Желание принцессы. Лунное затмение.

Летиция сидела на краю дивана, её пальцы нервно переплетались, а взгляд то и дело устремлялся к отцу, который лежал на кровати, пока Элиан внимательно его осматривал. Комната была наполнена тишиной, нарушаемой лишь лёгким шорохом ткани и редкими вздохами Саянжа. Летиция старалась не показывать своего беспокойства, но её сердце билось так громко, что, казалось, его слышно даже через стены.

Элиан, склонившись над Саянжем, двигался с привычной уверенностью. Его пальцы мягко, но тщательно исследовали пульс, проверяли температуру, осматривали раны. Лицо лекаря оставалось сосредоточенным, но в глазах читалась лёгкая тревога. Он знал, что состояние императора всё ещё оставалось хрупким, несмотря на его попытки скрыть слабость.

- Ваше величество, - наконец произнёс Элиан, отходя назад и снимая перчатки. - Вы всё ещё слишком слабы. Этот яд... он оставил следы, которые не так просто устранить. Вам нужно больше отдыхать и не перенапрягаться.

Саянж, лежащий на своей кровати, слабо улыбнулся. - Я знаю, Элиан. Но ты же понимаешь, я не могу просто лежать, когда вокруг столько дел.

Элиан вздохнул, но не стал спорить. Вместо этого он повернулся к Летиции, которая сразу же встретила его взгляд. - Летиция, - сказал он мягко, - Император будет в порядке, но ему нужно время. Пожалуйста, убедите его не делать ничего безрассудного.

Летиция кивнула, её глаза блестели от слёз, которые она старалась сдержать. - Я постараюсь, - прошептала она. - Но ты знаешь, как он упрям. Тихо добавила она.

Элиан улыбнулся, но в его улыбке читалась усталость. - Да, я знаю. Но я надеюсь, что вы сможете его убедить. - Он сделал паузу, затем добавил: - Я оставлю вам ещё одно лекарство. Оно поможет ему восстановить силы, но помните, это не панацея. Ему нужен покой.

Летиция снова кивнула, принимая небольшой флакон из рук Элиана. - Спасибо, - сказала она тихо. - Я сделаю всё, что в моих силах.

Элиан поклонился и, бросив последний взгляд на Саянжа, вышел из комнаты, оставив отца и дочь наедине.

Летиция подошла к отцу, села рядом с ним и взяла его руку в свои. - Папа, - начала она, её голос дрожал, но она старалась говорить твёрдо. - Ты должен слушать Элиана. Ты не можешь рисковать собой. Я... я не могу потерять тебя.
(Снова)

Саянж посмотрел на дочь, его глаза смягчились. - Летиция, - произнёс он тихо, - ты знаешь, что я всегда буду с тобой. Но я не могу просто лежать, когда моя империя нуждается во мне.

- Но ты тоже нужен мне, - возразила Летиция, её голос стал громче, а слёзы, наконец, потекли по щекам. - Ты нужен мне больше, чем кому-либо ещё. Пожалуйста, папа, подумай обо мне.
Прошу...

Саянж замолчал, его взгляд стал задумчивым. Он сжал руку дочери, чувствуя, как она дрожит. - Хорошо, - наконец сказал он. - Я постараюсь быть осторожнее. Но только ради тебя.

Летиция улыбнулась сквозь слёзы и прижалась к отцу, обнимая его. - Спасибо, папа. Я люблю тебя.

Саянж обнял её в ответ, чувствуя, как её тепло согревает его. - И я люблю тебя, моя девочка. Больше всего на свете.

Они сидели так, обнявшись, пока за окном пели птички.
И эту идиллия нарушила. Астрея, что вошла в комнату
Нарушая все правила этикета и протокол.
Куда только стража смотрит...
Наряд её торжественный, пытается себя показать?
В пылу всего я поняла, что описую только её, одежды. Да и не сказать, что бы добросовестно, исправляюсь.

Она - дитя Востока, но её внешность словно бросила вызов всем ожиданиям. Её кожа - аливковая, с лёгким персиковым оттенком, будто впитала в себя мягкий свет заката над Босфором, но при этом сохранила нежность, как у жительницы северных стран. Лицо её приятное, с мягкими чертами, которые словно созданы для того, чтобы вызывать симпатию: высокие, но не резкие скулы, округлый подбородок, придающий ей лёгкую беззащитность, и нос с едва заметной горбинкой, добавляющий благородства. Но её глаза - тёмные, глубокие, как ночь в пустыне, - выдают её восточные корни. Они словно хранят тайны, которые она не спешит раскрывать, а густые ресницы отбрасывают лёгкие тени, делая её взгляд ещё более загадочным.

