Моварские лисы
Солнцесток, Зацветье
Звенец 455 года
В башне терема под лучами Солнца сидели моварские княжны. Одна из них пряла у окна, сидя на сундуке, а другая, съёжившись за маленьким столом, читала огромную книгу.
- Агнеша, не бубни! – отвлеклась от пряжи, нахмурив брови, Добронега. Лунные лучи её волос прямыми прядями ниспадали с плеч на руки, словно нежнейший шёлк. – Тебя не слышно.
- Да не бубню я!
Агнеша ещё сильнее надула щёки. Надоело ей горбиться над книгой, когда за окошком так рьяно щебечут птицы и ясно течёт полдень.
- Почему молчишь? Куда ты уставилась, Агнеша!
Стиснув густые тёмные брови, княжна продолжила чтение.
- «А пролетевши зима забрала с собою сотни и тысячи жертв...»
- Ты издеваешься? – перебила её сестра. – Читай чётче! Я ничего не слышу, - и тут же успокоилась, уронив взгляд на прялку.
- «...оставив горевать на землях княжества великого матерей, детей да стариков, посланники Мораны тёмной ратью вышли из чёрною чащи и двинулись на святые земли княгинь. Наводили ужас и болезнь жестокие ведьмы на простой люд, грабя да убивая его. И тогда могучая княгиня Драгана, вознеся молитвы Солнцу, Луне, да детям их небесным, отправилась с бравою дружиною отбивать земли нийские. Бились они во славу и, потеряв смелых воинов на болотах Берчатых, одержала нийская княгиня Драгана победу над детьми Мораны, изничтожив всё племя их злобное», - голос княжны ослаб, и она умолкла в ступоре.
- Чего остановилась?
- «И поныне славят могучую и великую княгиню-воительницу, принёсшую мир и благо нашей земли». Конец главы, - она тихо закрыла книгу и принялась было уходить, как сестра тихо приказала:
- Следующая... - и княжна села обратно.
Агнеша в тупом раздумьи уставилась на страницу, однако резко подняла большие глаза, наполненные лазурью Дышащего моря, и окликнула сестру:
- Добронега!
Княжна испугалась и выронила нить.
- Не могла же Драгана убить всех ведьм. А вдруг они живы?
- Нет. Это исключено.
- И почему? – Агнеша допытывала жестоким взглядом исподлобья.
- А потому что за более, чем сто лет, никто так и не видел ведьм и ничего о них не слыхал, - отложила Добронега нитки и, закинув ногу на ногу, скрестила руки на груди. – Люди уже и забыли, как они выглядят.
- Вот именно!
Добронега вздрогнула.
- А вот если они скрываются? Живут среди людей? Так же ходят по городу, ведут хозяйство, растят детей?
- Ис-клю-че-но!
- Да как ты не понимаешь, Добронега?!
- Агнеша! Драгана убила всех ведьм! Успокойся и перестань спорить. Иди уже, не зли меня.
Младшая княжна скосила взгляд на Добронегу, вновь взявшуюся на шерстяную нить, вздёрнула гордо подбородок и откинула золотистые локоны за спину. А после, уйдя в тень прохода, была уже готова лопнуть от смеха. И вот вновь ей удалось обхитрить сестру.
Деревянная лестница тряслась под княжной, когда та стремглав бежала вниз. Агнеша пронеслась по коридору терема и чуть не сшибла с ног воеводу Радимира, что шёл с вестью к князю: лишь остановилась и поклонилась мимолётно в знак сожаления, но тут же ринулась дальше, не получив ответа воеводы.
Узоры бревенчатых сводов пролетали пятнами сквозь спутавшиеся локоны. Половицы местами скрипели, отчего собравшиеся на свадьбу гости шугались, будто услыхали летевшего по коридорам зверя.
Чтобы выбежать во двор к конюшне, нужно было выйти с кухни. Но вот княжна вовсе и не подумала, что сейчас там во всю кипит работа. Она со скрипом отворила дверь, и в лицо вместе с паром ударил запах мяса, рыбы и лука. На кухне, словно мыши, суетились служанки и кухарки. Было душно и темно, лишь печь обагряла лица и юбки женщин рыжим светом, пока маленькие окошки под потолком меркли в тени деревьев.
Тайком Агнеша протиснулась в щель и ринулась к выходу через всю комнату, обвивая пышнотелых поварих и тощих старух.
- А куда это мы?! – кто-то сильный схватил княжну под локоть и поднял, словно щенка за шкирку.
Агнеша подняла виноватый и испуганный взгляд и увидела красное от огня и пара лицо няньки, что помогала на кухне.
- Никуда.
- Ага, так я вам и поверила! А ну-ка, нечего делать! Княже опять спохватиться, а вас и нету! Нет-нет... и думать не думайте о кобылке!
- Но как же так? – поморщилось лицо княжны, и она была готова зарумяниться и заплакать. – Я так хотела себе лошадку... и вот мне её подарили, но я не могу покататься?
Старуха Часлава кивнула строго и надуто. Губы княжны задрожали, но обида мигом сменилась на гнев: Агнеше вздумалось вырываться из крепкой хватки.
- Часлава, поди сюды! – окликнули няньку.
Она оглянулась, опустила локоть Агнеши, а та мигом рванула и выбежала с кухни под крики: «Куды? Стой!»
