Глава 14
«Мысли убивают. Они не дают покоя, они гораздо сильнее, чем я могла себе представить. Я, а вернее Бело внутри меня, не мог сидеть на уроках в полном спокойствии. Чума заклинала его напугать меня, чтобы одноклассники перепугались и перестали со мной общаться. Когда нужно было сидеть по двое - я сидела одна, как и просил Бело. Свеа, по моей просьбе, не садилась со мной, что сильно удивило Асмодея. Он пытался подойти ко мне и всё «объяснить», но Бар в моём теле его отталкивал, изредка пихал в плечо и приказывал больше никогда ко мне не приближаться. Асмодей всё понял и прекратил пытаться вернуть со мной общение. Примкнув к Чуме он перестал считаться не только моим другом, но и самим собой. Пока истинный всадник не переродился, своего имени - Асмодея - у него не будет.»
На арифметике Бонмал решила задания раньше всех, и пока одноклассники мучились с элементарными примерами, она рисовала на обороте листа карандашом. Свой дневник Бонмал спрятала в учебнике и старалась писать втайне от учителя, но он заметил только её рисования на обороте листа.
- Давай сюда, - сказал он с улыбкой, и Бонмал отдала ему лист. - Кто всё сделал - сдавайте и можете отдыхать. Только сильно не шумите.
Бонмал бы спаслась от скуки с помощью планшета, но в Академии они запрещены. Чтобы скрасить ожидание, она достала свой блокнот и два цветных карандаша - красный и чёрный. Внезапно Бело подёргиванием головы решил напомнить Бонмал про приём таблеток, и она попросилась отлучиться, после чего достала из красного рюкзака пузырёк таблеток с водой и ушла. Учитель не придал значения таблеткам, ибо директриса упоминала, что Бонмал нужно отпускать в уборную каждый раз, когда она попросит.
В коридоре Бонмал прошла мимо своего изуродованного шкафчика. Уль постарался и разнёс по академии слухи, что она колдунья - оттого из шкафа торчала трава, на дверце нарисовано страшное лицо, пентаграмма и уродливая ведьма. Сам шкафчик был не закрыт. Испугавшись, Бонмал открыла его и увидела, что её учебник по шведскому был мокрым, её сменная обувь - тоже, в кармане кофты - смятые бумажки с оскорблениями: «Бонмал дура», «страшная ведьма», «выскочка» и «одержимая». Она собрала бумажки и выбросила их в мусорное ведро. Ей было всё равно, как её называют. Она была сильнее, чем думал Уль и никогда не воспринимала его всерьёз. В уборной она, не смотря в зеркало, вымыла руки, приняла таблетки и запила их водой. Перед выходом она всё же решила взглянуть на отражение - на неё смотрел Бело.
- Если тебя ударили в щёку - сломай ему руки, Бонмал. Хватит терпеть, - заявил Бело, имея желание отомстить Улю за Бонмал.
- Он скоро прекратит это делать, - отрезала Бонмал и сжала зубы, подавляя подступающие слëзы.
- Нет! Если тебя докучают, даже когда ты попросила перестать, - сломай тому руки и ноги, пока он не извинится перед тобой! Не хочешь своими руками - давай я! Я его припугну! Будет знать, как издеваться над тобой! А если скоро слухи разойдутся до такой степени, что о твоём происхождении действительно узнают? Ты Мон-Геррет, Бонмал. Твой род не терпит к себе такого отношения. Если кто-то кого-то обидел - впоследствии он поплатится. Прими факт, что твоё животное нутро не обуздать.
- Дедушка же это делает.
- Одним алкоголем держать себя в руках он не может. Если что-то пойдёт не так - он действует. Он бы научил тебя этому, но ты ещё ребёнок. Поэтому я, как твой ровесник, даю тебе совет - отомсти, пока можешь. Я клянусь, что Уль больше не рискнёт посмотреть в твою сторону.
Бонмал думала некоторое время, пока не прозвенел звонок.
- Хорошо, - ответила она, и Бело обрадовался.
