Было больно. Будет больно.

Прошлым вечером мы не ограничились одной кружкой пива, но, к моему удивлению, я проснулась без головной боли и прочих неприятностей похмелья, иначе ни за что не согласилась бы тащиться в гончарную. Я до последнего была уверена, что Оля пошутила и мы просто придём в кафе или куда-нибудь ещё, но нет, она и правда притащила меня в самую настоящую мастерскую. Её хитрая улыбка всё ещё не вызывала доверия, не знаю, что именно, но она точно что-то скрывала. Не может человек так лыбиться глиняным горшкам, особенно если этот человек — Оля, маникюр которой стоит как мой мобильный.
Мы переоделись в розовые хлопковые футболки и надели поверх них бежевые фартуки, это всё нам выдали здесь, и в подарок ещё дали по одноразовому тюбику крема для рук — приятный бонус.
Нас отправили в небольшую светлую студию, украшенную флажками. По центру расположился стол для будущих «шедевров», во что я, конечно же, слабо верила. А по бокам несколько шкафов с высыхающими изделиями — кружками, тарелками и небольшими горшками. Некоторые из них выглядели не совсем идеально, но на них была милая роспись, и я немного успокоилась. Может, мне и не удастся вылепить произведение искусства, но это должно быть весело.
Мы сели рядом за два гончарных круга, и, к моему удивлению, гончар повязал на мои глаза повязку.
— А как же я буду лепить?
— Это такой секрет мастерства, — пояснила Оля как-то слишком довольно, — сначала ты должна прочувствовать глину руками, чтобы твои пальцы познакомились с ней гораздо ближе, чем глаза.
— А ты случайно не врёшь?
Оля фыркнула и ехидно захихикала.
Кто-то приблизился сзади и аккуратно приложил мои ладони к прохладному куску глины.
Я ощутила на себе прикосновение мужских рук и удивилась, ведь я ожидала увидеть рядом с собой девушку-гончара.
Я сосредоточилась на материале — глина оказалась мягкой и податливой, но в то же время упругой, и работать с ней было удивительно приятно. Я несколько раз сжала её пальцами, а затем провела ладонью по поверхности, чувствуя шероховатости и вмятины.
— Elle aime la caresse comme toi, — прозвучал тихий голос, и я почувствовала горячее дыхание у своего уха.
Я вздрогнула, узнав этот голос, который невозможно было спутать ни с каким другим. Из-за широкой улыбки мне было трудно что-то сказать, но я не хотела портить момент.
— И как же это переводится? — спросила я, мои руки дрожали и не хотели работать с глиной, но он помогал мне.
— Я сказал, что она нуждается в ласке, как и ты, Кая, и как я, — Ашер поцеловал меня в шею, и по моей коже побежали мурашки.
Он сжал мои ладони, а после отпустил их и провёл большими пальцами по всей длине рук и остановился на плечах, массируя их.
— Ты не представляешь, насколько сильно я соскучился по тебе.
— Поверь, представляю. — Ответила я, стараясь унять дрожь в голосе.
Ашер оставлял на моей шее дорожку из поцелуев, и я откинула голову, растворяясь в ощущениях. Мы продолжали вместе разминать глину, и она стала мягкой от наших горячих рук, как и я. Он прикусил мочку моего уха и снова прошептал:
— J'aime ton parfum.
Его французский сводил меня с ума.
— Остановись, мы ведь тут не одни.
— Не беспокойся, нас никто не потревожит, всё уже придумано. Хочу, чтобы ты всё видела. — Сказал Ашер и сдёрнул с меня повязку.
Как бы сильно мне ни хотелось увидеть его улыбку, я сдерживала себя, чтобы не обернуться, всему своё время. Но то, за чем я наблюдала и так, вполне устроило меня: крепкие мужские руки сжимали глину, заставляя её распадаться на части. От усилий на его руках взбухли венки. Ашер разгладил кусок и ввёл в него два пальца, клянусь — это было самое сексуальное, что я когда-либо видела.
Его нога нажала на клавишу, и гончарный круг стал двигаться. Обнимая мои руки своими, Ашер уверенно направлял меня.
— Она любит прикосновения. Особенно, когда через кончики пальцев говорит душа. — Когда получился круг, Ашер ввёл в него ладонь, ласково приглаживая большим пальцем. — Если немного увлажнить, она станет ещё нежнее и податливее.
Я вздрогнула, когда его вторая рука скользнула под мою футболку и коснулась живота.
Он двигался с почти сводящей с ума медлительностью, дразня и поглаживая мою кожу.
— Что будет дальше? — спросила я, прерывисто дыша.
Он выключил аппарат и притянул меня ближе, приподнимая мой подбородок. Его губы коснулись моего лба, а затем носа. Ашер вытер руки о свою футболку.
Мы поднялись со стула, и я, всё ещё не глядя на него, обернулась и прижалась к его груди.
— Я ужасно скучала по твоим прикосновениям.
— А я по всей тебе.
Ашер взял меня за подбородок и приподнял его. Когда я открыла глаза, встретилась с его прекрасными карими глазами. Мы оба замерли, всматриваясь друг в друга так внимательно, будто каждый из нас мираж и может вот-вот испариться. Тогда его взгляд опустился ниже, на мои приоткрытые губы. Он не думал долго — провел пальцем по ямочке, в которую они впадали, и поцеловал.
Несмотря на жар, с которым руки Ашера блуждали по моей коже; время долгое и мучительное, на которое мы лишились возможности касаться друг друга, наш поцелуй не был лишен нежности. Он полностью состоял из неё.
Всё вокруг стало таким маленьким и неважным, весь мир сжался до спичечного коробка. Остались только я и Ашер, и нервное горячее дыхание между нами.
— Я обещал, что между нами всё будет иначе, заново. Хочешь продолжить или остановимся?
— Не здесь. Не сейчас. — сказала я и прикусила губу.
Я ненавидела себя за эти слова, потому что не хотела ничего так же сильно, как снова ощутить его страсть. Желание наказывало меня, посылая болезненно жгучие импульсы по всему телу, но я вряд ли могла бы расслабиться здесь и почувствовать его в полной мере. А мне надо было много, очень много.
— Тогда, — сказал он, слегка отодвигаясь, — мне потребуется несколько минут, чтобы я смог думать о чем-то другом. Если хочешь, можем доделать кружки, я не буду приставать.
— Хочу.
В мастерской, оказывается, был чайник и корзинка с печеньем и конфетами для гостей. За что я поставила бы им самый высокий рейтинг на картах. Хотя я оценила их едва услышала голос «гончара», говорящего по-французски. Интересно, как они всё так ловко провернули? Но этот вопрос я хотела бы задать в присутствии Оли, чтобы увидеть её довольное лицо.
— А такой сервис положен для всех гостей? — спросила я, когда Ашер сделал для нас чай и взял влажные салфетки, чтобы стереть с моих пальцев глину.
— За хорошие чаевые — да. Но я работаю только с теми, кто мне нравится. С одной, если быть точнее. А ты по-прежнему целуешься с незнакомцами?
— С одним. Мы всё ещё мало знакомы.
Я никогда не пила настолько вкусный чай. Хотя сомневаюсь, что дело было именно в нём.
Общими силами мы всё же доделали начатое, и вот уже перед нами стояли две кружки, на вид самые обыкновенные, немного кривые, но я уже знала, что они станут самыми любимыми в моей коллекции. Внутри них мы запечатали радость встречи после длительной разлуки, нежность поцелуев и прикосновений. Больше не бездушный кусок глины, а чувства, ещё неизвестные, но уже непреодолимые.
Я всё ещё не верила, что всё это не сон и Ашер правда здесь, настолько близко, что я могу прикоснуться к нему, но оттого было страшно.
Мы вверили свою работу в руки мастерицы, чтобы она окончательно превратила их в настоящие кружки. Она сказала, что через неделю мы уже сможем забрать их, как раз успеем до вылета.
Мне казалось, что рядом с Ашером я буду ощущать неловкость: молчание и прочие неприятные вещи, но всё сгладила его улыбка, нежность, с которой он смотрел на меня, и та, что я ощущала внутри самой себя. Мы провели вместе ещё несколько часов, бездумно бродили по городу, болтали, ели мороженое, а после уставшие вернулись в отель.
— Тут и правда красиво. Но твои рассказы выглядели намного интереснее. — Сказал Ашер, вытирая влажные после душа волосы.