Подбирая подол сарафана и бренча обручьями, Агнеша побежала прямо по грязи к конюшне, всё время оборачиваясь на окна и ставни терема. «Быстрее запрячь лошадь и ускакать, пока Часлава не пожаловалась отцу», - крутилось у неё в голове, пока она, не видя прислугу, мешалась среди стоил, ища кобылу.
И вот она добралась до своей красавицы. Только вот была одна беда: она не умела одевать седло. В самом конце конюшни зашуршало сено и послышался ржавый скрип. По земле пробежал луч Солнца. Агнеша обернулась и заметила конюха. И он её заметил. И подошёл.
Это был юноша с тёмными волосами, сильно взъерошенными, грязными. Да и одет так же неряшливо, но на лицо был приятный. По тёмным глазам его видно, что славный, да и по морщинам около рта и носа, значит, много улыбается и смеётся.
Сразу видно, что кизиец.
- Княжна, не вы ли это? – приглядывался он, будучи в шагах двадцати от стойла её лошади.
Агнеша лишь сглотнула и зажала шею в плечи.
- Вам помочь? – он подошёл к калитке.
Княжна замешкалась и ничего не успела ответить, как он без лишних слов оседлал лошадь, а после вывел из конюшни и помог княжне сесть.
- Благодарю, но я и сама бы справилась.
- Уж простите, но это моя работа... - ухмыльнулся он и развёл руками, тайком поглядывая на неё.
- Ну молодец, хорошо работаешь, - кивнула она, издевательски ухмыльнувшись уголками губ вниз, то есть так, как ей всегда запрещали, - Конюх, да?
Тот кивнул.
- Как твоё имя?
- Верес.
Вскинув поводья, Агнеша пришпорила лошадь и рванула прочь с княжеского холма. Здесь, с крестьянского двора и конюшен, были ворота, что вели к равнине через лес. Княжеский терем находился на северной окраине города и был окружён лесом и лугами.
Она мчалась по знакомому доброму лесу, где под деревянными колёсами телег и копытами коней протоптана до сухой земли тропа, обвитая мягкой травой, напитанной сладкой росой, всегда свежей и прохладной. Где-то в листве раскинувшихся деревьев щебетали птицы, пели нежные песни.
Крепко держа поводья, Агнеша откинула голову. Над нею и над всей Нией плывут кучевые облака по голубому небу, такому ясному и чистому. Солнце играет с её щеками, глазами, а ветер – с волосами.
Под цоканье копыт, беседы птиц и шум ветра она прискакала к равнине, что показала далёкий горизонт, дорога к которому усеяна холмами. Зацветье казалось бескрайним... как и свобода.
И вот наконец Агнеша вздохнула полной грудью. Она спустилась с лошади, привязала поводья к дереву и пошла вниз по склону. Разведя руки, закрытыми глазами улыбаясь Солнцу и небу, она ринулась на траву, легла в мягкие её объятия.
Только она совсем не услыхала топота копыт вдалеке.
Деревянные башни княжеского терема возвышались на холме над всей столицей. Его узорчатые полотенца, кружевные причелины и расписные наличники со ставнями магическим золотом завораживали горожан и приезжих. По утрам Солнце благосклонно нежно ложилось лучами на балкон князя и высокое крыльцо, чтобы освятить день и дорогу верующего гостя.
В одном из залов терема на троне, украшенном образами жарниц, чьи огненные хвосты гладких перьев обвивали подлокотники, а тонкие шейки держали спинку, восседал князь Зацветья – Бореслав. Не нарушая величавого вида, он смотрел строго прямо, совсем не замечая расписных стен и округлённых колонн под яркими от темперы сводами. Широкая дверь открылась, и застучали по деревянному полу красные сапожки: в зал вошла служанка с длинной тёмной косой и красной повязкой на лбу, вместо праздничного головного убора.
- Нашли княжну? – заявил князь, чьё старое лицо: острые скулы, длинные седые брови и лазурные глаза в тени от ярко-выраженной переносицы – казалось грозным, устрашающим.
Служанка припугнулась, но не подала виду.
- Да, князь. Её уже везут сюда.
Она поклонилась и ушла. Князь остался один. Он ещё больше нахмурился, метнув взгляд в окно, на шумную улицу и ясное небо.
- Помилуй нас, матушка Мафья...
Гул улицы, крики, песни и болтовня горожан отдавали в голову невыносимой болью. Последние дни князь Бореслав всё размышлял о враге – ликийском короле Вильгельме, что завоевал уже все нийские земли и уже будто стоит на пороге ворот Солнцестока. Совсем недавно ликийцы завоевали Белагорию, а Вильгельм на тех священных землях короновался. Что может быть хуже такого осквернения их веры? Перед самыми глазами великой Мафьи, дочери Солнца и Луны, приносит дикую веру! Ходить по святой земле, смотреть на святые воды Вторы!.. помилуй, Мафья...
Ещё и дочь сбежала накануне важного торжества. И так проблем мало?
Младшая дочь была никудышная, и князь это прекрасно знал. Как же тошно было от мысли, что сыновей у него никогда не было, а из дочерей хороших князей не состряпаешь. Если старшая ещё хоть прилежна и порядочна, то младшая совсем глупа.
Схватившись покрепче в деревянные перья трона, князь с трудом привстал, собрал подол расшитого золотом и самоцветами платья, откинув его назад и сойдя со ступеней, расстеленных красной ковровой дорожкой, подошёл к окну и закрыл стеклянные ставни. В зале стало тише. Он вернулся обратно.
