Глава 18
Люк
Я еду к нему сразу же после возвращения и беру его в спальне, где воздух пропитан тягучим, чувственным ароматом роз. Мы засыпаем, обнявшись. Я бужу его в четыре утра, вставляя пальцы внутрь.
- Блядь, спать… - стонет он, но послушно приподнимает бедра, когда я вдавливаю пальцами прохладную смазку.
- О, да.
Он всё ещё балансирует на грани сна и протяжно стонет, когда я вставляю пробку. Затем начинает тереться пахом о матрас.
- Вот же гад…
Мне нравится его сердитый, хриплый ото сна голос. Мне уже пора идти – в 6:15 должно состояться утреннее собрание старейшин, но я не могу сдержаться - снова ныряю под одеяло, медленно веду рукой по его бедру вверх, пока не дотрагиваюсь до теплой, полной мошонки. Дразнюсь, массирую пальцами, чуть сжимаю и чувствую, как он отзывается. Тянусь рукой под него, нащупывая стояк. Такой твёрдый. Простого касания достаточно, чтобы мой член тоже встал. Он снова приподнимает бедра, облегчая мне доступ ко всей длине его возбужденного члена.
- О, Рейн. Такой твёрдый, и всё ещё пытаешься спать. Интересно, каковы будут твои ощущения, когда доберешься до своего атриума?
Он приезжает на работу в 9:30 на такси, я наблюдаю за его походкой и физически чувствую его эрекцию, сжатую плотным нижнем бельём. Когда он выходит из атриума в портативную кабинку, чтобы помыться и смешать краски, я включаю вибрацию и не трогаю кнопку до тех пор, пока не получаю сообщение «хватит, бля». Каждый раз, возвращаясь обратно в атриум, он двигается чуть медленнее.
После обеда я включаю вибрацию на минимальную мощность, чтобы он хоть как-то мог держать себя в руках, пока в зоне его атриума находятся сотрудники церкви. Но рисовать он не может. Или не хочет. Уходит на улицу и из кабинки пишет: «Приходи, чтобы я трахнул твою глотку».
В моём расписании как раз есть свободное окно, так что я прихожу, и мы делаем именно это. Я кончаю в штаны, пока глотаю его сперму, и прямо тут же, в кабинке, переодеваюсь в запасное бельё, которое теперь специально здесь хранится. Рейн так измотан, что я вижу, как его потряхивает от возбуждения и напряжения. И как только добираюсь до лестницы, ведущей в офис, вызываю ему машину и пишу: «Перед церковью, дружище. Машина через 15 минут».
Когда я поднимаюсь к кабинету, я сталкиваюсь с Перл. Она окидывает меня внимательным взглядом и замечает, что я выгляжу «изнурённым».
Я улыбаюсь.
- Как всегда.
Сегодня у нас сброс провизии в Сирии, и на этот раз я смотрю трансляцию.
Собрание старейшин, перенесенное на вторую половину дня, превращается в токсичный спор о радужных флагах, которые кто-то снова и снова втыкает на газон возле каменной вывески каждое воскресенье. Кто-то предлагает выяснить, кто это делает, запросив записи с камер. Кто-то другой, перекрикивая гомон, говорит:
- Вы серьёзно? Это же Сан-Франциско. Втыкать радужные флажки в траву - не преступление. Это, можно сказать, местное законное хобби.
И это плавно переходит в дебаты о том, должна ли наша церковь официально признать себя «поддерживающей». Среди гула голосов я несколько раз слышу моё имя – от тех, кто выступает «за». Я слышу аргумент вроде:
- Пастор Люк ведь и так практически всегда использует инклюзивный язык в проповедях.
И это чистая правда.
Если мы вспомним проповедь Люка об отношениях из 13 главы – в ней он не произносит ни разу слова муж или жена. Он употребляет так называемую «инклюзивную» гендерно-нейтральную лексику – партнёры, супруги, пара, любимые. То есть однозначно учитывает тот факт, что его проповеди могут посещать и слушать квир-люди – прим. переводчика.
К моменту окончания собрания спустя два с половиной часа после начала, моя майка прилипает к спине от пота, и меня мутит, словно он морской болезни. В совете всего двенадцать старейшин, плюс я и Энсли. Из тринадцати присутствующих сегодня только пятеро высказались в пользу принятия «поддерживающего» статуса.
Я до боли хочу увидеть Рейна...
Но возвращаюсь домой один. Добираюсь до постели и заваливаюсь в нее в одежде.
Л: Пришел домой. Устал. Без тебя.
Вэнс появляется в моей спальне около полуночи. Садится на край кровати, и я слышу едва слышный звук вибрации, а затем влажные звуки смазывания.
- Ты не сможешь думать, пока это у тебя в дырке, - горячо шепчет он. - Позволь мне устроить тебе небольшой отпуск от твоих мыслей.
Он протягивает мне стакан скотча, я делаю пару глотков. Затем он переворачивает меня на спину, осёдлывает бёдра и целует везде сначала губами, а потом вылизывает влажным теплым языком. Он щиплет мои соски, и наши члены трутся друг о друга.
- Поверь мне, тебе понравится, будет так хорошо, - продолжает уговаривать он.
Я уступаю, широко развожу колени, а он облизывает мои яйца, пока ласки не превращается в пытку. Потом медленно обводит языком ободок мышц у входа. Весь день я не мог проглотить ни кусочка, поэтому пустой внутри и готов к нему без дополнительной подготовки. Он начинает с одного пальца. Я вздрагиваю, принимая его.
- Вот так, Скай. Боже, у меня так стоит. Кажется, я кончу раньше тебя.
Больше смазки. Второй палец. Низкий стон вырывается из моего горла. Я выгибаюсь вверх, мой член покачивается в воздухе. Он дразнит головку скользкими пальцами другой руки.
- Вот так... садись, покатайся на моих пальцах. Позволь мне...
- Аа-ах ...
Он попадает в самую точку. Я чувствую, как теплая сперма течет по моему стволу, пока он продолжает играть со мной пальцами.
Мои стоны наполняют комнату. Он настойчиво продолжает то задевать простату, то отступать, заставляя меня выгибаться, сжиматься и хотеть большего.
- Та-а-к... Думаю, теперь можно.
Он убирает пальцы, и я чувствую давление. Когда пробка начинает входить, я рычу и хватаюсь за его плечо. Раздвигаю ноги как можно шире... сжимаюсь вокруг игрушки. И снова из горла вырывается хриплый стон.
- Всё нормально, дружище?
Я могу только всхлипывать. Он гладит мое колено и продолжает сидеть между моих ног.
- Дай мне тебя облизать. - его голос дрожит, выдавая еле сдерживаемое возбуждение.
Он нежно обводит языком растянутое вокруг пробки колечко мышц, давит на основание пробки, и мой член откликается каплями предсемени. Вэнс вылизывает головку и ствол начисто и повторяет всё снова.
- О-о-о-о…
- Да... вот так. Дай мне этот большой член. Я хочу пососать его для тебя.
Он включает вибрацию, но от этого тихого жужжания во мне всё взрывается. Хватаю его за волосы, стону, задыхаюсь. Почти не могу двигаться, всё тело крупно дрожит.
- Тихо-тихо… Всё хорошо, Скай. Но я сейчас кончу тебе на ногу.
Он опускается на меня, я чувствую его член и яйца на бедре, затем подаётся назад, раскачивается, продолжая языком ласкать мою головку. Пробка немного меняет положение, когда я сильно сжимаюсь вокруг - и я кончаю от этого ощущения в тот самый момент, когда его горячая сперма льется мне на ногу.
Кажется, я засыпаю. А когда выныриваю из сна, он ведёт меня в ванную и приводит нас в порядок.
У меня подкашиваются ноги, когда он вытирает меня на коврике у душа. Он подхватывает меня за плечи и притягивает к себе.
- Ты ужинал?
