- 4 -
Громкий смех Чонгука разносится по всей гостиной. Даже стены небольшой комнаты, кажется, содрогаются от такого шума. Джину ужасно неуютно находиться рядом с противным официантом, он сидит с прямой спиной и очень напряжён. В то время как сам Чон расслабленно откинулся на спинку дивана, вытирая выступившие от продолжительного хохота слёзы. Хотя, Сокджин думает, что Чонгук слишком уж переигрывает сейчас с эмоциями. Зачем? Да чтобы посильнее задеть самолюбие Джина.
— Как можно было сесть не на тот автобус? — хриплым от смеха голосом спрашивает Чон, когда слышит рассказ о злополучном приключении Кима. — Где были твои глаза?
— Это была моя первая поездка на общественном транспорте, — вскидывается Сокджин. Ещё не хватало, чтобы его высмеивал какой-то деревенщина, который, возможно, и читать-то не умеет.
— Ну конечно, я забыл, что твоя нежная задница привыкла только к кожаным сиденьям личных автомобилей.
Джин сейчас весь свой внутренний резерв терпения призывает к спокойствию. Он находится в крайне затруднительном положении: как только появилась возможность включить телефон, Ким тут же набрал Намджуна, сообщив ему о ситуации, в которую попал. На что старший брат посоветовал успокоиться и… подождать недельку, объяснив это своим срочным внеплановым отъездом по делам бизнеса. Джин чувствует себя загнанным в угол — У Тэхёна нет водительского удостоверения, Хосок недоступен, а в службе такси ему отказали, сославшись на отсутствие на карте такого населённого пункта. Остаётся один вариант — идти пешком обратно на трассу и там ловить попутку или ждать автобус.
И без того паршивое настроение портит Чонгук. Сокджина так и подмывает высказать всё, что он думает о нём прямо в лицо, но сначала надо дождаться, когда мобильник полностью зарядится. Да и домой он впустил, воды, вон, дал. Джин с тоской смотрит на пустой стакан, зажатый в ладонях. Последний прием пищи был ещё утром, а пачку орешков на одной из стоянок автобуса можно и не считать за еду. Вода, выпитая залпом, только прополоскала пустой живот и усилила чувство голода.
— Я есть хочу, — фраза вырывается быстрее, чем Джин успевает о ней подумать. Моментально становится неловко, ему не хочется показаться слабаком перед ненавистным парнем, но желудок выдаёт его с потрохами и позорит ещё больше, громко заурчав, привлекая к себе внимание.
— Как насчёт извинений? — делает очередную попытку Чонгук, чтобы этот избалованный прожигатель жизни признал свою вину.
— Исключено! — коротко отрезает Джин.
— Заносчивый придурок.
— Что? Тогда ты неотёсанный болван! — Ким с громким стуком ставит стакан на рядом стоящий столик и вскакивает на ноги, сжимая кулаки так сильно, что белеют костяшки. Этот мальчишка вновь умудрился вывести его из себя всего за несколько минут.
— Ваше Величество хочет подраться? — Чон выразительно смотрит на кулаки соперника и спокойно задирает рукава толстовки до локтей, обнажая свои крепкие предплечья, увитые венами. — Ты уверен? Здесь нет твоего брата, который потом подотрёт твой расквашенный нос.
Демонстрация сильных рук немного сбивает спесь с Кима. Гордость уже окончательно растоптана. Парень старается держать лицо, но заходившие желваки показывают его истинное настроение.
— Не называй меня так. Мне это не нравится, — намного тише говорит Джин, пытаясь смириться со своим положением и присаживаясь обратно на диван. — У меня есть имя — Ким Сокджин.
— Значит, Ким Сокджин, — Чонгук повторяет вслух, и Джину даже кажется, что у того уголки рта приподнялись в подобии улыбки. — Впрочем, мне абсолютно безразлично как тебя зовут.
Ким во второй раз встаёт на ноги, обводит взглядом стены гостиной, останавливая его на телефоне, что лежит на полке и заряжается. Затем подходит, отсоединяет провод от него и, подхватывая свой чемодан, идёт в сторону выхода. Чонгук тоже поднимается с дивана, заправляет в джинсы выбившиеся края футболки и следует за гостем, что так внезапно появился из ниоткуда.
— Куда собрался, если не секрет? — спрашивает он, натягивая кроссовки.
