Рыло
Вечер для него заканчивается однообразно, он выходит на задворки и выливает в общую кучу остатки пятачков, ушей и копыт. Он тяжело дышит, кольцо в носу натирает стенки, и из-за этого появляются плохо пахнущие язвы. Он сидит в маленьком, выделенном специально для него квадрате с разделочным столом, прикреплёнными сверху ножами. Как он помещается в этой тесной коробочке - неясно, но если присмотреться к его спине, можно увидеть изгибы в тех местах, где проходят неровности в стене. Он учится заново дышать, каждый раз, как выходит на улицу, его свиные уши прилипают к полной складок голове; заплывшие глаза больше не видят ничего, кроме порченого мяса, некогдабродившего вокруг бара. Он точит ножи. Он никогда не выходил за пределы кухни, он совсем ничего не знал о том, что происходило в баре. А о смене хозяина он узнал лишь после того, как повесили новый портрет. Лу был замкнутым. Лу был жирным. Лу всегда был таким. Лу – свинья.
Но не надо его жалеть, когда Лу пришёл на эту должность, он сам попросил "заковать" его. После такого заявления Вилли попросил его пройти психиатрическую проверку. Лу был здоров. У Лу нет фамилии. У него вообще ничего нет, кроме умения кромсать мясо, не задумываясь. Когда приходили новенькие на должности поваров или уборщиков, они либо тут же увольнялись, либо слёзно просили перевести их работать только в зале.
"А он не буйный?" – не отводя взгляда от Лу, спрашивает молодой человек, "Луша?" – переспросил бармен – "Да Луша и мухи не обидит! Держите". Бармен передал новым официантам и уборщику их форму. Выглядели они довольно по-дурацки, но ярко. Официантка была блондинкой с маленькими рожками, что торчали прямо изо лба, а второй официант был несколько постарше, с лысой головой и тонкими вытыми рогами. Уборщик же почти ничем не отличался: полулысая голова с пучком свалявшихся волос на затылке и чёрный вставной глаз. На татуировки новобранцев бармен внимания не обратил. Всего лишь потемневшие со временем рисунки, некогда отражавшие внутренний мир.
Официанты Лу почти не видели, в основном носились в зале, а вот уборщику приходилось видеть его постоянно. Всё не мог он себе места найти, то выходил покурить, то просто ходил из стороны в сторону, то и дело поглядывая на Лу здоровым левым глазом.
– Что с тобой не так? - вдруг заговорил уборщик.
– Квик? - Лу медленно повернул голову.
– Каково это... Кромсать своих?
– Квик...
– Ты же убийца, Лу? А? Или ты особенный? Чем ты отличаешься от того, кто лежит на столе?
– Квик...
– Вот именно, ничем. Объясни мне, Лу, почему они лежат, не дышат, а ты дышишь и кромсаешь?
Уборщик сел перед Лу и вперил в него свой глаз. "Ты убийца, Лу» – говорил он, не меняя положения головы – "Я вижу, как ты смотришь на неё, на меня...Но как бы ты этого ни хотел, я тебе её не отдам". Уборщик плюнул на пятачок Лу и отошёл к швабре.
***
"Ты что-то изменил?" – спросил на следующий день бармен, "Решил, наконец, попробовать" – ответил Лу, точа ножи. "В любом случае, это мясо жёсткое, да и вообще имеет какой-то странный металлический привкус" – сказал бармен и ушёл.
"Квик..." – сказал Лу и поправил чёрный глаз на цепочке.