Легенды нийских лесов

Леса Зацветья
Звенец 435 года

Мира завещала каждой княжне холодного ума и терпения.
Глядя на грязную, иссохшую, измученную Агнешу, казалось, что нрав Миры она приобрела с кровью в жилах. Проведя несколько дней в лесу, голоде и холоде, она продолжала жить в том же лесу, голоде и холоде. И никто её не спасал. Никакие мысли и воспоминания не давали ей осознания, что нет больше тёплой печи в ее комнате, на которой, мурлыча, спит её чёрный кот с белым пузом, нет больше и тех слуг, что проходили под её окном, гоняя кур по тропинке, обагренный Солнцем. Нет ни горячих пирожков, которые Часлава пекла только для неё. Нет никого, кто будет оплакивать её няньку. Только она – Агнеша, девочка, у которой ничего нет.
Ничего, кроме имени, что отныне ничего не значит.
Мира завещала великие блага роду своему. Княжна, никогда не ставшая княгиней, обещала злато в крови, неся магию Мафьи и Мореса по роду, получив утерянные заклинания от предков и передав их потомкам. Хоть Агнеша, княжна без земли и власти, не знает колдовства, она несёт в себе кровь богов, и она должна это сохранить. Выжить любой ценой.
Но вряд ли она думала об этом. Она думала о том, как развести костер после дождя, как
спрятаться от комаров или как поймать рыбы и где собрать ягод, желательно не ядовитых.
Собирая малину на опушке леса в подол разорванного платья, Агнеша еле стояла на ногах. Солнце светило в этот день нещадно, благо серые осины запятнали землю тенями. Ветра не было, но Агнеша не спускала с головы капюшона, не было холода, но она не снимала плаща. Было страшно, что даже в лесу за ней следят: сейчас, после победы, ликийцы особенно одичали. Они точно ищут её. И её сестру тоже.
«Нежка точно ищет меня», - это единственное, что давало ей рассудка среди птичьего пения, что
заставляло её дрожать качаться в нервном забвении.
Набрав горстку малины, Агнеша села на пенёк. Растрёпанные волосы опустились на парчовое
платье с ободранными золотыми узорами, спина её сгорбилась под грузом бессонных ночей и
едких слёз. Она надолго зависла, не уводя взор с зелёной полянки, но подняв голову, всё же
заметила долгожданный горизонт, чистый и пустой, где-то там вдалеке, за тонкими стволами
деревьев. Глаз задёргался, со странным чувством она вглядывалась в жёлто-зелёную полосу луга и
бледного неба. Съев скудный завтрак, она с неохотой встала, хотя в сердце она ликовала: наконец- то лес выпускает её, но а вдруг и поле то бесконечно?
Она ошиблась. Выйдя из леса, Агнеша зашагала шире, ноги поднимались выше: луг перетёк в
холм, у далёкого подножия она разглядела деревеньку, а ещё дальше мутные стены городской крепости. То был Агнеград. С другой его стороны нещадно бились волны, плыли корабли к огромному порту, самому большому во всей Ние.
Вскоре нашлась и узкая тропинка к деревне. Она плелась шустро, теснясь среди высоких зарослей
луга. Проходя один холм за другим, она наткнулась на забор, хлипкий, шаткий, но и не гнилой.
Мовары, коренной народ Зацветья, не огораживал никогда поля: это обычай родивичей, что живут в Уречье. Княжна знала, что Агнеград был основан младшим сыном Володаря Родоговой, основателя рода.
Агнеша отворила калитку и поплелась дальше. Здесь начинались посевные поля. Звенец идёт к
концу, и обычно в это время мовары засеивали поля пшеницей, но сейчас вся земля протоптана
копытами и солдатами. Зёрна, будто воронами выклеваны. Кажется, дожди прошлись по этой
долине: виднелась лишь грязь. И небо Агнеше виделось уже серым.
Первый дом был пуст: ветер гулял среди чёрных брёвен. Что-то зашуршало в кустах за домом.
Деревня казалась неживой, заброшенной, а услышать лишний шорох жуть как страшно. Но зачем- то княжна подошла ближе, и к ней выскочила черная кошка. Как же она была похожу на её Бусинку: худенькая, гибкая, грациозная на тоненьких лапках...
Кошка зарычала и ускакала прочь.
Агнеша поплелась дальше.

Под шумными парусами среди бочек и сетей на затхлой пристани болталась в белых волнах лодка.
К ней никто не подошёл, видно не заметил. Это и хорошо, ведь тем двум путникам, что правили
ей, вовсе не нужно, чтобы ликийские солдаты, проверявшие каждое судно в порту, обшарили и их.
Парень сидел и выглядывал: только его голова виднелась на помосте, тело и меч скрывались под.
- Оставь меч здесь, - тихо приказал другой. Это был крепкий мужик лет пятидесяти.
В ответ он увидел недовольный взгляд.
- Нам ещё рано умирать, - мужик оглянулся по сторонам, вытянув шею. – Я знаю, где найти
оружие.
Тогда парень тихо отцепил меч и положил на дно лодки, но мужику было того мало: он взял и
кинул меч в воду под помостом.
- Вылазь!
- Кто-то идёт...
По ту сторону помоста стояло небольшое судно с одной мачтой и несколько лодок за ним.
Неспокойный ветер трепетал парус. Здесь, в самом конце порта, большие корабли не
останавливались, а потому ликийцы не особо прогуливались. Было ближе к вечеру, а потому и
народа не было, новые корабли не прибывали, так как пристань была переполнена.
Но кто-то в ликийской кольчуге шёл. Шёл прямо к ним. Но это казалось.
Ликиец испугался, когда, проходя мимо лодки, краем глаза заметил качающуюся лодку, а в ней
двоих сгорбленных мужиков.
- Кто здесь? – коряво воскликнул он.
Радимир поднял голову: перед ним, склонив голову сидел юнец Велес, а позади ликиец в
иноземных доспехах, если их можно так назвать. Старый Радимир, поведавший много ликийцев и
их вождей, рос среди талийского двора в Летали, пока столица Речной Долины долго и упорно
держала ликийскую осаду и не шла за изменником Богшей. Там Радимир видел могучих воинов из рода Мечевой, племянников и дядей Предателя, полностью закованных в серебряную сталь, даже шлем у них словно облитая раскалённым металлом голова. У этого же солдата кольчуга поверх бордовой телогрейки, как символ шиповника, деревянный шит, и обычные штаны с высокими
сапогами. «А вот сапоги и вправду хороши, в таких бы по кизийским дорогам...» - подумал
Радимир.
- Рыбаки мы! – воскликнул, угрюмо напустив усы, мужик.
- А чего в лодке прячетесь?
- Сети ждут... - пробурчал Велес.
- Сети? – ликиец непонятливо повторил незнакомое слово, но тут же спохватился: - Хватит голову дурить, а ну быстро вылезли из лодки!
Велес обернулся, оглядел чужеземца, и, опершись о края лодки, встал и запрыгнул на пристань, после протянул руку воеводе. Грубым шагом они направились вперёд, будто не замечая ликийца.
- Вы не моряки, - остановил он Радомира.
- Рыбаки мы, - воевода оттолкнул мальца, они ушли.
Они шли к дальним воротам на базарную улицу, шли быстро, не оборачиваясь, чтобы не привлечь
внимание.