Каждую минуту он вспоминал о совете, на котором гонец сообщил о предстоящем нашествии поганого ликийца Вильгельма. Нужно быть готовыми к его приходу. Но на горизонте моря их корабли не видны, да и никаких вестей не приходило с белагорской границы...
«Они точно не подступят к нам незаметно», - утешал себя старый князь.
Дверь, проскрипев, приоткрылась, и на пороге появилась княжна с растрепанной косой цвета союза Луны и Солнца.
- Где ты была? – воскликнул князь, вскочив с трона.
Девушка, потупив взгляд, медленно, с дрожащим страхом в ногах, прошла вперёд и остановилась посередине зала. Ну зачем ты, Агнеша, делаешь назло отцу, если так боишься выговора после?
- Ты не должна была сбегать, – кинул князь суровый взгляд.
- Простите... - съёжившись, сказала Агнеша. – Батюшка, я не хотела вас обидеть! Простите, – она кинулась к нему с жалобным видом. – Не наказывайте меня! Сегодня же праздник...
- Иди к себе, - он отвернулся от неё и лишь кышнул рукой, словно назойливую собаку.
Сидя в комнате, Агнеша ждала, когда придёт её нянька и отведёт к сестре на обряд прощания. Здесь под окном на лавке было лишь одно занятие – рукоделие. Она сидела и вышивала на светлом шелку божественный и величавый образ жарницы. Обшивала огненные перья золотыми нитями, рубинами и маресовами искрами – красными камушками из Буево, где по преданию и жил брат Мафьи, бог Морес.
На липах и берёзах в роще за княжеским теремом щебетали соловьи, вдалеке лоснилась гладь моря, и где-то у подножия холма, за рощей и княжеской крепостью слышался людской гул. Вот голосистые девушки, выстроившись в два ряда, машут яркими атласными лентами, от которых весело рябит в глазах, и поют песни княжне, а за ними едет телега с золотым Солнцем, украшенным самоцветами и жемчугом, что привезли в Зацветье с Вьюжих островов. Это символ солярских родов, символ служителей княгинь, от великой державы которых осталось лишь моварское княжество.
Глядя на всё это веселье, княжна расчёсывала волосы и с грустью думала, что скоро и в её честь будут также петь, вспоминала, как сестра и нянька это припоминали.
- Не хочу! – откинула она гребень на перины кровати.
- Ну и что вы не хотите? – княжна не заметила, как дверь приоткрылась и в комнату вошла нянька.
Агнеша вскочила – злость спорхнула с лица.
Старуха тихонько закрыла дверь и прошла внутрь. Никто точно не знал, сколько ей лет и кто её родители, известно лишь имя - Часлава. Вид её был не обманчивый: какая душа, такая и она. Полноватая, низкая, с большими, осунувшимися щеками и добрыми матушкиными глазами, спрятанными за толстыми веками.
- Ну и как ваша душенька спокойно после таких проделок? – старуха Часлава усадила её на табурет и принялась заплетать косу. – Не уж то на батюшку обижена?
Княжна ещё больше нахмурилась, надув щёки.
- Тьфу! Хороша больно! – упёрлась старческими руками в бока нянька. – Нашла тоже эку привычку – дуться на правду. Сколько раз было велено: «Не сбегай из терема! Велено учиться!»
А сама думала: «Князь быстрёхонько простит её. Давно он перестал следить за ней. Ему лишь бы поскорее выдать дочерей замуж. Да и ладно старшая, та вся в мать, от того и любимица, а вот Агнеша...» Но всё это и мысли, так бы ей давно отрезали язык.
Старуха достала из белого фартука красную атласную ленту и начала вплетать в косу. А княжна снизу-вверх, словно жалобный щенок, смотрела на неё, упираясь руками в край табурета.
- Ну вы же знаете, какой сегодня день?
Агнеша кивнула виновно, не сводя глаз с няньки.
- Так почему сбегаете?!
- У меня ещё было время до обряда...
- Ох, княжна, если вы убегаете из дому, то вас не найти!
- Но нашли же...
- Так это по вашей же глупости! А так мы бы не догнали!.. Да и благо вы не в силах оседлывать кобылку-то.
Нянька раздела княжну, натянула поверх ночной рубахи шёлковую тунику и затянула шнуры по бокам и на спине, а после отошла в соседнюю комнату, откуда принесла праздничное платье, обшитое по подолу алой лентой с золотыми узорами-оберегами. Одела, уложила широкие рукава, из которых вдоль по длинному вырезу выглядывали тонкие руки княжны. Нянька Часлава подошла к сундуку, что стоял под самым окном, и, осторожничая, достала оплечье, расшитое золотыми и серебряными нитями, жемчугом, самоцветами и яркими сверкающими бусинами. Там же старушка нашла коруну и надела её на маленькую, совсем детскую голову Агнеши, закрепив сзади убор лентами.
- Вот ваша сестрица кокошники начнёт носить, так и вы с благословения богов начнёте, - улыбнулась нянька, поправляя девичий головной убор.
Агнеша закатила глаза. Недавно ей минула семнадцатая зима, вроде и возраст подходящий, но молода ещё... а ведь Добронеге уже двадцатая весна идёт! Так что Агнеше больно рано.
