Глава 17. Скрытые течения
«Су Цин смотрел вверх на возвысившийся перед ним высокий Серый дом, до глубины души понимая, что он и впрямь сумасшедший».
Он улыбался так, будто всем своим нутром походил на хитрую лисицу. На сердце Су Цина похолодело — ему вдруг захотелось дернуть руку к шее, касаясь. Но он не двинулся.
Договорив, Чэнь Линь молча развернулся, уходя на кухню. Су Цин совсем не ожидал, что в отрешенном от целого мира доме буржуя Чэнь окажется человеческая еда, но тот, неожиданно вытащив из холодильника пачку хлеба и молоко, оставил еду на столе:
— Давно сюда не возвращался, в холодильнике больше ничего, кроме пива. Можешь перебиться этим.
Разорвав упаковку, Су Цин осторожно вытащил пальцами мифический ломтик нарезного «хлеба». Сколько он лежал в холодильнике, оставалось загадкой. Хлеб задубел, как камень, и весь крошился. На всякий случай перевернув пакет молока, Су Цин нашел срок годности — ожидания оправдались! Молоко прокисло. Еще внимательнее приглядевшись, он опешил. Молоко от нашумевших после скандала «Саньлу»!*
Опустив окровавленное плечо, наполовину обездвиженный Чэнь Линь сбросил пальто и прошел в спальню, в руке неся аптечку. Опустившись на диван, он принялся обрабатывать раны.
У изведенного за день Су Цина от голода сводило живот. Но зубы все еще оставались на месте — и, усевшись прямо там, он принялся с хрустом грызть чудесный сухарь. Прожевав половину, Су Цин почувствовал во рту кислый привкус и, прекратив есть, украдкой взглянул на Чэнь Линя.
Чэнь Линь выглядел тем еще видным очкастым альфонсом, его тело впечатляло: без одежды, со смытой кровью, наконец, с красотой обнажались его крепкие мышцы. Су Цин впервые увидел настоящую синюю печать — у Чэнь Линя под ключицей, тоже в форме полумесяца, похожую на серую. Но цветом не ярко-голубая, а будто немного тусклая, потемневшая.
Сняв разбитые очки, Чэнь Линь откинул их прочь. Его глаза налились кровью, черты лица огрубели. Он все еще молчал. Достав из аптечки что-то похожее на пинцет, он поднес его к ране, дважды нажимая на головку. С писком, пинцет выпустил щипцы, вонзаясь прямо в плоть.
Су Цин оскалился.
«Должно быть, чертовски больно, ублюдок».
Словно что-то почувствовав, Чэнь Линь посмотрел на него в ответ. Су Цин стыдливо отвел взгляд и, подобно грызуну оголив передние зубы, продолжил грызть зачерствевший хлеб.
Уставший Чэнь Линь, благо, внимания не обращал — на его лице выступил холодный пот, держащая «щипцы» рука ослабла, но будто наделенный искусственным интеллектом пинцет так и остался держаться в ране, автоматически разыскивая пулю внутри.
Спустя мгновение щипцы снова пискнули и, открепившись от плеча Чэнь Линя, упали вниз с зажатой пулей, перепачканной в крови.
Су Цин слышал, как он протяжно застонал.
Откинувшись на спинку дивана, Чэнь Линь закрыл глаза. Он совсем не собирался перебинтовывать рану. Су Цин случайно бросил взгляд на его ранение, и от удивления чуть не выронил изо рта хлеб: не прошло пяти минут — с невиданной скоростью, прямо как у начавшей делиться раковой клетки, рана затянулась.
Печать на теле Чэнь Линя потемнела сильнее. Пусть его ранение зажило, но лицо побледнело — может, из-за света лампы — он побелел, едва не посерел.
— Ты... можешь исцелять себя? Без швов, без бинтов? — не удерживавшись, с удивлением спросил державший в зубах сухарь Су Цин.
Чэнь Линь открыл глаза, его веки неподъемно отяжелели. Взглянув на Су Цина, он кивнул.