Бонмал пошла в кабинет за вещами, собрала их в рюкзак и направилась к своему шкафчику. Пока другие меняли учебники и тетради, Бонмал стояла, оперевшись об дверь. По всему телу пробежался жар - это значило, что управление разумом на себя взял Бело. Ждать Уля долго не пришлось - мальчик уже бежал с новой подлянкой, но, увидев Бонмал, остановился и ехидно улыбнулся. Бросив в Бонмал резиновый мяч, он не ожидал, что Бонмал его словит. Кинув второй, она словила и его. Уль странно посмотрел на друзей и собрался было убегать, но Бонмал схватила его за шкирку и уложила на пол. Дети стали смотреть на драку и смеяться над Улем, потому что его повалила девчонка.
- Эй, дура! Отпусти меня! Ты пожалеешь! - угрожал он и пытался высвободиться, но Бонмал наступила на него ногой.
Д
рузья Уля даже не пытались ему помочь - они рванули подальше от Бонмал, поняв, что с ней шутки плохи. Бонмал достала бутылку воды, открутила крышку и вылила всю воду на Уля. Часть попала ему в рот - он стал кашлять.
- Давай, Бонмал! - кричали дети и смеялись.
- Я Мон-Геррет, а ты кто? - спросила Бонмал со странной улыбкой.
Когда Уль вместо ответа плюнул ей на туфли, она вмазала ему ногой по лицу, схватила за волосы и прижала лицом к его же шкафчику. Уль едва не заплакал и упёрся щеками в метал, невнятно бурча просьбы о помощи. Никто не стремился помочь задире - все радовались, когда Уль получил по заслугам.
- Чёртова амёба, - оскорбила его Бонмал, и Уль, не сдержавшись, заплакал от сильного давления на дверь. - Посмотришь в мою сторону хоть ещё один раз - получишь травму куда хуже. Понял?
Уль кивнул и стал молить о том, чтобы она его отпустила. Бонмал бросила его на пол и ударила кулаком прямо по носу. Когда он лёг в позе эмбриона с разбитым носом, дети закричали победное «ура» и похлопали. Недовольна была директриса, которую громкие возгласы напугали.
- Бонмал Спенсер, - сурово начала она. - Живо ко мне в кабинет. Я прямо сейчас вызываю твою мать и мать мальчика, которого ты побила.
- Да вызывайте! Она всем нам одолжение сделала, избив этого урода! - крикнул кто-то в защиту Бонмал.
- Улю не место в этой академии! Уль волк позорный! - не унимался ещё кто-то.
А Бонмал спокойно последовала за директором в её кабинет, словив на себе взгляд Асмодея и Свеи.
Быстрее всех приехала мать Уля. Она была зла и успела на входе даже поругаться с охраной. В кабинете директора она давила на Бонмал её невоспитанностью и социопатией, что её нужно получить манерам и перевести в другую школу. Если бы она знала, что её сын не достоин учится в академии и как худший ученик, и как задира, она бы ещё подумала, прежде чем ругаться на Бонмал. Дагона же пришла в академию не одна, а с отцом, который отказался бездействовать, узнав о произошедшем. Его необычная внешность удивила и охрану, и директрису, но вставить замечание решила лишь мать Уля.
- Поглядите... да вся их семейка с головой не дружит! Взрослый мужчина, а волосы такие яркие, как будто он подросток! У вас кризис среднего возраста?!
- Вам будет плохо, если я не отвечу? - улыбнулся Астарот. - Странная нынче молодёжь пошла. Ищет способы стариков задеть.
- Простите, - замялась мать Уля.
- Я вас то прощу, а вот моя дочь вряд ли... если Бонмал ударила вашего сына - значит за дело. Иначе бы она не стала поднимать руку, и не нужно это списывать на её занятия боевыми искусствами. В это время детям нужно давать отпоры задирам, а не терпеть до тех пор, пока к ним не потеряют интерес. Бонмал должна была так поступить, судя по вашему лицу?