Тяжело выдохнув, княжна резко встала, отмахнув светло-русую косу за плечо и направилась к сестре.
В светлице почти под самым Солнцем сидела Добронега, одетая в мешковатую белую сорочку с вышитыми красными оберегами, мирно и тихо ожидая начала обряда. Лицо её было красное: румянец долго не сходил после бани.
В углу спрятались старушки, что голосили грустно и протяжно. Словно мотыльки, кружились грустно служанки, подготавливая княжну к прощанию с девичьей жизнью.
Широкая дубовая дверь проскрипела, и в светлицу вбежала вереница молодых девушек. Среди них была и Агнеша. Последними же вошли, склонив головы, те, кто нёс платье и кокошник – символ замужней женщины.
Плакальщицы запели ещё тоскливее и протяжнее.
Дневные лучи заполонили светлицу, распростёршись по дощатому полу золотыми узорами. Зелёные деревья за окном тихо шумели, а остроклювые птицы охраняли княжий покой.
Одна из служанок, чьи волосы были обвиты вокруг головы и спрятаны под ярким платком, подошла и нежно, погладив, взяла светлую косу княжны и медленно начала расплетать. Тут же подошла другая девушка с платком в руках и ещё одна с высоким кокошником, у основания которого свисали перламутровые жемчуга.
Княжне Добронеге заплели две косы и скрипели их пучком на затылке, а после надели вышитый золотом и серебром кокошник, за которым завязали шёлковый платок нежно-голубого цвета.
А тем временем под высокими сводами белокаменной колокольни зарница молила Солнце и Луну соединить в счастливый и долгий союз княжну и моварского воеводу.
Склонив пресный лик над старой книгой «Вече Мира» зарница, покрытая белым убрусом и таким же плащом, стояла на коленях на возвышенной круглой площадке с нарисованными Солнцем и Луной в центре колокольни, стены которой были окрашены в цвет ясного неба. Вокруг неё, священного проводника между смертными и богами, стояли в заворажении люди: горожане, дворяне, купцы, соляры и землевладельцы, прибывшие со всех плодородных уголков Зацветья. А совсем рядом, перед самым лицом зарницы, стояли князь Бореслав и жених Ярополк Вьюжевой.
Женихом был высокий, крепкий и полный сил воин с рыжими, как и все мовары, волосами, что в стенах колокольни тускнели. Глаза его были ясные, горевшие зелёной радостью и счастьем. Он ещё не видел жены, но как же желал того! Какая она Добронега, дочь сафьянского князя, покровителя моварского народа? Какая она дочка нийских княгинь?
- Да благословят этот союз великие Мафья и Морес! – воскликнула зарница, вскинув голову вверх, где была открытая небу крыша.
- Благослови! – посыпалось со всех углов колокольни. – Благослови! – переходило в эхо, улетая к облакам.
К вечеру на пир собрался полный зал гостей. Веселье лилось шутками и болтовнёй из уст и заливалось обратно, когда стаканы вновь наполнялись медовухой. Несмотря на потухающее небо и его холодную синь, в зале, по стенам которого бегали лисы, плавали лебеди и летали жарницы с соловьями, было жарко и светло от пламени огня.
Напротив дубовой двери, в самом конце зала, на высоком троне восседал князь Бореслав, а по две руки от него шли длинные столы до самых дверей. За столом рядом с отцом по правую руку сидела княжна Добронега, а по левую – Ярополк. Все смотрели на молодых супругов и восхищались: «Да чего же хороши! Молоды, красивы... А какая кровь!»
И вправду, супруги не уступали друг другу в красоте.
Княжна так свежа и чиста! Кожа её бела и нежна, словно лепестки ромашки, волосы днём лоснятся Солнечным блеском, а ночью текут по спине, будто Лунный лик спустился на Нию. А эти глаза! Где вы найдёте настолько чистую и яркую лазурь? Вот она нийская княжна!
А жених, будто Солнечный сын, рыжий, как перья жарницы, птицы, что приносит жизнь на Нию каждый год в конце священного месяца лелеяца. Далёким его предком был Ярослав Вьюжевой, мовар по рождению и крови, был лелеян при рождении руками самой Дизы, прародительницы нийских земель.
Какая пара! Благословите их, Солнце и Луна! Пусть дорога их будет ясна!
Среди гостей сидела и младшая княжна – Агнеша. Если в колокольню на обвенчании княжнам не велено ходить, то здесь они важные гости.
У Добронеги ведь всего одна сестра, а вот у её мужа в зале сидело ещё двое братьев и трое сестёр. Все они были огненно-рыжие, словно лисята, веснушчатые и румяными ушами. У двух было по две косы, а у другой - одна. Младшая из сестёр, Видана, была ровесницей Агнеши, полноватая девушка с щёчками, будто наливные яблочки белагорских холмов, и очень весёлая, любила похохотать, зажмурив глаза.
Но Вьюжевой не единственные соляры, что были в зале: напротив Агнеши застенчиво сидела младшая из рода Лель, её братья и отец сидели подле князя Бореслава. Её звали Ясняной и ей всего лишь четырнадцать лет от роду. Личико у неё ещё детское с нежными щёчками, которых легко касались прямые тёмно-русые волосы, ещё не забранные в косу. Родом она была из Мирова, священного города, что возвышается над Второй, но когда ликийский король Хлодовик захватил Белагорию тринадцать лет назад, семья их бежала в Солнцесток, а потому и поныне живёт в столице и служит при дворе.
