Глава 5
Ночью Дагона оставила в спальне дочери на полу стакан с карандашами. Слипшиеся от пота рыжие волосы прилипали ко лбу Бонмал, в спальне спал Харос, свернувшись калачиком возле батареи. Бонмал встала с постели и позвала маму, на ощупь определила пластиковый стакан воды и столкнула с тумбы. Харос проснулся от громкого звука. Бонмал вышла из спальни и продолжила звать маму, блуждая по гостиной. Красная шерстяная пижама в воде, дыхание у Адены тяжёлое. Харос протяжно скулил, следуя за хозяйкой, чтобы понять, что с ней не так. Будить её нельзя. В прошлый раз Бонмал испугалась, когда увидела себя лежащей в ванной в пижаме, а рядом стояла обеспокоенная мама, пока папа укладывал напуганных криками малышей.
— Иди, — шепнула Бонмал и ударилась лбом об холодильник. — Уйди, пожалуйста.
Могло показаться, что девочка обращалась к псу, который облизывал её руку. Однако Бонмал будто говорила с кем-то незримым, причинявшим ей вред. Отпихнув собаку, Бонмал стала биться головой об холодильник и умолять незримое существо больше не приходить и не причинять ей боль. Пёс побежал к хозяину, поскулил, отчего Дагона и Паул проснулись. Дагона услышала стуки и побежала к источнику звука, пока Паул проверял младенцев. На удивление, в этот раз они спали крепко, и никакой звук не мог нарушить их покой. Бонмал скулила, стонала и произносила непонятные звуки. Дагона подставила ладонь к холодильнику, и следующий удар для Бонмал оказался не болезненным. Потом она резко встала, остановилась в середине гостиной и упала, сильно ударившись головой. Дагона пощупала её и опешила: одна её рука была холодная, а вторая горячая. Она взяла дочь на руки, отнесла в постель и несколько минут сидела рядом, сжимая одеяло, пока левая рука не согрелась, а со лба стекли бисеринки пота.
Внутри Бонмал видела, как два брата дрались и решали, что делать: оставаться в её теле или убегать прочь, чтобы повелитель точно не достал? Один утверждал, что так и надо, а второй умолял перестать давить на невинную девочку и сдаться в когти повелителя, только чтобы никто больше не пострадал. Брат Бело всеми силами пытался приструнить Бара и оказался втянут в смертельную игру. И даже несмотря на не желание помогать Бару в зле, повелитель казнит обоих за государственную измену и покушение на жизнь человеческого ребёнка.
На утро Бонмал была радостной, ведь у неё не болела голова и не было температуры. Она съела свой завтрак, поиграла в приставку и даже почитала братьям книгу, и Дагона успела убраться в спальнях детей и уже почти заканчивала с обедом. Паулин пришёл к детям, положил тексты на обеденный стол и присел на корточки, оглядывая дочь. Она, отвлёкшись от книжки, посмотрела на отца в недоумении.
— У тебя болит голова? — спросил Паул, поправив её волосы.
— Нет, не болит, а что? — поинтересовалась Бонмал и не получив ничего в ответ, вернулась к книжке.
Затем Паул достал телефон, разблокировал его и что-то быстро записал.
Спустя минуту ему позвонили, и он ушёл в спальню. Заметив, что братья перевели внимание на игрушки, Бонмал незаметно от матери спрятала книжку и на цыпочках дошла до двери родителей, прижалась к ней ухом и услышала голос отца. Он говорил доктору Рейкрофту, что Бонмал снова не помнила, что ходила ночью. Бонмал чуть не упала, услышав, что этой ночью две её руки были разной температуры, она встала посреди гостиной, упала и ударилась головой. Неужели она делала так постоянно? И почему после таких ударов на голове не было шишек и синяков?
Она, не услышав больше ничего полезного, также аккуратно вернулась в гостиную и незаметно плюхнулась на ковёр. Поборов желание спросить у мамы о произошедшем ночью, она взяла в руки приставку и включила игру, пока братья были заняты своими погремушками и пальцами на руках. Паул вернулся, положил телефон в карман и окликнул Дагону:
— Звать Роальда сюда или сами приедем?
