РОГА. ВИСКИ. ЧАЙ

Папа Мали никогда в жизни не мыл полы, границы между полами он размывал, а вот швабру в руках ещё не держал. Каждые пять минут он останавливался отдохнуть, корча физиономию старого деда. «Сочкуем, господи?» - подкалывал его Иван-баран, а тот смотрел на него, говоря про себя: «Кто бы говорил …» Но это был лишь днём. Вечером же Папа Мали становился грозной правящей тучей, раздававшей указания, разрабатывавшей планы, которые всегда проваливались. «Да что с вами не так?!» - ругался в очередной раз Мали – «Это же такой простой план! Да каждый мой план прост, как угол дома! Неужели так сложно ему следовать?» 

Глаза официантов бегали по полу в дикой панике, носясь по кругу, не зная, что им сказать. Ну как объяснить богу, что его план – это полный провал? Он ведь бог, а всё, что делают боги – божественно; по крайней мере, в книгах написано так. Хотя если бы Бармен не сказал, кто такой Папа Мали, они бы никогда в жизни не поверили, что этот тощий, истеричный любитель чизкейка – их бог. Но сейчас он был их единственной надеждой, ну, то есть они пытались заставить себя в это поверить, потому что не очень понятно, что им грозит и кому это вообще нужно. Сначала они считали, что их хозяин просто добрая душа и принял «бездомного» бога на работу, но после первых двух «планов» им просто стало страшно, кто-то даже захотел уволиться. Все боятся конкуренции, даже простой, человеческой, ведь финал всегда непредсказуем, может получиться и так, что кого-нибудь снова убьют.

«Я вас прошу …» - валялся в ногах Бармена очередной официант – «Нам всем страшно, а у меня на руках морская свинка … Ну, подпишите же!» Он уже полчаса вымогает у хозяина подпись на заявлении об увольнении. Бармен же спокойно стоял, прислонившись к столу, держа в зубах трубку Вилли, которую он недавно нашёл в шкафу. Это была любимая трубка бывшего хозяина, с ней он фотографировался для портрета в кабинете, который прямо сейчас висел за спиной Бармена. Он очень устало и с едва заметным презрением смотрел на ползающего перед ним козла с бейджиком официанта. Ещё немного, и изо рта пойдёт пена. «Ну, неужели так сложно хоть раз сделать так, как вас просят, и серьёзно отнеситесь к делу?» - растянуто спросил Бармен, держа в руках трубку. Козёл перестал изображать юродивого и теперь уже виновато смотрел вниз. Бармен тяжело вздохнул,  прикрыв глаза, и сказал: «Идите работайте, сделайте хоть что-тополезное». Козёл, извиняясь, ушёл. «Вот и стоило оно того?» - так же устало спросил Бармен у портрета Вилли – «Почему я вообще оказался под этой барной стойкой? Какого чёрта у того старого, разваливающегося барана оказалась ручка? Почему ты умер?» Последнее слово вылилось из Бармена очередными слезинками, одинокими, но очень жгучими. Он присел на поверхность слота и вновь посмотрел на Вилли: «Интересно, ты что-нибудь знал о богах? Иди хотя бы видел их? Уверен, что нет, ведь тогда бы ты не был таким … каким был. Наш бар всегда был дырой, да! Вилли, это дыра, и не я её такой сделал! Хотя при тебе это была всего лишь дырочка». 

Бармен замолчал и, нахмурившись, ещё долго смотрел в стену. Он понимал, что какой бы дырой это место ни было, его задача – улучшить её, чего явно не вышло. Больше всего Бармен не хотел признавать, что это он сделал из бара дыру, на которую вылился уже даже божий гнев, хотя божьим его назвать трудно. Когда Папа Мали кричал на Многоликого, пытаясь доказать, что нет его вины в том, что люди перестали верить и стали ущербными, в душе Бармена что-то ёкнуло. Это что-то было стыдом. Потому что он так же оправдывал минусы своего бара. Так уж получается, что человеку сложно не то что бы признать свои ошибки, ему сложно даже реагировать на них спокойно. 

