Игла одобрения

Но счастье никак не приходило. Закрыла год на пятёрки? Само собой, разумеющееся. Получила красный аттестат за девятый класс? Так и должно было быть. Перешла из общеобразовательной школы в элитный лицей с математическим уклоном? Это было её обязанностью.

Лишь переехав в общежитие Лиза смогла немного выдохнуть. В лицее преподаватели были более лояльными, более доходчиво объясняли материал. К тому же соседки по комнате всегда помогали разобраться, если она что-то упустила.

Раиса Петровна за год приехала лишь дважды – и эти встречи Лизу не особо радовали. Мать расспрашивала только об учебе, совершенно игнорируя другие аспекты её жизни: дружбу, общение с мальчиками, преподавателей. Ни разу за все время она так и не похвалила дочь.

Но и после этого в девочке не угасло желание стремиться к получению её одобрения. Любое решение, которое она принимала, проходило через призму вопроса: «а что же скажет мама?»

Но мама имела над ней власть только дома, когда девушка приезжала на каникулы. В такие моменты они практически не разговаривали: Лиза читала книги, сидя у себя в комнате, а Раиса Петровна смотрела телевизор. Их пути пересекались только во время генеральной уборки, когда Лиза чуть ли не зубной щёткой выдраивала каждый сантиметр пола, шкафов и прочих поверхностей, куда осмелилась лечь пыль. Не самое веселое занятие под аккомпанемент материнского: «Ты не умеешь убираться!», «Мне за тебя стыдно!», «Кому ты такая неряха и неумёха нужна?!». И так далее и тому подобное.

Но сознание играло злую шутку с девушкой: съехать от матери – ещё не значит выселить её из своей головы.

Поэтому на новогодние праздники в выпускном классе девушка предпочла остаться в общежитии. Учитывая, что новый год каждый раз проходил одинаково: мать выпивала бутылку водки и говорила, как все плохо и как она все ненавидит, включая Лизу и свою работу.

Первый новый год без Раисы Петровны. Лиза чувствовала себя виноватой, что хочет веселиться на праздник, а не выслушивать бесконечные пьяные басни о том, какая она плохая, как все плохо и вообще во всем виновато правительство, президент и партия. Но это же мама. И девушка, наслушавшись басен, что Новый год – это исключительно семейный праздник, исправно стремилась домой, потому что мать – это семья. Какая никакая, но семья, и, оставаясь там, где комфортно ей, она предаёт свою семью. А семья – это самое дорогое в жизни человека. Замкнутый круг, больше напоминающий клетку, в которую общество запихнуло её сознание. В голове подростка и мыслей не возникало, что что-то может быть не так.

Но решение было принято.

Соседки накрывали на стол: на общей кухне во все стороны разлетались ошмётки от огурцов, колбасы, картофеля и прочих ингредиентов оливье. Раздавался звонкий девичий смех. Вахтёрша лениво расхаживала с этажа на этаж, в надежде заметить алкоголь хоть у кого-нибудь: какой же это будет новый год, если не произойдёт никакого скандала с её непосредственным участием? Быть такого не может!

Лиза тихо сидела в уголке, не вмешиваясь в обсуждения личной жизни Василисы. Беседа соседок о парнях ничем её не привлекала: мама не одобряет любовь, чувства и общение с мальчиками в семнадцать лет – значит и обсуждать такое она не станет. Хоть и говорят, что сердцу не прикажешь, Лиза оказалась ещё тем командиром над собственными чувствами! Даже, если кто-то её заинтересовывал, она сбегала от мыслей о человеке к мыслям о мамином «Молодец», решая одно задание за другим, пока не наступало утро. Во сне ей виделись картины того, как мать рыдает от гордости за её золотую медаль.

- Лиза, - Наташа тихонько подошла к ней и наклонилась, - тут такое дело...

- У нас есть бутылка столичной, только тц! – улыбнувшись, перебила подругу Василиса.

- Когда будет обращение президента, мы по стопочке опрокинем, - Наташа положила руку на плечо девушки, резавшей яйцо.

- Но так, нельзя же...

- Мы никому не скажем, никто не узнает, - Василиса обернулась, выглянула в коридор и снова уставилась на Лизу, - ты с нами?

- Если только по одной...

