Я человек. Я существо. Я бог.
По дороге вымощенной кирпичом идёт молодая коза с пучком на голове, на ней широкая юбка цвета вырви глаз, тяжёлые ботинки и чёрный свитер, в одной руке она держит сумку от Прадо, а другой рукой приобнимает свою, видимо, дочь. Это далеко не искреннее объятие, это скорее принятая обществом форма поводка. «Я бы тебя никогда не оставила,но … Просто понимаешь, мне надо бы больше проводить времени одной, нет, ты мне, конечно, не мешаешь, но. … Это на время, ты же понимаешь. К тому же он отец, в конце концов, тоже должен тебе уделять внимание» – заикаясь, проговорила коза с пучком, а дочь ответила: «А он и хочет, только ты ему не разрешаешь». «Не говори глупости» – сэтими словами они зашли в бар.
– И вообще, я всегда любила быть одна, это куда лучше, чем с кем-то жить под одной крышей – коза поправила очки.
– А как же папа? – незаинтересованно спросила дочь.
– Милая, пора бы уже понять, что отец – это лишь временная необходимость. Вот он какое-то время побыл с нами и всё, хватит.
Коза тут же ушла, усадив дочь за столик прямо напротив барной стойки, девочка вздохнула и оглядела полупустой бар, где в каждом углу сидел свой зверь. В первом сидел свин деревянный, он в копытцах держал дырявую чашку, морда у него была такая жалкая, что казалось, он вот-вот заплачет, а вокруг глаз написано: «Сколько ни проси, всегда малобудет». В углу слева от него, ближе к выходу, сидел железный бык, в своих копытах он держал две бутылки и грозно смотрел куда-то вдаль, у него же прямо на груди было написано: «Со своим нельзя!» В углу справа от свина сидит медный осёл с потёртыми ушами, весь в лохмотьях, на плечах мухи сидят, а внизу табличка: «Куда ушла моя жена?», а вот в четвёртом углу сидел золотой кот на мешке с монетами, довольный, в руках сметана, а на банке написано: «Ко мне».
Тут из кабинета вышел бармен, они с девочкой без интереса смотрели друг на друга, она облокотилась на спинку стула и так же бесцветно сказала: «Привет, пап».
«И куда опять делась твоя мама?» - спросил бармен, протирая стакан.
«Я не знаю, она сказала, что это на время», – ответила девочка, подперев щёку рукой.
– Так она всегда так говорит.
– Только это «всегда» бывает не всегда.
– Мороженое будешь?
– Пап, ну мне не пять лет! В смысле клубничное.
Доев своё мороженое, девочка вернулась к разглядыванию бара. Она заметила книжную полку прямо над картиной оленя в смокинге и чуть изогнула бровь: «С каких пор у тебя есть время читать?», бармен повернулся к полке и машинально стёр пальцем пыль, которой там и не было.
Его взгляд упал на книгу в бумажном переплёте, она была самой тонкой и единственная на непонятном ему языке: «Verlass mich nicht, bitte». Да, немецкого он совсем не знал, но это уже был тот момент, когда он принимал всё, что приносила Самара, даже не посмотрев на название.
«Спасибо, я ушла» – сказала дочь и убежала, «А я ведь даже забыл, что ей уже шестнадцать», – сказал бармен, не заметив посетительницу перед ним. «Ужасный возраст», – прохрипела дама в белой, жёсткой шубе с чёрными пятнами, и уже не понятно, рисунок это или нет. «Почему же ужасный?» – спросил незаинтересованно бармен, а женщина закурила: «Потому что курить и пить тебе ещё нельзя, а вот на панель выставить уже можно. Пива налей мне». Бармен впервые посмотрел на женщину. У неё были худые руки, ну, точнее тощие, с длинными ногтями, жидкие волосы – каре, а так же бледное лицо с ярко-красной помадой.
Она старательно прикрывалась шубой, а поэтому свободной у неё была только одна рука, в которой она держала сигарету и ей же поправляла маленькие витые рога. Он налил женщине пива.
– Я бы никогда не поставил свою дочь на панель – резко ответил бармен.
– Мой отец тоже так когда-то говорил – усмехнулась она.
– И неужели вы …
– Да.
– И сейчас?
– Нет. Уволили за профнепригодность. Я беременна.
– Поздравляю.
– Да не с чем. Здесь скорее надо сказать, как вам жаль, но вы так никогда не скажете, потому что у нас так не принято. У нас принято поздравлять любую мамашу, будь ей тринадцать или пятьдесят. А это эгоизм, потому что о самом ребёнке в этот момент никто не думает.
– С вас двести пятьдесят.
– Что?
– За пиво.
– Тс. … И тебе не жалко брать с меня деньги? С безработной проститутки? Да ещё и беременной.
- А где доказательства? Как мне узнать, что вы меня не обманываете?
Женщина чуть открыла шубу, и на её бёдрах лежал средних размеров живот. Когда она запахнулась обратно, она ещё закурила.
– А как же аборты? – спросил, не меняя тона, бармен.
– Говорю же, нет у меня денег! – она стукнула по барной стойке и сломала последнюю сигарету.
Колокольчик на входной двери зазвенел, в бар вошёл человек. В серой футболке, с бледной кожей и красными глазами. Он молча сел рядом с женщиной и упёрся локтями в поверхность стойки.
Пять минут тишины.
– А как вас зовут, любезный? – засияла глазами женщина.
– Я – Папа Мали. Я существо. Я джинн. Я бог.
– Бог? ....
Он кивнул.
– Тогда у меня к вам очень много вопросов. Почему вы продолжаете давать людям возможность делать нежеланных людей? Почему вы не следите за этим миром? Вы чего-то однажды не досмотрели и вот! Мне двадцать семь, а такое ощущение, что все шестьдесят. Какого чёрта Вы дали моему отцу право распоряжаться моей жизнью? Вот сейчас вы так спокойно впорхнули в бар, сели, сложили ручки, и вот, мы даже общаемся. А где же вы были, когда меня за шкирку, не спросив разрешения, продали? Где вы были, когда я умирала от холода на улице, а дождь, словно дырявил мне кожу? А чем вы думали, когда зачали мне ребёнка? Чем?!
- Слушай, заплати за пиво и вали уже отсюда. Никто не виноват в том, что твой ребёнок нежеланный! – не выдержал бармен.
– А кто же виноват?! Я?! Человек лишённый воли?! Или же другие подонки, что стоят за дверью? Люди? Такие же слабые, безвольные, порочные и лживые существа?! Или всё-таки вы, бог?
Папа Мали опустил глаза и тихонько запел на неизвестном проститутке и бармену языке:
«Nur weil ich langsam erfriern
Find ich zu dir
Find ich zu dir
Ich weiss genau wo kein Mensch emalds war
Bin ich dir nah
Bin ich dir nah».
Эти двое молчали, а джинна уже не было. Вдруг женщина спросила: «А на чём я там остановилась?», на что бармен ответил: «Вы хотели заплатить за пиво».
Да. Держите.