Княжне любопытно было разглядывать гостей, их лица, волосы, наряды. Она толком не выходила из княжеского терема и никаких городов, кроме Солнцестока, не знала, даже понятия не имея, где Буево, а где Нийская чаща. Агнеша вглядывалась в строгие, но отрадные на пиру, лица соляров, что загорели под Солнцем в походах и, покрывшись морщинами, постарели, но только крепнувшие от этого. Кровь её волновалась от мысли, что это могучие люди из древних родов, которые некогда были выбраны княгиней Дизой в начале веков и олелеяны её божественными руками. А не будь князя Сафьяна, свергшего сестру свою и законную правительницу, то она, Агнеша, возможно стала бы княгиней, стала бы главой этих могучих и храбрых воинов, и тогда никакой Вильгельм бы не ступил на её земли.
Да только Агнеша и подумать не могла, что эти шестеро воинов в зале ещё не все соляры Нии. Где-то в далёких землях ещё живут потомки Буеслава Мечевой и Властимира Янтаревой, не подчинённые и не верные князю Бореславу.
Весь бы вечер она и глазела молча и удивлённо на диковинных гостей, хотя и частых, если бы не болтушка Видана. Она-то и не давала покоя Агнеше, всё норовясь больше поболтать и похохотать. И к большому сожалению княжны, подскочил ещё один Вьюжевой, когда они отошли в другую часть залы, более тёмную и тихую.
- Агнеша! – широко улыбнулся Мстислав. Княжна сморщилась: до чего она не любила своё имя. – А ты и вправду хороша, как о тебе говорят на улицах Солнцестока.
Княжна, улыбнувшись алыми губками, кивнула.
- И почему же такая краса ещё не сватана?
Отведя взгляд, он ухмыльнулся и продолжил:
- А как же? Разве гоже такой красавице оставаться в девках?
- Мстислав! – надула щёки Видана.
- Да ну? – Анна выпучила удивлённо глаза.
Он кивнул, и рыжие кудри упали на низкий лоб, а огонь в свечах яснее осветил шрам на кривом носу.
- Так молод, а уже ранен? – сказала княжна, закинув надоедливую косу за спину. – В бою?
Мстислав был третьим сыном в семье Вьюжевых, самый незаметный, худощавый и сутулый, среди крепких и сильных братьев.
- Вы наверняка слышали о битве на Алом поле? – скрестив руки на груди, прислонился он к колонне, по которой бежала пушистая лиса.
Агнеша кивнула, отражая в любопытном взгляде некий завораживающий страх, а ему даже понравилось её удивлённое личико.
- Тогда ликийцы, их запасной полк, вышли из засады, понеслись на нас с Яблоневых холмов, - говорил он трагично тихим нежным голосом, ещё больше увлекая княжну рассказом. – Я вместе с солдатами вашего отца ринулся вперёд, чтобы отразить атаку этих дикарей. Столбы пыли поднимались под копытами моего коня, храбро крича, неслись солдаты... и вот мы встретились, - он указал пальцем на переносицу, - кривой нос лучше, чем смерть, княжна, - он ехидно улыбнулся, подмигнув.
Видана лишь отвела взгляд, вздохнув и скрестив руки за спиной.
- И что же? Ты не видел, кто ранил тебя?
- Удар был настолько сильным, что я повалился с коня (он подвёл меня в эту роковую минуту – встал на дыбы...), а брат, - он кивнул в сторону Ярополка, - позже рассказал, что якобы этим гадом Мораны, что налетел на меня и сбил, был близкий дружок Вильгельма... - он задумался: забыл имя того ликийца.
- А разве это был не сам король Вильгельм? – еле сдерживала смех Видана.
- Тихо, Виданка! – рассердился брат, а Агнеша следом за девушкой рассмеялась.
Завидев их, изо стола вышел средний брат из Вьюжевых, он-то и увёл Мстислава. Видана ещё раз посмеялась над старшим братом. А после и их самих позвали ко столу, и пир залился новыми песнями и яствами. Но вот никто даже не заметил, как в тень ускользнула младшая княжна.
Она тем же путём, что и утром, ускользнула во двор, в конюшню, нашла лошадь и кое-как одела седло, а после ускакала в лесную тьму.
Среди праздного веселья, поглощённого в ночь, возник тревожный гость. Перед запуганным гонцом, совсем ещё юнцом, отворились тяжёлые красные расписные двери, словно ворота.
Князь, нахмурив тучные брови, вскочил так, что из золотого его бокала пролилось вино.
- Княже, беда! – возведя руки к небу, гонец упал на колени. – Ликийцы здесь...
Старый князь обошёл стул дочери, что вскочила от страха и ринулась к мужу. Бореслав грозно сошёл со ступени, на которой стоял его величавый трон, что казался при пламени свечей гнилым и осевшим. Он ринулся к окнам, где виделось море.
- Что ты такое говоришь? – вскочил Ярополк, широкой спиной прикрывая свою Луну.
- Их корабли уже в заливе...
Метнув золотой подол, князь Бореслав стремительно пронёсся по зале. За ним ринулись Ярополк, воевода Радимир, Звенислав Лель, грозный тёмно-волосый воин, шрамы которого старше ликийского короля, а там уже и остальные дружинники оставили тёплые места, захватив мальчонку-гонца.