И вот что странно: её волосы - светлые, как спелая пшеница, с лёгким золотистым отливом. Это необычно для дитя Востока, и аристократки за её спиной шепчутся, называя её внешность "странной", но с ноткой зависти. Её волосы уложены в сложную причёску, где восточные мотивы - тонкие цепочки с крошечными подвесками - переплетаются с европейской элегантностью. Кажется, будто в ней смешались две культуры, создав нечто уникальное и порочное одновременно.

Её фигура - это отдельная история. Она невысокая, но её формы - пышные, соблазнительные, с тонкой талией, которая подчёркивает округлость бёдер и груди. Аристократки называют её фигуру "порочной", но в этом есть доля восхищения: каждое её движение грациозно, словно она танцует даже когда просто идёт. Её платья - это смесь восточной роскоши и европейского шика: шёлк с узорами, напоминающими турецкие мозаики, но кроем, подчёркивающим её соблазнительные изгибы.

В её облике есть что-то, что притягивает и одновременно настораживает. Она - как редкий цветок, который нельзя отнести ни к одному известному виду, но от этого он становится только более желанным. Её внешность - это вызов, загадка, которую хочется разгадать, но вряд ли кому-то это удастся. Она - дитя Востока, но с лицом, которое могло бы принадлежать и северной принцессе, и это делает её ещё более неотразимой в глазах тех, кто её видит.

Может, и он когда-то был ею околдован. В его глазах когда-то горел тот самый огонь, который она зажигала в каждом, кто оказывался рядом. Её аливковая кожа, тёмные, как бездонные колодцы, глаза и светлые волосы, словно вызов самой природе, - всё это когда-то сводило его с ума. Он помнит, как её улыбка, то сладкая, то холодная, заставляла его сердце биться чаще, а её грациозные движения, словно танец, паролизовали его. Она была для него загадкой, которую он так и не смог разгадать, - смесь Востока и Севера, нежности и порочности, искренности и игры.

Но теперь в его лице нет и тени былого интереса. Взгляд его стал пустым, словно пелена закрыла то, что когда-то горело так ярко. Может, он устал от её загадок, от её вечной игры, где правда и ложь переплетались так искусно, что уже невозможно было отличить одно от другого. Может, он понял, что она - как ветер: её нельзя удержать, нельзя приручить. Она всегда будет той, кто ускользает, оставляя лишь лёгкий аромат жасмина и горечи полыни.

Или, быть может, он просто увидел её настоящую - ту, что скрывалась за маской из шёлка, жемчуга и полумесяцев. Ту, что была не богиней, а просто женщиной с её страхами, слабостями и одиночеством. И это разочаровало его. Ведь он хотел видеть в ней идеал "Сетарию", но этот самообман зашёл слишком далеко.
Он перестал себя обманывать, его Сетария мертва.

Теперь он смотрит на неё без интереса, без того трепета, что когда-то заставлял его забывать обо всём. Но она, кажется, даже не замечает этого. Она продолжает скользить по комнате, как речная змея, её светлые волосы переливаются в свете свечей, а тёмные глаза по-прежнему хранят свои тайны. Она всё та же - загадочная, прекрасная, опасная. И, возможно, где-то в глубине души он всё ещё чувствует ту магию, что когда-то околдовала его. Но теперь он слишком горд, чтобы признать это.
Саянж встал. Он медленно поднял голову, его взгляд скользнул по Астерии, словно оценивая её наглость. Его лицо, обычно непроницаемое, сейчас выражало смесь безразличия и раздражения. Он не привык к тому, чтобы кто-то нарушал его покой, особенно без предупреждения. Его пальцы слегка постукивали по кровати, выдавая внутреннее напряжение, хотя голос оставался холодным и ровным.

- Астерия, - произнёс он, подчёркивая каждую букву её имени, - кто вам дал право врываться в мои покои? - Его тон был как лёд, острый и безжалостный. - Покиньте их. Немедленно.

Он бросил взгляд на дверь, словно задаваясь вопросом, куда смотрит стража. Как она могла пропустить её? Или, быть может, Астерия нашла способ обойти их - она всегда была хитра, как лиса. Но сейчас это не имело значения. Её присутствие здесь, в его личных покоях, было недопустимо.

