Желание принцессы. Лунное затмение.

Авива не дрогнула, даже когда чай растекся по полу, а кот, довольный своим вредительством, уселся на подоконник, вылизывая лапу. Она лишь вздохнула, поставила поднос на стол и, не говоря ни слова, начала собирать осколки. Её движения были точными, будто она делала это тысячу раз. Летиция наблюдала за ней, чувствуя, как напряжение в комнате нарастает, словно туча перед грозой.

- Я сама, - наконец сказала Летиция, опускаясь на колени рядом с Авивой. Её пальцы дрожали, когда она поднимала осколки, и один из них впился в кожу, оставив каплю крови. Она сжала кулак, чтобы скрыть боль, но Авива заметила.

- Не торопитесь, дитя, - сказала она мягко, вытирая пол тряпкой. - Ваш отец подождёт. Он всегда ждёт.

Летиция не ответила. Её мысли были далеко - в том письме с печатью цвета запёкшейся крови. Что он хочет на этот раз? Новый союз? Новую жертву? Она встала, оставив Авиву заканчивать уборку, и подошла к зеркалу.

- Летиция, она выбрала тёмно-синее, почти чёрное, с серебряной вышивкой в виде звёзд. Оно было строгим, но элегантным - как доспехи, которые она надевала перед битвой.
-

Диадема с прозрачными камнями, подаренная матерью, но никогда не надеваемая при отце. Сегодня она решила надеть её - как вызов, как напоминание.
- Авива заплела волосы в тугую косу, украсив серебряными нитями. «Чтобы он видел, что вы - его кровь», - сказала она, но Летиция знала, что это больше для неё самой, чем для него.
- Лёгкий запах мяты и лаванды - её способ сохранить спокойствие, даже если внутри всё кипит.

Когда она была готова, Авива протянула ей перчатки - чёрные, с вышитыми волками на запястьях.

- Он будет гордиться, - сказала Авива, но её голос звучал уверенно.

- Он никогда не гордится, - ответила Летиция, поправляя складки платья. - Но сегодня это не важно.

- Кот он следил за нами своими зелёными глазами, будто понимая, что происходит. Потом прыгнул на стол и начал играть с печатью на письме, оставляя царапины на воске.
- На полу остался след от разлитого чая - он напоминал разорванную паутину, как будто предупреждая, что сегодняшний разговор будет ловушкой.
- Я взяла его в руки, но не открыла. Печать была холодной, как лёд, и она почувствовала, как мурашки побежали по спине.
Открою по дороге.
«Что он хочет на этот раз? Новый союз? Новую жертву? Или просто показать, что я всё ещё его марионетка? Нет. Сегодня я не позволю ему диктовать правила. Сегодня я приду не как дочь, а как наследница. И если он попытается сломать меня, я напомню ему, чья кровь течёт в моих жилах. Кровь матери. Кровь, которая умеет бороться». Пока Авива отвлеклась.

Я вышла из комнаты, мои шаги эхом отдавались в коридорах. Авива смотрела мне вслед, держа в руках разбитую чашку.

- Удачи, дитя, - прошептала она, но Летиция уже не слышала.

Летиция шла по коридору, её шаги мягко ступали по ковру, поглощающему звуки. Письмо в её руках казалось тяжелее, чем должно было быть. Она снова взглянула на него, на аккуратные строки, написанные чётким почерком. «Приходи в мою комнату. Нам нужно поговорить». Ничего лишнего. Никаких объяснений. Но тон... Тон был необычным. Не холодным, не отстранённым, как всегда. В нём чувствовалось что-то... теплое. Как будто это писал не он, а кто-то другой.

«Зачем писать письмо?» - думала она, сжимая пергамент. «Его комната рядом. За столько лет он ни разу не позвал меня туда. Почему сейчас? Почему так?»

Её сердце билось быстрее, чем обычно. Она пыталась успокоить себя, но мысли крутились вокруг одного: «Что, если это не он писал? Что, если это ловушка? Или... или что-то хуже?»