Ликиец метнул головой в сторону рыбаков своим.

Дорога повела княжну вниз меж склонами холмов, да привела к раскидистой равнине, где у ручья виднелась старая мельница, а около нее - изба. Агнеша, перебив стопы в мозоли, вспухшие и кровавые, истоптав сапоги красные, ринулась по песчаной дороге, надеясь найти хоть кого-нибудь живого.
Подойдя к калитке, Агнеша заприметила крестьянку, что спускалась к ручью от мельницы. Она окликнула женщину.
-Кто такая? - женщина подошла. Сжав руки на поясе, она сердито оглядывала потрепанную
Агнешу. А сама она была в свежем фартуке и грубом сарафане, волосы скрывались за платком.
Лицо квадратное, белое, не загорелое, без потрескавшихся морщинах, как обычное у всяких крестьянок.
Княжна замешкалась.
-Городская? - женщина была груба.
Крестьянка оглянулась по сторонам, пристально всматриваясь в каждый уголок дороги, дворов и
крепости, что виднелась за тёмно-зелёным холмом.
-Бегом в дом! - женщина отворила калитку.
В доме после сеней было две комнаты. Такое было редкостью. "Видно они не бедно живут", -
застыла Агнеша в проходе. Она хотела заглянуть в соседнюю комнату, что была справа от сеней,
но хозяйка не дала: та толкнула Агнешу дальше, ближе к печи.
Печь была не облезлая, а лоскутные одеяла не потертые, занавески не грязные. Напротив печи, в углу, большой сундук, расписанный полумесяцами. Здесь жили белагорцы.
Агнеша, сощурив подозрительно глаза, оглянулась на хозяйку: из-под платка виднелись темные волосы.
Из соседней комнаты тут же вышел немолодой мужчина. Тоже темноволосый.
-Кто это? - обратился он к женщине.
Та лишь мотнула головой.
-Отведи её к Марии, - приказал мужик.
Крестьянка послушалась и прогнала Агнешу на улицу, где окликнула Марию. Прибежала
молоденькая беловласая девчушка, растрепанная и грязная. Вся она запыхалась. Потирая
испачканные в земле руки, девушка быстро переметнула взгляд с Агнеши, не интересуясь ею
никоим образом, на хозяйку.
- Отведи её к себе.
- Кто это? Зачем она здесь?
- Вот она-то тебе и расскажет, а меня не донимай! - и женщина, обозлившись, ушла.
Агнеша даже не успела и словом обмолвиться о помощи, была уже отправлена по всем рукам не
понятно для чего.
- Ты за работой пришла? - Мария повела её за мельницу.
- За работой? Какой работой?
Мария остановилась.
- Тогда зачем ты здесь? - она схватила Агнешу под локоть и потащила к сараю, что стоял
пристройкой к мельнице. - Что ты ищешь тут?!
- Я бегу из Солнцестока...
Агнеша не успела продолжить: Мария затащила её в сарай, закрыв рот рукой.
- Кто ты такая? - взгляд её был пристальный, пугающий до жути. - Никто не спасся из
Солнцестока...Все мертвы!
Агнеша отстранилась.
- Ты врёшь, - Мария скрестила руки на груди, выпрямившись. - Так кто ты такая?
- Я правда пришла сюда из столицы! - в глазах Агнеши трещали слёзы.
Мария отстранилась, она оглядела незнакомку: золотое платье с ликами Солнца, грязные,сальные волосы, вылитые будто из золота, лазурные глаза.
- Не может быть... Боги ослепили меня, то не может быть правдой!
Агнеша сильнее прикрылась плащом.
- Никто не должен знать! - прошипела княжна, схватив крестьянку за горло.
Испугавшись охватившего её гнева, Агнеша отстранилась и замолкла.
- Я буду молчать... моя госпожа, - белагорка низко склонилась перед своей княгиней.
Мария всё устроила: сказала родителям, мол незнакомка будет отныне работать на их полях. А те в ответ Агнеше :
- Знай, что, хоть мы и мельники, да хлеба ныне не видаем!
- После ликийцев, - пояснила Мария, прикусив губу.
Хозяйка скосила взгляд на кметку, а после прогнала обеих. Хозяин же, заходя из сеней в избу, спросил жену:
- И что же она собралась делать с этой ... - (он сказал какое-то ликийское слово, которого нет в
нийском, означает что-то наподобие наглой девчонки, попрошайки, нахлебника). - Слишком ты балуешь нашу. Пора прогнать и ее. А ты что творишь, а?! - продолжал он на ликийском.
- Погодь, - вздохнула хозяйка, заправляя выбившиеся черные пряди из-под платка. - Эта девчонка
такая щуплая, так что и зимы не проживет, а этой противной моварской капусты хватит на всех. А Мару, - (так они называли ее на свой лад), - мы отдадим господину из города. Много обещает?
Мельник горько ухмыльнулся, сощурив полуслепой глаз, кудрявая борода потянулась за тощей щекой: он будто отвечал с сожалением: "Нет, не много".
- Откуда девка?
- С Холмов. Оно и видно: наглячка и лентяйка, хотя всю жизнь на поле пашет. Еле терплю ее!
Мельник промолчал. А потом выдал:
- Нужно выходить ее: тоже продадим, - и он ушел.
Утро началось со сбора капусты на небольших грядках, спрятанные за мельницы, шедшие по
склону вниз к ручью. Солнце просыпалось, а розовый свет его нежно стелился по мокрой от росы траве, оживлял серые наряды работниц.
После ликийцев не осталось ни запасов еды, ни живой земли, ни орудия, и потому хозяйка срезала стебли капусты охотничьим ножом, а Агнеша - серпом. Стоит ли говорит, что она видела серп впервые в жизни?
Агнеша села на корточки, захватив серп за ручку и конец острия, начала пилить стебель. Остаток
бедной ножки она начала дергать острием на себя. Последний рывок, и княжна полетела кубарем по склону, порезав голень с пальцем и чудом не окунувшись в родниковый ручей.
Крестьянка тут же побежала за ней. Она подала руку Агнешу:
- На сегодня, думается мне, это всё..
- Разве нам не нужно собрать тебе всё?
- Не нужно, - оглянулась на рыжую от Солнца землю единственной и драгоценной грядки. - Если собрать всё, то они быстро загниют в землице, а нам лишь похлебку сварить...
Они подошли к дому, и хозяйка всучила Агнеше качан:
- Иди сваргань щи!
Агнеша замялась и промямлила:
- Я не умею готовить...
- Все вы там в своих Холмах ничего не могёте! Но чтоб готовить... Ты мне голову не дури! Дрова
найдешь около сарая. Как закончишь, спускайся вместо нас поле копать, - и она ушла, отдернув
шерстяную юбку.
Хозяйка была по-своему снисходительна: приказав готовить похлёбку, не ведя Агнешу сразу на поле, она проявляла жалость, поскольку считала, что Агнеша еще ребенок, лет тринадцати, хотя Мария была ровесницей княжны. Мария выглядела старой.
- Нужно приготовить похлёбку, - позже она вспомнила, что из капусты готовят щи.