— Мне кажется, что горничные странно на меня косились. Наверное, думают, что я дамочка лёгкого поведения: сначала заехала сюда с одним парнем, потом привела другого. Да, это даже звучит отвратительно. — Сказала я, падая на кровать.
Ашер лёг рядом со мной так, что наши глаза оказались напротив друг друга. Он взял мою ладонь и осторожно поцеловал костяшки пальцев, каждую по очереди.
— Уверена, что так думают именно горничные, а не ты?
— И я тоже.
— Ты слишком много думаешь, Кая, когда надо просто жить. Разве тебе плохо, когда я делаю так? — Он убрал локон с моего лица и осторожно коснулся губами щеки.
— Ещё, — ответила я с улыбкой, — я не распробовала.
Ашер отстегнул лямку от моего комбинезона, который я бросила возле кровати, и повязал её на глаза. Не знала, что он затеял, но мне нравилась эта игра. Я хотела лечь, но он удержал меня.
Крепкие руки скользнули под край махрового халата, поглаживая мои колени. Ашер вырисовывал пальцем кружева на моих ногах, и от каждого прикосновения оставалась дорожка из мурашек.
— Расслабься, я не стану делать ничего, что ты не захочешь сама. Ты можешь остановить меня в любой момент, хорошо?
Он скользнул чуть выше, касаясь кружева белья, и я вздрогнула. Оля сказала верно, лишившись зрения, я знакомилась с его прикосновениями, тяжёлым дыханием и собственным сердцебиением, которое ощущалось предельно отчётливо.
Ашер стал двигаться губами по местам, которых касался, он заранее дал знать, где окажется следующий поцелуй. Я слышала, как ускоряется его дыхание от моих вздрагиваний. Он не брал слишком много, наслаждаясь даже самой крошечной реакцией моего тела, и это заводило ещё сильнее.
Он поцеловал внутреннюю часть бедра, а его язык скользнул наружу, пробуя меня на вкус. По мне пробежала волна желания, такая яркая, что я издала отчаянный стон.
— Позволь мне услышать тебя. Мне так нравится твой голос. — Прошептал он и, отодвинув белье, снова коснулся меня языком.
Я откинула голову назад и мысли в сторону, наслаждаясь его лаской. Язык умело выводил на мне узоры, и, пытаясь разгадать их, я растворялась всё сильнее, отдаваясь ему всецело.
— Ашер, я... — начала я, но он приложил палец к моим губам, останавливая меня. — Не говори ничего, просто чувствуй, — прошептал он.
Его прикосновения становились все более настойчивыми, и я ощутила, как мое тело начинает отвечать на его ласку. Я больше не могла сдерживаться и начала двигаться в такт его движениям. Мои губы приоткрылись, я дышала при помощи стонов, и они становились всё громче, и громче, и громче...
Сквозь всё тело будто пробежал ток. Я вскрикнула и упала на кровать, ощущая лёгкое покалывание и расслабление от кончиков пальцев до самой макушки.
— Je suis ravie. [Я в восторге] — Прошептал Ашер, целуя меня и стягивая с моих глаз повязку.
— Если ты и дальше продолжишь так делать, тебе придётся научить меня французскому, потому что я ни слова не понимаю. Но думаю, что тебе понравилось, да или нет?
Свет его глаз ответил на мой вопрос.
Он лёг рядом, и я опустилась головой на его грудь, слушая, как быстро стучит сердце. Это было для меня, всё в нём было моим.
— Ты боишься, что между нами всё не по-настоящему, но разве для чувств есть какие-то правила? Я понял, что хочу во что бы то ни стало завоевать твоё внимание с того момента, когда ты впервые поцеловала меня. А потом я увидел тебя в машине своего племянника, вы держались за руки, и мне показалось, что ты влюблена в него. Я никогда не испытывал ужаса сильнее, чем в тот момент.
— Почему же ты передумал?
— Я едва не умер. Это напомнило мне, что жить нужно в первую очередь для себя, и никогда не отказываться от того, в чём так сильно нуждаешься. А потом пришла ты и снова меня поцеловала, ты позволила мне поверить, что мы хотим одного и того же. Я знаю, что Лео было больно, но прожитые годы убедили меня, что свои чувства надо ставить на первое место. Иначе зачем жить?
— Ты говорил с Лео после того, как он уехал?
