Глава 6
Десятого сентября в три часа дня Бартоломео с сестрой, Розель и Нейтаном прилетели в Амстердам, чтобы заключить сделку. Уговаривать сестру поехать с ними Бартоломео долго не пришлось, Леон сам настаивал, чтобы дочь вывезла брата в другую страну на отдых. Он был в Европе лишь однажды — в Германии, когда ему было от силы пять лет. С собой Бартоломео взял необходимые документы, два телефона, увесистый кошелёк с деньгами отца, которые он пожелал не тратить, а отдать сестре и прописанные Роальдом пилюли. В день, когда Бартоломео узнал о витаминах, он увидел Рику и хотел на него наброситься, но Роальд противостоял драке и потребовал Бартоломео сесть на место. С тех пор Рику не попадался Мендерсу на глаза. Кому бы понравилось ходить с большим синяком под глазом? Бартоломео уведомил о своём отсутствии лишь Астарота, чему тот удивился, посчитав, что парень ударился головой. Дагона и Паул пообещали присмотреть за Свеей и тем, чтобы она не заразилась от Бонмал. Однако ей становилось лучше, когда по ночам приходил Астарот. Он гладил её по щекам и голове и поил странным, по вкусу напоминавшим нотки дуба лекарством. В Аду у него было название рембицин. Этим средством лекари Ада поили заключённых и тяжело больных демонов, не давали прогрессировать безумию и судорогам. По словам Астарота это напоминало успокоительное, и единственное, что отличало рембицин от него — наличие чайной ложки виски с лимоном. Если бы человек его попробовал, он бы получил пищевое отравление и через несколько часов бы оклемался. Астарот был уверен, что лекарство поможет Бонмал, и оно помогло. Бар и Бело неизвестно на сколько угомонились, и Бонмал могла заниматься привычными для неё делами и выходить на улицу.
— Бо!
Две подруги вырвались вперёд, и Дагона отвлеклась от телефона, чтобы уследить за девочками. Свеа, коснувшись плеча подруги, повела её к дереву и показала рукой на странную ворону на ветке. Дагона тоже посмотрела наверх, прищурилась и улыбнулась.
— Гляди какая птица толстая! — сказала Свеа, и ворона тут же злобно каркнула. — Ладно, не толстая... просто большая. Видела таких?
— Нет, — сухо ответила Бонмал и убрала зудевшую руку в карман.
Дагона догнала девочек и отвела Свеу от дерева, чтобы больше она не обзывала птицу.
— Не говори так, Свеа. Ему неприятно, — снова оглядев птицу, сказала Дагона.
Свеа отошла от дерева и подобрала с асфальта кленовый лист.
— Весь день ты грустная, Бо, — заметила Свеа и положила Бонмал лист на голову. — Вот, он тебе как раз к волосам подходит. И они даже не крашенные... поразительно.
— У нас гены, — улыбнулась Дагона и поправила пальто Свеи.
— Мама, — окликнула её Бонмал. — Это то, что я думаю?
— Да, именно то, что ты думаешь.
Мимо Спенсеров прошёл мальчик со своей мамой, и Бонмал сразу же узнала в нём своего лучшего друга Асмодея. Он даже и не выглядел больным, значит рембицин хорошо помог. Асмодей, заметив девочек, оторвался от матери и обнял Бонмал, а со Свеей ограничился рукопожатием руки в силу того, что плохо её знал.
— Здравствуй. — Наоми Зенуним кивнула в знак уважения и пожала Дагоне руку. — Как твоё здоровье после родов?
— Всё в порядке. Гулять вышли?
— Мы с тренировки. Про Бальтазара даже не спрашивай... пьёт не хуже сама понимаешь кого. Уже три часа дня, а он все ещё спит, — сообщила Наоми и спрятала руки в карман чёрной куртки, словив изучающий взгляд малышки Бонмал.
Асмодей пытался найти со Свеей общие темы, пока Бонмал думала, кто изображён на татуировке женщины. Она видела такую на руке у мамы, у деда и у Бартоломео, и даже если он старался скрывать тело за тёплой одеждой, Бонмал замечала под закатанными руками пентаграмму и его имя.
«Многих он присвоил себе? У Бартоломео почти такие же татуировки, как у мамы с дедом. Если дед правит адом, значит это как метка. А если папа Асмодея — демон, значит он пометил Наоми, когда женился на ней.»
От мыслей Бонмал отвлёк Асмодей, снявший с её плеча кленовый лист. Вдруг Бонмал осеклась, взяла друга под локоть и отошла к дереву, попросив Свеу не идти за ней. Она понимающе кивнула и сложила руки за спиной, глядя на красивую светловолосую маму Асмодея.
— У меня к тебе дело, Асми. — Бонмал вытащила из кармана своё зеркало и восемьдесят восемь шведских крон.
Асмодей удивлённо поднял брови, поглядел по сторонам и, убедившись, что никто их не увидел, засунул презенты в карман куртки.
— Я знаю, что ты тоже метис. Мне нужно узнать, кто такие Бар и Бело.
— Бело — опасный демон, который попытался уничтожить чистилище и был казнён вместе со своим братом. Покушение на чистилище то же самое что покушение на повелителя, твоего деда. Но поверь, есть ещё один, кто более опасен. Бело и рядом с ним не стоял. Есть у твоего деда тюрьма, где содержаться такие твари, а место для самого опасного — в глубине подвала. Руки в серебряных оковах, а серебро для нас как святая вода. Не зря повелитель потребовал избавиться от всех цепей и сбросить их в тюрьму в качестве наказания для плохих.
— Как зовут того демона?
— Кагунал. Он несёт разрушения и для тела всегда ищет новорождённых. На них падает меньше подозрений. Кагунал, если его выпустить из тюрьмы, способен устроить апокалипсис, потому что он ипостась всадника Войны. Поэтому повелитель тщательно следит за тем, чтобы эта тварь никогда не проснулась. Чего ты добиваешься? Зачем тебе запрещённая информация?
— Не думаю, что для меня она запрещённая. Ты умный, Асми, поэтому помоги мне. Мне важно знать, кто во мне живёт. Заплатить больше я не смогу.
— Это в тебе говорит меркантильность Бело?
— Это обычное любопытство.
На лице Асмодея появилась довольная ухмылка, и он, поманив её пальцем, пообещал выполнить указание и назвал её «Барбело».
— Не смей, — разозлилась Бонмал и отодвинула его палец от уха. — Я Бонмал!
— Это лишь шутка, не злись. — Асмодей отошёл от Бонмал и кивнул.
Бонмал удержала его за плечо и спросила:
— К чему ты относишься?
— Я расскажу тебе позже, если захочу. Тебе не понравится.
— Ты же мой лучший друг...
— Не нужно знать про это в таком возрасте. Созреешь — расскажу. И даже не проси никого рассказать. Посчитают за дурочку, потом стыдно будет. Лучше потерпи лет до четырнадцати, поверь, тебе даже дед не расскажет.
— А если намекнуть?
— Когда стану старше, меня будут заботить девушки и их красота.
«Стыдится... хочет казаться умным и игнорировать своё происхождение? Или он как и я — неполноценный демон?»
Асмодей дал обещание помочь и ушёл к матери, махнув подруге на прощание.
***
Запершись в ванной, Бартоломео, сжимая в зубах свой ремень, выливал на пораненные костяшки антисептик и заглушал свои стоны льющейся водой. Он проклинал несчастный кирпич, попавшийся ему на глаза и себя за то, что взял его и ударил по нему кулаком. Заглушить боль и заработать новые раны удалось. Главное, чтобы никто не узнал, что он вытворял на заднем дворе отеля втайне от хозяина. Скажет, что после груши костяшки так и не прошли и ему пришлось наложить новую повязку.
— Чёрт... — закончив обрабатывать раны, выругался Бартоломео и бросил закрытый антисептик в раковину.
Он открыл аптечку, вытащил бинт и ножницы, отрезал часть и закатал рукава водолазки. В дверь постучала Розель и поинтересовалась как у него дела, на что Бартоломео сказал «позже». Стуча кабулками, Розель вышла из комнаты и спустилась по лестнице в фойе. Бартоломео навязал на руку бинт, завязал в узел и, напоследок глянув в зеркало на своё уродливое лицо, плюнул в раковину и вышел из ванной.
— Астарот бы убил меня... — Приняв непринуждённый вид и надев кирпичное пальто, Бартоломео вышел из номера, сложив руки в карманы.
В фойе его ждали сестра, Нейтан и жена. Все забеспокоились, что Бартоломео долго нет. Томи встала, подошла к брату и вытащила его руку. Поражённый Нейтан отложил телефон и посмотрел на то, как Бартоломео от злости раздул ноздри и прикрыл глаза.
— Ты обработал раны? — спросила она спокойно, и Бартоломео открыл глаза.
— Да... — запнулся он. — Всё в порядке.
— В следующий раз не бей по груше со всей силы.
— Может, Нейтан меня научит? — Бартоломео посмотрел на зятя.
— Почему нет? В свободное время я согласен. Меньше бинты расходовать будешь.
— В этом я не уверен, — сказал Бартоломео себе под нос, но Нейтан прекрасно его услышал.
— Что? — переспросил Нейтан.
— Я имею в виду, что тренироваться буду долго. А характер у меня, сам понимаешь, взрывной. С первого раза не получится, ударю так, что едва костяшки не сломаю, — нарвал Бартоломео, но Нейтан ему не поверил.
— Покажи свои руки, — попросила Томи, но Бартоломео отошёл в сторону, не желая ничего делать. — Ты вредишь себе? Что, если мама с папой узнают? Бартоломео, это плохо.
— Он не вредит себе, — успокоила её Розель.
— Тогда почему ты расходуешь бинты, Барто? Если раны только на костяшке, зачем обмотал до предплечий?
Бартоломео молчал.
Вместе с Томи удивилась и Розель, ожидая услышать, что он скрывал от сестры татуировки. Или, может быть, так и есть, просто он не хотел показывать сестре странные символы и имена?
— Это часть имиджа, — вдруг ответил Бартоломео, и Нейтан снова заподозрил его во лжи.
«Я, кажется, понимаю... хочет показать, что он разбит. Пытается привлечь к себе внимание. Я знаю, что Бартоломео намеренно причиняет себе вред, прости, Томи, что пришлось тебе соврать...»
— Оставь его, Томи. Он расскажет тебе позже, если захочет. — Розель спасла мужа от допроса и словила на себе его грустный взгляд.
— Хорошо, — отступила Томи и села на диван, прижавшись к мужу.
Бартоломео мотнул головой и плюхнулся на кресло, открыл в кармане банку с таблетками, вытащил одну и запихнул в рот, запив стоявшей на столе водой.
— Они тебе помогают? Толку больше, чем от тех, что давал тебе Рику? — забеспокоилась Томи.
— Гораздо больше, — ехидно улыбнулся Бартоломео.
— Славно, — расслабилась Томи.
Бартоломео никогда не скажет сестре, что скрывает под бинтами. Зачем ей знать о проблемах брата? Зачем всем людям знать, что у Бартоломео проблемы с головой, если это только его проблема? Никогда, даже Астароту он не скажет, что творит с руками и почему напрасно тратит бинты.
«Да чëрт меня дери... он же всё равно узнает, что я делаю...» — додумался Бартоломео и дёрнул щекой.
— Через тридцать минут сюда придёт Родольф Гроен с сыном. Они согласны выделить нам участок. Бартоломео, понимаешь, почему Леон отправил тебя с нами?
— Чтобы я не мельтешил перед глазами.
— Нет, Мео, — засмеялся Нейтан. — Это значит, что для успешной сделки нужна твоя подпись. Леон отдал тебе полномочия, а сам предпочёл заниматься филантропией и быть спонсором сестёр. Не знаю, почему он отказался вести бизнес за границей.
— Потому что он домосед, — ответил Бартоломео со злобой.
— Иными словами, ты делишь бизнес с нами. Не был бы я мужем твоей сестры, делили бы вдвоём и кто знает насколько хорошо? — От услышанного Томи взбесилась и скрестила руки на груди, хмуря брови.
Нейтан рассмеялся и прижал Томи к себе, поцеловал в щёку и попросил игнорировать его шутки, ибо он никогда не бывает серьёзен. Если дело, конечно, не касается работы.
— Мне нравится здесь, — сказала Розель и положила голову Бартоломео на плечо.
Он вздрогнул, но отодвигаться не стал.
— Знаешь, Нейтан, я была только в Финляндии и Лондоне, да и то всего на два дня. А здесь мы будем больше...
— Я очень рад, что тебе нравится. Хотел, чтобы всем было комфортно. — Нейтан посмотрел на Бартоломео. — Тебе звонил отец? Спрашивал о делах?
— Нет, — спокойно ответил Бартоломео. — Мне достаточно, что мама спросила.
— Совсем плохи дела... не пробовал мириться с папой? — Этот вопрос разозлил Бартоломео, но он сжал кулаки и выдохнул, как его учил Роальд.
«Меньше нервов, больше дыхания... силой споры не решишь, будь всегда спокоен, как удав. Это твоя сильная сторона, которую ты не замечаешь...»
— Я ему ничего не сделал. Если папа доверяет тебе, он бы сказал, в чём дело. В ссоре виноват папа, я пытался спросить в чём дело, но он как в стену упёрся. Не могу простить ему, что толку от пилюль Рику не было только потому, что это чёртовы витамины, — спокойно ответил Бартоломео сестре.
— Витамины? Что ты такое говоришь? — не поверила Томи.
— Я так и знал. Ты любую правду посчитаешь за ложь. Я вынужден тебя огорчить — это действительно пилюли. Настоящую помощь мне оказывает Роальд Рейкрофт.
— Рейкрофт? — уточнил Нейтан. — Он же муж нашего юриста, Томи. Не знал, что он психиатр.
— Я думал, она не замужем, — пожал плечами Бартоломео.
— Надо было больше интересоваться происходящим вокруг, Мео, — лукаво улыбнулся Нейтан.
— Мне плевать, что происходит в жизни, — заявил Бартоломео и поднялся. — Я скоро вернусь.
— Ты бросишь курить когда-нибудь? — закатила глаза Томи, понимая причину его ухода.
— Может да, а может и нет, — сказал Бартоломео и закрыл за собой дверь.
Розель сидела зажатая, будто что-то недоговаривала и ругала себя за длительное молчание с родственниками, если бизнес их общее дело.
Бартоломео поджёг сигарету, втянул в лёгкие воздух и задумался о том, что ему нужнее — удовлетворить себя, снять панику с помощью сигареты или вспомнить о том, как к нему отнёсся самый близкий человек? Постоянные проблемы с неконтролируемой агрессией в лёгкую свели Бартоломео в могилу, если бы он вовремя не останавливался. От болезни он не спрячется, не убежит далеко. Он будет терпеть, скрывать ото всех свои обожжённые кипятком руки и татуировки. Ему приходится врать даже жене, психологу, которая спасала многих от такого состояния. Она бы спасла своего мужа, если бы нужна была именно её помощь. Докурив сигарету, Бартоломео потряс ей и выбросил в мусорное ведро. Собираясь вытащить ещё одну, он заметил у входа в отель машину, принадлежавшую партнёрам по бизнесу.
— Давай, Мейндерт, нельзя заставлять наших партнёров ждать! — В воздухе пахло роскошью и дорогим алкоголем.
Мужчина, поправивший перстень на безымянном пальце левой руки оглядывал место, где ему и сыну предстоит жить две недели. Из машины сначала вышел мужчина лет двадцати шести в чёрной рубашке и серых штанах. Бартоломео не приметил на пальце кольцо — не женат. В следующую секунду мужчина протянул руку в машину и помог выйти не менее статной девушке в чёрном, подчёркивающем талию и грудь платье.
— Вайнона, нравится? — спросил у неё старший Гроен, довольно потерев ладони.
— А мне что? Я, как невеста Мейндерта, прилетела на отдых, а не на работу. Главное, чтобы был комфорт.
— Будет, это один из лучших отелей... и рядом нет квартала красных фонарей, — заверил её жених.
— Славно, — улыбнулась она и заметила Бартоломео.
Скользнув взглядом по его одежде и царапинам на лице, Вайнона посчитала, что он не имеет отношения к сделке и проигнорировала его. Лишь когда Родольф подошёл к нему с протянутой рукой и тёплой улыбкой, Вайнона поняла, что ошиблась.
