он выхватил из ящика две банки тушенки, сжав их в белых от злости пальцах, и стремительно вылетел из кабинета, не удостоив капитана взглядом. Я знал эту ярость – белую, немую, чисто Женькину. Молча поднял тяжелый ящик. Он показался подозрительно легким, но спорить было не о чем. Просто вышел, хлопнув дверью так, что стекла задребезжали.
Тихого я нашел у входа. Он о чем-то негромко, но горячо говорил с тем самым молодым постовым. Увидев меня, сунул ему в руку банку тушенки. Парень растерянно улыбнулся, сжимая подарок.
На улице стояла тихая, по-осеннему теплая погода. Солнце пригревало спины. Женя шел чуть впереди, методично пиная носком сапога осколки кирпича и куски отколовшейся плитки на разбитом асфальте. Его плечи были неестественно прямыми, напряженными.
— Они вдвоём пошли, — тихо сказал он, не оборачиваясь, когда я поравнялся. Голос был ровным, но в нем звенела натянутая струна. — Кот и Град. Другой дорогой. Там, где раньше пси-поля были тише... но теперь, после выбросов, разгулялись. Он... — Женя сделал паузу, будто пересиливая ком в горле, — ...после того контроллера, не хотел тащить отряд в пекло. Так что... могут задержаться. Надолго. Если вообще...
Он не договорил. Но тяжесть этих неозвученных слов повисла в теплом осеннем воздухе, густая и неотступная, как тень ЧАЭС на горизонте.