Земли Мора
Дамбург, Ликия
455 год
После захвата Солнцестока армия двинулась домой, гордо поднимая знамёна. Медведи на зелёном фоне грозно рычали на тучное серое небо. Шиповник тонким стебельком обрамлял звериные силуэты.
На обратном пути король приказал остановиться кораблю не в столице, а севернее – в Щучьем заливе, чтобы отправиться в охотничий замок. Остальное войско шло из Белагории по Буево и Флюзбрук. Корабли уже рассекали волны Дышащего моря.
Места около охотничьего замка живописные и благодатные: зеленеющие холмы с прозрачным ручьём у подножий так и просят заглядеться на них. Леса были полны дичи, а поляны – трав и цветов.
Охотничий замок был узок, но высок, располагался на обрыве, над пропастью лиственных лесов. Тихо и спокойно. Потому и любили это местечко король с королевой. Хотя Маго частенько ездила сюда одна, пропадая на несколько дней, а то и недель.
Ворота открыли, и скромный замок принял гостей.
Король Вильгельм приказал подбежавшему слуге щедро накрыть на стол, дабы по-королевски принять пиитов и храбрых воинов. Все они выделились в боях на равнинах Зацветья и особенно в осаде Солнцестока, когда с благословения Мора стрелы и мечи убили князя и соляров.
«Какая славная победа!» - думал Вильгельм. «Какое ужасное упущение!» - мрачнел Дитмар, вспоминая о сбежавших княжнах и других солярах, особенно об Ярополке и Звениславе.
Прогуливаясь по галерее, королевич перебирал в голове тревожные мысли, переводя взгляд с одного гобелена на другой, пока воины с королём гремели золотыми бокалами.
Своды галереи были высоки и холодны настолько, насколько способен камень. Напротив узкой стены со входом в виде стрельчатой арки стоял деревянный трон на небольшом выступе, позади длинные полотна с символами Ликии: шиповником и медведем.
- Ярополк не засядет в тихий угол... Он соберёт войско и восстанет, но... Вильгельм лишь посмеётся угрозе, которую стоит остерегаться.
Солнечные лучи нежно текли по полу через высокие окна.
- Скоро... Скоро будет новая война. Да видит Мор, я знаю то!
Дитмар, тяжело вздохнув, остановился, а, подняв взгляд, он увидел, как медведь, поваленный на землю, пытается разодрать великана, великого предка ликийских королей. Королевич застыл, словно ребёнок перед гобеленом. Вот он истинный герой и король. Вот оно величие...
- Дай мне, Мор, корону и тогда... - в миг Дитмара как отрезало, и он лишь, прикусив губу, покачал головой.
Вот уже который год как Дитмар назван наследником Вильгельма. Много лет короткой жизни он служит королю и брату. И долго ещё будет... «Ну то видно уготовано Мором и Его высшею волею, да только если не я, то мои дети будут продолжать наш великий род».
Королева Маго красива и молода, но никак не может родить ребёнка. Каждый раз, когда счастье кажется близким, ребёнок в чреве погибает. И так длиться уже много зим. Все вокруг твердят королю, чтобы он подыскал другую ларду, но по любви он всё также лелеет и бережёт жену подле себя и всё надеется, что однажды Мор подарит им дитя.
Да только Дитмар в это давно не верит. Как и все при дворе.
Он заметил дверь между гобеленами. Сквозняк не давал покоя тонкой двери, и та то отворялась, то закрывалась, хлопая. Королевич зашёл в зал, что находился за дверцею: стёкла пожелтели, и потому внутри было темно да непроглядно. Душно, ещё и пахнет тиною, хотя на полках и шкафах одна только пыль.
- Гнать в шею этих лентяев! – пенал он скомканные листы бумаги и щепки около почерневшего камина, сетуя на слуг.
Но тут же гнев его испарился: пришло осознание, а вместе с тем и тревога. Грязной комнатой была библиотека Маго, в которую строго-настрого велено никому и порога не переступать.
- Но раз Маго нет, а я уже здесь... - и на лице его нарисовалась хитрая ухмылка. – Что же она здесь прячет?
Первым делом он подошёл к столу, на котором Маго оставила некоторые излюбленные книги. Все при дворе знают, что королева у них учёная и много читает легенд про ликийский народ, про первых княгинь и нийских богов.
Первой книгой в стопке была «Демория». Королевич, не признав книгу сразу, отряхнув её от пыли и тут же отложил со словами:
- Ну это я знаю...- дальше была другая, куда толще и больше: - А это что? – он прищурился и прочёл: - «Дети Солнца и Луны».
- А это вам читать не стоит!
На пороге показался Харальд. Дитмар, откинув книгу, отшатнулся от стола. А королевский советник лишь ухмыльнулся по-доброму, закрыл дверь и подошёл к королевичу. Он сам был не выше королевича и такое же юношеское лицо – их почти не отличить, только вот волосы у Харальда были длиннее и светлее, а глаза тусклее.
- Королева Маго будет злится, если узнает, что в её библиотеку кто-то заходил и трогал её книги, - говорил Харальд, а сам при этом разглядывал стопку с книгами, пожелтевшими бумагами и свитками. Он отодвинул свечу и потянулся за «Деморией». – А вот этим, ваше высочество, вам бы не мешало увлечься.
- «Деморию» я получше твоего знаю, Харальд. Да только наследнику не лишним будет знать и другие культуры...
- Как бы король не счёл ваши интересы изменой.
- К чему такие резкости?
Харальд шепнул, вглядываясь в тёмные глаза королевича более пристально:
- Вы же знаете, ваше высочество, о дурном качестве короля подозревать всех и вся...
- Особенно при доносе королевы? – ухмыльнувшись, перебил Дитмар.
Харальд отвёл голову, прикусив губы, дабы не ухмыльнуться в ответ.
- Я прекрасно понял тебя, Харальд. Мне лучше не рисковать и не навлекать гнев моего великого брата на себя, - он замолк, отложив «Детей Солнца и Луны». – Но только тебе не кажется странным, что подобное вне запрета для нашей дражайшей снохи?
- Ей всё можно, - подумал Харальд да не сказал. Дитмар и не ждал ответа, он и так его знал.
Немного повременив, пиит королевского совета сказал:
- А вообще я пришёл, чтобы отвести вас к Вильгельму. Король хочет видеть вас на своём празднике.
Пиит отвёл молодого королевича в обеденный зал, что соединялся с галерей дверью около трона. За длинным дубовым столом, чьи массивные ножки были оплетены шипами, а царга – рычащими медведями, сидели советники с воинами и во главе, за стулом с высокой спинкой, сам ликийский король.
Король Вильгельм, сын Хлодовика, покровитель ликийских земель из рода Дитриха, внешностью подрожал статусу: его высокий рост, мускулистое и крепкое тело с широкими плечами и спиной, строгим и скуластым лицом выдавали в нём грозного вождя. Грубые волосы и короткая бородка сохранили черноту предков. Но сейчас в нём не было той строгости, может быть жестокости, которую привыкли видеть подчинённые, сейчас он дико смеялся, распивая вино.
- О, братец!
Вильгельм вскочил и с распростёртыми объятиями направился к Дитмару, застывшему на пороге. Да, король, видно, изрядно пьян. Обычно он не так рад брату. Такая уж у короля натура, что лишь при глубоком бокале и большом кувшине вина он весел и приветлив, а в скучное время он через чур серьёзен и суров.
- Какой прекрасный день, не так ли, братец? – Вильгельм шагнул к столу и подкинул ему бокал.
Дитмар с неожиданности еле словил кубок, от его неуклюжих взмахов его величество рассмеялось.
- Воины мои, я предлагаю выпить! – король налил вина королевичу.
Спиной к окнам сидели управитель Ликии – Хлотарь, повидавший на своём веку королей Оттона и Хлодвика, сильный и могучий с седой бородой воин Сиверд, начальник ликийской армии, высокий и темноволосый усатый Марган со строго уложенными локонами назад, как, собственно, было против моды, Хенрих, толстый тридцатилетний казначей, который по отцу и не был ликийцем, и что ещё хуже был кизийцем, а всем известно, что этот непокорный и упрямый народ идёт против власти короля, но казначей выполнял работу исправно и честно, и последний за их столом – Харальд, что подоспел за королевичем.
Подошёл слуга с медным кувшином вина, плоды которого везли с юга Речной Долины. Под новым тостом ещё бурнее зажурчала беседа бравых воинов после победы:
- За вас, наш король! – подняли бокалы пииты.
- За вас, мои победители! – вскочил Вильгельм, и вино вылилось на стол, на поданное мясо телёнка, утопавшего в аромате пряностей Зацветья. Он подозвал мальчишку-слугу и приказал подлить в бокал.
- Однако, жаль, ваше величество, что больше не будет подобных битв, - вздохнул Сиверд.
- Ну что ж, теперь управлять надобно, - ответил король, рассмеявшись.
- Великий день, король, короли Ликии сражались за него свыше семидесяти лет, – тихо сказал Хлотарь так, что тишина, уважая его, осела в зале: все слушали его.
- А эти нийцы! До чего горды эти Сафьяны, мнят себя великими государями, хотя у них всё сплошные усобицы, - добавил Хенрих, громко поставив бокал.
- Они всё думали, что король не сможет отбить у них земли, - начал Харальд.
- А мы отбили престол! – перебил Хенрих, и его голос вызвал раздражение у Харальда, отчего тот закатил глаза.
- Сжечь их всех! – воскликнул король. – Надо было...
Советники рассмеялись. Все в зале рассмеялись и потянулись за вином. Все, кроме Дитмара.
- А как же тот мальчик Янтаревой?
- На Алом Поле?
Марган кивком ответил Сиверду.
- Отчаянно бился малой! – ухмыльнулся король. – А что вы про него скажите, Марган? Как он мучился в вашем замке?
- Так, значит, вы, наш тюремщик, приняли поручение казнить мальца? – вставил казначей.
- Я, ваше величество, добросовестно выполняю свою работу. Ваш отец никогда не жаловался.