- Как вы можете так ехидно улыбаться, зная, что ваша внучка избивает мальчиков?!
- А что, она терпеть должна? В нашей семье никто не терпит, уж простите великодушно, если задета честь вашего сына... - Астарот посмотрел на дочь. - Давай, милая, теперь твоя очередь.
- Миссис Редж, вы в курсе, что ваш сын не упускает возможности поиздеваться над одноклассниками и теми, кто помладше?
- Наверняка это ошибка. Мой сын бы не стал этим заниматься.
- Вообще, миссис Редж, миссис Спенсер... - запнулась директриса, ибо Астарот палил на неё со странной ухмылкой.
Лишь когда он попросил обращаться к его дочери на «госпожа Мон-Геррет», она поняла, что лучше последовать совету.
- Госпожа Мон-Геррет не врёт. У меня есть подтверждения.
- Вы что, камеры покажете? - закатила глаза миссис Редж.
- Вот. - Директриса положила перед глазами миссис Редж докладные и папку Уля.
От начала и до конца она была исписана предупреждениями и заметками, что его успеваемость неутешительная, поведение хуже, чем учёба, а на все правила он «болт клал». Астарот не оценил данные этого мальчика и посчитал, что он был большим трусом, раз решил подняться в обществе за счёт издевательств над другими. Каким бы лидером в группе он не казался, это не компенсирует недостаток базовых знаний по арифметике и шведскому - мальчик был плох даже в родном языке.
Мать Уля не была готова к этой новости. Она была уверена, что воспитывала сына правильно, но всё оказалось иначе - Уля воспитали старшие классы и улица, на которой он бывал слишком часто без сопровождения.
- Это не даёт вашей дочери права избивать его.
- Поведение вашего сына невозможно подолгу терпеть. У Бонмал не железные нервы, чтобы пропускать его оскорбления мимо ушей.
- Тем не менее нельзя просто так драться.
- Это был всплеск внешней агрессии на угрозу её чести и достоинства. Если объяснить проще - Бонмал постояла за себя и готова нести наказание от директора, но никак не от вас, - ответил Астарот и моментально утихомирил двух женщин.
К его формулировке никто не придрался, а Бонмал посмотрела на него с благодарностью. Директриса дождалась момента, когда Астарот замолчит, взвесила всё за и против и заявила:
- Госпожа Мон-Геррет и мистер Спенсер должны понести материальную ответственность - уплатить штраф в размере трехсот двадцати трёх шведских крон. Так как это не первый случай издевательств, полное игнорирование академического устава и неуспеваемость, миссис Редж, вам я посоветую поискать соответствующую для Уля школу. И ещё госпоже Мон-Геррет необходимо предоставить мне справки о психическом состоянии Бонмал.
- Почему больные дети учатся с нормальными в престижной академии? - разозлилась Редж.
Астарот собрался было вставать и побеседовать с Редж тет-а-тет, но Дагона вовремя его остановила.
- Дети с заболеваниями, если не несут угрозы, могут учится с другими детьми, - ответила директриса, решив спасти положение.
- Не несут угрозы? Сначала мальчики, потом девочки, вскоре - учителя! Чем вы думали, когда брали в академию этого ребёнка?! Да она самый настоящий демон - маленький, неугомонный и агрессивный!
- Замолчите вы уже. Вам ясно сказали, что никто не запрещает ей учиться здесь. Вы вообще в своём уме говорить это при Бонмал? В вас ни морали, ни мозгов, раз вы упёрлись лицом в стену и продолжаете твердить одно и то же. Уж простите за грубость, но поведение Бонмал и её особенности - не ваше чёртово дело. Вам уже давно пора уходить вместе со своим ребёнком, но вы продолжаете сидеть здесь и будто ждёте, что у вас попросят прощения за разбитый нос сына. Никто не будет просить прощения - никто из родителей жертв вашего ребёнка. Все будут рады, если ваш сын больше не будет учиться с их детьми в одной академии, - утвердил Астарот.