- Нет.
Я понимаю, что не могу смотреть на него.
- Хочешь что-нибудь?
Он проводит губами по моей щеке. Когда я не отвечаю, то мягко меняет тему.
- Давай-ка найдём, во что переодеться.
Он роется в моих ящиках и достает для нас обоих трусы-боксеры, домашние штаны, и футболки с длинными рукавами.
Пока он это делает, я голышом падаю в кровать. Мои веки закрываются, словно налитые свинцом.
- Я просто хочу спать.
Минуту спустя он накрывает меня одеялом, и сам забирается под него. Прижимается ближе и обнимает меня сзади.
- Скай? – воздух от его голоса мягко касается моей шеи и плеча. - Тебе плохо?
Его ладонь осторожно скользит по моей спине.
Я пожимаю плечами, а потом поворачиваюсь к нему, потому что хочу обнять. Вдыхаю его запах у основания шеи, он так хорошо пахнет. Я чувствую, как его рука перебирает мои волосы, а губы касаются лба.
- Ты в порядке? - спрашивает он.
- Прости.
- Не надо извиняться. Скажи, чем я могу помочь?
Я пытаюсь дышать глубже, чтобы чувствовать, что не разучился это делать. Он обхватывает меня всего - и ногами, и обеими руками.
- Всё в порядке, малыш Скай.
Мои лёгкие замирают. Его ладонь успокаивающе гладит мою спину.
- Через две недели голосование, - хриплю я, - по гейскому вопросу.
Его рука замирает.
- Что ты имеешь в виду?
- Будут решать, двигаться ли в сторону поддержки.
- На совете старейшин церкви? Я видел на экранах, что собрание было сегодня днем. Поэтому и решил прийти - проверить, как ты.
Я снова киваю.
- Блядь… Скай, мне правда жаль, что всё так.
- Это моя вина, - сердце бьётся как сумасшедшее, когда я произношу это вслух. – Я сам до этого довёл. Я ... боялся.
- Боялся потерять работу, церковь и угодить в медийный ад с кричащими заголовками? Скай, блядь. Ну конечно, ты боялся. Странно было бы, если бы не боялся.
Я качаю головой. Не могу подобрать слов, чтобы объяснить. Когда со мной такое происходит – слова просто исчезают. Я нахожусь будто бы под водой. Остаётся только хвататься за него, держаться из последних сил, чтобы не утонуть.
Я даже не замечаю, что задыхаюсь, пока его ладонь не ложится мне на затылок, прижимая моё лицо к его груди.
- Эй…
Сквозь туман я чувствую его руку на моей спине.
- Всё хорошо. Я тебя держу. Я с тобой.
Каким-то образом он умудряется притянуть меня ещё ближе.
- Мой Скай...
Его губы прижимаются к моим волосам. У меня трясётся грудь и плечи - как всегда, когда накрывает паника, и я чувствую головокружение. Становится холодно.
Он накрывает мои губы своими. Я даже не вижу и не чувствую, как это происходит. Это быстрый, мягкий поцелуй... потом ещё один. И ещё… И я вдыхаю воздух из его лёгких... и чувствую, как волна покоя накрывает меня с головой.
- Это углекислый газ, - бормочет он.
Вот так он и возвращает меня в реальность - мягкими, теплыми, идеальными поцелуями. Не знаю, сколько это длится, но, в конце концов, я начинаю различать его лицо. Вижу его настороженные, внимательные глаза, пробую его губы на вкус. Чувствую, насколько близко мы лежим друг к другу... и чувствую его ногу, втиснутую между моими.
Я обнимаю его. Я так устал. Так всегда - сначала усталость, а потом приходит настоящая тьма.
Его губы едва касаются моей челюсти.
- Скай, ты самый сильный сукин сын из всех, кого я знаю.
Я даже не понимаю, что чувствую, пока не начинаю засыпать у него на груди.
Что-то очень теплое приходит ко мне в полусне, прилетает на мягких эфемерных крыльях.
И это слово «хорошо».