— Вы с годами всё больше похожи на отца, мой мальчик. Как у него дела? — Сравнения с отцом всегда раздражали Бартоломео, и он был готов сломать всё на своём пути.
— Хорошо... но я похож на маму, — попытался соврать он.
— Не в обиду миссис Мендерс, но чувствуется вся мощь и хладнокровие отца.
— Родольф пожал Бартоломео руку и представил своего сына. Тот улыбнулся и поблагодарил Бартоломео за комплимент в адрес его очаровательной невесты. Вайнона заметила перебинтованные руки мужчины и решила не интересоваться, что же такое с ним произошло, что он решил обмотать их в несколько слоёв.
— Мейндерт Гроен, наслышан о вас, Бартоломео Мендерс. Прошу простить меня за бестактность, но почему у вас разные глаза?
— Я предпочитаю «Бартоломео Альдани». Это линзы, Мейндерт. У меня плохое зрение, и я решил купить цветные.
Мейндерт кивнул, улыбнулся и отошёл в сторону, позволяя Вайноне пожать руку Бартоломео. Даже если Мендерс сделал ей комплимент, в душе она ему не понравилась. Видимо, почувствовал неприятный взгляд при приезде и отвращение от внешнего вида и забинтованных рук. Протирая в Бартоломео дыру, Вайнона пожала ему руку и сглотнула.
— Бартоломео, что с вашими руками? — обогнав Вайнону, спросил Родольф.
— Перезанимался спортом, не берите в голову.
— Вы уверены? — Бартоломео напрягся. Вайнона сощурилась. — Насколько мне известно, вы ненавидите спорт.
— Если только атлетику, — пытался унять ситуацию Бартоломео.
Вайнона, в буквальном смысле, читала его насквозь. Она видела не только пораненные руки, уставшее от жизни лицо, чуть красные глаза, но и недовольного своей жизнью человека.
Гроены ушли внутрь, Бартоломео отказался с ними и предпочёл ещё некоторое время побыть в одиночестве. Он вспомнил, как похожа Вайнона на тех людей, которые давили на Бартоломео буквально всем. От Вайноны исходила отталкивающая, неприятная энергия, и Бартоломео понимал, что вряд ли найдёт с ней общий язык. Люди, которые врываются в его личное пространство и судят по одежде никогда не станут ему близкими друзьями. Если бы Мейндерт не был бы богатым, захотела бы Вайнона выйти за него замуж? Он красив, образован, говорит на шести языках... Вайнона ценила не только деньги: она ценила внешнюю красоту и начитанность. Бартоломео попадал под все категории, однако Вайнону он ни коим образом не впечатлил. Чтобы быть богатым, обязательно носить шикарную одежду и дорогие украшения? Бартоломео удивлялся современному миру всё больше и больше. Неужели чтобы быть богатым обязательно это доказывать стильной и дорогой одеждой?
***
Бартоломео ни капли не был заинтересован в сделке. Его бы воля — он бы вообще не работал, но как иначе обеспечивать себя, жену и маленькую дочь? Бартоломео не решал никаких вопросов, от него нужна была лишь подпись. В случае жульничества Бартоломео сможет подать апелляцию и получить юридическую помощь, но обе стороны поклялись, что буду вести бизнес без каких-либо намёков на враньё. Чтобы не потерять хорошие деньги, семья Ямамото-Альдани наняла юриста Альму Брукс, мастерицу своего дела.
Альма должна была прилететь в Амстердам двадцать шестого сентября. После сделки Бартоломео загулял по Амстердаму и даже не понял, как оказался в Де Валлен — квартале красных фонарей, где по вечерам бывало достаточно мужчин и юношей. Как порядочный человек, Бартоломео сел на ближайшую скамейку. Поодаль на ветку пожелтевшего клёна села упитанная ворона. Бартоломео задержал на ней взгляд, сощурился и мотнул головой. Стоило ему открыть глаза, как вороны на ветке не оказалось. Она сидела на другой ветке, позади него, махала крыльями и каркала, пытаясь привлечь внимание. Бартоломео не на шутку перепугался, оставил грёзы на потом и пульнул в ворону валявшейся шишкой.