В кабинет зашёл Папа Мали, без стука, как и всегда; «Опять жалобы?» – спросил он, усевшись на стул перед Барменом, тот повернулся к нему и нехотя сел в кресло. «Не хочу обижать, но ты очень хреново подбираешь персонал», – вновь заговорил Мали – «Они же ни на что не годятся! Ну чего сложного в том, чтобы выведать у бога информацию, где онпрячет запасы?» 
– Может, сложность заключается в том, что на такую операцию надо посылать кого-то одного, а не весь табун? – спросил Бармен. 
– То есть это я виноват? – чуть повысив голос, переспросил Мали. 
– Я этого и не отрицал. 
– Да как ты смеешь?! Я на шпионаже собаку съел. 
– А я тебя не спрашивал, что ты ешь, я почти прямо тебе говорю, что планы далеки от идеала. 
– Ну конечно! Ты же у нас в этом лучше разбираешься. Ты же просто бог планирования, такой, кстати, уже есть. 
– Мали, неужели тебе сложно признать, что ты не прав? 
– Потому что я прав. Да и кто это меня обвиняет в неспособности признавать ошибки? Ты сам до сих пор считаешь, что в захламлении бара виноват не ты! 
– Заткнись! 

Папа Мали прикрылся руками, его глаза полные шока вперились в белые кроссовки уборщика на ногах. Он резко стал очень серьёзным, а может и просто напуганным. Бармен тяжело задышал, а затем ослабил галстук и сел обратно. Мали медленно опустил руки: «Будешь так орать, я тоже уволюсь», он закурил. «У меня в кабинете нельзя курить» – прохрипел Бармен, Мали выпустил дым в морду Бармена и улыбнулся: «А Самаре ты так не говорил». 

Ночью Мали недовольно взвыл: «Ну почему мы должны работать так поздно?!» а затем вылил грязную воду рядом с останками пятачков и копыт. «Наверное, потому что мы бар?» – съязвил Бармен и выкинул сигарету в один из пятачков – «Пошли зарплату получать». Папа Мали резко оживился и довольный побежал за хозяином, как ребёнок за мамой, что пообещала ему конфетку. Чизкейк – это единственная слабость Мали ещё с детства, а теперь это ещё и «зарплата». Как мало надо богу для счастья. 

Бармен поставил перед Мали заветный сырный пирог и пиво, отлив себе немного во флягу. «Наконец-то, я поем после всех своих мучений!» – воскликнул бог, принявшись за еду, громко чавкая. «Мучений?» – усмехнулся Бармен – «Ты от силы вымыл зал и половину кухни, а туалеты ты не мыл вовсе, один даже засорился». 

– Слушай, для меня это уже много – возразил Мали, жуя чизкейк. 
– Ты раньше вообще ничего не мыл? – немного удивлённо спросил Бармен. 
– Мыл, правда, в детстве, без спроса. Случайно вымыл вазу третьей династии. Подлинную. 
– И как? 
– Вазы больше нет, а отцовский ремень я запомнил надолго. Инициатива наказуема, друг мой. 
– Не в нашем случае. 
– Вот как раз в вашем случае она и наказуема. Чёрт тебя тогда дёрнул спасать этого придурка. Ты в курсе, что он не собирался этого делать? Он же плешивый трус! А ты его так напугал. Хреновый ты конечно начальник.  
– Слушай, я ведь и уволить могу. 
– Ой! Больно надо. Если бы не чизкейк, я бы и не нанимался. 
–  А я думал, ты хочешь разобраться с тем глазастым. 
–  Это уже детали. 

Тем вечером Мали спал в кабинете Бармена, впрочем, так происходит уже всегда, ведь Мали не успокоится, пока не найдёт запасы Многоликого. Несмотря на то, что он бог, храпел Мали как настоящий человек, разинув рот и истекая слюной. Храп. Сейчас
пройдёт двадцать минут, спящий поперхнётся, и храп прекратится. Простое наблюдение. Бармен знал это, потому что ближайший час, пока официанты не вернутся с «Задания», делать ему было нечего. Так и проходит жизнь, когда что-то поначалу захватывающее становится рутинным и неинтересным. Как брак, например. Или разговор с богом. Что-тоособенное всегда приедается, что-то на первый взгляд обычное, становится чуть ли не чудом. Вот лежит бог, а храпит хуже свиньи, вот простой бармен, а убил человека. 

