Глава 1
Я стояла у окна, обхватив себя руками. В комнате пахло свежей краской и чем‑то чужим — тем, что заставляло чувствовать себя гостьей в собственной жизни.
За окном медленно сгущался вечер. Город переливался огнями, шумел машинами, но я не была его частью. Ни один из этих тысяч огоньков не знал моего имени.
Воздух здесь обжигал лёгкие. Это не был мягкий, солёный бриз нашего побережья — он был резкий, холодный, как чужие взгляды. Ветер бился в стекло, будто хотел сказать:
"Забудь. Там больше ничего нет."
Дом с запахом корицы по утрам. Мамин голос, доносящийся с кухни. Отец, листающий газету, с упрямо поджатыми губами. Всё это осталось в прошлом — как книга, которую кто‑то оборвал на середине и выбросил в дождь.
Мой мир рухнул... но мне приходилось идти дальше. Никто не знает, каково это — быть одной. Никто не видит, как боль прячется за улыбкой.
Я родилась и выросла в Калифорнии. Тёплый дом, любящие родители — отец‑архитектор и мать‑переводчица.
С самого детства меня сопровождала болезнь — идиопатический фиброз лёгких. Она будто сжимала грудную клетку стальными кольцами, каждый год затягивая их всё туже. В детстве приступы случались редко, но теперь появлялись чаще, особенно когда я нервничала. Лекарства могли лишь облегчить симптомы.
Но настоящая боль пришла не от болезни.
Родители погибли в автокатастрофе. Обычная поездка в соседний город, дождь, скользкая трасса. Удар. Тишина. И всё.
Я не успела проститься. Не услышала ни одного «прощай». Боль от утраты душила сильнее, чем нехватка воздуха.
Я долго сидела на полу нашей гостиной, уставившись в дверь, надеясь, что кто‑то войдёт и скажет:
"Мы ошиблись. Всё не так. Они вернутся."
Но никто не пришёл.
А потом сгорел дом. Короткое замыкание, пламя, которое поглотило всё.
После этого меня забрала тётка по отцовской линии — Элеонора. Женщина холодная, деловая. Она не знала, что со мной делать, и, наверное, не особо хотела знать. Её решение было простым: отправить меня в Элитную Академию, где учились отпрыски богатых и влиятельных семей. Взятки, нужные бумаги — и вот я здесь, в чужом городе, среди чужих людей. С ингалятором в кармане вместо роскошных украшений.
Теперь я одна. И никто не обязан меня любить.
Воспоминания. Месяц назад.
Дверь захлопнулась за мной с глухим щелчком. Я стояла посреди просторной гостиной, сжимая ручку чемодана так сильно, что пальцы онемели.
— Теперь ты будешь жить здесь, — сказала тётка. Голос звучал спокойно, как будто речь шла о новой мебели.
Я не ответила.
Элеонора наконец посмотрела на меня. Холодно, оценивающе.
— Ты будешь учиться в Академии Верис. Там уже знают о твоём... положении.
— Моём положении? — я сделала голос нарочно слабым. Пусть думает, что я сломлена.
Она едва заметно усмехнулась.
— Тебе будут сочувствовать. Сирота с болезнью — идеальный образ для жалости. Используй это.
Я сжала зубы.
— Мне не нужна жалость.
— Может быть. Но тебе нужны лекарства, крыша над головой и деньги. — Она отвела взгляд к окну, где мерцал ночной город. — Так что учись. Не устраивай сцен. Не позорь меня.
Я посмотрела на свой чемодан — всё, что осталось от прошлой жизни.
— Я совершеннолетняя, — сказала я тихо. — Могла бы уйти.
Тётя повернулась ко мне. В её взгляде не было злости — только холодная усталость.
— И куда ты уйдёшь? У тебя нет ни денег, ни друзей, ни будущего. Ты сама это понимаешь.
Она сделала паузу и добавила уже мягче:
— Я здесь, потому что должна твоему отцу. Не усложняй нам обеим жизнь.
Она вышла, оставив меня в тишине.
Я долго стояла посреди чужой гостиной, в чужом городе, в чужой жизни, которая теперь называлась моей.
Открыв чемодан, я достала свой дневник и начала писать:
День первый в новом аду.
1) Тётка не рада мне.
2) Город чужой.
3) Лёгкие болят сильнее обычного.
4) Никто не сказал: «Мне жаль».
Я перевернула страницу и дописала:
"P.S. На небе нет звёзд — как и в этом городе, как и во мне."
Настоящее
Я отвернулась от окна и подошла к тумбочке, где стояла фотография. Мы с родителями на пляже — я сижу у папы на плечах, мама рядом, её соломенная шляпа улетает по ветру. На обороте дата. Полгода назад.
Я глубоко вдохнула. В голове крутились мысли о первом дне в Академии, о взглядах, о шёпотах.
Я сжала кулаки.
Пусть смотрят. Пусть шепчутся. Я не прошу их понимания.
Но где‑то глубоко поднимался страх.
А что, если я не справлюсь?
Грудь сдавило, я нащупала в кармане ингалятор и резко вдохнула лекарство.
— Нет, — прошептала я. — Я справлюсь. У меня просто нет другого выбора.
Я поставила фотографию обратно, отвернула её лицом вниз и впервые за всё это время позволила себе тихо улыбнуться — не от радости, а от злости.
Добро пожаловать домой, Ами. Если это вообще можно назвать домом.