- Это я знаю. Иначе бы не доверил, - ухмыльнулся король.
Паузу прервал Сиверд:
- Солдаты на крепости, не заметив меня, шептались, как этот ваш пленник кричал, когда ему отрубали руки и жгли язык. Но, право, мои солдаты взращены убивать, а не отмывать кровь от пола и стен, а потому зовите, Марган, в крепость служанок.
- Не для женских рук это дело.
- Правильно! – быстро проглотил вино Хенрих. – Увидит трупы и попадают без чувств. Тьфу!
- Не для всех женщин, господин казначей, - выглянул Харальд. – Господину тюремщику надобно звать вашу матушку.
Хенрих побелел, Марган прикрыл ухмылку кожаной перчаткой, кои он носил после таинственного пожара.
- А не правда ли, что вы в припадке напали на супругу свою и зарубили топором?
- Неправда!
- А ваша матушка скрыла ваше преступление?
- Ложь! – ударил он кулаком по столу.
Харальд приподнял бровь в изумление, и его серые глаза заблестели под тёмными волосами. Он хитро и кровожадно посмотрел исподлобья на Маргана и перевёл взгляд на короля. Тот подхватил и обратился к казначею:
- Ну что же вы так распереживались? Мне что ли вас судить? Мор вас осудит...
- Клевета, ваше величество! – вскочил он из-за стола.
- А клевета ли то, что вы воруете золото королевства, вашего короля и моего народа?!
Хенрих, ошеломлённый и потрясённый, замолчал. Тонкие губы его задрожали. Медленно глаза наполнились злобой.
- Как вы так можете говорить обо мне? Разве не я верный ваш слуга, ваше величество? Сколько служил вам и вашему отцу, королю Хлодвику? Или вы забыли мою матушку, кто она такая?
- Скажи это людям, с которых ты берёшь высокие налоги, которых ты обворовываешь, - сказал Харальд.
- Ах это ты, подлец... Ты оклеветал меня!
Казначей откинул стул и полетел с кулаками на советника, повалив того на пол. Сиверд оббежал стол и принялся растаскивать пиитов.
- Стража! – вскочив, воскликнул король.
- Стража! – закричал Марган.
- Схватите казначея! – приказал Вильгельм вбежавшим солдатам.
Казначея, красного и дикого, утащили из зала, и пииты уселись за стол после короля.
- Прикажете начать допрос, ваше величество? – спокойно сказал Марган.
Вильгельм кивнул, после чего Марган встал, поклонился и вышел.
- Брат, может, вы мне объясните, что произошло? – вздохнул королевич, оглядывая его недоумевающим взглядом.
- Объяснить, братец? – наклонился король Вильгельм. – А дело в том, что управитель передал мне жалобы. Оказывается, Хенрих не так и верно служил мне.
- Лучше бы мы узнали об это раньше, - добавил Хлотарь, утомлённый прошлой сценой. – Сколько же Хенрих наворовал во время войны.
- Это верно.
- Это уже не важно, а важно, брат, подумать, что дальше вам делать с Зацветьем!
- А что тут думать, королевич? – вставил Сиверд.
- Земли наши, князь убит, - сказал Вильгельм, выпив бокал и подозвав слугу налить ещё. – Или ты боишься княжон?
Дитмар замолк, потупив взгляд, на что король напросто рассмеялся. Его подхватили пииты. Королевичу сталось неуклюже: всё тело сжалось, в горле встал ком, да и глаз он поднять не смог.
Мальчик в фетровой шапочке и шерстяном жилете синего цвета, слуга, обошёл всех советников и потянулся к бокалу Дитмару, чтобы подлить и ему вина.
- Ему не наливай, – рассмеялся король. – Неси ему молоко!
На следующее утро Дитмар не мог найти себе место. Он приказал конюху седлать коня.
День стоял серый и прохладный. Облака быстро неслись по небу, сбиваясь в серые тучи. Пушистые деревья склонялись под властью ветра, свирепо шелестя. Листья сворачивались и отрывались. Но хмурый настрой природы не помешал королевичу вскочить на коня и галопом ускакать в охотничий лес.
Ветер нещадно бил в лицо, волосы со лба взвились и трепетали, взымаясь над головой. Густые брови сузились к глазам, от чего морщины напоминали о себе головной болью. Или так напоминал о себе брат.
Сидеть в глухом замке ужасно, неизвестно чего ожидая, но, кажется, ожидая именно некой вездесущей опасности, что крадётся за тобой, Дитмар, в темноте, и дышит холодно в спину.
Он придержал поводья: перед ним встал овраг, что прервал лесную дорогу. По другую сторону он заметил дом, скрытый в густой листве. Дом показался ему странным, непривычным: в Ликии только бедняки строили деревянные дома, да и то не такие. Этот дом срублен из брёвен. Такие строят мовары, как королевич позже вспомнил, он много видел их, изб, в Зацветье. Но откуда избе быть в такой близости от Дамбурга?
Дитмар слез с коня и подошёл ближе к оврагу, чтобы оглядеть его границы. Вскоре он заприметил хилый деревянный мост за цепкими и колючими кустами шиповника. Оставив коня, привязав его к ветке сосны, Дитмар, царапая руки и шею, пробрался сквозь кусты и подобрался к мостику. Крепко держась, он медлительно пересёк овраг и, случайно уронив взгляд, увидел на дне убитый скот: тела животных были проткнуты деревянными копьями, что торчали из земли.
«Видно, корова со свиньями заболели и от того хозяева избавились от скота, - думалось Дитмару, - будь то разбойники, они бы не стали убивать, а наоборот, забрали бы с собой. Но где же сами хозяева?»
Королевич отворил скрипучую калитку и вошёл во двор, тихий и пустой. Везде было раскиданы сено и доски. У окон отвалились расписные куски дерева, которые в Зацветье называли наличниками, чего не знал Дитмар, на крыльце валялись вещи из дома: посуда, полотенца, деревянные фигурки....
Круглое оконце сверху было разбито.
Пройдя по протоптанной тропинке к дому, он остановился. Дитмар заметил, что ветер успокоился, стало ужасно тихо, королевич сковался, будто злые духи держали его в оковах перед мёртвым домом.
- Что здесь произошло?
Метнув взгляд вниз, Дитмар увидел полное крови корыто. Теперь он заметил кровь и на крыльце. Что-то подсказывало ему остановиться и не заходить в дом, но ноги уже шагнули на ступень. Дверь скрипнула. Он вошёл.
В горнице было темно: листва деревьев не пускала ни капли света внутрь. Но даже при таком свете, среди тёмных холодных стен, из брёвен которых торчал чёрный мох, Дитмар увидел, что за облезшей печью что-то дрожит. Тихими и медленными шагами он стал приближаться.
А испуганное дитя, держась за Солнце, свисавшее на груди, дрожало, наблюдая, как высокий человек в кожаных сапогах, схватившись за рукоятку меча, подходит всё ближе и ближе. Мальчик, совсем маленький, лет трёх, рванулся и, снеся ошарашенного ликийца в сторону, выбежал из дома с плачем и криком.
- Подожди! – кричал он на ликийском, но ребёнок не понимал его грубого языка и боялся ещё больше.
Дитмар выбежал за ребёнком на улицу.
Тот уже был у калитки, тогда Дитмар ринулся за ним, но мальчик, чьи русые волосы прилипли к заплаканным веснушчатым щекам, ничего не видел. Ножки его запинались о длинную рубаху и, не смотря назад, он свалился в овраг, когда Дитмар был уже близко и почти схватил его за ногу.
А в то время, пока никто даже и не вспомнил про назойливого королевича, в охотничий замок ехала Маго. Никто её не звал и не ждал. Никто ей не был рад, но она была очень рада от того, что могла хоть минуту лицезреть недовольство Харальда.
- Дорогой Сиверд, - вышла из повозки Маго, с распростёртыми объятиями, - не правда ли чудесное утро! Как я рада видеть вас вновь после этой долгой войны. Горестная разлука, неправда ли?
Старый крепкий воевода кивнул, туго сместив брови к широкому носу и покрепче сжав стариковские кулаки на широком кожаном ремне. Под воротами охотничьего замка, около зарослей его стен, скудная стража встречала королеву. Но день будто улыбался в ответ Маго: всё цвело и пахло под приветливой облачностью, словно первые весенние порывы дали природе сил после тёплого дождя. Нежнейшая благодать расплывалась в лесу, что окружал замок прямо под его окнами.
По овальному бледному лицу Маго, в её тёмных глазах, в улыбке узких губах, наполненных живой румяностью – во всём видно детское проказничество, которое так и пестрило, вызывая чернеющие взгляды.
Вильгельм вышел к ней и обнял при встрече, поцеловал в лоб и прижал к широкой груди. Ветер затрепетал в их волосах, сплёл длинные прямые пряди Маго в коротких жёстких волосах короля.
Позади Вильгельма, на каменных ступенях строго и неприкаянно стоял Харальд.
В отчуждённой башне, в одном из окон рисовался грозный лик, спокойный в негодовании, но при этом столь сильно сгоравшем в ненависти. В момент зубы Дитмара начали скалиться, и королевич отскочил от окна с рыком зверя.
Маго ухмыльнулась тому зверю.
- Мой дорогой господин, - Маго позволила себе взять лицо короля белыми своими руками тонкими пальцами и расцеловала королевские щёки, - свет очей моих! На что же вы покинули меня так надолго? Конечно, ваши военные дела важны для державы, но... как моё сердце ноет без вас... - она приложила его большую крепкую ладонь к груди.
Какое огромное возмущение возбуждали слова и действия нахальной королевы. Как много она себе позволяла, и как много король ей прощал.
Весь день слуги и пииты не видели короля. Весь день он пропадал с Маго. И весь день замок стоял будто пустой и мёртвый от того, что хозяева его стали тенями. Но одна из теней услышала, как королевич говорил пииту:
- Как мой брат прощает такие выходки? Неужели правила не существуют для неё?