— Тогда... — тот снова задумался, не удержавшись и от второго вопроса, — ты можешь исцелить не только раны и ссадины, но и все остальное?
На этот раз Чэнь Линь ответил. Его голос до хрипа осип, речь замедлилась, и он говорил так неспешно, точно едва-живой:
— Если в теле нет ничего инородного, и если это не смертельное ранение, то да.
Старательно не замечая вони и едкого вкуса, Су Цин одним глотком выпил все «великовозрастное» молоко: «Неудивительно, что он богатенький. Как говорят, сейчас мясо подскочило в цене. Если он отрезает по куску, восстанавливается, снова отрезает, а потом идет продавать нарубленное, то на этом, конечно же, можно сколотить безубыточный капитал!»
Чэнь Линь больше не обращал на него внимания, лишь, напоминая покойника, лежал в комнате, по которой разносился звук хруста от грызущего хлеб Су Цина. Спустя чуть больше получаса с улицы просигналили. Су Цин замер. Как оживший мертвец, Чэнь Линь очнулся, встал в струнку и поднял сброшенное пальто, одеваясь:
— Возвращаемся.
Потом, о чем-то вспомнив, он достал из кармана пульт от ошейника. У Су Цина затряслись руки, пульс вмиг подскочил до ста сорока ударов в минуту. В мыслях крутилось одно: «Мне конец. Я прокололся».
— Не бойся, — в ту же секунду в устройстве связи прозвучал голос Ху Бугуя.
Все шло неплохо вплоть до времени, пока долго хранивший молчание Ху Бугуй вдруг не заговорил: только он вымолвил и слово, не привыкший к помощникам из тени Су Цин, плюхнулся прямо на пол. Сердце снова забилось как бешеное и едва не выпрыгнуло из груди. Чэнь Линь еще несколько раз нажал на пульт управления и, как ни в чем не бывало, оглянулся на Су Цина:
— Запрет на выход из дома снят, ты можешь выйти на улицу.
— Не нервничай, — в ушах снова раздался голос Ху Бугуя, — пусть твой магнитный ошейник сломан, но некоторые из его функций чисто внешне можно сымитировать через устройство связи и кольцо у тебя на руке. В любом случае за короткое время враг ничего не поймет. Наш техперсонал следит за этим.
Неуклюже отряхнув зад, Су Цин поднялся. Шпионская работа — сплошное надувательство, все время, каждую секунду, испытывающее тело и душу. Еще пара таких случаев, и Чэнь Линю точно бы не нужно было шевелить и пальцем, чтобы Су Цин до смерти перепугался и покинул сей мир.
За дверью, глядя вниз на Су Цина, его ждал Чэнь Линь. Су Цин решил сделать шаг за порог — удача вдруг улыбнулся, он самостоятельно двинулся вперед, поднимая ногу, но задержав ее в воздухе, медленно-медленно остановился. Схватившись рукой за косяк, глядя наружу, он прекрасно понимал, что однажды потерпевший неудачу, будет точно бояться это повторить вновь.
От обмана он не осмеливался взглянуть на Чэнь Линя, сердце колотилось стремительно быстро. Су Цин был не уверен, напуган, и успешно сбил с толку Чэнь Линя — тот держался с особым терпением:
— Теперь ты можешь выйти.
И только тогда Су Цин, с дрожью протягивая ногу и держась за дверной проем, совсем как восьмидесятилетняя бабушка, коснулся носком земли. На пороге все еще оставались его следы крови. Поразмыслив, он, копаясь, шагнул из квартиры — не знающим могло показаться, что он попросту не хочет покидать слишком хорошее место.
У входа уже ждала подготовленная машина: Су Цин снова с завязанными глазами, снова в темноте переходил из руки в руки и, в итоге, оказался на базе синих печатей. С лица сняли повязку, и вот он опять стоял напротив Серого дома.