— Бонмал ещё болеет. Зови сюда, если что пообедает с нами. — Дагона опомнилась. — А почему он звонил?
— Он... не ожидал, что произойдёт такое. Правда, ещё он спрашивал про Бартоломео, но я так и не понял, почему он им интересовался.
— Может, он подумывает отобрать его у Чарлея.
— Может быть, — пожал плечами Паул и перезвонил Роальду, попросив заехать к ним со всем необходимым.
Закончив разговор, Паул вспомнил, что хотел сказать.
— Бартоломео не берёт трубку. Розель сказала, что ночью он не пришёл домой. Я беспокоюсь. Он обязательно нарвётся на что-нибудь.
— Чтобы он не взял телефон? Это на него не похоже, — утвердила Дагона, отвлёкшись на чайник. — Если папа захочет, он найдёт его и тогда уж приведёт сюда.
— Ты думаешь, он будет этим заниматься?
Дагона как-то странно посмотрела на мужа.
— Знаешь, следует вспомнить, что именно он и волнуется о его безопасности. Леону всё равно.
Паул отвлёкся на телефон, вздохнул и приложил руку к лицу.
— Есть же придурок... — закатив глаза, заявил Паул.
— Нашёлся?
— Да. На лавочке уснул рядом с клубом Бальтазара. Не пьяный. Он сказал, что не понял, как отключился. Странно. — помедлил Паул. — Вельзевул и Астарот его уже привели в чувства, он у Бальтазара.
— Как они успели?! — недоумевала Дагона.
— Как я понял, Астарот по какой-то причине вместе с Вельзевулом пришли к Бальтазару, а когда решили прогуляться, заметили на лавочке Бартоломео. Я поеду, наверное, к Бальтазару, заберу бедолагу...
— Интересно, что случилось с Бартоломео? Передоз? — поинтересовалась Дагона.
— Астарот сказал, что потеря сознания из-за воздействия температуры. У Бартоломео лоб горячий и рвотные рефлексы.
— Как у Бонмал... может, заразился. Передавай папе и Веле «привет».
Дагона вернулась к готовке, а Паул надел очки, одёрнул рубашку и чёрные брюки, завязал кроссовки, взял с тумбы ключи от машины и вышел из квартиры. Телефон трещал от просьб Бальтазара приехать как можно скорее, иначе Бартоломео и Вельзевул подерутся.
Паулу не пришлось торопиться спасать друзей от драки. Бартоломео снова потерял сознание и забился в конвульсиях, чем напугал даже Вельзевула. В комнате Бальтазара Астарот пытался привести Бартоломео в чувства, пробуя всё: обливание водой, массаж сердца и шлепки по щекам. Бартоломео очнулся сам после громкого ругательства Астарота, и по его телу слово пробежали мелкие букашки. Когда Бартоломео перевернулся на бок, он продолжил дрожать будто от холода. Вельзевул сидел с выпавшим из пальто Мендерса ящичком и не понимал, где Астарот вообще его достал.
— В чём дело, Астарот? — шепнул Паул, и Астарот, потерев переносицу, вздохнул.
— Упал в обморок, забился в конвульсиях и едва не задохнулся, — утвердил Астарот и напрягся, заметив, что Вельзевул нахмурился. — Мы вовремя его нашли.
— Приступ или что-то другое? — забеспокоился Паул и присел на кровать рядом с Бартоломео.
По приказу Астарота Бальтазар принёс ему стакан воды, и Астарот, заранее выкрав бутыль с таблетками, вытащил одну и всучил Бартоломео. Он молча принял таблетку и поблагодарил Мон-Геррет кивком.
— Где Асмодей? — заявил Астарот.
Бальтазар напрягся.
Если уж повелитель просил увидеть демона, значит дело плохо, и он как-то причастен к ситуации. Чтобы не перечить, Бальтазар вошёл в комнату Асмодея и увидел, что он лежит в кровати, полностью накрывшись одеялом. Из-под него раздался кашель, и Бальтазар снял одеяло. Асмодей заболел и чесал красное горло. Бальтазар пощупал его лоб и убедился в жаре. Асмодей был в одних штанах, но был готов снять их, потому что было невыносимо жарко.
Бальтазар объяснил Астароту, что не может вывести сына из-за болезни, и Астарот опешил. Бросив Вельзевула, Паула и Бартоломео он с грохотом открыл дверь в спальню Асмодея и лично убедился в словах Зенунима.
Астарот подошёл к мальчику и стянул одеяло к низу. На Асмодее не было никаких следов, которые могли оставить всадники, и Астарот на короткое время выдохнул. Однако болезнь мальчика сильно подозрительна. Даже если частично метисы являются людьми, у них иммунитет к человеческим инфекциям. Когда Астарот оглядывал руки и ноги Асмодея на наличие символов и меток, глаза мальчика стали не естественно широкими, а улыбка обнажала все зубы.
— Берегись Её гнева... берегись Солнца... мир утонет в крови и органах... явится Она и начнёт смертельную игру! — заявил Асмодей, находясь в трансе.
Астарот коснулся лица мальчика рукой с кольцом, отчего Асмодей принял обычное выражение лица и уснул. Астарот укрыл его одеялом, стараясь никак не касаться голых ног и рук, проверил комнату на наличие странных записок и вышел. По возвращении он столкнулся с Бальтазаром, который не мог найти себе места из-за поведения сына. Астарот успокоил его и объяснил, что Асмодей уснул и посоветовал лечить его рембицином. Благо у Бальтазара была эта запретная бутыль. Он выразил благодарность Астароту низким поклоном и предпочёл не вмешиваться в его разговор с Паулом, Бартоломео и Вельзевулом.
— Где ларец этот взял? — спросил Астарот у Бартоломео.
— Нашёл на улице, — признался Бартоломео.
Астарот изучил ларец, документ внутри и ничего не понял, но предпочёл верить, что это не тот ларец, который он нашёл у крысиной туши.
— Внутри был только документ? — спросил Астарот снова, уже более сурово.
— Да. Я бы врать не стал, — заявил Бартоломео и приподнялся. — Меня херовит видимо из-за этого чёртового ларца.
— Не сбрасывай со счетов слабое здоровье. Возможно, ты принял большую дозу таблеток, — напомнил Вельзевул.
Бартоломео не стал этого отрицать. В последнее время он забывает, сколько таблеток принимал — мог за один раз принять две таблетки без каких-либо проблем.
— Может быть ты видел что-то или слышал, когда упал? — поинтересовался Астарот.
— Я был без сознания. Хотя в какой-то момент я услышал что-то про всадников, Смерть, крыс и хаос.
Астарот и Вельзевул переглянулись. С Бартоломео точно такая же ситуация как и с Асмодеем и Бонмал. Частично то, что он услышал в момент потери сознания похоже на запись в библиотеке, и Астарот не стал сбрасывать это со счетов. Всадники покинули Бостфорз и действительно вышли на свободу, но их образы никому не понятны. Если прислушаться к словам Ахерона — всадникам нужно сердце метиса. Они выбирают среди трёх метисов более подходящего, чтобы провести ритуал для начала очищения? Поэтому мысли Бартоломео, Бонмал и Асмодея связаны?
— Ты знаешь что-то про всадников? — спросил Вельзевул.
— Это персонажи Откровения Иоанна Богослова. Больше я ничего не знаю, потому что нет интереса к этой теме. Да и мне кажется, что сейчас сложно найти подлинную информацию.
Астарот выдохнул. Бартоломео не может дать характеристику всадникам, значит с ним всё в порядке.
— Но я бы не стал игнорировать услышанное перед потерей сознания. Это даже не я сказал, а маленький мальчик. Чем то его голос был похож на мой в детстве, но глупо утверждать, что это был я.
— Конечно, глупо, — фальшиво поддержал Астарот, однако заинтересовался этим случаем.
Бартоломео слышал детский голос, похожий на его? Это похоже на почерк Кагунала, постоянно подстраивающегося под человека, к которому наиболее привержен. Значит, он связал с Бартоломео, заключил Астарот и не показал никому своего решения.
— Я могу забрать этот ларец? — спросил Астарот.
— Забирай, от него толку нет. Я латынь не понимаю, — отмахнулся Бартоломео и встал своими силами.
Астарот отдал приказ Паулу довезти Бартоломео до дома и проследить за ним, Бальтазару — лечить сына, а сам с Вельзевулом по щелчку пальцев растворился в воздухе вместе с ларцом.
В аду он обратил внимание на опущенный герб в стороне круга гордости. Это значило, что в семье Люцифера произошло что-то страшное. Астарот отдал ларец Вельзевулу и направил его в резиденцию к Андромалиусу, а сам пошёл к старому другу. Стража кланялась повелителю и пропускала вперёд. Их лица не отражали ничего, кроме спокойствия. Когда Астарот вошёл в резиденцию Люцифера, он ощутил запах смерти и пошёл по его следу. Запах привёл его в спальню Неги Дерзест — внучки Люцифера и Лилит. Дьяволы сидели на коленях перед кроватью с девочкой, которую по голову накрыли одеялом. Рядом горько плакала её мать Люция, её утешал любимый муж Агриэль.
Когда Астарот дал о себе знать стуком копья, Люцифер и Лилит встали с колен. Астарот прошёл к кровати усопшей и стянул одеяло. На шее демоницы кровоподтёк, на губах засохла пена, а под глазами застыла кровь. К её смерти приложили руку, и Астарот пришёл в ярость. Кто осмелился убить ребёнка в его царстве?
— Мы хотим попросить у тебя разрешения похоронить Негу в некрополе в стеклянном гробу... она была высокородной, — стал молить Люцифер, сложив руки в намастэ.
Астарот дал согласие кивком и всматривался в тело Неги. До этого она, как и Асмодей, тяжело заболела и кашляла кровью. По словам Люцифера у неё тоже было безумное лицо, и она несла ахинею про тех же всадников и конец мира.
— Начинайте готовиться к похоронам. Комнату Неги закрыть и никого не впускать.
***
Дагона закрыла дверь в спальне сыновей и облегчённо выдохнула — в этот раз они не капризничали. Роальд, судя по отрыванию бумаги, уже заканчивал осмотр. Дагона зашла к дочери и опёрлась об стену в ожидании врача. Роальд сдул со лба чёрные пряди, поправил очки и вытер руки об пиджак. Бонмал жевала подаренную им шоколадку и помогала убрать ему вещи в сумку. Закончив с терапией, Роальд пожал девочке руку и пожелал хорошего дня. Возле двери его встретила Дагона.
— Всё в порядке?
— Не сказал бы. — Роальд вытащил из кармана упаковку успокоительных таблеток. — Новые препараты. Эффект от них, конечно, есть, но он маленький. Главное принимать после еды. Перед сном желательно провести время с ребёнком, почитать книгу или погладить. Психологический фон у Бонмал, к сожалению, страдает. Происходило с ней что-то?
— Нет, её не обижают, если ты об этом, — утвердила Дагона.
— Тогда я не могу найти причину.
Вернулись Паул и Бартоломео, которого он тщательно держал. Дойдя до дивана, Паул усадил Бартоломео и положил вещи на тумбу. Удивлённый Роальд, забыв о делах, подошёл к Бартоломео и сложил руки за спиной.
— Что с тобой, Бартоломео? — спросил он.
— Навязчивые мысли. Каждый чёртов день... — Бартоломео поднял голову. — Что, тоже скажешь, что я больной придурок?
— Это не этично, — поправил Роальд. — Почему ты не пошёл к Рику?
— Пошёл он в одно место потому что, — шепнул Бартоломео. — К продажным врачам я больше не пойду. Он не может поставить мне диагноз, можешь себе представить?
— Что ты имеешь в виду под навязчивыми мыслями? — спросил Роальд, заподозрив неладное.
Ему, кажется, не составит никакого труда понять, что на самом деле происходит с Бартоломео.
— Хочу сдохнуть, жить, утопиться в воде и напиться в хлам, чтобы больше не слышать, как я ругаю себя самого за характер и поступки. Я чуть не разбил зеркало сегодня ночью. — Бартоломео резко замолчал.
Поражённый Роальд щёлкнул перед ним пальцем, и Бартоломео оклемался не сразу, а лишь после того, как Роальд его окликнул.
— Рику серьёзно не понимал, что с тобой? — не поверил Роальд. — Это же... видно. