Игла одобрения

Кошмарная для Лизы ситуация – по геометрии в четверти выходит три! Мать уничтожит её. Девочка несколько дней ходила за преподавательницей чуть ли не на коленях. Валентина Павловна Наклонная упивалась своим положением, третируя несчастную Елизавету по малейшему поводу: помарка, зачёркнутая цифра, ошибка, описка, опечатка, орфографическая ошибка – за все это она снижала ей оценку. Но Лиза не сдавалась, брала всё новые и новые дополнительные задания, захватывая даже те темы, которые ими ещё не были пройдены.

- Я не могу поставить тебе пять в этой четверти, ты очень плохо постаралась, - математичка держала в руках тетрадь, на обложке которой было маленькое красное пятнышко – кровь.

- Валентина Павловна, пожалуйста, можно я её исправлю...

Девочка взмолилась, с отчаянием глядя на женщину, которая смотрела на неё, словно она мусорный пакет, который несколько дней стоит на одном месте и воняет. Лиза знала, что это все личное отношение учительницы, но ничего не могла с этим сделать. К тому же объяснять матери, что такое может быть – бессмысленное занятие, за которое можно отхватить несколько смачных тумаков.

- Лизавета, - женщина демонстративно сняла очки и потёрла переносицу большим и указательным пальцами правой руки, - ты ведь не работала, как положено в этой четверти. Сейчас я поставлю тебе четыре, так и быть, но в следующей четверти ты будешь стараться лучше.

- Валентина Павловна, умоляю, - Лиза была готова реально упасть на колени и вымаливать несчастную оценку. Она знала, что любое её действие, направленное на получение пятёрки, будет полностью оправдано тем, что дома ей не устроят разнос.

- Лизавета, ты сейчас допросишься, я тебе вообще три поставлю. Ту оценку, которую ты действительно заслуживаешь! – Наклонная была непреклонна, - а теперь иди на следующий урок.

- Но я же все контрольные писала на четыре-пять, я на каждом уроке у доски отвечала. Я вам весь учебник прорешала! – Лиза уже переходила на крик, - пожалуйста, Валентина Павловна, меня мать из дома не выпустит никуда, если я не исправлю оценку, она меня просто убьёт.

- Мартынова, - Наклонная надела очки и поднялась со стула, уперлась кулаками в стол, - что ты себе позволяешь?

- Валентина Павловна...

Лиза плакала. Она стала смахивать слёзы с лица, в надежде все-таки взять себя в руки и успокоиться, но они предательски катились по щекам, стекая на подбородок, падая на белый фартук.

- Мартынова, мама – это тот человек, который всегда поддержит и поймёт тебя. Не надо тут пытаться на жалость давить. Твоя мама – женщина, а не монстр. Или она монстр?

- Нет, - Лиза замотала головой, - нет.

- Вот и все. Ну, посидишь пару дней на каникулах дома, порешаешь уравнения, разберёшься, а в следующей четверти я поставлю тебе пять, если ты будешь работать лучше.

Лиза шла домой, надеясь, что мать на работе. Она спрячет дневник и скажет, что забыла у классной руководительницы. Она должна выиграть время, чтобы хоть немного пожить в спокойствии, а не под надзором матери страдать над задачником по алгебре.

Но надежда умерла, прожив всего несколько минут, пока Лиза не пришла домой.

- Ну, привет, дочка, - Раиса Петровна стояла в дверном проёме кухни и вытирала тарелку, - как там алгебра?

- Все хорошо, - Лиза попыталась сделать вид, что ничего не происходит, - я исправила.

Девушка повесила пальто на вешалку и собралась идти к своей комнате, как мимо её лица пролетела тарелка с синими цветочками, едва не снеся молодую голову. Посудина разбилась в дребезги.

- То есть четыре – это уже для тебя хорошо? То есть так ты исправила, да?! – женщина была в ярости, - ты понимаешь, что важнее образования у тебя в жизни ничего не будет?! Чтобы быть нормальным уважаемым человеком надо учиться! Учиться! А ты всю четверть балду пропинала, получила хрен пойми что, и довольная!

- Четвёрка – это хорошая оценка, - Лиза опустила взгляд в пол и стала ждать. Она знала, что одними словами мать не обойдётся, поэтому приготовилась к получению очередной порции побоев.

- А-а-а! – удивлённо протянула Раиса Петровна, упираясь рукой в дверной проём, - то есть вот так уже. Это потому что ты блядво! – женщина взяла в руку мокрое полотенце и стала медленно подходить к дочери, - на панель собралась, да? А что, нет, что ли?

- Прости, - Лиза действительно думала, что должна извиниться перед мамой за такое свое поведение, за то, что она такая.

- Что прости? – Раиса Петровна стала переходить на крик, - простить тебя? За твою тупость и бездарность? – женщина махнула полотенцем и ударила им уже успевшую закрыть лицо руками девушку, - за то, что ты, мразота эдакая, в гроб меня свести хочешь? Ты вообще не понимаешь, что если ты так дальше будешь к учебе относиться, из тебя больше проститутки ничего не вырастет!

Раиса Петровна снова ударила дочь полотенцем. Мокрый жирный след остался на белом фартуке, когда Лиза попыталась уйти от удара.

- Мама, прости меня, - Лиза снова заплакала, - Валентина Павловна не захотела исправлять на пять...

- А-а-а-а! – снова удивлённо протянула женщина, - то есть у тебя теперь все будут виноваты, кроме тебя, белой и пушистой?!

Раиса Петровна не подозревала, что своими словами не воспитывает в дочери нормального человека, а убивает все то, что и так осталось от её индивидуальности и самооценки. Лиза, будучи загнанным, забитым подростком не подавала признаки юношеского бунтарства, а лишь копила в себе эти тяжёлые для детской души чувства. Вина, страх, желание соответствовать маминым ожиданиям, стремление завоевать любовь собственной матери – вот, что стало двигать ей по жизни. В этой светлой голове с длинной до пояса косой не было и сомнений в том, что это исключительно её вина. Что любой промах, опрометчивое решение, все, что может как-то вывести мать из равновесия – исключительно её ответственность.

Друзья у девочки никогда не появлялись. Одноклассники никогда никуда её не звали, не приглашали. Девочки предпочитали с ней вообще не разговаривать. Мальчики просто обходили её стороной, а если и хотели укусить, обозвать или как-то задеть, то единственным препятствием для них был воспитанный и вежливый Костя. Да, Лиза его отвергла, но она по крайней мере никак не задела его честь. Не высмеяла, не стала хвастаться одноклассницам, а просто наедине высказала ему все, что он так не хотел услышать. Но это были её чувства, и даже тогда, будучи ещё пятиклассником, он понимал, что обязан их уважать.

В отличие от Раисы Петровны, которой было абсолютно плевать на то, что чувствует дочь. У неё были свои, никому не понятные, неэффективные методы воспитания: бесконечное ворчание, бухтение, побои, насмешки и запреты, к которым Лиза относилась с пониманием, принятием и считала их полностью оправданными.

Как Раисе Петровне удалось не посеять в душе дочери тотального неприятия, ненависти и обиды – известно одному чёрту. Но получилось так, как получилось.

В тот самые вечер, когда мать узнала о четвёрке в четверти, Лиза уяснила одну простую вещь: если она сделает все, как скажет мама, если у неё получится достичь того уровня, когда она будет приносить деньги и радовать её своими успехами, то только тогда она будет «нормальным человеком», который получил любовь. В её голове плотно засела установка, что есть только один путь, только одна важная вещь – не расстраивать её.

Вот и погналась несчастная девочка за этой заветной целью, абсолютно наплевав на свои желания, на свои стремления, увлечения, склонности и таланты, которые мама считала шелухой, в надежде однажды проснуться счастливой.