Уже окончательно стемнело, на горизонте виднелась лишь тонкая нить света, небо усыпало вечерними звездами. Когда он уезжал отсюда, здесь толпились люди, а сейчас, когда вернулся, ряды значительно поредели, были только двое — Чэнь Линь и он. Чэнь Линь ни слова не произносил, куда-то шел, сложив за спиной руки, и смотрел на небо, будто обеспокоенный, не знающий, что стоило сказать, юный философ.
Как только Су Цин подумал, что сейчас его жизнь в руках этого «юного философа», он сразу почувствовал себя небывалым грузом, зависшим в воздухе. Жить ему или умереть — все это сейчас зависело от великого Бога вероятности.
Он устал и измотался, желудок бил тревогу о проглоченном черством хлебе и выпитом скисшем молоке, вставшим посреди кишок, заболели раны и царапины по всему телу.
Су Цин смотрел вверх на возвысившийся перед ним высокий Серый дом, до глубины души понимая, что он и впрямь сумасшедший.
— Спокойно. Ничего не бойся, — вдруг снова раздался голос Ху Бугуя из коммуникатора. Связь скакала, ее что-то перебивало, и тот говорил простыми фразами.
«Да как я могу не бояться, — думал Су Цин, — нет же у меня такой же непробиваемой, как железка, кожи, как у тебя!»
Полегоньку разыгрался ветер, Су Цин всем телом продрог. Какими бы функциями не были наделены эти маленькие устройства на нем, Су Цину казалось, что Ху Бугуй, как и Чэнь Линь, может замечать за ним любое изменение настроения. И в следующую же секунду снова прозвучал голос Ху Бугуя:
— Мы сейчас отслеживаем твое местоположение. Много времени не займет, не переживай.
Что бы ни говорил, что бы ни делал этот человек — даже если он просто хмуро сидел где-то без дела, он вселял в других чувство надежности, опоры. Пусть Су Цин и думал, что он эпидемия, источник всех бед, но постепенно привыкая к его голосу, Су Цин чувствовал, как его сердце мало-помалу успокаивалось. Он закусил губу, взъерошил волосы и провел ладонью по лицу.
Долго не двигавшийся, как скала* Чэнь Линь, наконец, опустил голову, задумался, и повернулся к Су Цину:
— Иди сюда. Со мной пойдешь.
Су Цин замер, не до конца вникая в смысл «пойти с ним», и иступлено уставился на Чэнь Линя. Тот нахмурился. В его очерченных синяками глазах заиграла жестокость, мигом проявилась звериная хищность. Не растрачивая больше времени на разговоры, Чэнь Линь схватил его за воротник и потащил за собой. Через несколько шагов, спотыкаясь, Су Цин почувствовал, как становится трудно дышать — шею передавило. Схватив Чэнь Линя за запястье, он вцепился ногтями, оставляя борозды царапин.
Су Цина охватил страх. О чем это вообще Чэнь Линь? Он не разрешит ему вернуться в Серый дом? Как тогда быть учителю Чэну? Где остальные синие и серые печати? Жив ли еще Тянь Фэн?
Чэнь Линь неожиданно ослабил руку — продолжавший бороться по инерции Су Цин резко шагнул назад, с трудом удерживаясь на ногах. В следующее мгновение рев услышал и он. Задрав голову, он увидел, как к посадке готовились несколько вертолетов. Лицо Чэнь Линь неясно помрачнело.
Су Цин слишком хорошо знал его переменчивое настроение, и не осмеливаясь даже дышать, стоял, притворяясь фоном.
Вертолеты приземлились, из салонов спешно вышли люди в форме «Утопии». Откуда-то выбежала пятерка докторов в халатах, вынося из салона человека — тупого, некогда пришедшего с оружием наперевес похитить Су Цина, куска мышц Ли Гу.
Все тело Ли Гу испачкано в крови, глаза широко распахнуты, было не ясно, дышит ли он. Выпученные шары глаз готовы были вот-вот вывалиться из орбит, руки и ноги то и дело безвольно болтались. До Су Цина долетали обрывки фраз — «линия обороны прорвана», «пространственный разрыв». Остальные синие и серые печати шли позади, Цзян Лань держалась одна — ее сяохуэй погиб.