Недовольная женщина молча встала, забрала документы и покинула кабинет директора. Астарот посчитал, что немного переборщил, но Дагона касанием плеча дала ему понять, что он всё сделал правильно. Стоило маме Уля уйти, как Бонмал ощутила покой на душе и почти сразу же села Астароту на колени. Дагона вытащила из сумки кошелёк винного цвета, взяла нужное количество денег и положила директрисе на стол. Женщина кивнула, достала из-под стола папку, положила купюры туда и встала со стула. Уперевшись в стол ладонями, она улыбнулась и обвела взглядом Дагону, Астарота и Бонмал.
- Чтобы эта драка была в первый и последний раз, Бонмал. Обещаешь мне? - спросила она.
- Нет, - призналась Бонмал. - Если не появится ещё кто-то, кто захочет меня оскорбить.
- Что стало причиной твоего поступка?
- Уль разнёс по академии слухи о моём цвете волос, о том, что я ведьма и дьявол. Он нарисовал на шкафчике пентаграмму и свинью, стрелочку над ней и подпись, что это я. Потом он обвалял мои учебники и сменную обувь в воде, а сегодня хотел кинуть в меня теннисный мяч. Он иногда мог взять мои рисунки и повесить их на доску. Несколько дней назад, когда я уходила от психолога, он рассказал всему классу и назвал меня больной. Чтобы он ничего не сделал, я стала носить таблетки в прошитом кармане. Ещё он задевал честь моей мамы и братьев. А мою подругу Свеу называл шизофреничкой потому, что её отец лежал в больнице с таким диагнозом.
- А как он называл твою маму? - спросила директриса.
- Проституткой.
Астарот поднял брови. Даже взрослый демон никогда бы так не назвал его дочь, но незнакомый ребёнок... Астарот ещё больше стал гордиться тем, что Бонмал разбила ему нос.
- Откуда он только узнал эти слова... ладно. Мы закрываем этот вопрос. Бонмал следует вернуться в класс, а вы можете быть свободны.
***
Первым делом Бонмал отправилась в уборную, где уже никого не было. Дагона и Астарот ушли по направлению к дому и пытались словить взглядом отчисленного Уля, но его и след простыл. Зато вместо задиры Астарот увидел предателя в кабинете, решающего примеры и слушающего учителя. Будто почувствовав на себе взгляд, Асмодей посмотрел в окно и сглотнул. Даже на дальнем расстоянии он ощутил его гнев и боль одновременно, но не рискнул дальше глазеть. Асмодей уже знал, что просто так он не отделается. Астарот придумает что угодно, лишь бы наказать его за предательство семьи Мон-Геррет и нахождение на месте не переродившегося всадника.
В уборной Бонмал пять минут стояла над раковиной и смотрела на свои поменявшиеся цветом руки - они стали мертвецки холодными и синюшными.
- Теперь тебе спокойно? - спросила Бонмал у самой себя, не рискнув посмотреть в зеркало. - Задиры больше нет в академии. Прими вид сильной - прекрати быть тряпкой.
«Я помогу тебе...» - услышала она у себя в голове и уличила Бара.
Только он мог говорить так мягко и тихо, боясь, что его услышат, но он не осознавал, что является лишь слуховой галлюцинацией до тех пор, пока не рискнёт явиться перед Бонмал во всей своей красе.
«Я сделаю тебя сильнее!» - засмеялся Бело.
- Правь... - помедлила Бонмал, подняла голову и посмотрела на себя в зеркало. - Бело.
Получив разрешение, Бело временно покинул тело Бонмал и дал ей возможность отдышаться. Побродив по академии он почти сразу же нашёл Уля у кабинета психолога, молящего мать о прощении. Бар настиг его сзади, отчего мальчика моментально обвеяло холодом. Он потёр плечи и попросил маму дать ему кофту. Даже если прошло чувство холода, он не мог избавиться от мысли, что за ним кто-то наблюдает.
- Будь ты проклят, задира! Будь проклят, проклят, проклят! Не иметь тебе друзей! - крикнул Бело ему в ухо, и Уль отпрянул, будто его спину только что обожгло.