Ворона улетела.
Выдохнув, Бартоломео вернулся в исходное положение и прикрыл лицо рукой. Внезапно сзади его схватила сильная мужская рука, а по сильному яблочному запаху, Бартоломео понял, кто именно его удержал.
— Отпусти! — Бартоломео повернул голову и встретился взглядом со злым Астаротом.
Под глазом мужчины красовался синяк.
— Мне было больно, — заявил он и плюнул себе под ноги.
— Что ты делаешь в Нидерландах? — спросил Бартоломео, чуть отодвигаясь.
Астарот сел рядом, вытащил портсигар и поглядел на Мендерса в недоумении.
— Смотрю, чтобы ты по квартам всяким не шастал. Был бы здесь Бальтазар... — хотел он добавить, но позже обуздал это желание. — Бартоломео, я наблюдаю за всеми в этом облике. Это моя работа, как вершителя судеб — заранее находить людей с жестоким нутром. Но я женатый мужчина и отец, залетать в квартал красных фонарей мне нельзя.
— А так хотелось?
— Что за моветон? — Астарот разозлился, что Бартоломео сбил его с мысли своим «идиотским» предположением.
Закурив, он изучил местность и вдохнул запах свежести с лежащего на асфальте промокшего клёна. Астарот любил осень лишь за красоту, в которой он находил успокоение. На голову Астароту упал лист, цветом похожий на его цвет волос. Смахнув его с ног, Астарот чихнул, ударил себя по груди и вернулся в исходное положение. Внешний вид Астарота Бартоломео не нравился, и он не побоялся спросить:
— Что с тобой?
— У меня, как и у людей, тоже бывает аллергия. Правда я не пользуюсь лекарствами, потому что от них нет толка.
— Лучшее лекарство для тебя виски?
— Да, и рембицин, в составе которого чайная ложка моего любимого яблочного бурбона. В Аду нет запрета на распитие спиртных напитков. Ахерон, мой внук, пьёт по две ложки, чтобы не заболевать. Правда, в последнее время он слабый... я бы дал тебе попробовать, только вот проблема в том, что ты человек. — Астарот боковым зрением уловил, как Бартоломео чесал руки и поправлял бинт.
Он бы не стал задавать вопросов, если бы знал, что Бартоломео занимается спортом.
«Блядь, ты полный дебил, Бартоломео! Его не обманешь!» — Бартоломео прикусил губу и прикрыл глаза, осознавая свою никчёмность.
Астарот догадывался, что находится под бинтами и будто специально это игнорировал, ведь у него у самого была забинтована доминирующая левая рука. Бартоломео видел в книге, что если дьявол силён, и если он не может контролировать свою силу — она вырывается наружу и ранит хозяина, оставляя либо большие царапины, либо большущие ожоги.
— Почему Вель меня ненавидит? — неожиданно спросил Бартоломео, решив сменить тему и не думать о пораненной руке.
Астарот повернул голову.
— Он ненавидит меня за то, что я родился.
— Он ревнует меня к тебе. Я ничего не могу поделать. Вельзевул всегда рос в моей любви, а возникший в виде тебя соперник его раздражает. Я просил прощения, но Вельзевулу этого мало.
— Почему Вельзевул? Разве у него не другое имя?
— Вель — сокращение. После того как он стал править кругом богатства, он носит полное имя. Такова прихоть высокопоставленных лиц в Аду. Я зову его Вельзевулом даже когда он провинился, и он этого не любит.
— Я всё время думал, что его имя Вель.
— Прости, что пришлось тебя разочаровать. Кстати говоря, у твоей сестры имя «Томи» — полное?
— Томила Эллендеттер Мендерс-Ямамото.
— А ты кто?
— Бартоломео... Бартоломео Альдани.
Астарот ухмыльнулся. Бартоломео осознал, что нарушил традицию семьи и представился под фамилией супруги.
— Несколько лет назад ты утверждал, что всегда будешь гордиться своей фамилией.
— Кто же мог подумать, что Леон — такой мудак?
— Я всегда знал, что он мудак, — заявил Астарот.
Бартоломео от использования Астаротом жаргонов стало неловко.