Солярки, знатные девицы из столицы, горожанки да служанки – все женщины будто обезумили, принялись вешаться на уходивших мужей и братьев, вмиг ставших грубыми и серьёзными. Огонь затрепетал в свечах, тени забегали по лебедям, лисам, зайцам, да цветам. Лишь медведи на колонах у окон рычали на ярком свете. Даже огонь подчиняется медведю. Ликийский король, лишь он, останется под пламенем Солнца.
Зал опустел. Пир осушён.
Собрали совет в тихой, тёмной комнате, где обычно князь трапезничал. Богатыри окружили длинный деревянный стол и, опёршись руками об него, не в силах стоять ровно, тревожно слушали донесение начальника городской крепости да размышляли, как не пустить врага, как удержать город. Будет осада. Но как долго она продлиться?
- Княже, люди в городе подняли тревогу, бегают по улицам, как угорелые...
Старый Сафьян устремил грозный взгляд на дружинника, и тот умолк.
- Кораблей в гавани недостаточно, чтобы отразить нападение, - начал Ярополк, смотря на князя. Его рыжие волосы поседели под серебристым светом Луны.
Звенислав кивнул:
- Весь флот сейчас на Каменных Угорах.
- Сколько времени понадобиться, чтобы доставить корабли в столицу?
Князь метнул взгляд в сторону Радомира.
- Два дня.
Грохотом по стенам прошёлся удар кулака старика о стол.
- Княже, что прикажете делать? – трепетно раздался голос седого воеводы Василько.
Все взгляды устремились на старого князя, чьи волосы и борода торчали грубым дымом, жемчужины на его кафтане сверкали в ночной мгле, пока за окном слышали беготня и крики.
- Ворота заперты? – прервал он тишину, опалив огнём взгляда начальника стражи. Воевода кивнул. – Поставьте всех солдат, что имеются на стену.
Князь Бореслав отвернулся, подошёл к окну, скрестив руки за спиной.
Начальник стражи тут же удалился.
- Княже, а как же люди? Нужно всех выводить через северные ворота...
- Не успеем, - перебил Ярополка старый князь. – Что стоите?! – рывкнул он на дружину. – Живо на крепость!
Ярополк, опустив руки, уставился кристальным взглядом на князя.
- А ты бери княжон и бегите в Буредвор.
Какая-то больно боязливая и неуклюжая женщина упала на свечу, пока слезала в страхе с печи, подожгла волосы да платье, так и выбежав полыхавшей на улицу. Сердце не выдержало, и бедняга упала в нескошенную траву в яблоневой роще под самими окнами дома. Так загорелся терем, потом второй и третий...
Бедняки, жившие у крепости или торговавшие рыбой у пристани, бежали по всем улицам Солнцестока и скверно плакали и кричали, мол, с горизонта плывут светящиеся громадины, словно колючие заросли дубравы.
- Ведьмы! Это ведьмы летят! – кричали старухи.
По синему небу белой полупрозрачной пеленой бежали облака, казалось, гонимые тем же диким страхом. Так убегают глупые, трусливые зайцы.
Врываясь в людской сель против течения, княжеская дружина скакала к крепости, с трудом прокладывая путь сквозь переполненные улицы. Люди, их грязные одежды, взъерошенные волосы и бороды текли в одном потоке реки, но такой грязной и затхлой.
В той же толпе, под тем же грузным небом, тонула княжна, чей нийский лик был скрыт серой шерстью капюшона.
- Стойте! – орала Агнеша знакомым дружинникам, но её грубый, такой неприглядный, особенно при крике, голос не существовал в той толпе умирающих от чужих ног, от безумия и необузданного страха.
Она зацепилась белыми ручонками за деревянную балюстраду и вскочила на крыльцо избы. Подол платья качнулся, блеснув самоцветами и золотыми нитями из-под шерстяного плаща, и пролетел над головами, торчащими в селевом потоке пока ещё живого люда.
Улица была широка, и с высокого крыльца Агнеша увидела насколько: даже лиц людей невозможно было различить на той стороне, а двери и окна терялись в темноте. А люди всё плывут и плывут под душераздирающие крики, затаптывая друг друга до смерти. Все бежали на север. Там, на холме, стоит княжеский терем, а за ним северные ворота, через которые можно бежать в лес.
Агнеша, намертво вцепившись в столб, словно обезумевшая, уставилась пустым взглядом в толпу. Окровавленные руки цеплялись за её плащ и платье, отдирая куски и марая ноги княжны грязью. На её глазах оторвали двух детей от матери и тут же затоптали упавших. Какой-то кизиец так рвался к холму, что схватил со спины медлительную старуху и случайно выдавил ей глаза, а после оттолкнул. А другой и вовсе подцепил вилами женщину, протащив её корчащейся от мук и извергавшейся кровью ещё несколько шагов, и только после заметив её на своём оружии, бросил в какой-то двор к свиньям вместе с вилами в брюхе.
Губы княжны задрожали ровно, как и слёзы на нижнем веке.
Ноги подкосились, задёргались, после онемели, а руки крепко вцепились в столб так сильно, что ногти продавили щели в старой резной древесине.