— Не твоё дело, — огрызается Джин и толкает дверь наружу, выходя на крыльцо дома. К его удивлению на улице совсем стемнело. Внезапно накатившая апатия давит на его плечи, и Сокджин просто садится на первую ступеньку, упирается локтями в колени и упирается подбородком в ладони, раскрытые на манер цветка. Он умрёт прямо здесь, от голода, от нервов, из-за дурацкого официанта, который стоит сейчас над душой, как стервятник над добычей. Джин настолько погружается в свои мысли, что даже не слышит разговора Чонгука, пока тот не тычет пальцем в его плечо. Спасибо хоть не палкой.
— Ты, вообще, здесь? — доносится до Кима, и он встряхивает головой, сбрасывая глупое наваждение. — У меня к тебе предложение, так сказать, альтернатива извинениям, — вполне серьёзно продолжает Чонгук. Сокджин даже голову поднимает, заглядывая в глаза визави, в которых совершенно чётко можно разглядеть двух чертей. Они отбивают чечётку и прищёлкивают длинными хвостами, показывая всем своим счастливым видом, что Джин проебался по всем фронтам.
Презрительно фыркнув, Ким с высокоподнятой головой и с уже бесячим чемоданом в руках дефилирует через двор в сторону выхода.
— Куда пошёл? — голос Чонгука буквально звенит в воздухе.
— Не твоё дело, — повторяет Джин сказанную им же ранее фразу.
— Так-то оно так, — продолжает хозяин дома. — Просто сейчас ты в сторону курятника идёшь. Прости, но курицы рано ложатся спать и тревожить их не стоит, это очень чувствительные птицы.
Джин замирает на месте, пытаясь разглядеть что перед ним расположено, но темень не даёт это сделать. Вот же, а он был уверен, что идёт в сторону ворот.
— Если выход ищешь, то он в противоположной стороне, — Чонгук словно мысли читает, явно насмехаясь и даже не пытаясь этого скрыть. Боже, и кто бы говорил об уважении и извинениях. Сам-то использует любой подходящий случай, чтобы задеть Джина. — На дорогу идти не советую, темно, да и звери дикие, знаешь ли, водятся в лесу, — продолжает Чон, тоже спустившись с крыльца. — Ну так что, принимаешь моё предложение?
— Какое? — без особого интереса спрашивает Сокджин, запихивая своё самолюбие, гордость и иже с ними куда подальше.
— Ну, как я понял, деваться тебе всё равно некуда, никто сюда не приедет, а дорогу обратную ты вряд ли сам найдёшь, — Чонгук просто сияет, говоря всё это, будто желание заветное в жизнь претворяет. — Поэтому предлагаю пожить эту неделю у меня, деньги за проживание не возьму…
— В ноженьки кланяюсь тебе за это, — перебивает Сокджин собеседника, вкладывая в свой тон как можно больше сарказма и презрения.
— …про извинения больше не заикнусь, — тараторит парень, не обращая внимания на едкий выпад. — Ты мне их отработаешь.
Вот это поворот. И как Сокджин должен отрабатывать извинения, живя с этим наглецом целую неделю под одной крышей? Нет, Джину, конечно, сейчас очень любопытно и он бы даже спросил, если бы дар речи остался при нём. Чонгук же, не дождавшись никакой реакции, забирает у опешившего парня чемодан, а его самого подталкивает в сторону крыльца.
— Пошли в дом, ты вроде есть хотел, — как-то по-доброму зовёт Чон. — Да и отдохнуть бы тебе не помешало.
Джин, услыхав про отдых и еду, выделываться больше не стал, разумно прикидывая в голове, что ещё успеется. Он покорно возвращается в дом и занимает стул на кухне, что так любезно предложил Чонгук. Сам же Чон в поисках съестного хлопает дверцами шкафов, кидая на стол пару пачек рамёна, и ставит кастрюлю с водой на огонь.
— Я такое не ем, — преодолевает наконец временный ступор Сокджин и демонстративно отодвигает сухую лапшу от себя подальше.
— Оу, извини, забыл сегодня лобстерами затариться, — язвит Чонгук и, как ни в чём не бывало, принимается выгребать из холодильника небольшие баночки с маринованными овощами. — Я бы, Ваше Величество, на твоём месте не выделывался. Следующий приём пищи в шесть утра.
— А ты можешь не готовить на меня, в это время я ещё сплю, — Джин, насупившись из-за дурацкого обращения, складывает руки на груди.
— А ты не волнуйся, — «успокаивает» Чон, — я обязательно тебя разбужу.