Сначала уединённый обед, потом прогулка по долине и лесу, и уже ближе к вечеру они засели в покоях Вильгельма. Раскинулись около камина на мягком ковре, что был привезён трофеем из дворца соляра Лель в Мирове, и укутавшись в медвежью шкуру, король с королевой болтали без умолку. И так ласково они говорили, так нежно поглядывали друг другу в глаза, будто это вовсе не король, а простой юноша, что влюбился не в королеву, а в бедную дворянку, чей отец не позволяет им этой любви. Королевская чета воистину была воплощением романтичной баллады.
Крутя золотые бусины на ремне, что был опушен ниже из-за выросшего живота, Маго опустила грустный взгляд. Рассказывая про Хенриха, Вильгельм обратил внимание на супругу: она вмиг погрустнела.
- Ну что ты?
Маго выдохнула и лишь отвела взгляд. Тогда Вильгельм нежно прикоснулся к её щеке и повернул её к себе.
- Страшно мне, король мой...
- От чего же? Неужели этот прохвост Хенрих...
- Нет-нет, - перебила его Маго, мотнув головой, и распущенные волосы ниспали с плеч на живот.
- А что же?
Маго продолжила:
- Не знаю, что со мной не так, да только... - она замолчала и закрыла рот льняным платком, и отвернувшись, зажмурила, будто от слёз, глаза. Вильгельм приобнял её и поцеловал в лоб, и тогда она осмелилась: - О, Мор, я чувствую... и наш ребёнок, - взгляд её был до жути проникновенный, - пытается предупредить о великой опасности... - увидев замешательство в его глазах, Маго продолжила, упиваясь: - Неужели ты не видишь презрительного взгляда Дитмара? Как он негодует от всякого твоего слова, действия? Как он зол и гневен?.. – нагнетала она.
Король нахмурил взгляд. По натуре своей недальновидной он никакого случая и не мог приплести к словам супруги. И видя то, Маго продолжила:
- Ты же знаешь, что он недоволен войной... А что он говорит о княжнах...
Тёмные глаза Вильгельма сверкнули. Он начал понимать смысл слов Маго:
- Какой он был недовольный на пиру, - посмотрел он в бездонные глаза жены.
- Да-а... - закачала она головой, не моргая, по дикому ухмыльнувшись.
Вильгельм впал в тяжёлые думы: и вправду Дитмар всё идёт против его воли. Вечно брат зол и недоволен действиями, указами да войнами Вильгельма.
- Не много ли себе он позволяет...
...ведь ты его король, а он тебе даже и не брат. Кто его мать? Та служанка, что отравила твою матушку, королеву, и прыгнула в постель пьяному королю? Да кто он такой, этот наглец Дитмар, по сути незаконнорожденный...
- Любовь моя, я рожу тебя королевича, вот увидишь...
Она взяла его лицо в отбелённые руки, что некогда были руками лилетты, и поцеловала.
Но ни её обещания, ни её прикосновения и поцелуи не спасли короля от мук прошлого. В его голове память рисовала самыми яркими красками мёртвое тело матери и злое лицо мачехи. Вильгельму было около шести лет, когда умерла его мать, красавица Млада, кизийка из рода Янтаревой, и на её место пришла Фредегонда, лилетта королевского двора, никому неизвестная дворянка из обедневшего рода Дорас. «Этой прохвостке, сколько она не убивай и не интригуй, ни за что бы не стать королевой. Отцу хватило хмельного ума держать эту змею подальше от короны. Надеюсь Мор уготовил ей ужаснейшие муки в могиле! - злился в думах Вильгельм, не обращая внимания на жену. И несмотря на обиду, затаённую на отца за позволение на смерть матери и на прощение того Фредегонде, Вильгельм вспоминал: - А ведь отец с матушкой любили друг друга, но как же жизнь жестока...»
После он прижал жену покрепче к себе и, улыбнувшись мягко и нежно, ответил:
- Ты права.
Король объявил, что двор держит путь дальше, в Дамбург. Тут же отправили в столицу гонца, чтобы приготовили приём да встретили короля со свитой как подобает.
Вильгельм сопровождал супругу в карете, и потому на его коне ехал Дитмар, в чём королева видела дурной знак, но недовольство всё же не высказывала, хотя и сохраняла его, дабы Вильгельм сам прочёл на её лице.
Дитмар шёл прямо за каретой королевской четы, за ним – Харальд, дальше Марган, Сиверд, карета с управителем Хлотарем, которого сопровождал лекарь Северин, сухой и уродливый старик с лысеющей головой и разными по цвету глазами, один из которых – серый и слепой – он без конца выпячивал, а другой – зелёный – щурил. Если Хлотарь был старше лекаря, то управитель выглядел добрым и внушающим доверие, а не страх.
- Управитель, не кажется ли вам, что погода сегодня чудесная?
- Чудесная.
- Птицы поют.
Хлотарь кивнул.
- Не слышно о чём поют? – Северин встретил недоумевающий взгляд господина, и, вжав голову в плечи, продолжил, разъясняя: - А как же? Кажется, они тоже заметили разлад...
- Ах вот вы о чём, мой друг, – ухмыльнулся Хлотарь, опустив взгляд. – Так неужели птицы напели вам только сейчас об этом? Не поздно ли?
- И то верно... Да только сейчас это куда опаснее.
Сузив мохнатые брови и напустив ещё больше морщин, господин управитель пристально уставился на Северина.
- А что вы думаете наша королева нашёптывает королю? – продолжил допытываться лекарь.
- Может ваш бог знает?
- Вам бы господин, такие речи не толкать вслух, придержите при себе, - ответил Северин, - а то карета короля уж больно близко...
Хлотарь тяжело вздохнул, вновь опустив взгляд.
Деморовский служитель был приставлен к Хлотарю около двух лет назад, когда с управителем случился припадок, пошатнулось здоровье, и теперь едкий Северин совершал службы за здоровье старого господина да молился древними стихами Мора, которые Хлотарь из города Адег считал пустым звуком.
На миг воцарилось молчание. Слышно только цоканье копыт, щебетанье птиц в летней листве и треск камней. Солнце лезло в карету сквозь льняные занавеси. Кареты были в Ликии скромные и непримечательные, даже у королей.
Выехали ранним утром, к полудню были у ворот столиц. У ворот был народ. Народ был благодарный и несчастный. Был и жестокий.
На столицу спускался назойливый зной. Каменные дома становились будто песчаными. Медленно воскресала пыль, поднимаясь с топотом толпы.
Возгласы, радостные и яростно восторженные, возносились к пути короля и его свиты над людьми. Все теснились, били друг друга. Одни падали, другие наступали.
Король выглянул из серой кареты: он самодовольно махал народу. Вильгельм, будучи весьма высокомерным и горделивым, чётко знал, что он властелин великой державы, он вернулся из войны победителем, он владеет всей нийской землёй. Все они его рабы, что должны целовать подол его грязного плаща.
- Да здравствует наш король! – кричали из толпы крестьяне.
- Да здравствует Победитель! – голосили горожане.
- Благослови Мор! – женщины выглядывали и кидали лепестки шиповника и роз на кареты и всадников.
Его ликийское величество, чей род недавно был всего лишь оборванцами с Бурого Когтя, смотрел на свой народ презрительно, будто он победил не сафьянского князя и белагорскую знать, а их, жителей Дамбурга, некогда Векоречи.
Здесь, широкая улица, ведущая к Гранённой площади, заполненная беднотой, стала вдруг для него всей Нией. Он безумно верил, что видел в грязной толпе и Ярослава Вьюжевой, и Звенислава Лель, и самого князя с дочерьми, хотя даже и в мыслях вообразить не мог, насколько их лики подобны Луне и Солнцу.
Он в судорогах видит, как на княжеских лицах появляются кровавые слёзы, что затекают во рты, искажённые ухмылками. Дорога перед лошадьми вспыхнула чёрным облаком оглушительно громко. Облако пыли поднялось и накрыло площадь угольным дождём. Карету откинуло.
Люди вокруг кричат. Бегают, как тараканы.
Короля и Маго тут же окружают солдаты. Громадные люди в железных сетях безжалостно рубят тех бедняков, что в страхе толпятся куда только место позволяет.
Вся эта пыльная многотысячная толпа наполняет площадь, а ближайшие дороги и проспекты – суматохой и бешенным криком. И в самом центре – испуганный король и его злая жена.
Королевич тут же оторвался от брата: Дитмар оказался в гуще паники. В одно ухо кричит женщина, старая и грязная, в другое – ребёнок, что плетётся под ногами. Мальчик лет девяти зацепился за его ногу, мешая королевичу ступить.
Дитмар в глухом ступоре отрешился: он стоит, будто наблюдая не из своего тело. Он всего лишь пыль, по которой пробираются бешенные люди, давя её, и которой они жадно дышат. Его бьют, толкают, но королевич, отягощённый доспехами и пустотой в голове, не шевелится и лишь наблюдает, как бежит этот поток.
Что случилось?
Королевич роняет взгляд. Прямо под его ногами люди топчут ребёнка, давят ему рёбра, свёртывают шею... и ему тоже не вылезти живым.
В какой –то момент он смог разглядеть очертания кареты Вильгельма... и как редеет толпа перед ней.
Ноги его слабеют, и толпа быстрым течением несётся по площади. Перед ним испуганные лица, на которых смешиваются кровь, грязь и слёзы. Все в диком страхе бегут: старики в пыльных рубашках и рваных шапках, крепкие женщины в грубых платьях и запачканых фартуках и дети... они совсем одни...
Дитмар несколько раз падает, толкает других, давит... и не замечает он через едкую пыль, что его прибивает к какому –то дому на окраине площади. Он смог проскользнуть в узкий проход между домами, где тут же падает на землю, ударившись о стену.
Пока королевич истекает кровью в грязном и зловонном переулке, Маго молится своей богине, прячась в перевёрнутой карете.