На крепости раздался взрыв и небо озарилось огнём. Людской сель заорал ещё громче, страшнее, свирепее. Княжна мигом перескочила за балюстраду и от страха прижалась спиной к двери. Она диким взглядом смотрела на крепостную стену в далёком конце улицы. По грязным щекам бежали слёзы, омывая раскрасневшуюся, словно от ожога, кожу. Но усмирив дыхание и чуть остыв, она почувствовала на ладонях липкость, а после, прижавшись щекой к двери, ощутила кровь, унюхала её железный запах.
Ноги подкосились, а дверь скрипнула и отворилась: Агнеша ввалилась в сени. Она упала в лужу крови, перевернулась на живот и, опёршись на трясущиеся руки, привстала, со страхом оглядывая комнату. Никого. Дверь в горницу открыта. Княжна встала и побрела туда, шатаясь и вытирая слёзы и сопли рукавом, но тут же остановилась на пороге. Кровавый след вёл к печи. На лавке лежала беременная женщина. Мёртвая. Руки, белый сарафан, распростёртые ноги, оголённые, - всё в крови. И её закатившиеся от смерти глаза. Голова падала с лавки, волосы ужасно спутаны, а с одной стороны и вовсе оторван ужасно большой клок. Вся она была в синяках, будто топтали её всемером. А так и было.
Здесь, в этой ужасной тишине, не слышны крики толпы. Здесь, между мёртвой и почти обезумевшей, казалось, стояла сама Морана, наполняя темноту присутствием мрачным, устрашающим, убивающим...
Агнеша резко одёрнулась, отскочив: у подножия лавки в темноте кто-то провопил невнятное. Труп мужчины пополз, извергая устрашающие стоны боли, по своим же кровавым следам к княжне. Ноги его сломаны, одной рукой он опирался о пол и полз, а другой тянулся к девушке. Пальцы его были поломаны, а некоторые оторваны. Левого глаза не было, лишь всё ещё струившаяся кровь, что текла в нос и рот, а он с жаждой проглатывал её.
С криками княжна выскочила из избы. Она спустилась с крыльца и забежала во двор, с трудом отрываясь от цепких рук толпы. Стараясь не заглядывать в окна той избы, Агнеша обежала её и забралась в соседний двор.
Так по чужим дворам она добралась до перекрёстка, откуда прямо к подножию холма шла площадь. Но там ещё больше людей. И страх их разгорелся ещё больше.
Свет пожаров ослеплял её, щедро одаривая страхом, что огонь близко, что сама она горит, да только не чувствует.
Агнеша уже тысячу раз пожалела, что сбежала со свадьбы, и столько же прокляла. Но ничего страшного: сейчас она возьмёт себя в руки, проберётся к концу площади, к воротам крепости княжеского двора, её пропустят и отведут внутрь. Там никто её не убьёт. Там безопасно, ведь там нет этих одичавших простолюдинов. Она не знала, что случилось.
Княжна стояла под деревом во дворе. Окна избы были открыты:
- Матушка, прошу вас, поторопитесь, мы должны пробраться к северным воротам, - говорил мужчина. Молодой. Даже слишком.
- А зачем? Поздно уже.
- Да как же! Спасите свою душу, бегите от ведьм!
- Дурак?! Какие ведьмы? Не думала я, что ты такой глупец, хотя во какой здоровый!
Старая женщина, с подвязанным платком под подбородком и венцом на голове, подошла к окну.
- Это едет король...
- Король?
Агнеша не поняла и половины слов, но она точно знала, что женщина говорила на ликийском, а вот её сын, хоть и плохо, но говорил на нийском.
Её будто молнией ударило: это война. Ликийский король напал. Неужели она умрёт?
Нужно быстрее бежать домой, там её спасут.
Мгла мрачно нависала над опустевшим теремом. Знатных девиц и их отпрысков первым делом вывели из столицы через княжеские ворота в обычных крестьянских телегах в шерстяных изношенных плащах. Звенислав отправил дочь с женою в свои владения в Златори, Ярополк – на север по главной дороге, что вела в город-порт Агнеград. Отправил, но не всех. Он посадил вместе с сёстрами Добронегу, но без Агнеши. Никто в тереме не видел её. Времени не было: нужно скорее отправлять семью. Он обещал, что найдёт младшую княжну и вместе с ней отправится в Буредвор. Добронега поверила ему и с грустью в лучезарных глазах отпустила его, и вмиг её руки похолодели.
Ярополк, отправив супругу, доверив её заботам сестёр, ринулся к крепости, где должны были уже сторожить нападение моварский князь и соляр из рода Лель, при них же были главные воеводы Радомир и Василько.
Под воротами княжеского терема толпились люди, что поднимались на крутой холм, колотили в ворота изнемождённо, прося о помощи. Малое количество солдат сдерживало народ, но силы были на исходе.
- Пропустите меня! – верхом на коне, грозно скомандовал соляр.
- Но как же! Люди забегут во двор и терем и всё разграбят... - мальчишка-солдат пугался строгого взгляда богатыря.
- Не перечь мне!
Солдаты поглядели друг на друга и вместе принялись открывать. Ярополк чуть отошёл в сторону, солдаты разбежались: толпа влетела грязным потокам наводнения во двор. Конь соляра заржал, вертя головой, вставая на дыбы и ударяя люд, тогда соляр отходил ещё дальше и дальше, но толпа всё росла и росла. Кто-то ринулся в терем, кто-то в сад. Оставшиеся солдаты старались угомонить толпу, угрожая людям оружием, только горожане стались страшными и дикими, так что зарубили юнцов.