— Зачем? Это же беспросветная рань! — сопротивляется Сокджин. — К тому же, недосыпание плохо влияет на цвет лица.
— Не переживай, завтра в поле, на свежем воздухе, поправишь свой цвет лица.
Пока Ким, обрисовывая в мыслях ситуацию, пытается понять про какое поле идёт речь, Чонгук успевает сварить рамён и разливает его по чашкам, пододвигая одну из них своему гостю. Неподвижность и безмолвие со стороны того немного напрягают, ведь как Сокджин сам говорил на приёме — последнее слово всегда остаётся за ним.
— Я про поле что-то не понял, — вновь отмирает Джин, когда кажется, что эта тема уже исчерпала себя.
— А что непонятного? Мы в деревне, и здесь много работы, тем более летом. Так что завтра с утречка мы с тобой выдвигаемся, — поясняет Чонгук и суёт палочки в руки Сокджина, который опять погружается в глубокие раздумья.
***
Утро понедельника добрым не бывает. А утро понедельника, начавшееся в доме Чонгука, это ещё минус сто к слову недоброе. Сокджин, хоть и спал на неудобном футоне, всё равно видел прекрасный сон, в котором они с друзьями ходили по мандариновому саду, и разговаривали о благоприятном воздействии зелёного цвета на нервную систему. Но странный визжащий звук резко ударяет по ушам, и Джин распахивает глаза. Не понимая где он и кто он, парень, запутавшись в одеяле, делает попытку встать на ноги. Вчерашние события скоростным поездом проносятся в его голове, и Джин громко стонет, закрывая лицо руками — значит, это правда, и он в самом деле находится в доме Чонгука.
Звук, от которого волоски на загривке поднимаются, стихает, и через пару минут Сокджин слышит стук входной двери и приближающиеся шаги.
— Подъём, — громко кричит Чонгук, и Джин стонет ещё раз, зажмуривая глаза и натягивая одеяло на голову. — Подъём, говорю, солнышко уже встало.
— Здесь только одно солнышко и оно отчаянно желает спать, — бубнит Джин из-под укрытия и тут же чувствует, как тонкий барьер, который скрывал его от жестокой реальности, слетает, а на голову полилась холодная вода. — Какого?! Идиот! Уйди от меня!
Джин барахтается на месте, пытаясь лягнуть Чона. Понимая, что не может до него дотянуться, он хватает мокрую подушку и кидает её в сторону обидчика. Но Чонгук ловко уворачивается и выплёскивает остатки воды уже стоя на расстоянии, при этом громко смеясь.
— Ты точно идиот! — продолжает вопить Сокджин, нехотя поднимаясь на ноги. — Прекрати скалиться!
— Я предупреждал про ранний подъём, — весело говорит хозяин дома. — Поторопись, завтрак на столе. Через полчаса выезжаем.
Джин, громко фыркнув, тянется к чемодану, доставая оттуда сменную одежду. Переодеваясь, он только и делает, что зевает во весь рот. Так рано он не вставал даже тогда, когда учился, да он вообще никогда не вставал так рано. Чувствуя сплошное раздражение, Сокджин, потирая глаза, выходит на кухню, где спокойно завтракает Чон. Испытывая огромное желание подпортить тому настроение, Ким окидывает взглядом стол и брезгливо морщится.
— Ты питаешься одним рамёном из принципа или потому что денег больше ни на что не хватает? — елейно начинает Сокджин. — А ведь тебе только стоит попросить, и я мог бы помочь материально.
— Ты слишком великодушен, — тут же реагирует Чонгук не менее ласково. — Но думаю, что взяв деньги, я опущусь до твоего уровня. Куда приятней будет посмотреть на тебя в деле.
Продолжая давить из себя милую улыбочку, Джин мысленно чертыхается и всё-таки садится напротив. Чон молча пододвигает к нему кастрюлю с лапшой и, указав палочками на шкаф, сообщает где его гость может взять посуду.
— Если не хочешь рамён, то в сковороде на плите есть яичница, — добавляет Чонгук, доедая свою порцию.
— С чего это ты вдруг такой добренький?
— Я не добренький, а дальновидный, Ваше Величество. Мне нужен сильный работник, а не тот, который через час начнёт от голода в обморок падать.