Резко вспыхнуло небо. Засверкали молнии, что начали опускаться на город. Одна ударила в старый родовицкий терем, что моментально вспыхнул бурым пламенем, поднимая к небу чёрный дым, словно угольную пыль. Половина людей на площади горит заживо. Теперь толпа бежит прочь от большого терема.
Вскоре со стороны терема, с восточных улиц подоспели городские солдаты, что усмирили толпу.
Холод переулка пробежал по лицу. Грязный подол коснулся мокрых волос королевича. Медленно и неохотно Дитмар открыл глаза. Он, приподняв голову, посмотрел на площадь: слышны крики, ругательства и плач, но всё же толпа становится реже и меньше.
«Мор Всемогущий, что это было? Какие нийские твари это сотворили?!»
Такая резкая вспышка, мигом поднялась пыль и попадали люди. А дальше дикий страх окутал всех... после началась страшная гроза.
- Это взрыв.
Дитмар обернулся: позади него стояла скрюченная старуха, смуглая и осунувшаяся, её чёрные волосы проволокой выбивались из непослушной копны. Старуха была в серых балахонах и перемотанных в какой-то тряпке ногах, вместо сапог.
- Взрыв?
- Да, - ответила она, ища что-то вокруг. – Подобно горам, что извергают пламя.
- Ты брешешь, старуха, горы не могут извергать пламя.
- Ты, королевич, просто не видел подобных гор, а я видела, - она подняла камушек.
- Где?
- В Буром Когте, - она легонько кинула камушек наземь, и он взорвался, пустив искры и подняв пыль.
«Бурый Коготь... - думал Дитмар, - как далеко он отсюда? Насколько большая Нийская чаща, за которой лежат горы полуострова? Живут ли там ликийцы? Что там сейчас?»
Это место, закрытое на карте туманом, дом его рода и всех ликийцев, теперь было забыто. Вождь Дитрих был первым, кто покинул Бурый Коготь, и последним, кто видел те места. Казалось, сердце каждого ликийца бьётся в полной мере только там, отчего Дитмар ощущал необычайную тоску по никогда не виданной ему родине.
Тут старуха резко присела и схватила Дитмара за руку, отчего тот дёрнулся:
- Что ты делаешь?!
- Слушай, королевич! – её большие нийские глаза упились ему в плоть, отчего дышать было страшно и больно. – Твоего короля хотели убить, и не жди, что он захочет оставить тебя в живых, и не думай даже, что он брат тебе и от того не даст в обиду. Пока ноги твои носят тебя – беги! Беги на родину и быть тебе тогда королём...
Старуха дунула ему в глаза, и чёрная пыль ослепила его, усыпив.
Серое небо стало мирным и спокойным после грозы.
Летние травы колыхались в лёгком ветерке. На деревьях щебетали птицы. И не важно им всем было сколько людей умерло из-за мышиного страха на площади. И королю, кажется, тоже.
Вместе со свитой его ликийское величество отправилось за крепость города и через леса добралось вскоре до замка, чьи стены нависали над белыми буйными водами Дышащего моря.
Король собрал советников в тронном зале, где встретил всех с грозным ликом, сидя на высоком дубовом троне, украшенном двумя медведями и расписным шиповником, в окружении гобеленов, что свисали от потолка до самого пола, закрывая серые каменные стены мотивами о подвигах ликийских королей.
Опершись на меч, Вильгельм сидел, сурово оглядывая пиитов.
Каждый из советников, входя в царящий мраком зал, спускался на колени так, что лики их лишь слегка проглядывались за огнем высоких железных канделябров перед троном.
- Кто это был? – голос короля звеняще окутал зал.
Советники молчали.
- Кто?!
- Ваше величество, мы ищем виновных... - начал Хлотарь.
Вильгельм вскочил и ринулся вниз по ступеням.
- Ты должен был уже найти их! – Вильгельм приставил меч к его шее. – Вашего короля чуть не убили, а вы и пальцем не пошевелили, чтобы найти убийц!
- Ваше величество, есть предположение, что в этом виноваты хильды, - спокойно начал Хлотарь. – Все в этом зале прекрасно знают, что в последнее время Демория выражает крайнее недовольство своим положением.
В этом зале стояли у ног короля стояли Харальд, Хлотарь и Марган. Обычно советников было трое: один отвечает за казну, другой – за суд, третий – за дела народа и городов. Казначея вот-вот казнят, Марган отвечает больше за слежку, нежели за суд, а Хлотарь убегает от интриг и спасает свою иноверную шкуру.
Вильгельм прищурился и, успокоившись, сел обратно.
- Ваше величество, - обратился Харальд, обратив взгляд к королю, - это маловероятно, - сказал он как-то грубо и пренебрежительно, считая слова управителя глупостью. – Сейчас, когда Солнцесток пал, не поднимется ли волна мятежей и заговоров среди нийцев?
Стража, загремев кольчугой, отворила двери со скрипом, и в зал вошла старая дама стремительным и величавым шагом. Советники склонились перед ней, а король встал.
Она была высока, плотного телосложения, лицо было квадратным, бледным, без всяких румян, никаких женских черт: нос прямой, большой, тонкий рот с морщинами и глаза: они будто смотрели на всех презрительно и нахально. Тёмные волосы были скрыты под платком, что закалывался булавками под подбородком, закрывая уши, а сверху железный венец с парой драгоценных камней, что были привезены когда-то сестрами Дитриха. Королевскую тётку Кримхильду трудно было отличить от какой-нибудь хозяйки поместья в Уречье: на ней была скудная бордовая котта из шерсти, и камиза из льна, юбка которой виднелась, когда Кримхильда, идя, приподнимала подол. За королевной выбежала её лилетта Хелене, что прятала волосы под платком и прикрывала руки и шею, в отличие от других лилетт, чьи платья были более открытыми.
- Вильгельм, - Кримхильда сделала быстрый поклон без особого уважения, - почему ты держишь моего сына в темнице? Кто тебе наклеветал на него? – она оглядела пиитов.
- Народ, ваше высочество.
Кримхильда разгневалась, но не подала виду и замолчала.
- И что с ним будет?
- Его казнят.
Скрюченные брови ослабли, и лицо её поникло.
- Казнить, Вильгельм? Да как у тебя рука поднимется? – презрительно и гордо она смотрела, говорила прямо королю. – В нём та же кровь, что и в тебе и ты будешь проливать эту кровь?! Если ты не забыл, то я дочь короля Дитмара, меня опоясывал знаменем Мора сам Дитрих, и ты собираешься убить моего сына?
- Ваш сын бастард! – вспыхнул Вильгельм, вскочив.
Успокоившись, король сел и продолжил:
- Какое бы уважение к вам не питал, но я обязан нести справедливость и судить всех единым законом. А теперь, тётя, идите. Я дам вам встречу с ним.
Вортимер подошёл к ней, поклонился и проводил. Перед ними открылись двери и тут же стража представила королю Отто Флюза. Вместе с ним прибыла и жена.
- Ваше величество, - дворянин из города Флюзбрук поклонился.
Вильгельм прищурил взгляд и недоумевающе посмотрел на Харальда.
- Ваше величество, вы приказали отыскать человека в городах, что будет ныне новым казначеем, - пояснил ликиец. – Хочу вам представить Отто из города Флюзбрука из рода Флюз, ранее заведовал казной города и края.
Волосы этого мужчины отдавали слабой рыжиной, что выдавало в его роду примеси нийских народов, возможно, солнечных детей, моваров. Его грубое квадратное лицо с морщинами и сдутыми щеками. Отто было чуть меньше пятидесяти лет и около тридцати он отслужил в казне, чтобы не быть солдатом в ликийской армии, как другие благородные сыновья, не наследовавшие землю и богатство отца.
Но король никого не видел, кроме молодой супруги казначея: красавицы, полузабытой и оставшейся в прошлом, Оделии. Высокая, статная и благородная. Приятное лицо с гладкой кожей, без острых скул, как у Маго, круглыми глазами и длинными ресницами. Она была с ним в самые тучные дни, когда отец его жил и ходил в походы. Она была его вдохновителем и опорой, вторым учителем.
Вильгельм видел только её. Он на мгновение замолчал.
Робко и кротко склонившись, опустившись на колени, она опустила взгляд, будто впервые видит короля. Но после она подняла глаза. О, это коварство, сияющее в глазах с такой манящей уверенностью! Он никогда не забудет.
Оделия вновь здесь. Она станет вновь лилеттой. Она будет всегда рядом. Так она отомстит.
И все, видимо, забыли, кто она.
Не случайно великий управитель заикнулся о недовольстве Демории: со смертью короля Хлодвика небеса принесли с серыми тучами нового короля, что не чуждался изменений. Те изменения могли лишить его всякой любви народной, а, может, и головы.
Король Вильгельм из рода Дитриха, как твердили хильды, предал веру предков: приказал построить Мородвор взамен капищу на холме Табеи. Там он поставил идола Мора высотой до потока и обставил того огнём, точно трон свой в королевском замке.
Так многие хильды остались верны жертвоприношениям под открытым небом в окружении каменного лабиринта, чьи стены по кругу текли к каменной статуе Мора, на котором были вырезаны руны на древнеликийском языке, забытом языке.
Хильды разносили слух, что вера Вильгельма теперь подобна нийской, ведь теперь построены во всех городах малых и больших дома бога по подобию храмов зарниц. «Так что ж король не заставил служить в том храме женщинам, раз вздумал строить нийские храмы для Мора?» - проповедовали хильды, покрытые красными оберегами под кожей, на улицах Дамбурга.
Лотарь до Вильгельма был учителем короля, читал вместе с тем «Деморию» и историю, а после сместил два года назад главного хильда Тедерика, что был яро против нововведений короля, за то он был казнён сожжением, особой пыткой, придуманной Вильгельмом для инаковерующих и мыслящих.
Староверующие хильды капища, коих Вильгельм заменил на старых и учёных жрецов, поговаривали, что именно старый учитель и подговаривал короля убрать ненавистные Лотарю обычаи и избавиться от главенства веры.
