Глава 7
В Аду не произошло ничего ужасного. Цербер всё также спал около врат, стражники ходили по разбитым дорогам и сверкали трезубцами, герб в спокойном состоянии возвышался над обителью, а вход в Бостфорз всё также заколочен. Однако следовало Астароту ступить на землю, как к нему подбежала стража.
- Повелитель! - закричал один из стражников, пока второй пытался поймать на себе взгляд Астарота. - Ваш сын...
- Что мой сын? - перепугался Астарот.
- Он заперся в обители и приказал никого не впускать... мы слышали, как он громко ругался и бил ваши бутылки.
- В моей обители? У вас глаза где, идиоты?! Я приказывал не впускать Вельзевула, пока меня здесь нет! - выругался Астарот и, не дождавшись ответа, ринулся к Велиалу, по пути открывая двери.
Внутри всё цело, что Астарот не заметил, ибо был зациклен исключительно на одном - как бы в гневе Велиал не натворил делов и после не огрёб от него в ипостаси. Из тронного зала как ни в чём не бывало вышла Лерайе в сопровождении мужа, Люцифера и Зепара. Увидев Астарота, они остановились и поклонились.
- Что так тихо? Ты что сделала с братом? - спросил Астарот у Лерайе.
- Дала пощёчину, - призналась она, и Астарот понял, почему так тихо - от удара разозлённой сестрицы Вельзевул просто отключился.
- Вы куда, чёрт, смотрели?! - разгневался Астарот и преградил путь.
- Повезло, папа, что Вельзевул в гневе до мамы не успел добежать. Клялся набить морду всем, - заявила Лерайе.
- Он трезвый? - уже спокойно спросил Астарот.
На это Лерайе не ответила.
По её лицу и так было понятно, что Вельзевул с бутылкой в руке. Демоны ушли в неизвестном направлении, больше ничего не сказав Астароту. Он, распахнув двери в тронный зал, принялся взглядом искать сына и, к сожалению, обнаружил его сидящим над гобеленами. Он скрывал исцарапанное сестрой лицо и не хотел, чтобы его жалели. Астарот даже не собирался этого делать, ведь прекрасно знал импульсивность и самостоятельность сына, отчего он подошёл к нему и сложил руки за спиной. Вельзевул буравил автопортрет и даже не обратил внимание на открывшуюся красную дверь.
- Вель, - обратился к нему Астарот. - Что с тобой произошло?
- А, папа... - повернулся к нему Вельзевул и тут же вернулся к изучению портрета. - Всё в порядке.
- Ты же знаешь, что я ненавижу, когда ты так говоришь. С тобой не всё в порядке.
- Даже если и не в порядке, ты знаешь причину, я не буду объяснять это по тысяче раз.
- Но ты же понимаешь, что ревнуешь совершенно зря.
- Я так не считаю.
Вельзевул устал объяснять отцу, что у него всё в порядке, и он встал, отряхнул руки и глубоко вздохнул, будто собирался вылить на отца всё, что имелось внутри. А его бы воля, он бы высказал отцу всё, что сильно его напрягало в Бартоломео и почему он мечтает о том, чтобы ему было плохо каждый день.
- Хватит обо мне беспокоиться. Я сам решу свои проблемы.
- Я лишь спросил... - Астарот примирительно выставил руки, но Вельзевул продолжил хмуриться и явно не собирался спускать гнев на милость.
Поступки отца не вызывали у него ничего, кроме отвращения - ведь важнее его родной сын, а не обнаглевший до мозга костей швед. Вельзевул презирал Бартоломео за то, что такой как он - меланхоличный и меркантильный человек - завоевал доверие повелителя Ада - сурового и не впечатлительного мужчины и отца троих детей, жизнь которых могла закончиться, даже не начавшись. Вельзевул понимал, что должен был быть благодарен за то, что ему и сестре подарили жизнь, но больше его беспокоила уходящая любовь отца, в которой он постоянно нуждался. Даже если Астарот интересовался успехами сына, он редко позволял себе навещать его в свободное время, ведь предпочитал отлёживаться в постели или попивать алкоголь. В свободное время его заботило личное состояние, а не дети, и Вельзевул совершенно этого не понимал.
Вельзевул снял с пальца копьё, Астарот даже не шелохнулся и продолжил стоять, надеясь усмирить сына одним взглядом. В гневе Велиал размахнулся копьём, чуть было не разрушил им стену и наконец вонзил его в пол, образовав трещину.
- Ты тратишь время на приёмыша, напрочь забыв о нас? На хрен тебе Бартоломео? Он же конченный на голову. Вдобавок он рассказал о тебе людям, и думает, что может им доверять. Ты ни слова не сказал, когда Бартоломео так сделал. Забыл, что он сын Леона - такого же конченного человека? Мне противно одно его существование, его голос, его идиотские шутки и то, что для тебя он, как этот чёртов артефакт на пальце.
Вельзевул собрался уходить, но неожиданно Астарот вонзил своё копьё в дверь и потребовал посмотреть на него, полного ярости и обиды.
- Вельзевул, - буркнул Астарот, отчего Вель испугался.
Он назвал его полным именем? Что за чёрт?
- Ты понятия не имеешь, что говоришь. Где благодарность за то, что я короновал тебя, а не человека? Где благодарность за жизнь, которую у тебя мог отнять Уриил только потому, что ты несёшь равновесие и где слова любви мне, когда я каждый день забочусь о вашем состоянии и говорю себе каждый день, что люблю своих детей. Где всё это, Вельзевул? Ты мой сын, и я несколько раз объяснял, почему я забочусь о Бартоломео. Он нуждался в любви - я не мо это дать, потому что у него был свой отец. И когда Леон заявил, что отказывается принимать тот факт, что Бартоломео порочный, я лишь последовал закону, который был принят Андромалиусом. Забрать Бартоломео не было моим желанием. Я лишь потакаю закону и иду по манускрипту.
- Это большая конкуренция. Видеть, с какой любовью ты обнимаешь Бартоломео мне неприятно, потому что ты не реагируешь на мои объятия. Я бы лучше вымыл глаза святой водой, чтобы больше не видеть, как он ластится к тебе и чуть ли не целует ноги. Меня печалит, что ты зациклен на нём.
Астароту не составило бы труда уйти и продолжить казаться в глазах сына полным ничтожеством и наихудшим отцом, но он остался на месте - борясь с чувством стыда он терпел крики сына и регулировал дыхание, чтобы не поднять на него руку и потом глубоко пожалеть. Он не считал себя лучшим отцом, ему нужно было доказать, что он способен любить одинаково всех детей, не выбирать среди них любимчика и добиться расположения Вельзевула, который уже сомневался, стоит ли доверять отцу и вообще считаться его сыном, если в родословной имеется человек, любой каприз которого будет тут же устранён.
«Бартоломео Мендерс... У Мендерса опять проблемы... Мендерс - он же нуждается в любви - я могу дать ему то, в чём он нуждается. Бартоломео несчастный мальчик...» - Всё, что Вельзевул слышал.
Никакого толка от этого человека нет. Он отравлял ад одним своим существованием и почти на грани его уничтожения, - тогда почему его жизнь, по мнению Богов грехов, оказалась ценнее? Разве их не волнует, что дети Бога гнева должны были умереть через три часа после рождения, а этот человек жить ещё много лет?
Вельзевул подошёл к отцу вплотную, поднял на него голову, заглянул в красные глаза и нахмурился. Кажется, он пытался вывести отца на эмоции своим безразличием, однако суровое выражение лица Астарота говорило о том, что всё, что он испытывает в данный момент - злость, а не стыд. Внезапно Астарот прижал сына к себе, положил его голову себе на грудь и погладил рыжие волосы, отчего Вельзевул испугался, но почти сразу же сменил гнев на милость - в объятиях отца ему было комфортно и безопасно.
- Запомни, что в аду я люблю твою мать и вас. - Астарот взял Вельзевула за щёки и провёл пальцем по векам, стирая слёзы.
Вельзевул не сдержался.
- Возможно я не самый хороший отец и муж, но одно я знаю точно - моя любовь к вам сильна. Вы ценнее всех сокровищ в аду, а ваша безопасность для меня превыше всего. Я знаю, как часто вы нервничаете, когда я принимаю ипостась, и мне очень жаль, что я не умею это контролировать. Вельзевул, я люблю тебя, твоих старшую и младшую сестру. У вас нет конкурентов, и вы все до единого великолепны. Мне стыдно осознавать, что ты думаешь, что не нужен мне. Все вы нужны мне. Пожалуйста, Вельзевул, перестань ревновать. Бартоломео не заменит мне тебя.