— Когда это я в обморок падал? — моментально возмущается Сокджин, вспоминая вчерашнее позорное урчание собственного желудка. — И к тому же, я просил не называть меня…
— Когда поешь, не забудь за собой посуду помыть, здесь нет прислуги, — перебивает Чон и выходит из кухни, не обращая внимания на проклятия, которые летят ему в спину.
***
— Что это?
— Трактор.
— Мы на нём поедем? — глаза Сокджина полны ужаса, он даже подходить к этой хабазине боится, не то что залезть внутрь.
— После недавних дождей дороги в полях сильно развезло, — поясняет Чонгук, подталкивая при этом Джина к трактору. — На машине мы там не проедем. Так что давай не упирайся, а залезай в кабину.
— А если я не хочу? Не хочу никуда ехать, не хочу работать, — Джин резко разворачивается назад и чуть нос к носу не сталкивается с невыносимой деревенщиной. На секунду становится неловко, но хорошо, что Чонгук не обращает на это внимания.
— Не хочешь, не езди, — просто отвечает Чон, обходя парня и распахивая дверцу трактора. — Надеюсь, дорогу до города ты запомнил, так что счастливого пути.
Ким поджимает губы, осознавая, что ни черта он не запомнил. Даже в какой стороне тот лес, из которого он вчера вышел в деревню, не знает. Просить этого… официанта подбросить хотя бы до шоссе не представляется возможным, к гадалке ходить не надо, сразу понятно, что тот откажет. Теребя рукава своей любимой розовой толстовки, Джин с огромным нежеланием подходит ближе к устрашающей машине и, закатив глаза от чересчур любезного Чонгука, который, словно швейцар, чуть склоняет голову и протягивает руку в приглашающей жесте, пытается взобраться по неудобной лесенке в кабину. Но едва он поднимает ногу, как чувствует сильный толчок под зад, что придаёт ему ускорения, и Джин в мгновение ока оказывается внутри трактора, неловко упав на живот поперек сиденья. Даже охнуть не успевает.
— Чего развалился? — Чонгук уже в следующую секунду появляется рядом, коленом пихая несчастного Сокджина в бок. — Садись нормально.
Кое-как устраиваясь возле Чонгука, Сокджин крупно вздрагивает всем телом от резкого рычащего звука, что начинает издавать двигатель, стоило только Чону повернуть ключ в замке зажигания. А когда они наконец трогаются с места, Джин чуть ли не орёт в голос, боясь, что от сильной тряски он попросту выпадет из нутра железного зверя.
— Ты молишься, что ли? — спрашивает Чонгук, перекрикивая это жуткое утробное громыхание трактора. — Глаза открой и перестань уже шептать себе под нос. Давай, расслабься, всё не так уж и страшно.
Джин, не дыша, приоткрывает сначала один глаз, затем второй. Смотрит он точно перед собой, боясь повернуть голову хоть на один градус в сторону.
— Ну вот видишь, не так уж и плохо, — продолжает подбадривать Чонгук. — Теперь можешь убрать свою руку с моей ноги.
Слова сейчас хоть и доходят с трудом до мозга Сокджина, но именно последняя фраза чётко врезается в его сознание. Парень скашивает глаза в сторону Чонгука и его лицо вытягивается от удивления и смущения. Он видит свою левую руку, отлично умостившуюся на чужом бедре, а пальцы и вовсе словно пытаются сроднится с ним, цепляются крепко за твёрдую ляжку. Кожа на ладони этой предательницы мгновенно начинает гореть, а мысль выйти прямо на ходу из трактора кажется вполне такой дельной. Чувствуя, как закипают мочки ушей, Сокджин быстро убирает руку и, чтобы наверняка не вытворить больше ничего подобного, засовывает её в карман своих дизайнерских джинсов. В отличие от Джина, Чонгук совершенно не смущён из-за сложившейся ситуации, он спокойно рулит дальше, насвистывая под нос приставучую мелодию.
***
— И что ты тут собрался делать? — спрашивает Сокджин, разглядывая поле вокруг себя, с двух сторон окружённое реденьким лесочком. Он впервые оказывается на такой природе, по его личному мнению, абсолютно дикой. Джину нравится подниматься в горы или выезжать с друзьями на пикник. Но и в том, и другом случае, это обычно специально оборудованные места с кучей персонала, удобствами и различными дополнительными плюшками. Сейчас же всё обстоит по-другому — под ногами грязная мешанина, вместо комфортабельного автомобиля ужасный дребезжащий трактор, а рядом не услужливый официант, предлагающий закуски, а противный Чонгук, который с огромным удовольствием портит жизнь Сокджину.