Она помнила, как мать на новый год всегда выпивала бутылку «Столичной», поэтому и подумать не могла, что это может обернуться чем-то плохим.

И вот, наступает новый год. Лиза даже пору раз посмеялась вместе с девочками, один раз даже пошутила сама. Ей вдруг показалось, что именно так должен проходить каждый её новый год. Вот она – семейная и дружелюбная атмосфера. Никто никого не ругает, не ненавидит, не осуждает. Смех, радость, воспоминания о прошедших событиях – вот оно, то, что всегда должно наполнять этот прекрасный праздник – Новый год.

Однако праздник длился недолго. Начался бой курантов, поздравление президента. Вахтёрша ушла к себе в каморку, оставив школьников и школьниц наедине с возможностью употребить припрятанный алкоголь. Девочки приступили к осуществлению своего коварного плана: разлили водку в пластмассовые стаканы, чтобы выбросить их и не выдать себя запахом стаканов.

Лиза выпила одну рюмку и не почувствовала никаких изменений. Через двадцать минут веселых разговоров о планах на будущее опрокинула вторую. Затем третью и четвёртую. Сначала было очень весело и непривычно: девушка стала напевать какую-то песню и отправилась в пляс. Наталья и Василиса уже пожалели, что предложили ей пить с ними. По неопытности Лиза набралась и спустя каких-то сорок минут к ней прилетело зло на крыльях особенностей неопытного в алкогольных делах организма – вертолёты. Голова закружилась, стало невозможно смотреть в потолок, на стену, стоять, лежать. Дабы не выдать себя, девочки импровизировали, как могли: приспособили тарелку из-под оливье для возможных потоков из недр организма Елизаветы, положили её на пол, напоили активированным углём, но даже эти меры не спасли их: вахтёрша постучала в дверь, но, услышав быстрые передвижения по комнате, какой-то непонятный шум, открыла дверь своим ключом. Нужно было видеть её глаза, когда она поняла, что перед ней происходит.

Одновременно с радостью от состоявшегося скандала на её лице была дьявольская ярость.

- Это что такое?! – с негодованием прокричала бабулька, - вот нахалки!

Лиза сквозь призму последствий опьянения слышала невнятные отголоски её слов о том, что она вызовет полицию, выселит их, и они поедут к своим родителям, которые воспитали в них проституток. И она полностью принимала эти фразы. Только про то, что в таком стечении обстоятельств может быть виновата её мама – боже упаси! Ни в коем случае. Но сил как-то возражать у неё уже не осталось.

Галина Васильевна сдала их с потрохами коменданту. Наташа и Василиса переложили всю ответственность на Лизу – и водку принесла она, и заставила их пить тоже она, и перепила она тоже по своей воле, по своей вине. Директор лицея вызвал её мать к себе. Спустя три дня Лиза уже была дома вместе со всеми вещами – выгнать не выгнали, но про общежитие можно забыть.

Всю дорогу до дома мать молчала. И последующие три дня после приезда она молчала.

Лиза сидела в своей комнате, забившись в угол и плакала, обнимая колени руками. Она даже понятия не имела, что сейчас чувствует мама: насколько она в ней разочарована, как ей искупить свою вину, что нужно сделать, чтобы она заговорила с ней снова?

Но на четвёртый день каникул мать сама вошла в её комнату – как обычно без стука и всякого предупреждения.

Увидев, что дочь спит, Раиса Петровна села на край кровати и, сложив руки на коленях, стала смотреть на неё.

Что творится в голове у этой женщины – одному чёрту известно. Но она тихонько плакала, глядя на умиротворённое лицо, которое многими чертами так похоже на неё саму. По щекам текли слёзы, предательски капая с подбородка на старый потрёпанный халат. Неужели сквозь непробиваемый щит чёрствой и сухой строгости пробивается та самая материнская любовь?

Женщина поправила одеяло, полностью укрыв девушку им, с отсутствующим взглядом посмотрела на неё и, достав из кармана носовой платок, вытерла лицо, нос и поспешила удалиться из комнаты.

Лиза спала крепко и даже подумать не могла, что мать совершила такой акт нежности в её сторону. Но даже несмотря на это продолжала относиться к матери с уважением и делать все, чтобы заслужить проявления её любви к себе.