«Самара» – пронеслось перед глазами Бармена белое нечто. Это оказалась этикетка какого-то «Сиропа», никаких проявлений Самары в нём не было. Он стал чаще думать о ней, он этого, конечно, не признаёт, но это так. Такое бывает, когда встречаешь что-то загадочное, что на деле просто старается таковым быть, а что делать? Мы влюбляемся. Ведь что-то таинственное снаружи всегда привлекательно, это сразу бросается в глаза. Особенное. Бармен вздрогнул всем телом, когда это слово вновь пронеслось у него в голове. Его с детства тошнило от него. С пяти лет ему говорили, что он талантливый, но с возрастом он стал понимать, что ничего особенного в нём нет, и всё хорошее, что с ним случалось, могло бы и не произойти вовсе, если бы не … Судьба? «Смешное слово» – случайно вслух произнёс Бармен, а Папа Мали резко подскочил: «Какое ещё слово?» 

«Да здесь одно…» – Бармен как раз держал папку с недавними отчётами, «Какое?» – зевнул Мали и потянулся. «Судьба». 

–  И чего же в нём смешного? – якобы заинтересовано спросил бог. 
–  Да даже не знаю, никогда не обращал внимания, но почему-то именно сейчас это слово кажется смешным – Бармен положил папку на место. 
–  Это всё потому, что оно слишком переоценено. Люди ждут от судьбы чего-то головокружительного, невероятного! А получают всего лишь жизнь, которая течёт так, как должна. Некоторые расстраиваются, с моста бросаются, а некоторым смешно, и они просто перестают в неё верить. И как ты думаешь, что хуже? 
–  Первое? 
–  Чисто человеческое мышление, мол нет ничего хуже физической смерти. Нет, друг, хуже второе, пусть лучше верят и умирают от страха, чем не верят и умирают, не покидая земли.    

Они молчали некоторое время, пока в дверь не постучали. Там стояли трое официантов, лица у них теперь были более довольные, потому что теперь они узнали хоть что-то. Они узнали, что в самом магазине склада нет. Да, это, безусловно, больше, чем было в прошлые разы, но всё же по-прежнему ничего. Мали уже не злился, он устал. Он устал от этой истории уже за пару дней, устал от этого левого бога на своём месте.
Он просто вышел покурить, а Бармен вышел за ним.

«Ты сегодня не многословен», – сказал он, а бог посмотрел на него и ничего не ответил. 
Они отошли подальше от бара и не заметили, как оказались на территории магазина. И тут Мали взорвался: «Ты посмотри, а! У него даже углы идеальные, углы! Ты смотри, ни мусора, ничего, весь вылизанный. Тошнит аж!» Мали в отместку выкинул окурок прямо устены магазина. Бармен усмехнулся: «Очень легко обижаться на мир, бог. На ваш мир». Мали рванул к нему и вонзил свои огненные глаза в зрачки Бармена. 
– А это не мой мир – прошипел он. 
– А чей же тогда? – спокойно спросил Бармен. 
– Я его не создавал. Если бы я хозяйничал тут, здесь бы не было вашего бара, проституток, плохих отцов и эгоистичных профессоров.  – Прямо утопия. 
– Да. Идеальный, несуществующий мир. 
– Идеальное ничего. 
– Вот если бы мы нашли, где он всё прячет … У меня был бы шанс … Хотя бы приблизиться к этому ничему… 
– Каким же образом? Ведь такого мира чисто физически не может существовать. 
– Я бы лишил его компетенции, подорвал авторитет, а так же имел бы право на распределение богов и прочей нечисти. Да, звучит самовлюблённо, однако у министерства свой план идеального мира, а у меня свой. Как ты мог догадаться, их план не особо работает. 
– А в чём он состоит? 
– Так и раскрой тебе все вселенские тайны!  
– А придётся! Чтоб ты знал, до твоего появления, я вообще считал, что вас не существует, а Пасху, Хануку и Рождество мы празднуем из-за вкусной еды.  
– Ну извини,  что мир – это не Гоголь-Моголь с яблоком! В любом случае, шанс у меня был, не маленький, но из-за вас он стал совсем крошечным, но он хотя бы был!»  

Папа Мали сел спиной к трансформаторной будке. «Хотя бы был…» – он прижался к двери, она распахнулась, и Мали с грохотом провалился куда-то вниз. Бармен в панике подбежал к будке, там была узкая лестница, ведущая в темноту: «Ты там жив?!» 

"Я нашёл!!!" - завопил Мали.