— Система орошения сломалась, — не особо торопится с ответом Чонгук, тем самым заставляя Сокджина понервничать ещё больше. Он неспеша вытаскивает из-под сиденья небольшой пластиковый чемодан с инструментами и матерчатые перчатки. — Либо в насосе проблема, либо труба где-то лопнула. Лучше бы, конечно, первое, заменить насос не проблема.
— А если второе? — любопытствует Ким.
— Хреново, — отзывает Чон. — Тогда придётся на брюхе всё поле проползти в поисках прорыва.
— Я не могу на брюхе! — возмущается Сокджин. — Я вообще никак не могу и не собираюсь тут ползать!
— Поэтому мы и начнем с насоса, — ставит точку в разговоре Чонгук и разворачивается в сторону лесочка. — Шагу добавь, — оборачивается он к растерянному парню. — Надо успеть пока солнце в зенит не вошло, иначе от жары здесь помрём.
Чонгук бодро шагает по краю поля и особую радость ему доставляет то, что городской мажор совсем сникает — головушка ухоженная больше не вздёрнута гордо кверху, плечи, обтянутые гламурным свитерком, опущены, идёт, зевает во весь рот, да налипшие комья грязи с лаковых туфель периодически стряхивает. А ещё молчит, видать копит сейчас в себе побольше, чтобы ему, Чонгуку, потом высказать всё. И, конечно, Чон прекрасно знает, что за проблема возникла в системе орошения, но никак не может отказать себе в удовольствии понаблюдать за меняющимся в лице Сокджином, когда тот услыхал про возможную вероятность прочувствовать всю силу земли, так сказать, всем своим существом.
Дойдя наконец до небольшой речушки, откуда осуществляется подача воды, Чонгук обходит кругом большой железный короб, часть которого стоит на берегу, а другая часть уходит в реку, и принимает откручивать на нём гайки.
— Тебе повезло, — говорит он вслух, откидывая крышку короба и ныряя в него по пояс. — Тут просто фильтры засорились, сейчас поменяю и всё заработает.
***
Обратная дорога кажется Джину куда менее страшной, сейчас он практически может контролировать свои эмоции, стараясь не показывать слабые стороны Чонгуку. Тот и так много уже увидел. Поднявшись на крыльцо, Сокджин скидывает с себя некогда модные туфли, понимая что они безнадёжно испорчены. Впрочем, как и толстовка — масляные пятна, которые появились на ней после поездки в тракторе, плюс въедливый запах пота, вряд ли добавляют шарма вещице.
— Мне надо в душ, — тон Сокджина явно не терпит возражения.
— Конечно, — на удивление быстро соглашается Чонгук, но его вынужденный постоялец подвоха не чувствует. — Вон видишь сарай стоит? Иди пока туда.
— Душ в сарае? — брезгливо переспрашивает Джин.
— Нет, рядом, — поясняет хозяин дома. — Летний душ.
Джин подозревал, что нельзя доверять недавнему официанту и поворачиваться к нему спиной, и убеждается в этом в тот момент, когда ему в позвоночник ударяет струя холодной воды. Парень визжит совсем не по-мужски и пытается закрыться руками от водяного напора, в то время как Чонгук, поудобнее перехватив шланг, подходит ближе, обливая Сокджина с головой.
— Ну, как водичка? — радостно спрашивает Чон. — Освежает?
Сокджин бросается на Чона с кулаками, не смотря на «холодное оружие» в руках у того, когда заканчивается его терпение. Повалив обидчика, он уже замахивается для удара, но запястье быстро перехватывают, самого Джина, спустя секунду, прижимают щекой к земле, а руки заламывают за спиной. Всё происходит настолько быстро, что в голове едва успевает пронестись мысль насколько унизительно он сейчас выглядит. Сокджин придавлен сидящим на нём Чонгуком и не чувствует ничего, кроме гнева, смешанного пополам с отчаянием от своего положения.
— Отпусти меня! — что есть сил вопит Джин, вырываясь из крепкой хватки.
— Или что? Задолбишь мне мозг на тему какой я деревенщина и хамло? Или снова накинешься с кулаками?
— Ты первый начал. Я просто спросил про душ.
— Не-е-ет. Ты не спросил, ты потребовал! Запомни, пока твой братец тебя не заберёт отсюда, ты должен разговаривать вежливо. Не думаю, что тебя переломи