Холщовое платье жреца было испачкано в крови ягнёнка. Одна знатная дама попросила жреца помолиться за её сына, что недавно поселился в темнице.
Лотарь запирал дубовые двери Мородвора, как вновь начался ливень. Деревья изгибались от ветра, словно тростинки.
Было уже поздно. Врата крепости Мородвора должны были уже давно запереть, как вдруг во двор влетел всадник на бешенном коне. Вода из луж плескалась в разные стороны, разводя ещё больше грязи вокруг. Мужчина в кожаной куртке и высоких охотничьих сапогах соскочил прямо в лужу, но не приметив того тут же направился к Лотарю.
Старик был зол: кто такой нахальный заявился сюда ночью?
То был и не воин, и не знатный господин. Уж больно он неопрятен и грязен. Откуда такой?
Но был он высок, крепок и статен. Тёмные волосы были скрыты под капюшоном шерстяного плаща. Человек подошёл вплотную к жрецу, и тот узнал некогда сломанный нос и шрам на щеке.
- Ах, это ты... - вздохнул Лотарь, и седые брови его опустились. – Что ты тут забыл, а? – снова нахмурился старик. – А чем это от тебя пахнет?
Лотарь схватил парня под локоть и утащил в закаулок между домом и библиотекой. Большие капли падали с крыши жрецу на морщинистый лоб и пыль от угля, которым рисовались руны для мольбы, стекала за шиворот.
Незнакомец так и не снял капюшона.
- Только не говори, что эта тварь вновь заманила тебя? Что на этот раз она велела тебе сделать? – тонкие губы кривились в злости и отвращении, шея вытягивалась больше. – Отвечай!
- Не она. Я лишь выполнял приказ.
- Чей?
- Мора.
Дитмар проснулся и понял, что повсюду мерзкий звон: и склянки разноцветные на шатких полках звенят, и непонятной формы цветы, переросшие горшки, звенят, и медленный дым перед окнами тоже звенит.
Комната, в которой он оказался, была тёмной, душной, пахло горевшими красками или маслом... голова так болела, что разобрать он ничего не мог: просто в нос бил едкий запах. А потом Дитмар уже осознал, что ещё что-то болит. Этого не хватало! А что болит? Но как же ужасно болит! Будто его семеро мужиков били, пинали и колотили.
- Ну спина у меня всегда болит... но сегодня совсем дико.
После он решился встать с постели, которая, как оказалось, была лишь кучей сена в углу, укрытая старым одеялом и сальной шкурой. Как только он приподнялся, его тут же вырвало. С рвотой вышли последние силы, и он рухнул обратно, медленно вздыхая страдальчески.
Задрав голову, уколовшись пару раз сеном, Дитмар уставился в серый камень потолка. Пыль, паутина, мох в щелях. Несколько лучей солнца проникали через ржавую решётку окна, падали на голые ноги юноши, щекотали за пальцы.
- Как ужасно здесь пахнет... Уйти бы... но так лень вставать... Полежу, пожалуй.
Потом он подумал, почему же так ужасно пахнет, где так может вонять? Что-то знакомое. Недавно он вдыхал такой же противный воздух, дышал этим же зловонием. Оно, то зловоние, было страшным. Что-то мёртвое, тлеющее, гниющее.
А когда такое было?
«Тогда...» - мыслями он был ещё не здоров.
И какие-то молитвы будто случились, Мор позволил вспомнить и народ, и взрыв, и ведьму в грозе. Да, то была ведьма. Сердце, испуганное и слабое, кричало ему, что натолкнулся он на самую даже живую ведьму.
«Но я же знаю, что все они давно мертвы...»
Он тайком прочитал историю Нии и потомках Дизы, что вели войны с ведьмами. Он читал о Драгане Великой, убившей последних ведьм. Он помнит все битвы и при Ванде Старой, дочери Дизы, и при Агнице Колдунье, и при Элине Красивой, за которую правили близнецы Мирада и Яродар. Он всех их помнит... но по книгам. Неужели летописцы ошиблись и ведьмы до сих пор живы?
- Чушь!
Дитмар, мотнув головой, дернулся, и стакан, что стоял на краю сена упал. Отвар из него вылился и потёк сквозь щели в полу.
В голову врезалась мысль: «Сейчас кто-то придёт». И вправду, этот кто-то пришёл. Дверь отворилась со скрипом и в комнату вошёл сутулый старик в сером шерстяном плаще, под которым была чёрная туника. Плешивый старик мышью, будто обходя солнечные лучи, проскользнул к королевичу. Он поднял стакан, чтобы налить ещё отвара.
Дитмар не заметил его лица. Тот ничего не говорил. Просто взял стакан, достал одну склянку, другую, открыл ещё бутылку, всё смешал, зажёг трав и опустил в варево.
- Пей.
- Нет.
- Пей, я сказал, - из-под капюшона сияли серый и зелёный глаза.
Дитмар тоже то заметил.
- Король знает, что я здесь?
- Ему до тебя дела нет.
- Я уйду.
- Уходи. Но далеко ты не уйдёшь.
Северин продолжил с подозрительным спокойствием дальше смешивать и варить. Он сбегал до комнаты на нижнем этаже, принёс непонятные листы бумаги. Что-то читал оттуда на незнакомом языке, искал склянки, коробочки и мешочки.
Лекарь стоял перед длинным хлипким столом около маленького окна. Рядом с окном на гвоздях висели сушёные травы, с одного такого ржавого гвоздя упал венок из ели и шиповника. Северин оторвался от важного дела и взглянул странно на королевича. Тот сидел угрюмый.
«Просто сквозняк», - подумал он.
- Мне долго тут...
- Лечиться? – перебил лекарь. – Долго.
Тело сильно ломило, голова жутко болела, гудело в ушах. Королевич с удовольствием бы лежал на этом сене и никуда не спешил, но что-то внутри ему подсказывало торопиться. «С чего это Вильгельм меня не ждёт? Чушь плетёт этот диковатый старик! Все при дворе уже ищут меня. Сколько времени прошло?..»
Северин пошёл к котлу, что стоял около двери: там пылился полуразрушенный чёрный камин. Он зажёг огонь. Дрова мигом вспыхнули. И не успел Северин поставить котелок над пламенем, как связка желудей упала в огонь. По комнате расползся тухлый запах.
Лекарь нахмурил брови. Кажется, зелёный глаз его потух. Но сметя все сомнения, Северин поставил котёл, залил снадобье вариться, а сам взял мазь, чтобы наложить на рану королевича новую повязку.
Убрав ткань, старик ужаснулся, но не показал виду. Кровь королевича была чуть ли не чёрная. Он собрал несколько капель, впитав платок дурным знаком, и поджёг тот платок над свечою. Пламя заколыхалось, заискрилось, неистово задымилось.
- Нельзя медведю умирать...
Король сидел в покоях и писал письмо тётке Элеоноре в Миров, прося ту приехать в столицу и явиться ко двору. Причиной тому он выявил неспособность королевны Кримхильды следить за двором и ухаживать за Маго. По правде сказать, никто не мог позаботиться о королеве, поскольку та крайне злобно относиться и к знатным дамам, и к лилеттам. А теперь, когда ко двору прибыла Оделия вслед за мужем, наладить мир в замке сталось невозможным.
Вильгельм в письме льстил тётке, мол та такая дружелюбная и миролюбивая, да и всеми любимая, даже несмотря на её незаконное происхождение.
Будто в тот же миг в дверях появился Марган.
- Ваше величество, - поклонился он.
Тюремщик метнул взгляд на высокий камин, что был напротив дубового стола короля.
- Прикажете затопить камин? Нынче холодная весна.
- Нет, - он махнул слуге, и тот удалился, взяв запечатанное письмо и закрыв за собою двери. – Лишние уши нам не нужны.
- Так... вы желали видеть меня.
- Марган, - перебил король, сжав глаза в утомлении от дел, что изрядна надоедали и раздражали, - На меня напали нийцы?
- Думаю, что так. Виновных будет сложно найти, а наказать... всех мы не можем.
- Постарайся.
- Ваше величество, подобное не в моих силах, - непоколебимое выражение лица его дрогнуло.
- Разумеется, - ухмыльнулся Вильгельм, взял новый листок бумаги и перо. – Повесишь на главной площади людей, коих я указал. Это будет в назидание убийцам.
В список короля вошли некоторые горожане, такие как сестра Звенислава Лель, что ещё до завоевания Белагории прибыла в Дамбург, но все эти года её не выпускали, знатный торговец Мстислав Даревой из Агнеграда, некоторые искусные ремесленники из Речной Долины, которых очень ценили жители столицы, и много других иноземцев.
Он передал листок пииту, а после позвал мальчика-слугу. Марган, прочитав указ короля, опешил, но не подал виду. Теперь соляры точно взбунтуются, думал тюремщик. Благо дамбургская темница может вместить и их.
- Найди моего брата, пусть готовиться к службе.
Мальчик замялся.
- Что такое?
- Ваше величество, его высочество нет в замке.
- А где он?
Мальчик не ответил.
Вильгельм взметнул грозный взгляд чёрных очей на Маргана. Тот, прищурив взгляд, сцепил руки за спиной.
- Ты знаешь?
- Он уже едет, ваше величество. Королевич попал в толпу, и всю ночь провёл в лазарете у Северина.
Когда королевича привезли в королевский замок, король Вильгельм распорядился подготовить лошадей, чтобы отправиться в Мородвор. Не смотря на заверения Харальда о плохом состоянии Дитмара, король всё настаивал на своём – взять королевича на вечернюю молитву.
- Изменники должны видеть, что король их мира жив и наследник его здравствует, - упирался Вильгельм.
Но наследник не был в здравии. Его всё ещё мутило от резких движений, и после короткой дороги по каменистым тропам к замку он крепко заснул.
Когда до Маго дошли речи мужа с его советником, та не на шутку разозлилась: наследник его в её чреве. Хотя королева была не глупа и понимала, что и этот ребёнок, возможно, долго не протянет, а потому и не грела надежды о новорождённом, как о будущем короле. Ей нужно было избавиться от Дитмара сейчас. Но служанок её никто не пускал к королевичу в покои, и тогда у неё назрел другой план.