Вельзевул не заподозрил лжи и молча кивнул, обняв отца. Ему стало стыдно за то, что вынес отцу весь мозг и едва его не разозлил, однако он был уверен, что этого будет недостаточно, чтобы он принял ипостась. При детях Астарот бы определённо не стал этого делать. Как бы сильно его не мучили воспоминания, - если рядом находится его ребёнок - мысли мгновенно его отпускали.
***
Бартоломео не помнил, как провёл вчерашний вечер. Единственное, что он запомнил - как Розель вцепилась в него и искусала почти все губы. Он проверил кожу жены на наличие ссадин и удивился самому себе: Розель была чиста, на месте даже нижнее бельё. Бартоломео стал искать на полу свои водолазку и обувь, но вместо этого нашёл чёрный с красным поясом длинный халат. Если бы Розель была трезвой, на ночь бы она убрала вещи. Бартоломео пожалел, что на ужин с Мейндертом и его невестой взял Розель, которой не рекомендован выпивать даже один бокал алкоголя.
В дверь постучали. Бартоломео в спешке накрыл Розель одеялом, накинул халат, увидев на животе синяки, и открыл дверь. На пороге стояла Томи в спортивной одежде.
- Нет, - испугался Бартоломео и собрался было закрыть дверь, но Томи выставила ногу.
- Очистка разума! - Томи потянула брата на себя. - Рози вообще жива после вчерашнего?
- А ты что, знаешь? - Бартоломео уже приготовился гореть со стыда.
- Мы же соседи... - напомнила Томи. - Мы с Нейтаном ждём тебя на улице.
- Я могу не идти?
- Не можешь.
- Зачем я вообще спрашивал, если такого варианта нет?
- Не знаю. - Томи закрыла дверь, побежала по лестнице и выпрыгнула на улицу.
Бартоломео надел футболку, влез в спортивные серые штаны, надел митенки, взъерошил волосы и, оставив на тумбе ключи, вышел из комнаты. На улице было не так холодно, и Бартоломео ни капли не пожалел, что надел футболку.
- Будем вытряхивать из тебя весь алкоголь, который поместился в желудке. - Нейтан размял пальцы, помассировал виски и настроился. - Мейндерт так вас споил, что я испугался.
- Я ещё не такой пьяный. - Бартоломео вспомнил Астарота и решил посчитать, сколько бутылок он бы выхлебал, чтобы ненадолго оттянуться?
Штук десять, не меньше, Астароту ведь не страшны проблемы с желудком - он уже безжалостно испорчен,а если бы он был смертным, от него бы уже ничего не осталось.
- Леон убьёт меня, если узнает об этом, - напомнил Нейтан, отчего Бартоломео помрачнел.
Он ведь уже совсем не хотел ничего слышать про Леона, ведь сразу же вспомнил, что он сделал и как его назвал. В жизни Бартоломео больше не существует никакого Леона - существует только мама, тёти, сестра, племянники, друзья и собственная семья. Больше этот человек не узнает, как протекает жизнь Бартоломео и никогда не увидит его детей.
Нейтан и Томи побежали раньше Бартоломео, и он, не ожидав от них такого, рванул за ними, едва не упав на землю из-за развязавшихся шнурков. Троица остановилась у парка, Нейтан проверил часы, Томи заколола волосы получше, а Бартоломео обвязал шнурки вокруг голени, чтобы больше те не подводили его. Закончив все приготовления, Нейтан сообщил, сколько нужно пробежать и сколько на это уйдёт времени - примерно тридцать минут. После, троица отправится поесть и вернутся домой, чтобы заниматься своими делами и отдыхать до вечера, ведь в семь часов была назначена очередная встреча с Мейндертом и его отцом.
Семейству так понравился Нейтан, что они решили познакомиться поближе и даже обратиться к нему на «ты», чего раньше Ямамото не приветствовал. Ему осталось молча согласиться с отцом Мейндерта, чтобы не портить о себе и своей семье мнение.