Зайдя в избу, Агнешу как в голову ударило: она вспомнила, что по вечерам сидела у Чаславы на
кухне, ждала, пока старая нянька приготовит ей каши и испечет пирогов с ежевикой. Княжна
подбежала к печке: "Дрова!" - пронеслось у неё в голове, и тут же ринулась на улицу искать
сарай, а там и дрова.
Кое как затопив печь, она принялась искать горшок. Взгляд её бегал от угла в угол: окно напротив неё было обколочено полками, а те обставлены горшками, крынками, мисками, кувшинами.
Горшки! Агнеша подбежала и забрала один: дотянулась она до него с большим трудом.
Поставив горшок на стол, Агнеша, сжав кулаки на поясе, принялась думать, что с этим делать.
Она покатала капусту, испачкала руки землей, а после тяжело вздохнула и принялась раздевать
капусту. Откинув грязные листья, она оторвала парочку чистых и кинула в горшок.
- Вы щи варите?! - на пороге появилась Мария, она, откинув корзины в сени, ринулась к Агнеше, -Княжна, что вы творите?! - белагорка, приспустив платок со светлых волос, смотрела на пол, где валялись грязные листья капусты, а потом на пустой горшок.
- Надобно еще что-то добавить... - виновато посмотрела она в горшок.
- Редьку?
- Фу.
Мария, закатив глаза, достала редьку, взяла нож и начала резать овощи, пока Агнеша с
отвращением смотрела на это.
- Принеси... - воскликнула Мария, но тут же заткнулась: - Принесите, княжна, воды, - повторила она осторожно.
Агнеша принялась исполнять приказ. Подумав, что кувшин с водой может стоять в другой
комнате, она побежала туда. В комнате стояла большая деревянная кровать с тёплыми лоскутными одеялами, а около другой стены, что ближе к печи, висели две колыбели. А посередине дорожка из кусков ткани, сшитых вместе жгутов. Княжна заметила, что в комнате было темнее, углов не разглядеть, и при том стоял невыносимый запах.
- Нет, туда нельзя! - крикнула Мария и, бросив всё, ринулась к княжне. - В сенях стоит бочка,
ковшика два нужно.
Агнеша сбегала туда и обратно, пролив на пол половину воды, отчего пошла в третий раз.
- Это всё? - грустно смотрела Агнеша в горшок, пока Мария заливала водой редьку и листья
капусты. - Скудно как-то...
- М-м-м... Может морковки добавить?
Агнеша кивнула, приспустив уголки губ в ухмылке, как она любила.
Белагорка принесла моркови, наказала княжне покромсать и кинуть в горшок.
- Ну и хватит! А хотя... - игриво сказала Мария, вспомнив про что-то. Она подбежала к полке с
глиняной посудой, под которой стоял небольшой стол, накрытый белой скатертью с вышитыми
белым двусторонним швом краями. У этого стола была спрятана полочка под скатертью: Мария
отбросила ткань и достала холщовый мешочек. - Сегодня у нас будет праздничный обед! - она
открыла мешочек и протянула его Агнеше, чтобы та могла заглянуть.
- Эм... соль?
- Да! - Мария была рада по-детски. - Не каждый день делишь пищу с княжной, - шепнула она,
подмигнув, посолила быстренько и запихнула в печь.
- Действительно... - пробормотала Агнеша.
Приготовив похлёбку, девушки съели по две большие ложки и побежали на поле, где их
нетерпеливо ждала сварливая хозяйка.
- Что вы так долго?! - выкарабкалась она с колен, с трудом выпрямив спину, и встряхнула
затекшие ноги. - А ты-то где пропадала? - обратилась она к Марие.
- Мы готовили, - перебила Агнеша, не дав Марие соврать.
Хозяйка сузила глаза, озлобилась и посмотрела на них исподлобья.
- А ну живо копайте! - а сама ушла с грядок.
Моваров повезло: в отличие от более северной Белагории, солнечный народ получал урожай два раза в года благодаря теплому звенецу, ведь уже после лелеяца, когда птица жарница начинает свой путь вновь, земля отогревается от холодов ливеня. А потому у семьи мельника есть надежда выжить: они вырастят скудный урожай и проживут до следующего звенеца, а там может и ликийцы сгинут.
Несколько дней прошло с падения Сонцестока и смерти Бореслава, названного Последним
Князем, но каждый белагорец, мовар, кизиец, талиец или родогович в думах мечтал о том, что
соберутся самые отважные и верные княжеской власти соляры и свергнут с земли нийской диких
и иноверных ликийцев со своим проклятым вождем. И единственной надеждой сияет в мечтах Добронега, потомок Дизы, что возложит на голову свою венец и станет княгиней народов
нийских.
Так думала и Мария. В этой жалкой, грязной и неумелой девчонке, она видела потомка Дизы,
Миры и самой Драганы, она встанет плечом к плечу с княгиней и защитит земли и людей.
Мать и отец еще не знают, что у них работает младшая княжна. Мария посчитала, что им и не
нужно знать.
Согнувшись, они проходили грядку за грядкой. Солнце заходило, а они работали до вечерних
комаров. Как же Агнеше хотелось заныть, что она устала, что ей это надоело, что ее обкусала
мошкара, что она жутко голодна и что она не хочет хлебать есть ужасные щи. Но она молчала. Ей хватало ума уловить, что она здесь не госпожа, да и больше таковой не будет. Агнеша, видно, уже думала только о худшем будущем, но ничего не делала, ничего не знала. Она просто потерялась: нет ничего, кроме этого поля и заходящего Солнца.
Все руки в грязи, и под ногтями грязь. Пальцы жутко замерзли. Темнеет.
Подняв голову, Агнеша через черную муть в глазах разглядела мужчину, что поднимался по
холму к мельнице. Это не хозяин. Хозяин отправился вчера в город и должен вернуться только завтра: он на последние деньги поехал покупать семена.
Черные волосы были взъерошенные, короткие и сальные. И одет тоже неопрятно: кожаная куртка, широкие грязные штаны, криво заправленные в высокие сапоги. Он прошел мимо них, сощурив глаз, на втором был шрам. На верху холма его встретила хозяйка и увела в дом.
- Кто это?
- Из города... - с ненавистью и отвращением пробормотала Мария.
- Что ему нужно?
Мария отвернулась и продолжила работу.
Агнеша ещё долго простояла, погрустнев, в ожидании страшного, ждала, пока Мария ответит, но та лишь рывкнула, чтобы княжна работала. Белагорка быстро опомнилась: вскочила и жалобно попросила прощения.
Лишь спустя пару рядков Агнеша заметила, как незнакомец спускался с холма мельника.
Сощурившись, она разглядела на его груди бледный розовый цветок, что казался в закатных
лучах алым. Шиповник. Это был ликиец.
Агнеша застыла посреди поля и задумалась: что здесь делает ликиец, почему он безоружен,
почему он пришел сюда, о чем он разговаривал с хозяйкой...
- Княжна, не злите меня, - сорвалась Мария, подняв голову и увидев, как Агнеша лениться, - Ох, даже и не посмотрю на ваши благородности и обколочу!
Девчонка, испугавшись, принялась дальше копаться в земле. Но любопытство взяло верх и она осмелилась спросить белагорку о госте.
- Да, это ликиец, - начала Мария, бросая семена, - и не абы какой солдатишка: он из дружины
Сиверда.
- Откуда ты это узнала? Ты с ним разговаривала? Или тебе родители рассказали? - Агнеша вновь
забыла про работу.
Мария оторвалась от семян, пустив недовольно-порицающий взгляд на Агнешу, а после ответила:
- У него на груди шиповник: обычным солдатам его не вышивают.
Повременив, Агнеша продолжила:
- Зачем он здесь?
- Спроси у него.
Агнеша замолчала.
Мария взяла последню горсть семян, раскидала её по рядкам:
- Ну и закончим на этом! - хлопнув в ладоши, улыбнулась она. - Я так голодна...
- Опять щи?
Мария кивнула, и княжна завыла недовольно.

Княжеским дружинникам нашлось место в одной из ночлежек Агнеграда, благо Радомир родом был из Агнеграда. С утра они отправились к знакомому кузнецу.
- У нас мечи теперь реке...
- А мы мечей просить и не будем, - ответил Радомир.
Они плелись по темному переулку среди нитей с сырой одеждой. Это была улица Трех Мечей, где
жили родоговичи и северные таллийцы. Эти народы не любили моварских изб, которыми были заставлены другие города в Зацветье, а потому эта широкая улица застроена высокими каменными домами, где зачастую жили по нескольку семей. Переулки между домами, шедшие к северу, вели на задворки той улицы, где таллийцы или родоговичи строили лавки, кузницы или мастерские. И вот эту улицу звали в народе улицей Пятисот Воришек, или говорили: "Я иду на Воришки сегодня".
- Город полон ликийцев, - обернувшись, Радомир нагнулся к Велесу, - а мы явно не похожи на
ликийцев.
- Но зачем мы тогда здесь?
Воевода ничего не ответил.
Они завернули и прошли еще несколько лавок, прежде чем нашли каменную кузницу. Она была
открытой, внутри стояла округлая печь, рядом чаны с водой, на стенах и на большом столе перед самым входом лежали недавно выкованные мечи. У печи стоял кузнец: русый, кучерявый, с большими зелеными глазами и рыжими усами. Он взял меч, пламенный и красный, и пошел к наковальне, не приметив у входа старого знакомого.
- Вячко! - окликнул его воевода.
Кузнец обернулся:
- Какими судьбами?
- Не то время, чтобы спрашивать так.
- Прав, что поделать, - кузнец встал и отложил фартук, - прав... Не уж-то мечи нужны?
- Нет, - Радомир наклонился, борода его седая свисла над столом, - Ликийцы нас найдут быстро...
Кузнец подозрительно взглянул на Велеса, что держался чуть в стороне и боялся влезать в
разговор.
- Радомир, - насторожился кузнец, - так зачем вы здесь?
- Ты скажи мне, ты ведь сейчас столько мечей наделал, - воевода оглядел кузницу, - для ликийцев.
- А коли выбор у меня есть? Все-таки дети мои мне живыми нужны!
Радомир промолчал.
Кузнец пригласил его в кузницу.
- Ты же знаешь все, скажи, - начал тихо Вячко, - что там было в столице? Говорят, князь не умер,
говорят, в плену...
Опустив взгляд, он помотал скорбно головой. Вячко погрустнел: вздернув уголком губ, он отошел и надел фартук.
- Княжны только остались...
- Да что они сделают, - перебил кузнец и принялся за мечи. - Только это мне и остается теперь. Все  мы отныне ликийские рабы.
Радомир подошел к наковальне и наклонился над Вячко:
- За Добронегой сейчас Вьюжевой и Лель, а скоро будут и Янтаревой, все-таки у Звенислава там
родственники сплошные!
- Ну не знаю... - отрешился Вячко. - Я же живу, словно в гридне, я же вижу каждый день
дружинников ликийских. Солдаты у короля сейчас сильны и воинственны. Справится ли с ними дружина трех родов? А княжна? Так у нее же армии совсем нет!
Радомир было уже возразил, но кузнец перебил:
- На днях прибывает воевода ихний. Пока он будет здесь, в Агнеграде, но когда отстроят княжий терем, то тогда он отправится в Солнцесток, а оттуда уже будет править.
Велес подошел к ним в кузницу и услышал это.
Но Радомир собрался и озлобленный выскочил из кузницы. Велес поплелся за ним.
- Если младшей здесь нет, то нужно быстрее отправлять в Солнцесток, - шли они по улице Трех Мечей. - Иначе ликийцы быстро схватят ее. Если она здесь, - Радомир остановился и пригрозил Велесу: - и кто-то из солдат приметит ее на улице, то они быстро донесут.
- Но мы просто не успеем обыскать весь город...
Радомир оглянулся: перед боком его была лавка пряностей.
- Пойдем-ка еще кое-куда сходим.
Они поднялись по ступеням, на красивое резное крыльцо, сколоченное из лиственницы. На первом этаже была лавка, где с утра была прохладная темнота. Запах пряностей висел будто дымом над полками. Везде висели вуали, что прикрывали серые каменные стены, и оттого лакированные еловые полки отдавали теплом и магическим уютом.
Велес, войдя внутрь будто оказался в чуждом ему мире. Он видел как по комнате блуждали нити
пахучего дыма. Нигде он не видел, чтобы деревянные полки сверкали от огненного света. Нигде он не видел таких витиеватых медных подсвечников. да и ткани: у них только лен да шерсть, а тут тонкие, полупрозрачные ткани - ветра не было, но они нежно струились и плавали, будто волны, при каждом выдохе и вдохе.
- Сталий-доблий Лядомиль! - поприветствовал его полный таллиец, одетый в длинный красный
кафтан с простой отделкой в виде шелковых серебряных лент. - Сколько льет!
На юге Речной Долины, особенно с островов, как кир Лидий, не любили звука "р", постоянно
картавили и переиначивали моварскую речь. Но Радомир давно привык к тому, что он стал
Ладомилом.
- Ну что, Лидушко, - начал Радомир, а улыбка спала с лица торговца, - как торговля-то?
Пан Лидий вновь улыбнулся так, что щеки поднялись до самых глаз, а тонкие губы до ушей. Был он плещив, а из-за того, что волосы светлые-пресветлые, так казался лысым. В ушах его сверкали изумрудные серьги с маресовыми бусинами на кончике.
- А как же, Лядомиль, - воевода нахмурился, брови его седые и взъерошенные сгустились над
глазными морщинами, - как вы говолите, все потихоньку, - и тут он рассмеялся, а после тут же
скинул улыбку и зашарил на полках около входа, поправляя склянки и маленькие корзинки с
цветными и душистыми порошками.
- Что-то наряд у тебя скуднее стал.
- Ну а как же, - торговец начал шепотом, махнул рукой велесу, чтобы тот дверь прикрыл, - нынче
плёхо всем жить. Ты видно, из дыльи выпаль, да только тут тольговать невозможно: кир их вводит
такие налёги...
Кир Лидий зашел за прилавок и начал шарить по деревянным шкатулкам. После он достает свиток
и говорит:
- Ну вот! Вот за звенец я уже дольжен уплятить на двести семьдесят восемь пионов больше, чем во вьюне... - он развел руками и был готов уже завыть.
Радомир со Велесом промолчали. Велес по большей части потому, что не знал чему равняется южноталлийские пионы. Еще до ликийского завоевания Речной Долины в 371 году Леталь отделилась от Нийского княжества, а потому и язык и деньги, да и вера медленно отстранились от северных, и перешло все к исконному южному.
- А слишали ли вы, - наклонился кир Лидий, Радомир прищурился, - блатец ликийского кира
сбежаль!
- Врешь?
- Да ну тебе! Я же кир, господин, а не прохвост какой-то...

Несколько дней летели на полях и грядках, а ночи еще быстрее - на лавке. Однажды утром перед рассветом она резко заметила, как смердит из соседней комнате. Был вечер, и никого в избе.
Оглянувшись по сторонам, Агнеша открыла дверь и зашла внутрь. Внутри всё также: кровать с периной, печь, колыбель, коврик... и над окном сол. Раньше его не было. Помятый позолоченный щит с отверстием посередине, от которого идут потертые треугольные лучи, висел над окном.
- Над окном?..
Лучи раннего Солнца поползли по полу на коврик.
Агнеша кинула взгляд, полный страха и непонимания, на противоположную от окна стену: в бревне расшатана дырка, а на полу валяется гвоздь. Ноги подкосились. Она оперлась локтями на дверь, чуть не упала назад.
- Морана, помилуй... - Агнеша отдернулась и кинулась вон из избы.
На улице она столкнулась с Марией.
- Княжна! - она схватилась девчонку за локти, пока та пыталась освободиться и пуститься по
холму прочь куда глаза глядят. - Стой! Что ты как угорелая!
- Отпусти! - взревела Агнеша и вырвалась, в порыве ярости ударив белагорку по лицу. - Не трогай меня!
- С дуба рухнула?! Куда ты бежишь! - Мария становилась всё злее и злее. Она попыталась
схватить Агнешу, когда та ринулась к калитке.
- Ты кто такая, чтоб говорить со мной так? - Мария схватила ее за рукав, оторвав клочок. -
Отпусти меня живо! - прошипела княжна, буря вскипела в ее некогда лазурных глазах, что сияли в тени исподлобья. Крестьянка не отпускала ее, и тогда княжна с размаху засадила ей пощечину,
попав ладонью по виску.
Агнеша, освободившись от Марии, понеслась вниз по холму.
Когда Солнце не желает более светить ее дорогу, Агнеша лишь думала о выживании. И ей не
важно было где и с кем пережить ночь, но сейчас... На все страхи и отвращения приходилось закрывать глаза, да и особо верующей она не была, но сейчас... Сейчас ей будто сама Мафья шептала: "Беги!"
Мария, опомнившись, забежала в избу, увидела сол напротив окна... сол, который упал. Медное
Солнце всегда вешали над главным окном, что всегда средне, а когда кто-то умирал вешали его
напротив окна. Но никто не перевешивал сол.
Выйдя из избы, она, приглядевшись к соседним избам вдали, увидела, как Агнеша идет по тропе,
подходит к деревне. Увидела, что в деревне стоят кони, привязанные к хлипкому забору из
прутьев. Увидела ликийцев.
Испугавшись, Мария схватила серп и побежала за Агнешой. Ноги запинались, не успевали
хвататься з землю. Белагорка бежала вниз по холму, чуть ли не падая. Она не кричала - кажется, ликийцы и не заметили их: они были навеселе и не трезвы.
Догнав Агнешу, она схватила ее:
- Стой, - прошептала она, подошла ближе, пока Агнеша не взбунтовалась и не вскричала.
Мария, выпучив глаза, плохо пытаясь скрыть страх, кивнула в сторону деревни, в сторону
ликийцев, выходивших из какой-то полусожженной избы. Агнеша, увидев их, пьяных, кричавших и поющих пошлые и грубые песни, отпрыгнула к Марие.
- Пойдем, - Мария повела ее обратно.
Но Агнеша, оторвав кровоточащие слезами глаза, опомнилась:
- Я туда не пойду! - закричала она.
Мария испугалась, словно её мышиный хвост заметила кошка, и мигом закрыла рот княжны
ладонью.
- Тихо! Княжна, прошу, тихо... - она прижала Агнеша к себе и отошла к деревьям, оглядываясь к домам, осматривая каждого ликийца. - нас услышат! Пойдемте, там все хорошо, там не страшно, это хозяйка... хозяйка не знает, она перевесила сол... там не страшно... - Мария трепетала и бормотала, словно безумная.
Она повела княжну по склону к мельнице. Если бы она оглянулась, она бы заметила щурящиеся
взгляды ликийских солдат, что уже заметили крестьянок. Они захохотали, облизались и вскочили на коней. Пыль поднялась над мертвой землей деревни.
Открывая калитку, Агнеша оглянулась: галопом неслись четверо всадников. Пыль тучами
взмывалась к ясному небу. Кони ржали, ликийцы кричали.
Агнеша, дернув размякшую белагорку:
- Бежим!
Мария оглянулась назад, куда был уставлен безумный взгляд краснющих глаз княжны. Она,
вскрикнув от страха, схватила Агнешу и ринулась к мельнице.
Забежав, они тут же закрыли двери изнутри на крючок.
Агнеша, захлебываясь слезами, отдернула Марию, которую уже побежала прятаться в погребе:
- Этот крючок сорвется! - его крепление шаталось, парочка гвоздей были готовы вылететь.
Мария, дрожа и бормоча что-то, прижала девчонку к себе. Но Агнеша тут же вырвалась: она взяла вилы, продев деревянную палку через дверную ручку, воткнула в землю. Нервничая, оглядела темную комнатку и заметила за хлипкой лестницей около двери несколько чурок. Она подбежала, повалила одну и покатила.
- Ну помоги же мне!
Белагорка взяла себя в руки и было перевернула иссохший пень дрожащими руками, как вдруга
ликийцы начали ломиться внутрь. Хлипкая дверь еле сдерживала вторжение. Сквозь щели за
корой были видны их кольчуги и черные сальные волосы. Они что-то кричали на своем грубом языке, а другие вслед ржали, подобно коням.
Они ворвались быстро. Двери отлетели. Агнешу откинуло и прибило приставной лестницей в
угол. Серп вылетел из ее рук и порезал ключицу и плечо. Белагорка не успела накидать чурки и
кинула в ликийцев те, что были у нее под мышками. Она схватила другие, которые были под ногами, и начала кидать их. Но ее быстро схватили, когда она нагибалась. Ее схватили, но она сопротивлялась так, что была в руках двоих, ногами она не доставала до земли - пиналась и
дралась. Юбка ее задралась, но ликийцы помогали: задирали подол выше.
Один пробрался к Агнеше ближе остальных. Она лежала на рыхлой земле, где проклевывалась
трава. Ликиец с короткой бородой, загорелыми щеками и голубыми глазами присел на корточки
перед ней. Она отодвигалась на локтях все дальше назад - страх прижимал ее ближе к стене. Но при том страх держался настороже: она не сводила безумного взгляда с него.
Ликийцу было лет сорок. Ухмылка пахла луком из под колючих усов. Он склонился, оперся
ладонями о землю около ее бедер.
Агнеша, будто не слыша белагорских проклятий Марии ее криков, тянулась все дальше к стене,
хватаясь за землю. Вдруг она ударяется костяшками о деревяшки. Это были прохудившиеся палки оттопров и веников. Она хватает одну из них, что первой упала в руку, и ударяет ликийца со всей злобой и надеждой выбраться. Ее удар пришелся ему прямо в ухо, при том она ударила больше своим грязным кулаком по челюсти. Ликиец сел на землю, схватившись за ухо, но быстро опомнился: хотел схватить девчонку, но за те секунды она пнула его в пах и выскочила из углу.
Тут же подоспел еще один. Но тут Агнеша уже била ликийцев, раздевавших белагорку. Они
повалили Марию на землю.
На Агнешу напали со спины, но она, развернувшись, выбила с размаху первому передние зубы, когда тот открыл рот и начал кричать на неё на ликийском, а второму пришлось по шее. Метнув  взгляд в сторону, среди пелены отдышки и ярости, она увидела серп. Успев схватить его, она напала на крепких ликийцев, что повисли над белагоркой. Агнеша вонзила острие одному между ребрами. Тот вскрикнул и вскочил, второй оторвался от истерзания крестьянки и напал на Агнешу, пока та выпихивала серп из спины ликийца.
Они оба были молодые, одинаковые.
Все это в доли секунд. И вот все четверо были перед ней. Над ней.
Мария с трудом, голая вся в крови с ободранными волосами, поднялась.
В дверях появилась хозяйка. Она, заприметив коней около калитки, сразу все поняла. Мария тогда уже не кричала, но ликийка все поняла. Сразу. В руках у нее были вилы.
- Пошли вон! - закричала она на ликийском. - Вар дур! Вар, кинар!
Один из них оторвался от княжны и напал на ликийку. Та от страха выставила вилы вперед, а
ликиец, не успев отстранится, напоролся. Хозяйка отпустила вилы, отдернув руки. С ужасом в глазах и слезах, она закрыла рот. Лицо краснело: под ее ногами лежал ликиец, еще зеленый, из его рта пузырями плескалась кровь. Бородатый ликиец, звеня кольчугой, ринулся к ликийке. На лице его зияла злоба и жгучая ярость: он схватил испуганную женщину за шею, прижал и вонзил в живот, а после с ненавистью и отвращением толкнул на землю.
Мария, пользуясь секундой, схватила полено, и ударила с размахом одного из ликийцев сбоку по
голове. Его сбило с ног. Но тут же и сбили и ее с ног. Другой накинулся на нее.
Над Агнешой, что лежала, опершись локтями, смотрела в землю. Золотые волосы закрывали ее
красное злобное лицо, ее лазурные глаза становились фиолетовыми среди засыхающей крови на веках и щеках. Ликийцы пинали ее в живот, по ногам и рукам. Сжимая кулаки, терпя боль. Слезы омывали кровавые щеки. Она кусала и сжимала губы. Почему-то ей было важно не кричать и не вопить от боли.
Сил встать и бороться не было. Только смерть ей уготована. Смерть под крики злых ликийцев, под
кожаными грязными их ботинками, глотая сырую черную землю.
Один из них, бородатый, склонился над ней. Он схватил ее за шею, потянул:
- Смотри на меня!
Взгляд ее упал вниз: на поясе был кинжал. Опершись о землю одной рукой, другой она схватила его из ножен и тут же воткнула ликийцу в ногу. Другой ликиец кинулся на нее, но Агнеша от страха осмелела и от Богов окрепла в одно мгновение и набросилась на него, крепко сжимая
кинжал в кулаке. Она вонзила острое серебро прямо в глаз. Потом еще раз. И еще. Она закричала.
Успокоившись, она встала. Руки ее были в крови: от острия кинжала до локтей. Подол, волосы,
рана на груди все еще кровоточила.
Она убила человека. Другого ранила: кровь хлестала из ноги, и тот гадкий старый ликиец собирал ее в ладони. Еще один валялся под лестницей: Мария пробила ему голову.
Мария. Она успела убить одного из насильников перед тем, как сама испустила дух. Все ее тело
было в ранах, синяках и порезах. Ликиец долго бил ее кинжалом: так много ран в груди и
животе...
Руки опустились. Глаза уже не испускали слезы.
"Я так устала... - думала она, стоя у стены, готовая скатится вниз и упасть в углу. - Как же я
устала".
Но выживший встал. Агнеша будто очнулась: она ринулась прочь из мельницы. Но ликиец быстро
догнал ее. Он схватил ее за плечо, тут же Агнеша одарила его твердой пощечиной, но он устоял на
хромой ноге, лишь прошипел ей. Ликиец на мгновение ослабил хватку: Агнеша рывком
освободила руку, царапнув разбойника от живота до лба. Но убежать она далеко не успела: ликиец
толкнул ее в сени, она ударилась о косяк. Кинжал со звоном отлетел в угол. Очухавшись, Агнеша
обернулась и поползла внутрь. Пытаясь встать, она оттолкнулась ногами, присела, но ликиец
схватил ее за лодыжку и потянул на себя. Агнеша начала пинаться, словно младенец, когда его
пеленают. Так она, отвесив несколько ударов по лицу ликийца, вскочила на ноги.
Ринувшись в избу, она заперлась в запретной комнате. Она, прислонившись к двери лицом, через тяжелое свое дыхание слышит раздраженный хохот. Он встает, говорит что-то на непонятном ликийском. Он идет.
Прислонившись к двери спиной, она, переводя дыхание, оглядела комнату. Все так же. Взгляд ее
упал на лежащий на полу сол. Из Агнеши вырвался истошный крик: она упала на колени, сжимая руки в кулаки, по лицу кровавому и избитому вспыхли вены. На глазах полопались капиляры, и теперь лазурь совсем исчезла. Она схватила сол, острые медные лучи проткнули ладони, но не замечая боли, она вышвырнула сол. Он разбил окно и застрял в раме.
Княжна, загнанная в угол, жадно захотела жить.
Ликиец начал ломиться в дверь. Щеколда вновь подвела: разбойник, хромая на одну ногу.
Агнеша отшатнулась: она не знала, что делать. Бежать больше некуда.
Ликиец шел спокойно. Он злобно и устало улыбался. Он что-то бормотал на ликийском. Он хотел уже покончить со всем этим.
Ликийцы явно не ожидали, что эта потеха обернется резней. Они не ожидали, что в живых
останется только один. Это уже была забава на смерть.
Агнеша шагала назад. Ликиец шел за ней с распростертыми руками. Княжна запнулась о ковровую дорожку, выставив руки позади себя, она зацепилась за висячую колыбель. Колыбель качнулась под напором, и Агнеша повалилась на пол. Ликиец было уже схватил ее, но она уползла на четвереньках.
Она почти была уже у двери, когда что-то позади нее грохнуло. Княжна оглянулась через плечо:
подвал был открыт, а ликийца нет. Поднявшись на ноги, Агнеша увидела разбойника без сознания.
Сверху вниз она смотрела в темноту подвала. Она подошла тихо ближе: Ликиец лежал на свежих
трупах мужчины, на руках которого покоился младенец, завернутый в белую простыню.
Разглядев мертвые силуэты, Агнеша тут же выбежала из избы, даже не думая о том, как
отворилась дверка подвала, хотя на ней стоял этот бородатый ликиец. Она не думала, когда
выбежала на улицу, о том, что сол вновь висел напротив окна.
А между тем уже поднялся рассвет.
Ликийцев считали отродьем Мораны, сынами ведьм. Недаром они вышли из Нийской чащи, что издавна есть темница из дубравы для этих кровожадных тварей.

Каждый ребенок, будь он из Зацветья или Белагории, Буево или Уречья, али Речной Долины знал о жестокости и темной магии ведьм. Они воровали скот и мужей. Они налетали на деревни и похищали детей, а после ели в берлогах их сырое мясо. Но на благо всех нийских народов княгиня Драгана истребила детей Мораны, и жизнь стала после того безопаснее и мирнее.
Но при том все до сих пор помнят их и бояться. Одна из историй гласит, что княгиня Феодора,
дочь княгини Демиры, что убила сестру-узурпаторшу Эфанду. В далеком 119 году началось ее княжение, но продлилось недолго, ибо шла нещадная и жестокая война, когда ведьмами правила Мирея, сильная и могучая ведьма из рода своего. Слабая по духу Феодора не смогла привести войско к победе: все, что она лишь умела - это молиться.
Еще Элина Красивая сохраняла магию в сердце и разуме своем, она передала то умение дочерям,
отчего разрозилась страшная борьба за княжий стол, и назвали то время Первой Междоусобицей.
Но Демира не обучила дочь магии и потому Феодора была слаба перед ведьмами.
В битве при Маковине в 125 году вождь Мирея взяла княгиню в плен. Так она и сгинула в дубраве Нийской чаще.
То гласит летопись "Вече Луны и Солнца". Но ходит множество легенд и кошмарных сказок по
народу: по избам да детских кроваток. Одни бабы говорят, что Феодору растерзали, съели живьем:
отрывали по куску и ели пальцы и кишки, пока княгиня кричала и истекала кровью, глядя на ужин ведьм на шабаше. другие вспоминают, что в день тот была жуткая гроза, Берчатые болота, что граничат с Нийской чащей на юге, кипели, Дышащее море почернело и разразилась ужасная буря на водах его, весь скот тогда подох, а дети погибли во сне.
Но правдивее всего легенда о том, что княгиню Феодору сожгли на костре на самом севере
Нийской чащи, как когда-то делала Диза Перворожденная: она убила заживо на погребальном костре сначала дочерей вождя Игды, а после и ее саму. В ту ночь черный дым заволок все синее небо, и ни одна звезда не видела друг друга.

После обеда Радомир и Велес вновь отправились к зарнице Феодоре. Они ходили в городский
храм каждый день и ждали новостей. Дело в том, что, пока король Вильгельм не предъявлял
претензий к нийской вере, храм работал и собирал весь народ на рассветные молитвы. Там-то встречались дружинники князя, они могли не опасаться, что ликийские солдаты наместники
Сиверда следят за ними. так Радомир имел глаза в каждом углу Агнеграда.
Они собрались вокруг круглого выступа, где над их головами стояла одетая в светло-золотое
платье на белагорский мотив зарница, рукава были до колен, открытые, украшенные узорами
Солнца и Луны, волосы ее заплетены в косы от лба и шли они витиевато к макушке, где
сплетались в две гульки, а остальные светло-русые волосы ниспадали шлейфом по спине до самых пят, где между ними блистали серебряные и золотые нити.
Возведя руки к небу, к куполу храма, где сияло Солнце за стеклом на небе, зарница пела молитвы, прося защитить Богов от зла и бесправия, просила жизни оставшимся и уцелевшим, просила
лучшей жизни для умерших на новом пути.
Радомир и Велес отстояли на службе вместе со всеми: они видели старых знакомых с княжеской
крепости, городских дружинников из Солнцестока и Агнеграда, видели белагорских
ремесленников, видели моварских хлебопашцев и таллийских торговцев. Все они были напуганы
и измучены, все они оплакивали близких и родных, чьи жизни забрала ликийская армия.
Женщина на другом краю ступени зарницы стояла напротив Велеса, и он прерасно видела ее
осунувшиеся лицо, красные глаза, заполненные слезами, на седых ломких волосах шерстянной
платок, а на груди висела повязка, в которой обычно моварские крестьянки таскали младенцев, пока ходили от полоскалки до полей. Повязка для ребенка была пуста. Была вся в крови.
Мужчина, рядом с Радомиром, осунулся, его потертая куртка от кольчуги совсем уже потрепалась, даже куски овечьей шерсти выбивались из нее. Он стойко простоял всю службу, хотя и был на костылях из-за того, что во время осады Солнцестока он потерял ногу.
И такими бедными людьми зал был переполнен. И одна их надежда - это прекрасная зарница с
ликом Луны и руками Сонца.
После службы к ним подошел рыжий мальчик лет десяти. Он прибыл от зарницы Феодоры: позвал дружинников в дом. Они вышли из храма, что стоял в центре Агнеграда на большой площади. За храмом стояла резная изба, куда мальчик и провел их. За столом на лавке, смотря в окно на каменные соседние дома улицы Трех Мечей, сидела Феодора, она уже сняла длинный платок с волос и принялась плести косу из задних распущенных волос. Увидев гостей, она вмиг выпрямилась и пригласила за стол смущенно, видно не ожидая, что сын так быстро найдет Радомира и Велеса.
Друженники уселись на лавки и, сложив руки на столе, они принялись ждать и внимать слова
зарницы.
Феодора прогнала сына и, пододвинувшись к ним и наклонившись, отчего Велес смутился,
начала:
- Вы говорили с кем-нибудь из дружинников?
- Нет, а что же? - недоумевающе ответил Радомир.
- Сегодня от ликийских солдат, что сторожат храм слышала о нападении каких-то прохвостов на мельницу, - (Феодора знала ликийский), - один из четверых только выжил, он-то и рассказал всем, что трое женщин напали на них...
Глупые глаза Велеса и хмурое лицо Радомира остановили ее. Закатив глаза, она объяснила:
- Я-то знаю, что на мельнице ныне живет только белагорка Мария да ликийцы Хельга и Хлотарь.
До Радомира дошло:
- Ты думаешь, третья - это?..
Зарница кивнула, теребя нервно косу.
- Ликийка и белагорка мертвы, а третья сбежала, украв коня.
- Когда это было?
- Сегодня на рассвете.
- Она может быть уже в городе! - вспылил Радомир, понимая, что нужно торопиться.
- А если она направилась не в город, а куда-нибудь... в другое место? - возразил Велес.
- Нужно это узнать, - сказал старый воевода и обратился к Феодоре: - где находиться дорога на
мельницу? - он вскочил.
- Через восточные ворота, - кричала она им вслед.
Агнеша спарилась вся под зноем Солнца. Конь нес ее медленно по проселочной дороге. Вокруг
нее простирались сухие холмы. Ветер трепетал иссохшие в крови пакли волос. Агнеша не
смотрела на дорогу: взгляд ее уставился в гриву коня, которую она испачкала в крови. Перед
глазами пелена, а в думах темное утро на мельнице, противные ликийцы и измученная Мария.
- Что б они все исдохли! - пришпорила он коня и помчалась вниз по склону.
Дальше начался яблоневый сад.
Княжна вошла под тени деревьей и вздохнула с облегчением. Вдруг он обернулась назад. Она все
оглядывалась назад, боясь, что тот ликиец догонит ее. Взглянув на руки вновь, Агнеша
расплакалась. А отчего расплакалась только Боги знают...
Ей было жалко убитой белагорки, было жалко себя, было стыдно, что она никому не помогла. Она ехала в город и не знала, как спастись. Так хотелось засесть где-нибудь, что не бежать никуда и не
бояться никого. Ей хотелось домой. Хотелось броситься назад, в Солнцесток. Ей верилось, что всё это ночной кошмар, а дома, в тереме, ее ждет кошка на печи и Часлава с пирогами.
Но перед глазами был ликиец, первый удар который пришелся в глаз. Лица нет, сплошное мясо.
Руки в крови. Кинжал затупился. Но всхлипы, пузыри воздуха. Ликиец ведь был жив, когда он
убегала.
Еще недавно она плакалась няньке, что котенок Бусинки умер, а сегодня злость ее непросто
вспылила, и оттого она назло сбежала из терема или облила грязью белье, чтобы накричали на
служанок, ее ярость превысила все возможные границы. Она пыталась успокоить себя тем, что он плохой, что он хотел убить ее ради забавы, что он ликиец, один из тех, кто напал на Солнцесток.
Он уже давно надругался над ее жизнь, давно он убил Агнешу.
Но эти мысли не спасали ее: Агнеша только больше злилась, а слезы еще больше текли по
коричневым щекам. Она ехала по саду и рыдала навзрыд.
Только тонкие стволы яблонь с колышущийся на тихом ветру листвой и крики плача.
Вскоре перед ней появилось распутье: одна дорога вела к крепости города, что мелькала сквозь рощу, и спуск к ручью, звонящему неподалеку. Агнеша повернула коня к ручью, поняв, что она
должна отмыться от крови.
Спустившись и привязав коня к яблоне, Агнеша подбежала к камням ручья и без сил упала на
колени. Волосы ниспали к земле и закрыли ее от всего. Взгляд ее привлек звонкий шум воды. Она
быстро сунула руки, вымазанные по локоть в запекшейся крови, в воду, где из-под земли били
ледяные источники. Она нещадно терла руки, царапала ногтями. терла так, что кожа краснела,
царапала так, что кожа вспухала. Но кровь застряла под ногтями. Она отрывала ногти, отрывала с мясом.
А кровь текла по течению, огибая острые подводные камни.
Ледяная вода отморозила ей руки, а ей все казалось, что это кровь. И никогда она не сможет
отмыть эту кровь от рук своих.

Сиверду доложили, что на мельнице порезвились некоторые из солдат, которые еще ночью покинули крепость и пошли резвиться. Доложили, что они там учинили. Он проявил милосердие и лишь отрубил ему руку, чтобы он не позорил армию короля и не смог держать меч, и отрезали язык, чтобы не говорил на языке великого Дитриха.
Но уже после ликиец со шрамом на лице - Валар, по матери таллиец, - доложил, что посещал
мельника Хлотаря и жену его и видел новую девчонку. Поначалу он даже и не обратил внимания на нее, но после...
- И почему ты сразу не доложил?! - Сиверд вспылил: вскочил из-за стола и схватил гонца за
воротник. - Живо найдите ее!
Даже если это ни одна из княжон, подумал наместник, не важно, ведь нужно проверить каждый случай. Лишним не будет. А если и будет, то можно повесить на площади, чтобы другим неповадно было.
А тем временем солдаты на крепости города увидели шедшую из яблоневой рощи ликийского
коня со всадницей, что с трудом держалась в седле. Волосы ее были темные и мокрые, а одежда в какой-то грязи и тоже сырая, руки красные...
Двое сторожевых послали за командиром крепости. Он велел открыть ворота и привести путницу к себе.
Перед Агнешой со скрипом открылись ворота, а она того даже не заметила: вошла медленно,
никуда не торопясь, ничего не острегаясь. Но тут же ее коня схватили, а ее саму стащили с седла,
отчего Агнеша упала на землю. Ее быстро взяли под руки, поставили на ногу и отвели в
ближайшую башню деревянной крепости, где в покоях ее ждал командир крепости.
Звали его Демир. Кизиец. Он не показался Агнеше злым.
Командир оглядел ее с ног до головы с каким-то смешанным чувством. Он недоумевал в одно
время и пугался в другое. Приказал ей сесть на кресло у камина.
- Дитя, что с тобой случилось? - сказал он на нийском.
Агнеша молчала.
Тогда он позвал мальчишку-солдата и крикнул ему на ликийском: "Возьми у Катрины платье и
прикажи обед ко мне в комнату подать!"
А после выгнал того. но не прошло и полчаса, как вместо мальчишки в тесные покои забежали
солдаты во главе, которых был уже знакомый Агнеше Валар. Его хитрая таллийская ухмылка
испугала княжну, когда он разглядывал ее.
- Что вы творите? - кричал старик, казалось его седые кудри встали дыбом. - Кто вам позволил?!
Валар отвлекся от жадного разглядывания Агнеши, перевел взгляд на старика Демира:
- Господин-наместник позволил. - Потом обратился к Агнеше на нийском: - Вставай! Пойдешь со мной.
Она не встала, сердце ей подсказало, что день будет еще злее, чем утро.
- Никуда я с тобой не пойду!
Валар собирался было уже уйти, ожидая, что она побежит за ним, словно собачонка какая-то, но
нет. На лице его пробежала мимолетная злость: взяв себя в руки, он выдохнул, развернулся и
схватил ее под локоть и силой вывел из крепости.
Сколько бы не ругался Демир, его не слушали. Он обнажил меч: но никто не встал на его сторону из его же солдат. Агнеша уже не видела, что с ним стала. Ее вытолкали на улицу, где ее посадили в клетку. В маленькую клетку, куда обычно сажали овец. Валар сел на коня и, правя повозкой, направился к городскому терему.
Агнеша сидела на сене, вцепившись в прутья клетки. Люд расходился перед королевской армией.
Все они видели Агнешу. Но Агнеша никого не видела. Она не знала, куда ее везли, но она знала,
что там ее ждет виселица или что-то похуже смерти. Пелена из слез закрыла ей глаза. Она
кричала, стонала, молила. Она начала толпу просить о помощи, начала молить солдат. Но все
молчали. Люди стояли и молчали. Они просто смотрела, будто она разбойник, что едет на казнь по дороге позора. Так где же оскорбления и помои в ее сторону?
Плач перетек в истерику. Она билась об клетку и издавала страшные вопли, что переходил в
дикий ведьминский крик.
Она кричала толпе:
- Вот где ваша преданность, негодяи! Вы все, твари, стоите, когда дочь вашего князя губят! да
покарают вас Боги! Чтоб вы все сгинули!
В той толпе были и Радомир с Велесом. Они тут же выбежали на дорогу, но солдаты быстро их
приметили и напали толпой. Радомира тут же зарезали. А Агнеша того даже не заметила.
Ее привезли в гавань. Там уже стоял корабль. Княжну высвободили из клетки, но, когда она
ринулась прочь, получила удар плетью по спине. Агнеша упала без сил на каменную набережную.
Она сквозь тихие слезы смотрела на белые воды Дышащего моря и ясное небо.
Двое моряков взяли ее под руки и утащили на палубу. Там ее встретил старик старик с лысеющей головой и разными по цвету глазами, один из которых – серый и слепой – он без конца выпячивал, а другой – зелёный – щурил.
- Не бойся, выходим тебя, деточка... - он взял ее под локоть и увел в каюту. - Выходим...