Король и королевич в сопровождении доверенных слуг и солдат выехали на конях в город. Когда они ещё ехали по королевскому лесу, Вильгельм выдал Харальду, что им просто необходимо заглянуть в одну хорошую таверну. Друг оценил предложение короля, что не скажешь о Дитмаре. Он чувствовал слабость и тошноту, и ему уж точно не хотелось заходить в городскую таверну, где пьют бедняки и расхаживают продажные девки. Король лишь посмеялся, а после сказал не перечить его королевской воле.
- Я вот думаю, кого поставить управителем в Солнцестоке... - начал короля, неспешно ведя коня по улице Дамбурга.
- Сложно, однако, - Харальд шёл рядом, - дядья у вас кончились, нужно ставить воевод.
- Я бы поставил тебя или Дитмара, но вы оба нужны мне здесь, - сказал король, но, оглянувшись на королевича, что еле держался на коне, добавил: - хотя его лучше не стоит.
- Я предложу вам Сиверда.
- Сиверд... Думаю, я так и сделаю, - и Вильгельм помчал коня вперёд.
Копыта коней звонко цокали по дороге, что была выложена камнем размером с кулак. Дома горожан стояли плотно друг к другу, некоторые дома, двухэтажные, были побольше, а их хозяева побогаче, поэтому они отделялись небольшими переулками, а кое-где были даже и дворы для скота или фруктового сада.
Но все дома были похожи: камень обмазан глиной, что давала приятный тёплый цвет, а поверх обколачивался досками в углах, около окон, под ними и над, а крыша покрывалась досками и соломой, хотя где-то путник может увидеть и красную черепицу.
Лишь один дом был не похож на остальные – терем соляра Родоговой. Этот терем стоит нетронутый на Каменной площади и полностью принадлежит королю, но он там не живёт. Ходит пугающий слух, что якобы терем проклят и там обитают призраки замученный род Родоговой.
Прошло больше восьмидесяти лет, как Дитрих завоевал Уречье и Векоречь, город, где жил и управлял Всеволод Родоговой. Этот соляр не склонил колен перед ликийским вождём, подобно Богше Мечевой, которого нийцы именуют Предателем. Тогда Дитрих, имевший на своей стороне несколько знатных жителей Векоречи, ночью пустил в осаждённый город убийц, что проникли в терем и жестоко убили весь род. Солдаты разделились: одни пошли к детям, другие к соляру и его жене. Старшего сына Мирослава пронзили десятками ранений, когда он защищал младших сестёр- близнецов, не пуская ликийцев в комнату. Девочек после задушили. Жена соляра, Яснослава из рода Вьюжевой, проснулась ночью на плач младенца. Она услышала солдат Дитриха, когда они были ещё на площади. Говорят, что Яснослава успела передать младенца жене воеводы, что был верен её мужу. Но это не больше, чем слух, поскольку двое ликийцев подтвердили, что они убили вместе с супругами и маленького светловолосого младенца.
Но не будем печалиться о прошлом и вспомним о недовольстве нашего королевича.
Не то, чтобы Дитмар презирал того, кого увидел в таверне: пару мужиков за одним столом и обедавшую супружескую пару в углу зала. Нет, ему было плохо от духоты низенького и тёмного помещения, полом которого была солома. А солнце на улице пригревало так, что хотелось упасть на землю, и пусть затопчут кони и ослы.
Трое мужиков, видно крестьяне, все красные и вспотевшие болтали, смеялись и шутили, запивая пивом и медовухой, которая осталась в этих землях от родовичей.
Король и его спутники заняли стол недалеко от тех мужиков. Никто их не узнал, кроме хозяина, шустрого старика Манфреда. Он тут же ринулся к господам с подносом вина.
- Что желаете? Всё для вас исполню.
- Нам цыплёнка пожирнее да пирог луковый, - приказал Вильгельм. – Да поживее!
Манфред поклонился, поправил жакет и побежал на кухню, отряхивая рукава пожелтевшей рубахи и поправляя фетровую шапочку.
- ...а что недавно-то случилось-то! – слушалось с соседнего столика.
- Говорят, всё сделано по приказу этой моварки, - отвечал второй, толстый да тёмноволосый, имея в виду княжну Добронегу.
- Да куда там бабе-то, - сказал первый, тучный по внешности, но весельчак и шутник по натуре.
- А так она всё по указке мужа делает, без него она б пропала!
- Да чушь это всё! – возразил третий, худой с длинным лицом и взъерошенными волосами. - Все винят в этом хильдов: он ж проклинают короля. Было б за что...
- А как же? Ты где, друг был-то! После первого похода король приказал храмы построить, а несогласных сжечь. Два года уж прошло...
- Сжечь?
- Именно, - сказал второй, активно кивая. – Ты где был-то, болван? Как не знать о таком? Здесь все об этом судачили!
- Да я в Кизы ездил, рыбой торговал.
Мужики рассмеялись.
- А что там и без тебя рыбы нет? – захлёбываясь от смеха, спросил первый.
- Так река обмелела тем летом-то, строили новые пристани да дороги, а рыбы нет...
- Дороги?! Да откуда там деньги-то у этого старика Янтаревой, только камушками своими торгует.
- Когда он уже подохнет? Сколько живёт и всё не может! – вставил первый.
Трое рассмеялись.
- Сколько королей сменилось, а этот старикашка Ясномысл живёт!
- Думаю, он и теперешнего короля-то переживёт, - запивал второй медовухой.
- А сына его и подавно!
Вновь хохот.
- Одни беды...
- От кого? – перебил третий первого.
- От баб! – воскликнул второй и выпил.
- Да-а, королевишна эта!
Другие переглянулись и вздохнули.
- Это ж она грозу наколдовала!
- Да ну! Чушь какая-то...
- Все так и говорят!
- Точно, все эти нийцы колдуны, духов злых они полны. Не к добру это всё. Скоро беды нам ждать от них надобно.
- С дуба рухнул, что ли?! – перебил первого второй.
- А разве нийка она, королева-то? – спросил третий.
- Конечно, а откуда такой чудачке взяться.
Вильгельм уже хотел было вскочить и наказать наглеца, но доля благоразумия сидела и говорила:
- Ваше величество, не делайте глупостей.
Дитмара просто тошнило, и был он уже весь зелёный.
Принесли цыплёнка, посыпанного укропом, и румяный пирог, помазанный маслом и опоясанный косой из теста по краям, а посерёдке сама начинка. Запах струился с паром, обогревая щёки и нос. Дитмару стало ещё хуже от запаха жирного мяса и лука. Он выбежал из таверны, закрывая рот рукой.
Трое мужиков обернулись: недоумевающим взглядом проводили Дитмара.
- А вот эта нийка, родит ли она уже когда-нибудь? – продолжил третий.
- Что это за баба, такая которая родить не может?
- Вот вы, - второй указал на супругу гостя, обратился к ней (хотя это мягко сказано), - у вас много детей?
Женщина нахмурилась, а муж пригрозил нахалу.
- Ну сколько?
Тогда супруги, хмурясь и возмущаясь, спешно покинули таверну.
- Тьфу! Вот дураки! Ну и пусть катятся отсюда!
- Так у короля есть наследник – брат его.
- Есть, - ответил второй. – А кто его знает? Каков он?
- Малец пока. Может, слабак...
- Да как же малец? Ему уж скоро двадцать.
- Да ну!
- Он и на войну ходил с отцом да братом.
- Так поди он уж очень желает, чтоб королевишна не родила.
- Травит её или колдует?
- А почем бы и нет?
- Парню двадцать лет, всегда ведь в этом возрасте мальчик возмужает.
- Как бы не восстал... Мне уж больно не хочется в войско возвращаться. Так бока болят на земле спать!
- А когда ты дворянином стался, чтоб бока на перине облёживать?!
- Вот ты олух...
Подобрав слабого Дитмара на улице за углом дома, они отправились далее, к холму Мородвора.
Жрец, увидев королевский венец на склоне холма, затрубил, и двое стражников, единственные двое стражников во всём Мородворе, открыли ворота. К ним навстречу вышел жрец, рыжий и высокий, лицо покрывала такая же рыжая борода. Глаза его были узки, окружены морщинами и загорелой кожей. Нос со шрамом и горбинкой покрыт веснушками.
Испокон веков на капищах Демории служили хильды. И это были не старики, подобные Лотарю или Северину (хотя Северин даже и не жрец более), а крепкие мужчины с... необычной причёской, голым торсом, носили подобие женской юбки вместо штанов и красными узорами-оберегами на теле.
Эгон поклонился королю и провёл их внутрь.
Внутри был покрытый в мраке зал с возвышающимся идолом Мора. Чёрное дерево извергало тёплый запах крови, что текла по вырезанным узором. Лицо бога было под сводом, и смотрел бог хмуро и кровожадно, желая новой жертвы.
Всюду витал дым от факелов, запутывая гостей в своих руках и волосах.
Трое уселись перед идолом. Жрец нанёс кровью линии и точки на лицах молящихся, макая иссохшие пальцы в глиняную миску. Он ходил за их спинами, отбивая ритм в бубен из коровьей кожи. Жрец мычал молитвы, закрывая глаза и вдыхая дым.
Вильгельм поднялся, отвязал ягнёнка, что трясся в тёмном углу. Шерсть его была мягкая и белейшая. Король, что вмиг, среди травяного дыма, забыл о своём существе стался смертным рабом Мора, одетый в простую холщовую рубаху до пола. Он положил к подножию бога ягнёнка и безжалостно протиснул кривой кинжал в его брюхо, и шерсть тут же окропилась алою кровью. Ягнёнок кричал, словно младенец. Вильгельм вонзил кинжал ещё раз. Так яростно, словно разгневался на детёныша.