Каждый раз, когда Бар проклинал его, Уль начинал всхлипывать, пока вовсе не закричал и не стал молить о том, чтобы он перестал. Миссис Редж пыталась успокоить его и вывести из академии, но он будто прижался ногами к полу и отказался вставать. Тогда Редж взяла его на руки и убежала с ним из академии, слыша его душераздирающий крик и мольбы о помощи. На крики Уля к окнам мгновенно сбежался весь класс Бонмал, кроме Асмодея. Саму Бонмал Уль не увидел в толпе и посчитал, что проклятия её рук дело. Стоило Реджам переступить порог академии, как Уль замолчал и потерял сознание прямо у матери на руках. К нему также мгновенно потеряли интерес.
Больше его не было ни видно, не слышно, ведь мать усадила ребёнка в машину и умчалась вперёд. Для Уля двери академии были закрыты навсегда, а для её учеников Уль останется не в самых хороших воспоминаниях, если вообще останется. Его истерика в академии показала классу, что большой проблемой являлась не Бонмал, а сам Уль, который оказался гораздо хуже и агрессивнее неё.
Отомстивший за Бонмал Бело был доволен и сыт, а сидевший внутри Бар был разочарован тем, что не получил желаемых слёз. Из-за Бара ему совсем нечего есть, ведь Бонмал целиком и полностью поглотило не отчаяние, а ненависть. От ревности, ощущения брошенности Бело взял контроль над Бонмал и пытался воззвать её к уму разуму.
Когда братья умолки, а один из них будто покинул тело Бонмал, девочку скрутило прямо над раковиной. Она сплюнула алую кровь, вытерла рот и увидела тянущиеся по её рукам чёрные вены. Это значило одно - один из братьев полностью взял контроль над её телом и сделал фактически одержимой. Чёрные вены тянулись, как паразиты, не оставляя на мраморной коже и намёка на что-то живое внутри неё. Её сердце было поглощено злобой и ненавистью, что могло уничтожить одного из всадников. Она стала истинной Мон-Геррет - той, чьё лидирующее чувство - ненависть, которую практически невозможно обуздать. В шесть лет она уже окончательно приняла свою сторону и позволила врагам семьи взять над ней контроль. Если она пошла против семейной воли - она предатель. Если она приняла дары от тех, кто считался государственной угрозой - она будет сурово наказана, и даже несмотря на то, что она Мон-Геррет, она не избежит гнева Астарота.
***
Когда Бартоломео несколько часов сидел с Мейндертом в ресторане, он не притронулся к своей еде. Мейндерт просидел в молчании около получаса до тех пор, пока Бартоломео не вздрогнул, как от холода. Мейндерт уже слышал о том, что произошло с Бартоломео, но его это не напугало. В ближайшее время, по его мнению, ничего не должно было произойти, потому что Бартоломео находился под сильным успокоительным. Тем не менее Мейндерт боялся задавать ему вопросы о произошедшем утром, оттого и молчал. Он просто не знал о чём ещё поговорить, кроме этого, потому что Бартоломео ничего не интересно. Ни образованность Мейндерта, ни его увлечения, ни даже общая любимая компьютерная игра и коллекция у него лимитированных вещей. Бартоломео находился в своём мире, и на фразы Мейндерта о достопримечательностях Амстердама он лишь кивал. Если бы Мейндерт был в плохом настроении, он бы сочёл поведение Бартоломео за грубость, но к счастью юноша всегда в хорошем настроении.
Бартоломео всё не мог забыть мальчика. Он был настолько реален, что Бартоломео боялся, что он выскочит и нападёт. Ещё и необъяснимые вещи в его голове... как будто он получил что-то в подарок - разрушительное, ужасное и смертоносное. Он буквально видел, что могло произойти с миром: на земле бы действительно появилась эпидемия, из-за которой люди постепенно становились людоедами, массовое вымирание из-за нехватки продуктов, гражданские войны и... смерть абсолютно всего живого, раскол мира и полное его уничтожение. Это могло бы произойти, если бы люди продолжали делать то, что делать - вредить своими руками. Он знал, что должно произойти, чтобы мир изменился в лучшую сторону, но почему-то решил, что это знание необходимо хранить в секрете.
Бартоломео получил запретное знание. Такое, которое хранило в себе вполне реальное будущее. Помимо будущего он стал лучше понимать демонологию и узнал о существах, которые во много раз опаснее Астарота во всех ипостасях - о Всадниках, которые целиком и полностью состояли из негативных эмоций, перерождающиеся на протяжении двух тысяч лет, несущие разрушения и являющиеся причиной уничтожения некоторых городов. Из-за этих новостей он уже узнал, что уничтожителем всего живого будет являться Кагунал - демон, родившийся две тысячи лет назад без лица, в виде плотной материи, но обладающий голосом, слухом и обаянием. Своим уязвимым телом он проламывал прочные оружия демонов и являлся убийцей многих, кто рискнул попытаться его уничтожить. До сих пор никому не известно, как убить Кагунала (чтобы он не вредил аду, его заточили в Бостфорзе, но он оттуда вышел благодаря Уриилу).
- Тебе что, еда совсем не понравилась? - нарушил тишину Мейндерт, жалобно глядя на полную тарелку Бартоломео.
Юноша вернулся в реальный мир раздражённым.
- Недовольный... ну, скажи, что тебе может поднять настроение?
- Я в порядке, Мейндерт, - отмахнулся Бартоломео.
- Да нет, ни хера не в порядке... твоё дело - можешь молчать дальше. Но я вывел тебя специально, чтобы настроение поднять, а тебе видимо всё равно, что я делаю. Ты бы хоть спасибо сказал, что я достопримечательности ходил показывал, распинался, переводил тебе с моего языка на финский. Ты бы хоть сделал вид, что ты меня слушаешь, а то у меня сложилось впечатление, что я сам с собой разговариваю. Вот отец не обрадуется, если узнает, что мы с тобой не разобщались.
- Спасибо за всё, что ты сегодня сделал. Просто мне до сих пор плохо.
- Этот парень, что приехал с вашим юристом... он, видимо, психиатр, раз только ему удалось тебя успокоить? Вайнона мне сказала, что ты разбушевался и был слишком громким.
- Прости, конечно, но твоя невеста слишком много знает. Меня раздражает её осведомлённость и последующие причитания. Если она не прекратит, я больше не посмотрю на то, что она девушка. Если меня кто-то раздражает, я начинаю отвечать в ответ.
Мейндерт больше боялся за Бартоломео, чем за Вайнону. Она могла доказать свою правоту с помощью каблуков, и вообще ей бы не составило труда навалять какому-нибудь парню, но принципы не позволяли ей драться с мужчинами. Мейндерт не поменяет характер девушки, ему останется лишь привыкнуть к бурному нраву, острому языку и каблукам, которые она носит на постоянной основе.
- Я посмотрю, кто из вас огребёт... - кивнул Гроен и улыбнулся.
Наконец ему удалось разговорить Бартоломео, хоть и в не том ключе.
Бартоломео осилил тарелку стамппота, взял счёт, вытащил нужное количество купюр и бросил свою половину на стол. Мейндерт уже наелся, оттого тоже бросил деньги на стол и подозвал официанта. Когда оба уже были свободны, Бартоломео рискнул спросить:
- Почему ты печёшься обо мне? Не подумай, что я наезжаю. Обычно никто не пытается втереться мне в доверие, потому что все прекрасно знают, какой я человек.
- А ты и не думай, что меня заставляли за тобой бегать. Это лично моё желание.
- Вот это и странно. Я обладаю способностью отталкивать людей своим хладнокровием и странным поведением.
- Признайся, кто ты такой, Бартоломео Морэй Альдани. Вряд ли я могу назвать тебя обычным человеком, - заявил Мейндерт и напрягся.