- Коридор он стены украшен портретами предков, их глаза, казалось, следили за ней. Один из портретов - её матери - был завешан чёрной тканью. Летиция на мгновение остановилась, глядя на него, но затем продолжила путь.
- Из узких окон пробивались лучи солнца, падая на пол, как золотые дорожки. Они освещали её путь, но впереди, у двери отца, царила тень.
- Где-то вдалеке слышался шум - шаги слуг, звон посуды, но здесь, в этом коридоре, было тихо. Только её дыхание и шелест платья нарушали тишину.

Монолог Летиции (внутренний):
«За столько лет он ни разу не позвал меня. Ни разу. Его комната была запретной зоной, как склеп, как могила. И вдруг... письмо. Тёплое, почти нежное. Не его рукой. Не его словами. Кто написал это? Или... или он изменился? Нет. Он не меняется. Он - камень. Лёд. Но тогда... что это?»

Она остановилась у двери. На мгновение её рука замерла над ручкой, будто она боялась открыть её. Но затем она глубоко вдохнула и нажала на ручку.

Комната отца была такой, какой она её представляла: строгой, почти аскетичной. Большой стол, заваленный бумагами, кресло у камина, где он обычно сидел, глядя на огонь. Но сегодня он стоял у окна, спиной к ней. Его фигура казалась меньше, чем обычно, будто он сжался под тяжестью чего-то невидимого.

- Ты пришла, - сказал он, не оборачиваясь. Его голос был тихим, почти мягким.

- Ты написал? - спросила она, держа письмо перед собой, как щит.

Он медленно повернулся. Его лицо было бледным, глаза - усталыми. Но в них не было привычного холода.

- Да, - ответил он. - Я написал.

- Он выглядел старше, чем было раньше. Действие яда?

Морщины на лице стали глубже, волосы - белее седыми. Но в его глазах было что-то новое - они остались как Ирнимит цвета.

Может оно ещё пройдёт?

На столе лежала лютня - старая, с порванными струнами. Рядом с ней - миниатюра, на которой изображена её мать. Летиция никогда не видела её раньше.
- Мои руки дрожали, когда он взял письмо из них.

- Я знаю, что был... далёким. Холодным. Но сегодня... сегодня я хотел поговорить. О ней. О тебе. О нас.
- Почему сейчас? Почему не тогда, когда я нуждалась в тебе?
- Потому что я был трусом. Потому что я боялся... боялся, что если я посмотрю на тебя, я увижу её. И это будет больно.
Он протянул руку, как будто хотел коснуться её, но затем опустил её.

- Прости, - сказал он. - Я не знаю, как это исправить. Но я хочу попробовать.

Летиция смотрела на него, чувствуя, как слёзы накатывают на глаза. Она не знала, что сказать. Но она знала, что это - начало.

Летиция стояла, сжимая письмо в руках, её взгляд переходил с отца на лютню, затем на миниатюру матери. Комната, обычно такая холодная и безжизненная, теперь казалась наполненной чем-то невысказанным, как будто стены сами хранили секреты, которые он наконец решил раскрыть.

- Ты никогда не показывал мне её портрет, - тихо сказала она, подходя к столу. Её пальцы дрогнули, когда она коснулась миниатюры. На ней была изображена женщина с её глазами - тёплыми, как цветущий сад, и улыбкой, которая, казалось, могла растопить лёд.

- Я не мог, - ответил он, его голос звучал глухо, как эхо из прошлого. - Каждый раз, когда я смотрел на неё, я чувствовал, как что-то внутри меня разрывается.

Летиция подняла глаза на него.

- А теперь? - спросила она. - Что изменилось?

Он молчал, его взгляд блуждал по комнате, останавливаясь на лютне, на портрете, на ней.

- Я устал, - наконец сказал он. - Устал от тишины. От пустоты. От того, что я сам себя запер в этой клетке.

Он подошёл к лютне, его пальцы коснулись порванных струн.

- Она играла на ней, - прошептал он. - В последний вечер. Я помню, как она смеялась, когда я пытался подпевать. А потом... потом её не стало. И я не смог больше смотреть на этот инструмент.

Летиция почувствовала, как комок подступает к горлу. Она никогда не видела его таким - уязвимым, почти сломленным.

- Почему ты не говорил со мной? - спросила она, её голос дрожал. - Почему ты оставил меня одну?

Он закрыл глаза, как будто пытаясь собраться с мыслями.