— Ты не создан для употребления таких слов.
— Да ну? — странно улыбнулся Астарот. — Я могу говорить всё, что хочу. Правда, некоторых слов я не понимаю.
Ладонь Бартоломео зачесалась. Он вытащил руку из кармана, почесал костяшки и плюнул на них, думая, что это уменьшит боль. Астарот прищурился — бинт слегка испачкан в крови. По сравнению с Бартоломео, руки Астарота ещё более крепкие и потеряно не так много крови. Астарот встал, подошёл к клёну и встал к Бартоломео спиной, сложив сзади руки. Бартоломео видел свежие раны и побоялся задать вопрос, чтобы случайно не попасть под горячую руку. Астарот ощущал его взгляд на себе, отчего слегка повернул голову и кивнул на место рядом с собой. Астарот смотрел не на старый клён, а на играющих детей и гуляющих мужчин и женщин, изучал каждые их движения и эмоции. Он обещал жене не вмешиваться в дела смертных, но любопытство к современному миру и желание узнавать новое Астарот подавить не сможет. Бартоломео встал рядом и посчитал, что, несмотря на небольшую разницу в росте, он кажется куда ниже, чем Астарот.
— Интересные люди, — сообщил Астарот и улыбнулся.
Они не его творения, а источники для вдохновения и успокоения. Неожиданно Астарот подал Бартоломео руку. Альдани на всю жизнь запомнит случай, когда Астарот в гневе ударил его по щеке и остался рядом, когда начался приступ.
— Не бойся, — почувствовал Астарот и потряс рукой, ожидая действий Бартоломео.
Альдани неуверенно подал ему руку и... открыл глаза, осознав, что ничего не случилось. Рука Астарота мягкая, несмотря на изобилие царапин и синяков.
— Знаешь, что это значит? — спросил Астарот, понимая, что ни черта Бартоломео не знает. — Твоё полное доверие.
— Так, — согласился Бартоломео и слегка улыбнулся.
Он ведь... любит Астарота?
— Тогда скажи, что у тебя под бинтами? — поинтересовался Астарот, слегка опустив голову.
— Тебе покажется это слабостью... но я не могу ничего с этим поделать. Мне хочется унять боль, но я не нахожу других способов.
— Я никак это не называю. То, что ты скрываешь это ото всех не значит, что это пройдёт. Но видимо ты стремишься к эвтюмии, раз думаешь, что этим снимешь боль и напряжение.
— А у тебя что под бинтами?
— Я дьявол и обладаю приличной силой, а когда сильно злой — я не в силах сдержать такой мощный поток. Руки будто бьёт током.
Бартоломео понимающе кивнул. Он не видел, что именно у Астарота на руках, но мог предположить, что одними царапинами дело там не обойдётся.
— Я не осуждаю тебя, — заявил Астарот и коснулся руки Бартоломео — того места, где виднелась рана — костяшек.
Бартоломео вздрогнул и поджал губы. То ли рука у Астарота такая сильная, то ли Бартоломео посчитал, что выглядит жалко? — Я знаю, что это не из-за спорта. Ты не любишь этим заниматься.
«Даже он запомнил... Леон всё равно продолжал водить меня на борьбу...» — подумал Бартоломео и улыбнулся.
Астарот эмоцию не оценил и сощурился.
— Астарот, не бери в голову. Это пройдёт... — Однако Бартоломео соврал, несмотря на полное доверие.
— Хорошо, — кивнул Астарот и отошёл в сторону, демонстративно пряча руки в карманы.
Определить, зол ли Астарот или ему всё равно по взгляду невозможно. Опущенные губы, слегка прищуренные глаза и прямые брови Бартоломео видел почти каждый день и даже думал, что это единственное, что он выражает. Или, может быть, всё благодаря его трезвости?
Астарот внезапно застонал и схватился за голову. Напуганный Бартоломео коснулся его спины и попробовал спросить в чём дело, но Астарот резко ушёл в кусты, а потом превратился в ворона и улетел в неизвестном направлении. Бартоломео направился в сторону отеля, думая, что такого могло произойти, что у Астарота заболела голова, ведь он прекрасно знал, что просто так голова у него не заболит.