Взгляд его в миг посуровел, и ему не удалось скрыть ухмылки. Бартоломео ещё никогда так не напрягал человек, который задал ему вопрос касательно его... жизни.
- Ты же не веришь в эту херню, - напомнил Бартоломео и спрятал руки под столом.
Там он сжимал ткань брюк, чтобы снять стресс.
- Не верил до тех пор, пока не увидел с тобой крутящегося мужчину со странным цветом волос. Вы как под копирку - от того мужчины у тебя выражение лица и его странная улыбка. Ты больше похож на него, чем на своего родного отца Леона. - Мейндерт только своими мыслями не ограничился. Он достал телефон, разблокировал его, открыл галерею и показал Бартоломео фотографии из странного дневника. Они принадлежали Джисберту Баккеру - оккультисту, который решил посвятить всю жизнь изучению главенствующего Сатаны и его семьи.
- Это мой друг занимается исследованиями. Я начал втайне фотографировать его записи после того, как ты прилетел в Амстердам. А я то думал, что Джи сумасшедший... что ты не можешь быть похож на этого... демона. А ты будто его молодая версия. Скажешь, что я дебил?
- Ты дебил, - согласился Бартоломео и уставился на Мейндерта. - Тебя это каким боком волнует? Продолжай сидеть ровно на заднице - сойдёшь за умного. Не суй свой нос в то, во что не просят. Ты ни хера не поймёшь, и даже не пытайся пробовать. Ты не достоин знать то, что знаю я и Джисберт. Ты - никто. Ты в этом деле никто, ты лишь Мейндерт Гроен - обычный человек, который не может поверить в существование демонов.
На удивление Бартоломео Мейндерт замолчал.
Он даже странно мотнул головой и удалил фотографии с телефона. Удивившись реакции, Бартоломео рискнул спросить:
- Ты вообще помнишь, что я только что сказал?
- Что? - не понял Мейндерт, и Бартоломео запутался.
Каким это образом он повлиял на Гроена? Со страху он всё забыл, или просто Бартоломео умеет давить?
- Забудь. Нам пора идти, не считаешь? - отмахнулся Бартоломео.
- О, да. Мы должны ещё по многим местам сходить! Ты наелся? - с привычной теплотой спросил Мейндерт, отчего Бартоломео не на шутку перепугался.
«А вот этого мне точно не нужно...» - Бартоломео понял, что произошло, но не знал, каким образом он вынудил Мейндерта забыть собственные слова.
Бартоломео бросил свой кошелёк на стол и попросил Мейндерта разделить счёт и положить нужное количество купюр, а сам поклялся прийти через пять минут. Ему нужно было покурить в одиночестве. Мейндерт не придал значения и пообещал подождать.
Бартоломео встал у чёрного хода, дрожащими руками достал зажигалку, зажёг сигарету и закурил. Странное ощущение не покидало его тело. Как будто его только что обожгли чем-то, но это был не огонь. Бартоломео неожиданно выдохнул воздух, по форме напоминавший череп. Испугавшись, он бросил сигарету и пытался зажечь новую, но зажигалка не поддавалась. Его резко обвеяло холодом, а внутри появилось резкое желание уйти. Явно движимый мыслями не добровольно, он положил сигареты в карман, а зажигалку бросил на каменную кладку. Ветер в спину направлял его идти как можно дальше от Мейндерта, и Бартоломео не мог этому противиться. Ему казалось, что он шёл в то место, где уже бывал раньше, но на деле он почти не гулял по Нидерландам. Бартоломео стало жутко. Он сделал несколько шагов в сторону, пытаясь развернуться, но холод не отступал. Напротив, ему становилось всё хуже, руки и ноги словно онемели, а в голове пульсировала боль. Кто-то яростно пытался отвести Бартоломео в укромное место. Кто-то злобно настроенный хотел, чтобы Бартоломео остался в одиночестве уязвимым, как это было в ванной комнате. Бартоломео не мог думать об Астароте - ему запрещали. Он он бы хотел, что прямо сейчас он оказался здесь и перехватил его, чтобы Бартоломео не натворил делов.