***
Асмодей сдержал своё обещание и нашёл много интересной, по мнению Бонмал, информации. Через несколько дней ему и Бонмал нужно было возвращаться в академию, где вряд ли бы они смогли обсудить дело. Полно лишних людей, особенно когда рядом с Бонмал находится Свеа, от ушей которой не может ускользнуть ни одна сплетня. Бальтазар предупреждал сына о том, чтобы он всматривался в своё окружение и ни в коем случае не разговаривал с обычными детьми. Даже несмотря на то, что он не являлся представителем ада, а полубогом, ему необходимо сохранять свою личность в секрете, а заострённые уши прятать под чёрными волосами. Асмодей родился с голубыми глазами и меткой на спине, отчего его одноклассники никогда не видели его в майке или без куртки. Их не смущали бинты, заострённый язык и постоянный исходящий от него жар, - больше всего их волновало, почему его так зовут и что он прячет под футболкой.
Асмодей сидел в гостиной и играл в приставку, пока Бальтазар попивал вино. Несмотря на наличие силы, Асмодей предпочитал жить как обычный ребёнок. Однако такого ребёнка удалось вылечить только рембицином, который ему давали шесть раз в день.
Когда в дом поднялись Паул с дочерью, Бальтазар поставил бокал и встал изо стола, чтобы пожать Паулу руку. Он нравился ему как человек, и он бы никогда не сказал про него ничего плохого. Даже дружба с Бартоломео не портила о нём впечатление.
- Бонмал, как спалось? - спросил Бальтазар, скорее обращаясь к Барбело.
Бонмал промолчала. Бальтазар напрягся и отошёл в сторону. Молчание ребёнка ударило по его самолюбию.
- Ты нашёл, что я просила? - спросила Бонмал, усевшись рядом с Асмодеем.
Мальчик лишь кивнул на стол, где лежал прикрытый «Скорбью Сатаны» лист, исписанный записями на латыни. В силу происхождения Бонмал немного понимала латынь, но не умела на ней говорить. Она подцепила пальцами листок, быстро прошлась глазами по тексту и засунула его в карман. Всё, что она смогла узнать о Барбело:
«Два брата, которых принято считать за одно существо - за демона, могли вывести из строя технику, вселится в человека и повлиять на повелителя Ада, чтобы заполучить желаемое - свободу. Повелителем было принято решение ограничить существо в правах и посадить в тюрьму, где впоследствии он уничтожил сотни демонов и был приговорён к казни. Дух Барбело был заточён в особой камере, наполненной воском и вёдрами с водами из чистилища - это всё, что способно сдержать его. Однако дух вырвался на свободу и принялся искать ребёнка - взрослые не подходили ему, а выбор пал на недавно забеременевшую дочь повелителя. Цель Барбело - пробудить во владельце всадницу Смерть и предотвратить метаморфозу мира.»
- Я не могу отпустить этих братьев, даже когда они просят.
Бальтазар и Паул переглянулись. Им точно не послышалось? Барбело, который не показывался детям на глаза вдруг решил заговорить со своим телом? Он понял, в чьё тело попал и сразу решил сдаться?
- Подожди, Бонмал, - помедлил Бальтазар и поджал подбородок рукой. - Тебя вообще не смущает эта записка?
- У меня немного по другому работает эмоциональность. Мне всё равно, - ответила Бонмал, и это было странно.
До проявления Бара и Бело Бонмал была совершенно обычным ребёнком.
Внезапно телефон Паула зазвонил - на экране высвечивался Роальд. Он поднял трубку, помолчал несколько секунд, снял очки и переспросил. Глаза наполнились ужасом, и Бальтазар удержал Паула, чтобы тот случайно не упал. Роальд сбросил трубку, и телефон Паула погас. Он сообщил Бальтазару, что Роальд нашёл Рику мёртвым в его кабинете.
- Почему он сказал именно тебе? - уточнил Бальтазар.
- Он сказал Леону, - добавил Паул. - И попросил его позвонить Барто, но Леон напомнил, что они с ним не разговаривают. Роальд сам пытался дозвониться до Барто, но он не взял трубку, и тогда решил позвонить мне, вдруг я смогу уведомить его.
- Бартоломео вечно забывает телефон.