— Да. Он сказал, что не смог рассказать тебе всё, что чувствует, и передал письмо. Хочешь прочесть?
— Дай мне его.
Лицо Ашера заметно погрустнело, другой на его месте выбросил бы его, сжёг и просто забыл о существовании этих слов, но он не мог поступить так. Эта черта объединяла всех Мэнсонов, кроме Ричарда, конечно.
Я пригладила край конверта и спрятала под подушку. О чём бы ни хотел сказать Лео, он говорил это лишь для меня, и я решила, что лучшим решением было бы прочесть его, когда я останусь одна. Ашер согласился со мной.
— Никогда не думай, что ты плохая и поступаешь неправильно. С тобой всё так, Кая, и со мной тоже. Любовь, быть может, имеет правила, но никогда не соблюдает их сама.
Неужели Ашер признался мне в любви? Так скоро? Я приоткрыла рот и не могла придумать, что сказать в ответ. Ашер провёл по своим губам пальцами, изображая замок.
— Прости. Буду следить за словами.
— Не надо. Всегда говори, что чувствуешь, я хочу знать об этом.
Я прекрасно помнила о предстоящем раннем подъеме, но гнала эти мысли из наших объятий. Даже Оля ни разу за день так и не заглянула ко мне, не оставила ни одного сообщения, несмотря на то, что за предыдущие две недели мы расставались лишь на время, которое я проводила в госпитале. У нас было что-то вроде курортного романа, только любовь иная — будто Оля моя потерянная сестра, с которой мы всеми силами пытаемся наверстать упущенные дни.
Надо было предупредить Мэй о том, что наш вечерний созвон стоит перенести, но это вылетело из моей головы, поэтому как по часам к полуночи от неё раздался звонок в видеочате. Я подумала, что Ашер не захочет, чтобы Мэй видела нас в одной постели, и учтиво отодвинулась от него на край кровати и, приложив палец к губам, подсказала, что ему стоило бы немного помолчать.
Мы, как обычно, болтали обо всём и ни о чём сразу, а Ашер то и дело закатывал глаза и намекал, что тоже нуждается в моём внимании. Я старалась не выдавать взглядом, что находилась в номере не одна, потому смотрела на него с осторожностью, едва забегая глазами за телефон. И когда разговор уже приближался к концу, а мы с Мэй даже успели попрощаться, как оно обычно и бывает, раздалось «кстати...», что вообще-то всегда некстати, когда палец уже тянется к кнопке отбоя.
— Кстати, ты представляешь, злобный босс, видимо, нашёл тебе замену уже. Так что, наверное, хорошо, что ты уехала и забыла о нём.
Я снова бросила взгляд на Ашера, он даже приподнялся повыше, делал вид, что не слушает, но его нахмуренные брови говорили об обратном.
— С чего ты взяла?
— Да с того, что он бросил все дела и уехал за ней, представляешь? Я долго думала, говорить тебе или нет, вдруг ты ещё что-то чувствуешь к нему, а с тебя в последнее время и так хватит потрясений. Он оставил за главного Престона. Престона Кая, ты представляешь! Сегодня приехала партия молока, у которого вот-вот истек бы срок годности, знаешь, что сделал этот индюк?
Я пыталась намекнуть Мэй, чтобы она не продолжала. Ашер уже даже не скрывал, что оба его уха торчат в моем телефоне.
— И что же? — спросила я, понимая, что мне это никак не остановить.
— Он сделал распродажу на всё молочное кофе, целых сорок процентов!
Ашер выдохнул и, поджав губы, удовлетворенно закивал.
— Разве Престон не молодец?
Мэй надула щеки, будто бы вот-вот взорвется:
— Ну, он-то, конечно, молодец, даже выбил большую скидку у поставщика и, получается, выиграл для Ашера ещё десять процентов, но я весь день не отходила от кофе-машины! Ни поесть, ни пописать, думала, ноги отвалятся. Пока Ашер развлекается со своими девицами, обыкновенным людям приходится страдать!
Неожиданно Ашер поднялся и забрал из моих рук телефон:
— Привет, Мэй. — Сказал он с ехидной улыбкой. — Не волнуйся, я дам тебе выходной, и можешь завтра выбрать для себя любой десерт. Скажи Наде, чтобы списала его на моё имя, а Престону передай, что по возвращении его ждёт премия в размере десяти процентов, которые он отбил. Понимаешь ли, пока ты сплетничаешь о боссе, он не может развлекаться со своей девицей. Давай ты сделаешь это в другой раз, ладно?