Крови было много, но она вся оставалась в шерсти и почти не стекала к идолу. Тогда Вильгельм протиснул руки во внутрь раны к сами внутренностям, чего ягнёнок уже не пережил. Он издал последний вздох и закатил глаза. Вильгельм, по чьим рукавам стекала кровь, обмазал идола:
- О, великий Мор! Прими кровь в угоду твоей жажде от сына твоего за победу его над неверными и скверными народами! Да пошли ему отныне только победы и милость свою небесную!
Жрец Эгон, внимая речам короля, вглядывался в идол, что не принимал кровь и видел в том скверный знак.
Королева Маго отдыхала в покоях.
Небольшая комната с двумя узкими окнами, откуда открывался вид на каменистый луг, за которым по склону вниз виднелся лес.
Вечера были здесь светлы, но не так как во Флюзбруке или севернее, в Буево.
Замок короля был невелик и скромен: есть крыло для прислуги и лилетт, что находился западнее в крепости, и королевское крыло в три этажа. Так же было крыло с двумя этажами, на первом – тронный зал, на втором устраивали пиры.
Многие покои пустовали, поскольку многие из рода Дитриха давненько почили, а наследников так и не завелось. Замок казался пустым. Хотя старые лилетты ещё помнили, как при Ханн Уродливой, супруге короля Дитмара, построили Летнюю башню около королевского крыла от того, что её детям не хватало комнат.
Вот и Маго, поглаживая живот, надеялась, что вскоре родится ребёнок, желательно темноволосый крепкий мальчик, который и поселиться в покоях наследника в Летней башне. Тяжко вздохнув, она взяла книгу и продолжила читать балладу о ликийском воеводе Хартвине и его возлюбленной, королевне Эрне, сестре Дитриха, что была убита предателем Рабаном:
Тучи сгущались над градом речным,
Плакали духи над горем людским:
Ибо не льётся песня Эрны из башни –
Мужем убита, пиитом Сафьяна.
Но её чтение прервала девушка в сером шерстяном платье с длинным носом и тёмно-русыми волосами, передние пряди которых были забраны на затылке. Лилетта проскользнула в комнату и после поплотнее затворила дубовую дверь. Тихо пробежав по шкуре на полу, Матильда оказалась перед самой королевой, чего та даже и не почуяла:
- Ты с ума сошла? Пугаешь меня! – вздрогнула Маго, когда подняла взгляд. Глаза исподлобья пугали не меньше: они казалось по дикому злобные.
- Моя королева, - начала, задыхаясь, Матильда, - случилась беда!
- О чём ты?
- Я видела, как из тронного зала выходила... Ужас невероятный! Я подумала, что такое невозможно, да только, я вверяю вам, мои глаза не соврали мне...
- Короче, Матильда!
- Я видела Оделию.
- Не может быть.
Матильда горько закивала.
Брови сузились на бледном челе королевы, она медленно привстала. Книга выпала у неё из рук и упала на пол, захлопнулась кожаная обложка. Лилетта смотрела на неё пристально, но взгляд королевы проходил сквозь девушку.
- Зови её сюда.
Как не странно, но Матильде удалось зазвать Оделию в покои к госпоже. Или, может, Оделия только и ждала того момента, когда Маго узнает о её приезде и рассердиться.
Эта красавица, ровесница короля, шла легко и радостно по мрачному коридору замка. Русые волосы вились сзади и так прелестно подскакивали в такт походке. Большие глаза она подводила чёрной краской, отчего голубые глаза становились более выразительными и завораживающими. Будто нежные бутоны роз, губы её всегда были приоткрыты, каждому, кто видел её, так и хотелось поцеловать её. Сколько певцов пели о ней, как о прекрасной даме, сколько пели о её манерах и красоте. Таковой воображали маленькие девочки, нищие и благородные, настоящую лилетту. Её даже называли воплощением, перерождением прекрасной Табеи, возлюбленной Дитриха.
Матильда отворила дверь перед бывшей лилеттой. Королева стояла у окна, дожидаясь гостью. Когда та вошла, Маго резко обернулась и одарила гневным взглядом зверя.
- Ваше величество, - Оделия поклонилась.
- Проходи, - Маго указала в сторону кресла, на которое была накинута серая с белыми проблесками шкура, - Присаживайся. Мы с тобой так давно не виделись. И тут ты нагрянула, даже письма не написала, - улыбка Маго наводила на Матильду большое смятение и даже некий страх. – Так зачем ты приехала?
- Ваше величество, - Оделия присела в кресло, сложив ручки на коленях, - я лишь исполняю долг.
Черновласая королева обошла красавицу, опершись локтями о спинку кресла. Сузив глаза, она смотрела на Оделию так, будто хотела испепелить её, но вдруг подняла голову и мотнула Матильде, чтобы та вышла. И лилетта неохотно выполнила приказ.
- Какой долг исполняешь? Знаю я твою хитрости! Хватит мне морочить голову.
- О чём вы, ваше величество? - жалобным сталось лицо Оделии. Она обернулась к королеве, подняв щенячьи глазки. – Я обязана прибыть с любимым мужем ко двору.
На лице Маго проступало недоумение, и, разгадав то, Оделия продолжила:
- А как же, ваше величество, вы не знаете? Я ведь теперь жена, а муж мой отныне будет править казной.
Королева, отпрянув от спинки кресла, скривила лицо и отошла от лилетты. И так было плохо, теперь ещё и новая проблема: эта вертихвостка вновь при дворе.
- Ну не печалься: скоро ты вернёшься во Флюзбрук, - Маго развернулась: – надолго ты здесь не останешься.
Оделия медленно встала, поправила светлое платье из талийского шёлка и вплотную подошла к королеве:
- Нет, Маго, это ты здесь надолго не задержишься, это ты отправишься на север. Я больше не вернусь туда: если тебе удалось отослать меня однажды, то впредь у тебя то не получиться.
Гнев одолел Маго: чёрные брови сузились, морщины загорелись на лице, а глаза так и пылали ненавистью, зубы крепко сжались, скрепя. Так и хотелось накричать на негодяйку, ударить. Она замахнулась на лилетту, но тут же сама скорчилась в боли и рухнула на колени.
Оделия выбежала из покоев с криками: «Королева рожает!»
Под вечер, ближе к ночи, король во всю веселился на пиру в большом зале на втором этаже. Напротив двери возвеличивался дубовый трон, подобный тому, что стоял в тронном зале. Король сидел за столом, и над его головой грозно рычали резные медведи на спинке трона. А позади – камин два метра в высоту, подобно росту короля. Пламя струилось величаво за спиной Вильгельма, обожествляя того в глазах подданных. Взгляд его был жесток и горд, но кровь стыла в жилах от этого блеска чёрных очей. Вот оно могущество, словно так и выглядел Мор.
По две руки от короля расходились столы, за которые усадили членов королевской семьи, советников с жёнами и детьми, всяких благородных дворян и богатых горожан. Перед их лицами и станами уже грязный стол, скатерть которого искрилась жирными пятнами от птицы и свинины и лужами талийского вина, но стол не переставал ломиться от ароматных яств, что несли слуги вереницею с кухни: тунец в пряных травах с Перистых островов по пять подносов на стол, в серебряных блюдах горы копчёных окуней, золотые бока телёнка, что был на каждом столе, красовались под огненным светом огромной железной люстры и особенно притягивали щекастых купцов и дворян, от чьих животов лопались пуговицы на кафтанах.
Рядом с королём была и королевна Кримхильда. Длинные чёрные волосы королевны прикрывали широкую спину, но прикрывались белым платком, что обрамлял подбородок и закреплялся на висках, так закрывалась даже макушка, а сверху голову венчал золотой венец. В Ликии не принято покрывать замужним женщинам голову платком, так предпочитали делать, чтобы, например, не заразиться вшами. Платье королевны было так же скромно, как и всегда: шерстяная ткань, декольте овальное, даже ключиц не видно, но широкое, отчего плечи наполовину оголялись. Красное платье подвязано на бёдрах поясом из золотых колец, а соединяющее кольцо вмешало в себя изумруд. На груди королевны сверкало подобное поясу колье, усеянное мелкими малахитами и изумрудами.
Не смотря на своё великолепие, Кримхильда не была довольна. Недавно она посещала сына, но никакие мольбы и молитвы не спасли её сына. Хенрих будет вскоре казнён, вместе с неугодными нийцами, коих выбрал Вильгельм.
Дитмар смотрел на брата: невольное недовольство виднелось на губах, светилось в глазах. Тот грубо шутил над гостями, распивал вино, мигом опустошая глиняные кувшины, и под конец закинул ноги с грязными сапогами на стол в сторону Дитмара.
Королевич, откинувшись на спинку стула, скрылся в своей же тени. Он тонул в негодовании и ярости. Скрытая ненависть в замке среди придворных гнетуще отравляла, будто оскорбляла и унижала его. Никто ему не говорил, что он нелюбимый наследник, но он это чувствовал. Но совсем непонятно, что о нём думает брат.
Напротив Дитмара сидел Харальд. Нагнувшись, он шепнул королевичу:
- Видишь ту девчонку, он мотнул головой в сторону толстого старика, рядом с которым сидела русоволосая девушка, усыпанная золотыми браслетами и огромным колье с сапфирами и изумрудами. Но сама она не была красавицей: длинное лицо с блеклыми грустными глазами, тонкими губами и дряблой кожей, - это дочка Манфреда, управителя городом Адег, вот она рядом с ним.
Дитмар уставился на Харальда недоумевающе.
- Возможно, твоя будущая жена, - он продолжил трапезу, а запив вином, продолжил: - или вот та, - он обернулся: за ним сидела высокая черноволосая девушка в шёлковом платье, лица которой было не видно, - Матильда Лыварь, сестра Хильды Мечевой. Его величество ещё не решил. Скорее всего первая, ведь другая на три года старше тебя, - Харальд выпучил глаза, а после насмешливо опустил.
«Он издевается надо мной?!»
Дитмар одарил пиита лишь свирепым взглядом, полного злобы и недовольства. После он предался тем же размышлением, будто ему нравилось, что злость к брату только растет, когда он вспоминает о всех обстоятельствах ненависти или даже вражды.