Его взгляд скользнул по ней, и я почувствовала, как внутри у неё всё сжимается. В его глазах не было ни гнева, ни удивления - только холодное равнодушие. Но я знала, что за этим скрывается. Он всегда умел скрывать свои истинные эмоции, но я видела, как его пальцы слегка сжались, прежде чем он снова расслабился.
Эмоции в нём кипят.

Астея застыла, её глаза широко раскрыты, в них читался страх. Она понимала, что происходит. Призрачная возможность, которую она так тщательно выстраивала, - возможность влиять, сесть на трон, стать той, кто дергает за ниточки, - сейчас рассыпалась в прах. Её планы, её амбиции, всё, что она строила годами, оказалось под угрозой из-за одного неосторожного шага.

- Саянж... - начала она, но он поднял руку, резко прервав её.

- Не говорите ничего, - его голос был как удар хлыста. - Вы уже сказали достаточно своим присутствием здесь.

Её посмотрела на меня, и в ее взгляде я увидела что-то, что заставило моё сердце сжаться. Не гнев, не разочарование - что-то более глубокое, что-то, что она никогда не показывала. Но это длилось лишь мгновение, прежде чем она снова стала высокомерной.

- Уходите, - сказал он, и в его голосе не было места для возражений. - И не пытайтесь вернуться.

Астея схватила меня за руку, её пальцы дрожали.
Она пыталась чтото сказать. Она понимала, что игра проиграна. Она вышли из покоев, оставив Саянжа со мной его дочерью. Дверь закрылась за ней с тихим, но окончательным щелчком.

И я знала, что ничего уже не будет прежним.

Саянж остался в своих покоях, его взгляд медленно вернулся ко мне. В его глазах, обычно таких холодных и отстранённых, я уловила тень усталости, которую он редко позволял себе показывать. Он опустился на край кровати, его пальцы всё ещё слегка постукивали по покрывалу, но теперь это было скорее от усталости, чем от раздражения.

- Ты видела это, - произнёс он наконец, его голос был тихим, но в нём чувствовалась тяжесть. - Видела, как она пытается играть в свои игры...

Я кивнула, не зная, что сказать. Всё произошло так быстро, но последствия этого визита были очевидны. Астерия перешла черту, и теперь её амбиции, её планы, всё, что она строила, рухнуло в одно мгновение. Но я также видела, как её страх сменился холодным расчётом, когда она уходила. Она не сдастся так просто.

Саянж вздохнул, его взгляд стал отстранённым, словно он смотрел куда-то вдаль, за пределы этих стен.

- Она всегда была хитрой, - продолжил он, больше говоря сам с собой, чем со мной. - Но даже она не понимает, что некоторые игры слишком опасны.

Я подошла ближе, осторожно села рядом с ним. Он не отстранился, но и не посмотрел на меня. Его мысли были далеко, возможно, в прошлом, где всё было проще, или в будущем, которое теперь казалось ещё более неопределённым.

- Что будет теперь? - спросила я тихо, боясь нарушить тишину, которая опустилась между нами.

Он на мгновение задумался, затем повернулся ко мне. Его глаза, обычно такие холодные, сейчас казались почти мягкими.

- Теперь? - повторил он. - Теперь мы будем осторожнее. Она не единственная, кто хочет влиять на трон. Но я не позволю никому разрушить то, что мы строим.

Его слова звучали как обещание, но в них также была тень предупреждения. Он знал, что Астерия не остановится, и что другие, возможно, уже ждут своего шанса. Но он также знал, что я - его дочь, и что я буду рядом, чтобы защищать то, что важно для нас обоих.

Он положил руку на моё плечо, лёгкое прикосновение, но в нём было больше тепла, чем я ожидала.

- Ничего не будет прежним, - сказал он наконец. - Но это не значит, что мы не сможем справиться.

Я кивнула, чувствуя, как его слова придают мне сил. Мы оба знали, что впереди будут испытания, но в этот момент, в тишине его покоев, я почувствовала, что мы справимся. Вместе.