Я едва ли смогла сдержать смех. И, пытаясь спасти подругу от неловкого молчания, подлезла под телефон, оказываясь в объятиях Ашера.
— А что я могла делать, вы ведь ничего не говорите мне, а Кая — моя подруга. Что я должна была сказать?
— Я тебя обожаю, Мэй.
— Да, это правда. — Подтвердил Ашер. — Спокойной ночи, Мэй.
Когда он нажал на кнопку отбоя, мы вместе засмеялись.
— Да уж, вышло неловко. Я думала, ты не захочешь никому говорить о нас.
Он схватил меня, ещё сильнее сжимая в объятиях, и поцеловал в нос.
— Я не хочу ни от кого прятаться. Мы ещё не обозначили, в каких состоим отношениях, но хочу, чтобы ты знала, что у меня серьёзные планы на тебя, Кая. Как-никак, я обязан тебе жизнью.
— Мэй говорит, что я не умею влюбляться в тех, с кем давно знакома, и, наверное, она права. Если честно, это начинает пугать меня.
— А как надо? Если тебе хорошо с кем-то, разве имеет значение, знаешь ты или нет, сколько он кладёт сахара в чай, какое заведение окончил и как звали его кота в детстве?
— Ты пьёшь чай без сахара, потому что у тебя диабет. Единственная сладость, которую ты себе позволяешь, — апельсиновый сок, который помогает тебе не сорваться и снова не напиться.
— Тебе известны все мои пороки, думаешь, этого недостаточно?
Я хотела сказать, что знаю о нём гораздо больше из рассказов Лео. Он часто вспоминал об Ашере, даже когда они не общались. Лео рассказывал, как однажды раздавил паука, ему тогда было всего девять, а Ашеру уже исполнилось семнадцать. Он пристыдил Лео, сказал, что у этого паука осталось где-то целое семейство, а он вышел на поиски еды для них и теперь не вернется. Лео расплакался и несколько недель вешал на всю паутину, что находил в доме: куски хлеба, курицы и батата. Когда Ашер заметил странные гирлянды, ему снова пришлось проводить беседу о том, что пауки - не люди, и еда им нужна совсем другая.
Ещё через месяц Лео увидел птенца, который выпал из гнезда. «Птенец — не паук», — именно так он подумал и снова накормил бедолагу хлебом. На этот раз Ашер не стал ругать его, обнял и сказал, чтобы в следующий раз Лео приносил спасёнышей к нему.
Не знаю, почему вспомнила именно эту историю, но она заставила меня улыбнуться. Я знала, что Ашер — хороший человек, но пугало совсем не это, теперь я боялась, что забрала у Лео единственного человека, который о нём заботился и любил, несмотря ни на что. Когда я была маленькой, мне некому было объяснить, что убивать пауков нельзя. Я познавала мир, со всеми его тайнами и опасностями, самостоятельно. А после и вовсе взяла на себя роль взрослого рядом с собственной матерью. Может быть, Ашер прав, и я хоть раз должна выбрать в этой жизни себя?
— Я думаю, что хочу тебя поцеловать.
Ашер хмыкнул и поднял подбородок выше, чтобы я не смогла достать. Я лежала головой на его коленях и смотрела на него снизу вверх.
— Если я поцелую тебя, ты позволишь добавлять «моя», когда я говорю о тебе?
— Даже не знаю. — Произнесла я задумчивым голосом. — Мне надо понять, как именно это звучит.
В глазах Ашера промелькнуло что-то теплое и нежное.
— Тогда выполни свою часть сделки, а я скажу, — предложил он, — и ты поймешь, что это звучит замечательно.
Я задумалась на мгновение, а затем приподнялась и легко коснулась его губ своими. В этот момент я почувствовала, как между нами проскочила искра, и мое сердце забилось быстрее.
— Моя, — тихо произнес он, не отрываясь от моих губ, и в этот раз слово прозвучало естественно и правильно.
Ашер улыбнулся шире и нежно поцеловал меня в ответ. В этот момент я поняла, что, возможно, впервые в жизни выбираю то, что делает меня счастливой.