В памяти всплыл момент, когда одним серым днём, когда умер их отец, Вильгельм, будучи в походе, приказал доверенным его задушить любовницу отца и её младенца, черноволосового мальчика, очень похожего на их отца, короля Хлодвика. Вильгельм боялся соперников. Это воспоминание напоминало Дитмару, что будь он беззащитнее, Вильгельм с радостью и облегчением после убил бы и его. Но сейчас даже не признается себе.
Во многом Дитмара защитила его мать, ларда Фредегонда, что сама плела интриги лишь бы сын выжил. Она не раз говорила сыну, что королева Млада рада бы своими же руками утопить Дитмара, словно щенка. Кажется, кизийка всё ещё снится ему в кошмарах, а он маленький щенок, что жалобно скулит.
Но сейчас, когда двадцатая его зима не за горами, Дитмар видит какие ужасы творит Вильгельм: казни хильдов, повышение налогов с завоеванных земель, где идёт медленное искоренение местных народов, кровавое преследование инакомыслящих, сожжение древних библиотек и храмов нийцев. У Дитмара кровь от гнева стыла в жилах от такого: как можно быть таким жестоким дикарём. Но он ничего не делал, просто смотрел и молился, чтобы Марган не умел читать мысли и не доложил о том королю.
А вокруг его злачных дум витали шум и зловоние ликийского праздника. В той темноте замка шутили да смеялись, пили да ели, секретничали да шептались благороднейшие и знатнейшие господа великой Ликии. Здесь не было музыки и танцев, как на пирах и праздниках в Зацветье и Белагории, да и во всей Ние. А какие нарядные и волшебные танцы устраивали Мечевой в Летали сотню лет назад! Такое и во сне не снилось дикарям с Бурого Когтя.
В этом душном зале, переполненном противным хохотом и перегаром, летали дикие желания похоти и грехов. Казалось, эти господа уже и не были благородными.
Но свечи над головами задрожали, и стража открыла дубовые двери, больше похожие на ворота крепости, и на пороге появилась королева. Стан и длинные чёрные волосы её завораживали, а свирепый взгляд пугал. Но что больше всех интересовало – это младенец, что ревел на её руках, завёрнутый в льняную простыню и накинутый куском медвежьей шкуры.
Маго, горделиво подняв подбородок, уверенной походкой звонко зашагала меж столами, смотря величаво точно на супруга. Вильгельм выпрямился. Тут же он стался не пьяным гулякой, а великой особой с невозмутимо гордым взглядом.
Опустившись на одно колено, королева склонила голову и поднесла ребёнка к королю. Вильгельм встал, после приподнялась и Маго. Его величество принял ребёнка, что передали через стол с куриными косточками и бордовыми пятнами от вина на скатерти. Но того никто не замечал: королева принесла сына. И все мигом почувствовали себя в тронном зале.
Старая королевна так удивилась, что грубое недовольство пропало с её лица. Кримхильда привстала, чтобы разглядеть мальчика. Морщины на лице разгладились, а на губах появилось подобие улыбки.
- Король и господин мой, ваша покорная супруга подарила королевству истинного наследника.
Маго, злорадно усмехнувшись, обернулась в сторону Дитмара. Улыбка тут же пропала с лица королевны Кримхильды: ей, как и многим, была не по душе безродная Маго. Для королевны были важны нормы поведения, и она, как самый старший член королевской семьи, следила за их соблюдением, но контролировать Маго было куда сложнее.
Лучше бы кизийка задушила его в детстве, чем испытать такой позор. Победа последовала за Маго.
Если он переживёт этот вечер и не провалиться сквозь пол от назойливых взглядов смешков и перешёптываний, он обязательно отомстит этой мерзавке.
Но юношеская кровь сыграла с ним злую шутку: он вскочил и выбежал из зала. Как только огромные двери захлопнулись, раздался смех, а король, одарив след брата гневным взглядом, провозгласил:
- Люди, да не останьтесь слепы и глухи: перед вами сын и наследник мой Дитрих!
Старая Кримхильда даже шепнула королю, что и вправду младенец похож на её покойного деда, легендарного вождя Дитриха, а после вновь на её челе возобновилось беспокойствие: она увела взгляд на пол, а после долго вглядывалась в ворота, что недавно захлопнулись за Дитмаром.
Маго, выставив грудь вперёд, обернулась к длинным столам: она чувствовала, что все эти благородные дамы и богатые дворяне лежат у её ног.
Вскоре новорождённого королевича унесла кормилица в сопровождении солдата. Принесшую радость к пиру королеву супруг усадил рядом, приказав поставить трон, что был чуть ниже, но не менее величавом, между ним и королевной Кримхильдой.
Гости загалдели вновь. Харальд привёл на пир давнего друга и уже представил того королю, как отважного солдата. Этот солдат, высокий и крепкий паренёк, казалось, громче всех хохотал и лучше всех шутил, и к тому же успел обратить восхищённые взоры парочку прелестных дворянок.
Тут же был и Отто Флюз, отныне казначей, что прибыл на пир с женою красавицей Оделией. Все взгляды мужчин то и дело пересекались на ней. В том числе и Маго не отрывала от неё взгляда. Злобного взгляда. Бедный Отто, важный человек, на которого никто не любовался: был он низок, но и не ниже супруги, лишь доходил до локтя королю, на макушке виднелась залысина среди редких то ли тёмно-русых, то ли рыжих волос. Его одежда была дорогой, даже король не носил такой роскоши: плащ с волчьим мехом, лиловый кафтан казался бордовым в свете свечей, слабо справлявшихся с темнотой, вдоль туловища шла золотая тесёмка с пуговицами из непонятных стеклянных камней, которых никто из ликийцев не видел, их называли бриллиантами, и добывали их в Речной Долине. Когда Отто обращался к жене своей, можно было заметить некое мимолётное чувство отвращения на её губах: то ли к супругу, то ли к его наряду, а может и к манерам. Оделия сама была из древнего и благородного рода Эрес, а далёким её предком был Мечеслав Даревой, сын нийской княгини Милицы, правившей более трёхсот лет назад в Мирове, истинной столице Нии.
Но королеву не волновала незванная гостья, лишь раздражала. Ни более этого. А потому она обратилась к мужу по другой причине:
- Любовь моя, - чуть наклонившись, она шепнула: - меня очень беспокоит поведение вашего брата. Он явно был не рад рождению нашего милого сына. Очень грустно и обидно от таких действий...
Вильгельм задумался. Вскоре по дрожащим мускулам Маго заметила, как злость разгоралась в нём.
Служанка, что стояла рядом с королём, подлила вина.
- Да, Маго, - чуть успокоившись, ответил король, - мой брат проявил неуважение ко мне...
- Он напросто убежал!
Король промолчал, взгляд его застыл в темноте зала. Казалось, что они здесь только вдвоём.
- Как он смеет проявлять такое неуважение? Я бы сказала, что он так оскорбляет тебя. Этот мальчуган, я тебе скажу, не рад нашему сыну. Это меня очень пугает. Я даже не представляю на что он способен... Мне страшно, любовь моя...
Его величество нахмурился, чёрные брови положили глубокие тени на пылающие яростью глаза.
В покоях Дитмара было темно и холодно. Узкое окошко с решёткой позволяло белой ночи проникнуть внутрь, но того крохотного клочка света было так мало!
Каменные стены прикрывались гобеленами и деревянной мебелью. Большая кровать с пологом стояла справа от двери, напротив неё серый камин, в котором мёрзли угли. На полу – шкура медведя, и около неё, рядом с камином, резной стул с бордовой подушкой на сидении.
С наступлением глубокой ночи праздник медленно утих. Дитмар подошёл к окну. Вглядываясь в лес, королевич кусал губу. Он будто среди деревьев видел будущее: теперь он точно станет никем, ничто не спасёт его от дурных взглядов и ничто не приблизит к власти. Надежда, что младенец умрёт, была, но она будто уже испарялась в тех деревьях за окном.
В дверь постучали. Дитмар настороженно удивился, но всё же ответил:
- Входите!
Зашла служанка с кувшином вина. Но не с коридора, а из потайной двери около камина, что пряталась за тяжёлым гобеленом.
- Что тебе надо?
Девушка поставила кувшин на камин и поклонилась. Каштановая коса упала с плеча и хлестнула её по колену. На ней было серое шерстяное платье на льняную рубаху, а поверх фартук. Она была явно выше королевича. И старше.
- Ваше высочество, вам нужно бежать.
Королевич медленно и осторожно отошёл от окна, вглядываясь в лицо неизвестной.
- Кто ты?
- Вы ещё узнаете меня, но не сейчас.
- Уходи!
- Я уйду, но и вы, ваше высочество уйдёте со мной, - она указала на дверь за гобеленом, изображавшим медведя, что убивает солдата с короной.
- Почему я должен уйти с тобой?!
- Потому что уже идут за вами...
Она взглянула в сторону двери. В коридоре послышался лязг железа.
Дитмар поддался страху и доверился девушке. Он ринулся к кровати, схватил плащ, и было ещё хотел найти меч, но девушка, не медля, подбежала и схватила его за запястье. За маленькой дверцей был узкая лестница, что круто шла в низ. И кромешная тьма, что холодно кусала за нос и уши. Сквозняк бродил там.
Незнакомка хорошо позаботилась о том, чтобы никто из стражников не обратил внимание на гобелен и не нашёл дверцу. Она заперла ту на ключ.
Так девушка смогла вывести королевича в крестьянский двор. Сапоги увязли в грязи. Зловонно пахло из коровника и курятника. Она довела его до деревянного забора двора. Вблизи слышался шум Дышащего моря.
- Идите по склону вниз, - прикрыв от замка собой, девушка говорила: - никто вас там не заметит. Поторопитесь!
Королевич пролез через полуоткрытые дубовые ворота и ринулся по склону холма.
Только Мору известно, чей след простыл быстрее: королевича или неведомой незнакомки.