- Или он просто разрядился.
- Что делать дальше? Роальд сказал, как умер Рику?
- Нет, - мотнул головой Паул и успокоился.
Ему было страшно осознавать, что будет с Бартоломео, когда он узнает о внезапной Рику, но ещё больше его волновал мотив, ведь Рику был найден с банкой снотворного в руках. Роальд добавил, что при нём была найдена предсмертная записка, в которой написано лишь два слова «Прости, Бартоломео».
***
Ближе к вечеру Бартоломео и Розель вернулись в номер. Из них выветрился весь алкоголь. Нейтан и Томи решили, что больше никуда не пойдут, потому что устали и пожелали им спокойной ночи. На часах было десять часов. Зайдя в номер, Розель бросила туфли в сторону, расстегнула платье и упала на кровать. Бартоломео аккуратно стянул митенки и положил на тумбу, посмотрел на себя в зеркало и развернулся к жене. Розель пыталась включить телефон, но поняла, что он разрядился. Бартоломео поглядел на свой, понял, что он не включается и подсоединил в зарядке. Через тридцать секунд телефон загорелся, и ещё через долю секунды прозвенел от двадцати с лишним сообщений. Глазком взглянув на них - думая, что спам - Бартоломео увидел сообщение от отца и удивился. Неужели осознал ошибку и решил извиниться? В десять часов Леон ещё не спал: он либо читал книгу, либо пил чай.
Бартоломео заметил сообщение от Рику, в котором он просил прощения.
«Больше этого не произойдёт. Прости меня и прощай».
Содержание сообщения серьёзно напугало Бартоломео, и он решил проверить, когда в последний раз Рику был в сети - приложение писало, что последний раз он заходил в 14:18. Через пять секунд Бартоломео перезвонил Леон - видимо увидел, что сын появился в сети и решил попробовать снова.
Леон сообщил, что Рику был найден мёртвым в своём кабинете в клинике. Во рту была обильная пена, и как сказал Роальд, это был передоз - Рику наглотался таблеток.
Бартоломео буравил в одну точку несколько секунд, Леон, не получив ответа, сам сбросил трубку, и через тридцать секунд телефон Бартоломео погас. Розель взяла мужа за руку и попыталась вернуть в реальный мир, но Бартоломео продолжал взглядом испепелять сидящего напротив невидимого собеседника.
- Рику умер, - сообщил Бартоломео и прикрыл лицо руками.
- Как?! Что произошло?! Бартоломео, спокойнее... - Розель взяла обе руки мужа и заставила его посмотреть на себя.
Бартоломео был зол на Рику за обман, но узнав об его смерти он будто раскололся на несколько частей. Совсем недавно он видел этого человека живым и невредимым, слышал его суровые речи и видел надменное лицо, а сегодня этот человек мёртв.
- Он наглотался таблеток, - сказал Бартоломео.
- Господи... почему он это сделал?
- Из-за меня, - предположил Бартоломео.
- Не смей обвинять себя в его смерти!
Бартоломео ничего не ответил.
Вместо этого он встал, направился в ванную комнату и закрыл дверь. Розель догадывалась, что он собирался сделать и побежала за ним, стала стучать в дверь и умолять Бартоломео выйти и поговорить с ней. Бартоломео будто ничего не слышал и вообще вышел из реальности - он опёрся об дверь, прикрыл глаза и не позволил слезам выйти наружу. Он понимал, что если позволит этому случится, он закричит и взбаламутит весь отель, что ему совершенно не надо. Чтобы заглушить боль и просьбы Розель выйти, Бартоломео включил горячую воду, дождался, пока будет идти пар, прикусил воротник футболки, чтобы быть тихим и опустил руки в раковину. Он привык к горячей воде и не считал, что это вредно. Если ему нужно заглушить моральную боль, он предпочтёт постоять под струёй горячей воды, чем позволять кому-то себя утешать. Это не для него - он не любит, когда ему помогают, когда он этого не просит. В воде было утешение.
Неожиданно Бартоломео взял стакан, стоявший на подоконнике, вылил из него воду в раковину и бросил об стену. Резкий крик и стон перепугали Розель, она поддела замок невидимкой и вбежала в ванную комнату. Бартоломео держался за руку, по которой стекала кровь.