- Я думал, что так будет лучше. Что если я отстранись, то смогу защитить тебя от той боли, которую чувствовал сам. Но я был неправ. Я только сделал хуже. Видя тебя я видел её.

Он снова протянул руку, на этот раз не опуская её.

- Прости, - повторил он. - Я не знаю, как всё исправить. Но я хочу попробовать.

Летиция смотрела на его руку, затем на его лицо. В его глазах она увидела то, чего никогда не видела раньше - искренность. И, может быть, надежду.

Ей было страшно. Но она медленно протянула свою руку, и их пальцы соприкоснулись. Его ладонь была тёплой, как будто лёд, который сковал его сердце, начал таять.

- Я тоже хочу попробовать, - тихо сказала она.

- Когда их руки соприкоснулись, одна из порванных струн дрогнула, издав тихий звон, как будто инструмент ожил.
- На портрете глаза матери, казалось, смотрели на них с одобрением, как будто она была здесь, в комнате, наблюдая за ними.
- Огонь в камине разгорелся ярче, наполняя комнату теплом и светом.

Они стояли так, держась за руки, как будто боялись, что если отпустят, всё вернётся на круги своя. Но в этот момент они знали, что это только начало. Начало разговора, который они так долго откладывали. Начало пути, который они пройдут вместе.

Игнис, бог огня, усмехнулся, его пламенные глаза сверкнули, как раскалённые угли.

- «Кому победа, а кому тлеть у трона отца, нашего?» - его голос был низким, словно гул далёкого вулкана. - «Ты знаешь ответ, сестра. Но скажешь ли?»

Элитра, богиня судьбы, лишь слегка наклонила голову, её серебристые волосы заструились, как лунный свет. В её руках чаша судьбы продолжала мерцать, но жидкость внутри оставалась чёрной, как ночь без звёзд.

- «Ты спрашиваешь, но не готов услышать ответ», - её голос был тихим, но пронзительным, как ледяной ветер. - «Ты хочешь знать, кто падёт, а кто возвысится, но сам уже решил, что будет пепел. Зачем тебе мои слова?»

Игнис засмеялся, и пламя в камине взметнулось выше, осыпая комнату искрами.

он ткнул копьём в сторону Летиции. - «Эта девочка... Она как уголёк. Может осветить тьму. А может спалить себя дотла. Но кто из нас достоин победы, а кто — лишь тления? Ты знаешь, но молчишь».

- Айша, трон ей не достанется!
Не допущу! Я убью ее, пусть только попадется, вспорю брюхо, не один из ее слуг не поможет ей. Даже Асмодей.
Его неистовая ярость, он отказался от Айши, своей дочери. Кричал не его она, мать-куртизанка, из храма.
Как отец её пустил, почему приблизил к себе?
- Дрянь, как мать...

Элитра подняла чашу, и её поверхность на мгновение замерцала. В ней проступили образы:
- Летиция: стоящая на краю пропасти, её руки сжимают свиток с древними рунами, но её глаза полны решимости.
- Саянж: перевязанный нитками, с выше совы руководят.
"Чаша судьбы", казалось, сходила с ума.

- «Ты не получишь ответ, брат», - сказала Элитра, её губы слегка дрогнули в подобии улыбки. - «Ибо даже я не знаю, что выберут они. Судьба - это не нить, которую можно разорвать. Это паутина, в которой все мы пойманы».

Игнис замер, его пламенные глаза сузились.

- «Ты лжёшь», - прошипел он. - «Ты всегда знаешь. Но тебе нравится смотреть, как мы гадаем».

Элитра не ответила. Она лишь повернула чашу, и жидкость в ней снова стала чёрной.

- «Выбирайте мудро, смертные», - её голос прозвучал в комнате, хотя сама она уже начала растворяться в воздухе. - «Ибо следующий раунд... будет последним».

Игнис, оставшись один, ударил копьём о землю, и пламя в камине взорвалось, осыпая комнату пеплом.

- «Ты думаешь, что можешь скрыть от меня правду?» - проворчал он, его голос был полон ярости и... любопытства. - «Но я найду "её". И когда эти смертные сделают свой выбор, я буду там, чтобы поджечь их мир».