Су Цин ни на кого не обращал внимания — лишь, вытянув шею, смотрел на Ли Гу. В груди грохотало. Учитель Чэн — серая печать Ли Гу. «Как же прекрасно, что этот увалень отдал концы!» Он тихонько взглянул на Чэнь Линя: «А если бы и ты допрыгался вместе с ним, то мир бы точно знатно похорошел!»
Но его мечты резко прервал истошный крик.
У Су Цина волосы встали дыбом. Он посмотрел вслед за толпой: кричала одна из носительниц серых печатей Ши Хуэйчжана, до смерти перепуганная, попытавшаяся сбежать. Все его сяохуэй — женщины, а эта — длинноволосая, большеглазая красавица. Пусть сейчас она и не выглядела больше привлекательной.
Ши Хуэйчжан активировал ее ошейник. Су Цин, остальные обладатели серых печатей... их наполняли разные эмоции — видя это, они стояли не в силах ничем помочь. Она, корчась в конвульсиях, каталась по земле с закатанными глазами. Спустя время ее силы бороться иссякли и, подобно бьющейся на безводье рыбе, она в последний раз глубоко вздохнула, дернулась и посинела.
Вовсе не придавал какого-то значения, Ши Хуэйчжан даже не взглянул на нее, а наоборот, ядовитым взглядом уставился на Чэнь Линя. Девушка снова содрогнулась и вскоре перестала двигаться. Из ее рта сочилась пена, а лицо побелело, будто кровеносные сосуды под кожей лопнули, окрашивая ее в пугающий, жутко-лиловый цвет.
Су Цин ясно видел ее потухающий взгляд. Не сдерживая эмоций, он шагнул назад. Знал, что она уже мертва.
Кто-то из носителей серых печатей обезумел от ужаса, кто-то замер с бесчувственным видом. Тянь Фэн упал на колени, громко зарыдав, перемазывая щеки в соплях и слезах. Он выглядел смехотворно и безнадежно, отчаявшись.
Ши Хуэйчжан раз за разом о чем-то бормотал, а потом сплюнул прямо на тело женщины. Су Цин украдкой сжал кулаки. Чэнь Линь безразлично оглядел людей, и не оборачиваясь, позвал его:
— Пойдем.
Чэнь Линь никого не замечал.
— Чэнь Линь, — вдруг его окликнула Цзян Лань, — у тебя сейчас только один сяохуэй.*
Он остановился, кивнул ей, будто в знак уважения показывая, что услышал. И проигнорировал ее предупреждение.
Примечания:
1) «Будто хитрая лиса» — кит. 黄鼠狼给鸡拜年 huáng shǔ láng gěi jī bài nián, досл. «рыжий колонок поздравляет петуха с Новым годом»; о лживых, склонных причинять боль другим людям лицемерах. Если грубо. А если в сравнении — похоже на аналогию «лиса ест колобка», т.к. смысл в том, что колонок съест петуха после поздравления.
2) «Саньлу» — кит. 三鹿, марка молочных продуктов и смесей сухого молока в Китае, просуществовавшая с 1956 г. по 2009 г. В 2008 г. было зафиксировано около 6 тыс. случаев отравления детей детским молочным питанием «Саньлу». Несколько детей погибло, у пострадавших зафиксировано поражение почек из-за меламина в составе. В ходе инцидента компания разорилось, а верха были отправлены за решетку, двое из них казнены. Инцидент привел к банкротству корпорации.
3) «Как скала» — кит. 望夫石wàng fū shí, досл. «Камень, ожидающий мужа».
Скала Amah rock в Гонконге, выглядящая как человечек.
4) «У тебя сейчас только один сяохуэй» — важный факт: когда Цзян Лань говорила о сяохуэй, она использовала счетное слово, которые используется не для людей, а для животных, что показывает отношение синих печатей к серым.