У папы заурчало в животе, и он слегка нахмурился, словно его собственное тело предательски напомнило ему о времени. Завтрак был для него чем-то вроде ритуала, и его желудок, казалось, работал как часы, безошибочно указывая на то, что пора подкрепиться. Я сидела напротив, наблюдая за ним, пока он с лёгким раздражением поправлял складки своего халата. Его комната, аскетичная и строгая, как всегда, казалась ещё более холодной в этот момент. Ничего лишнего - только необходимое. Только миниатюра мамы, ни украшений, только тяжёлые шторы, массивный стол на нем свитки бумаги да повторяюсь
Мне нечего сказать. Кровать с простым покрывалом. Даже воздух здесь казался более разрежённым, словно сама комната дышала сдержанностью.
Но изменилось, я чувствую рядом с ним уютно.
Боюсь утонуть в этом чустве.

Завтрак, который происходил в комнате Саянжа, на этот раз был совсем другим. Атмосфера, обычно напряжённая и холодная, сегодня казалась более спокойной, почти уютной. Авива, зашла первой, из всех слуг. но на этот раз её лицо было спокойным, а глаза светились мягкой улыбкой. Она несла поднос с чашками и кофейником, её движения были плавными и уверенными, словно она знала, что сегодня всё будет иначе.

- Доброе утро, - произнесла она, её голос был тёплым и приветливым. Она поставила поднос на стол и оглядела комнату, словно проверяя, всё ли на месте. Её взгляд скользнул по мне, и я увидела в её глазах что-то, что напомнило мне о материнской заботе. Авива всегда была больше, чем просто гувернантка. Она была опорой, тихой силой, которая держала всё вместе.

Саянж сидел за столом, его лицо, обычно такое строгое и непроницаемое, сегодня казалось более расслабленным. Он не сказал ни слова, лишь кивнул в ответ на приветствие Авивы, но в его глазах читалось что-то, что я редко видела - тепло. Его пальцы слегка постукивали по краю стола, но теперь это было скорее от нетерпения, чем от напряжения. Он знал, что завтрак сегодня - это не просто приём пищи. Это была возможность побыть вместе, почувствовать себя семьёй.

Я села напротив него, чувствуя, как напряжение в комнате постепенно уходит. Завтрак, который обычно был временем молчания и скрытых эмоций, сегодня превратился в нечто иное. Каждый звук - звон ложки о тарелку, шорох ткани, даже дыхание - казался более мягким и уютным.

Авива налила кофе в чашку Саянжа, её руки дрожали, но в её движениях чувствовалась лёгкость, которой раньше не было. Она знала, что её место - быть в тени, наблюдать и ждать. Но сегодня её присутствие было особенно важным. Она была тем, кто держал всё вместе, кто знал, как успокоить, как поддержать.

- Спасибо, - произнёс Саянж наконец, его голос был тихим, но в нём чувствовалась благодарность, которая заставляла всех вокруг расслабиться ещё больше.

Мы начали завтрак в тишине, но на этот раз она была приятной, почти уютной. Саянж знал, что Астерия не остановится, но сегодня он позволил себе забыть об этом. Его глаза, обычно такие холодные, сегодня казались более мягкими, словно он наконец позволил себе расслабиться.

Авива стояла рядом, её глаза были прикованы к Саянжу, но теперь в них читалось не напряжение, а спокойствие. Она знала, что её место - быть в тени, наблюдать и ждать. Но сегодня она позволила себе улыбнуться, словно понимая, что этот момент - это то, что нам всем было нужно.

Наконец, Саянж поднял глаза и посмотрел на меня.

- Ты знаешь, что теперь будет, - сказал он, его голос был тихим, но в нём чувствовалась теплота. - Но сегодня давай просто будем семьёй.

Я кивнула, чувствуя, как внутри всё расслабляется. Я знала, что он прав. Но я также знала, что сегодня мы можем позволить себе быть просто собой.

Авива, стоявшая рядом, тихо вздохнула. Её глаза были полны спокойствия, но она не сказала ни слова. Она знала, что её место - быть в тени, наблюдать и ждать. Но сегодня она позволила себе насладиться этим моментом.

Завтрак продолжался в тишине, но на этот раз она была приятной и уютной. И когда Саянж наконец поднялся из-за стола, его лицо было спокойным, а взгляд - тёплым.

- Спасибо, - сказал он, обращаясь ко мне и Авиве. - Сегодня было хорошо.

И я поняла, что он прав. Ничего уже не будет прежним, но сегодня мы смогли почувствовать себя семьёй. Авива, стоявшая рядом, тихо кивнула, словно подтверждая его слова.