Глава VII.
Ночь накануне была долгой. Бессонной.
Но не тревожной — в его теле не было дрожи. Ни страха, ни волнения. Просто лежал на спине, глядя в потолок, и слушал, как дом погружается в вязкую тишину.
За окном небо, ещё тёмно-синее, стало понемногу менять оттенок. Сначала — дымчатое. Потом — почти стальное. Металлический утренний свет скользнул по подоконнику.
Он встал, как только стрелка пересекла 5:00.
Душ был ледяным — не из-за нехватки тепла, а по выбору.
Вода стекала по ключицам, спине, животу. Он наблюдал, как капли задерживаются в ямке на груди, а потом медленно падают вниз. Его тело, худощавое, но поджарое, словно уже выбралось из границ подросткового возраста, несло в себе напряжённую красоту — ту, что ещё не завершена, но уже цепляет взгляд.
Зеркало запотело. Он не стал его вытирать.
Просто стоял. Всматривался в своё отражение сквозь мутную пелену, будто в витрину чужого мира.
— Ты справишься, — тихо произнёс он. — Ты уже другой.
На нём была чёрная рубашка — облегающая, из мягкой, почти прилипающей к коже ткани. Она немного спадала с плеча, как бы случайно. Джей однажды сказала, что это вызывает у женщин желание «дотронуться». Он поверил. Расстегнул две верхние пуговицы. На груди — едва заметная татуировка, вытравленная недавно.
Пирсинг в носу ловил первый луч света. Металл — холодный, как взгляд, которым он учился владеть.
Он не носил украшения для стиля. Он превращал себя в образ.
Комната была в идеальном порядке.
Не ради чистоты — ради кадра.
Лампа отодвинута так, чтобы свет был тёплым, мягким, вылепливающим скулы. Шторы слегка приоткрыты, как будто случайно. Кровать заправлена, плед — чуть небрежно скинут.
Он подключил камеру, включил переднее отображение. Примерил выражения: ровное лицо. Лёгкая полуулыбка. Поднятая бровь. Небрежная насмешка.
Выключил. Сделал вдох. Сердце билось спокойно. Он был готов.
Вызов пришёл в защищённом окне платформы.
Miss L.
Он знал только то, что она — одна из «ветеранов» Джей. Старше. Богата. Утончённая. Платит хорошо.
Экран вспыхнул.
Женщина сидела в кожаном кресле. Белая блуза, распущенные волосы, бокал вина в руке.
Лицо — из тех, что видишь в дорогом театре или на обложке журнала для зрелых и влиятельных. Не красивая — безупречная.
— Ты Эрик?
— Да. Но ты можешь звать меня как захочешь, — голос его был тёплым, низким, будто чуть хрипловатым после долгой тишины. Он сам натренировал его — знал, как звучит глубина.
Она усмехнулась.
— Уверенный. Мне это нравится.
— Я просто не вру. Ни тебе, ни себе, — лёгкий наклон головы, едва заметная тень улыбки.
Они говорили.
О погоде в её городе. О джазе. О телесности. О доверии к зеркалу. Он умел держать контакт — глаза чуть прищурены, движения выверены, жесты медленные, тягучие.
Он не раздевался. Ему это было не нужно.
Он просто был — тем, кто слушает, угадывает, отражает желания.
В конце она сказала:
— Я хочу видеть тебя снова. Не как мальчика. Как мужчину, застрявшего в теле мальчика. Ты понимаешь?
Он кивнул.
— Я давно это понял.
Когда экран потух, он откинулся на спинку кресла.
Не было ни радости, ни гордости.
Лишь ровное ощущение пустоты.
Но эта пустота уже давно стала его частью. Он больше не пытался заполнять её. Он научился ею управлять.
На следующее утро Джей прислала деньги.
И сообщение:
«Ты был безупречен. Это — начало. Ты уже не мальчик. Ты бренд.»
Мать начала замечать изменения.
Он стал чаще улыбаться — не весело, а так, как будто знал какую-то свою тайну.
Он всё чаще закрывался в комнате с ноутбуком, а возвращался с лицом, будто только что вышел с чужой сцены.
Он стал заботиться о теле: питался лучше, заказывал спортпит, новую одежду. Говорил, что копит на курсы по цифровому дизайну.
Она верила. Она хотела верить.
Он ни разу не попросил денег.
Все татуировки, пирсинг, линзы — всё оплачивала Джей. Всё, кроме души, которая, возможно, была продана гораздо раньше.
Он стал другим: резинка на турнике, утяжелители на щиколотках, медленные отжимания под музыку.
Он знал: тело — его сцена. Плечи, живот, изгиб таза — всё должно быть «визуально вкусным».
Он делал себя с нуля. Каждый сантиметр. С точностью хирурга.
Блог, где он был под псевдонимом Eros666, за год набрал десятки тысяч подписчиков.
Он не показывал лица. Только губы. Шея. Ключицы. Полутень. Полотенце на бёдрах.
Он не нуждался в пошлости. Он продавал ожидание.
Комментарии были разными: ядовитыми, вожделёнными, злыми, восторженными.
Но личка — всегда полна.
Предложения. Чаевые. Письма. Вопросы.
И вот — письмо от Джей:
«Срочно. Только если готов.
Miss Rose. Лондон. Одна из самых старых и безопасных клиенток.
Хочет индивидуальный эфир. С частичным или полным раздеванием.
Плата — в пять раз выше, чем у Miss L.
Твоя зона решения. Но это уже другой уровень. — J»
Он читал письмо, сидя в полумраке.
В комнате пахло ладаном. Огонёк лампы мягко освещал край стола.
Он встал. Прошёлся. Взгляд — в пол.
Сердце билось ровно, но внутри — нечто шевельнулось. Не страх.
Осознание.
Он открыл папку с её фотографиями.
Потом — свои.
Бёдра. Живот. Руки. Чёткие контуры, как вырезанные ножом.
Он щёлкнул по скриншоту.
— Хочешь стать брендом — рискуй, — сказал себе.
И нажал: «Согласен.»
Он менялся. Становился тише.
Словно каждый разговор — тень, не более.
С полицейскими — вежливо, но холодно. С психиатром — язвительно.
С матерью — всё чаще просто мимо.
Он не был жестоким.
Он просто... выключился. Или стал играть того, кто выключен.
Через неделю после эфира с Miss Rose пришла коробка.
Письмо внутри:
«Я люблю красивых мужчин. Даже если им ещё нет восемнадцати. Надеюсь, тебе пойдёт.»
Он открыл бархатный футляр.
Тонкий браслет из матового золота.
Он не улыбнулся. Просто примерил.
Он знал, как красиво этот металл будет смотреться на его запястье — в кадре, на фото, в жизни.