Из терема с криками благородных голосов выбежали солярские сыны, склоняя людей к своим ногам, хоть и мёртвыми. То были брат Ярополка, Братислав, Любомир да Святослав Лель.
- Подожди нас, Ярополк! – выбежал на крыльцо Любомир.
- Ярополк, что это такое? – гневался его брат, не в силах противостоять наглой толпе простолюдин.
Соляр из рода Вьюжевой направился к ним. Святослав отвязал своего коня от крыльца и вскочил на него.
- Кто приказал открыть ворота? – сел на коня и Братислав. – Ты? - Ярополк кивнул.
- Мафья великая... они же сейчас весь княжеский двор разграбят, уничтожат или того хуже – сожгут терем!
- Это уже не важно, Любомир. Теперь бы только... не позволить ликийцам войти в город.
Говоря это, Ярополк врал верным дружинникам и близким своим друзьям перед ликами Солнца и Луны, перед великими очами их детей: теперь бы только выжить.
Не видя ликийских кораблей, он знал, что настал конец Зацветья. Настал конец Нии. Теперь она потеряна навсегда...
- Где Мстислав? Он не с вами? – тревожно оглядывал соляров Ярополк. Они лишь покачали головой.
В тот самый момент из сада выбежал Мстислав Вьюжевой, пробираясь сквозь разъярённую толпу.
- Вы нашли княжну?
Мстислав помотал головой, опустив взгляд. Ярополк тяжко вздохнул, и, казалось, будто вздох его был куда громче стонов и криков толпы.
- Пора вытащить наши мечи, - оглядел он братьев-соляров. Ярополк схватился за рукоятку меча и с рьяным криком взмахнул им к тёмному небу. Ему последовали другие соляры и тут же ринулись в ворота сквозь редеющую толпу. – А ты оставайся, - остановил он младшего брата. – Собери несколько дружинников и отыщи княжну. Быстрее! Обшарь весь город, если надо, но найди её! Отправляйся вместе с ней в Агнеград, а оттуда на острова. Ты понял меня?!
Мстислав сглотнул обиду и злобу от небогатырского поручения и лишь кивнул в ответ. Он бы, конечно, желал спасти Солнцесток от ликийцев, но спасёт лишь княжну.
Каменная крепость, вознесённая около ста лет назад князем Сафьяном, чтобы огородить и защитить новую столицу своего княжества, не казалось такой же крепкой и нерушимой, как в былые, мятежные времена. Сейчас она будто шаталась на ветру, боялась ликийских стрел.
Горизонт светлел. По воде бежал туман. А по земле – ликийцы. Вот они спустились на пристани, сметая всё на своём пути.
- Огонь!
- Стреляй!
Доносилось с каждого уголка крепости.
- Княже, кажется, кораблей ликийца Вильгельма совсем мало... - начал Василько, будто подкрадываясь.
- И вправду, княже, - не показывая подобной радости, что и у Василько, но всё же согласился Радомир. – Тут не больше половины дюжины кораблей.
Князь Бореслав оставался угрюмым и молчаливым. Ему хотелось верить, что они смогут оказать сопротивление, но кровь бурлила, подсказывала неладное...
- Где сейчас Путята? – князь смотрел на летящие стрелы и подожжённые масляные бочки, будто падавшие на пристань с неба.
- Он ещё в пути, княже.
- Гонец не смог бы преодолеть такой путь, - вставил Василько. – Ведь прошло чуть больше часа.
К крепости прискакали соляры. Заметив Ярополка, князь тут же подошёл к нему и отвёл в сторону:
- Я же велел тебе отправляться вместе с дочерьми! – негодовал старик.
- Княже, я здесь нужнее, - ответил спокойно соляр, - а за дочь, - оступился он в словах, да не заметил, - не переживайте.
- Дочь?!
Ярополк осунулся.
- Княже, мы не нашли младшую княжну, - сказал вместо Ярополка Братислав.
- Как так?!
- Княже, не гневайтесь! Мы найдём её.
Обжигающий огонь пронёсся. Деревянная крыша крепости загорелась. Ужасающий гром оглушил. Горящий камень пробил крепость, и стена посыпалась, потянув за собой солдат. Стоявший на том роковом месте Святослав Лель рухнул с высокой крепости на обрушенные камни. Любомир тут же упал на колени, в попытке ухватить брата. Слёзы полились по щекам при виде братской крови на развалинах.
Второй снаряд, третий. Ещё и ещё...
Крепостная стена затрещала.
Другой снаряд убил брата Ярополка: камень нацелился прямо на его брюхо. Тот свалился со стены уже разорванным на части, будто он не человек вовсе, а мясо на вонючем рынке.
Когда горящие стрелы озаряли небо, старый князь увидел корабли, подходящие к Солнцестоку с востока. Сердце его гулко ударило, вызвав тяжкую боль в груди, в голове вмиг сталось пусто. Руки его обвисли – он больше не в силах держать их уверенно за спиной.
«Теперь точно конец... Великая Ния умерла...»
Острый огонь железа сразил его и на глазах соляров тело старого князя полетело с крепости, будто это был обычный солдат. Бореслав летел вниз к ликийцам на прибрежные камни, ласкаемые морем. Теперь он точно последний князь из рода мятежного Сафьяна.
Может так им отомстили ведьмы, подослав народ Та