- Пламя в камине рисует на стене силуэт дракона, чьи крылья обнимают фигуры Летиции и Саянжа - символ испытания, которое их ждёт.
- Копьё Игниса на его лезвии выгравированы имена тех, кто когда-либо бросил ему вызов. Если присмотреться, можно увидеть, как буквы «Саянж» и «Летиция» начинают дымиться.
- С потолка падают чёрные хлопья, оседая на волосах Летиции, словно предупреждение.

- Игнис жаждет разрушения, но в его словах сквозит любопытство - а что, если эти смертные смогут удивить его?
- Элитра, обычно холодная, слегка нахмурилась, видя в чаше неоднозначность их судеб.
- Летиция, не видя богов, чувствует жар на спине и непонятную тяжесть, будто на её плечи легла невидимая ноша.

Игнис исчез, оставив после себя запах гари и треснувшую каменную кладку камина. Элитра же, ещё мгновение постояв с чашей в руках, растворилась в воздухе, как дым. Но её последние слова повисли в комнате:

- «Выбирайте мудро, смертные. Ибо следующий раунд... будет последним».

Их руки, сплетённые в тихом обещании. Они неподвижно стоят, боятся, каждый из них боится что это сон.
Это молчание нарушено.

Ворвался лекарь Элиан, он точно не думал, что слабый, бледный, в целом тот кто должен соблюдать режим лежать и не напрягаться. Откуда ему такие не сговорчивые, Кругом.
Он впал в немилость богам? Думал он.

Сначала помощник императора, что ныл и капризничал, в целом вёл себя так как ребёнок, но в целом стремился покинуть их, пускай и с бинтами на груди.

Последнее читалось в его глазах — возмущение.

- Ваше величество, вы ещё слабы. Стоите, так легко одеты, Тут холодно. Если вас не станет? не думаете о государстве так подумайте о дочери. Разразился Элиан.

Летиция сжала папу в своих объятьях, ещё сильнее из её глаз, начали льться слезы.

— Папочка не умирай пожалуйста. Сквозь слезы можно было слышать.

- Летиция солнце, со мной все будет хорошо. Сказал Саянж.
На его лице, было слабое подобие улыбки. Он смотрел, ей прямо в глаза, и пытался вытереть её слезы.
- Не воспринимайте это, в серьёз. Элион бог целительства, он и учеников так воспитал. Когда они есть некто не умрёт.
Облокотившись об дверной косяк сказал Кайл.
- Тебя только не хватало... - Разочарованно прокомментировал Элиан.
— Мне следует дополнить книгу? — спросил Элиан с явным недовольством. — Или этот яд, созданный из скверны, заставляет вас не слушать меня? ‐ Продолжил Элиан с явным недовольством.
Саянж продолжает попытки успокоить Летицию.
- Саянж вы должны желание. - На всё ещё бледном лице появилась улыбка, которую было видно даже сквозь растрепанные волосы.
- Я желаю... Ай не трож, я ранен. Запротестовал он.
Гудфрид взявший Кайла за ухо.
— Попался.
— Гудфрид проводите Кайла до кровати. Я займусь сначала Императором. Сухо закончил Элиан.
Он был рад помощи с нерадивыми пациентами.
Гудфрид закинул Кайла на плечо.
- Эй я тебе не олень! Трепыхался на плече Гудфрида Кайл дёргая ногами и руками.
Зрелище было неописуемым. Гудфрид, высокий и мощный, как гора, с лёгкостью нёс на своём плече Кайла, который, несмотря на свои отчаянные попытки вырваться, выглядел скорее как непослушный щенок, чем как серьёзный маг. Его ноги и руки беспорядочно дёргались, а голос звучал то возмущённо, то с нотками паники.

- Эй, Гудфрид, я тебе не мешок с картошкой! - кричал Кайл, пытаясь ухватиться за что-нибудь, чтобы стабилизировать своё положение. Но Гудфрид, казалось, даже не замечал его усилий. Его лицо оставалось невозмутимым, лишь лёгкая улыбка играла в уголках губ.

- Ваше величество! - хором произнесли они.
- Элиан сказал вам проводить Кайла в свою комнату? Ведите.
Это был чётко отданый приказ Саянжа в нём чувствовалось могущество.
Когда их перебранка перестала быть слышной Летиция успокоилась.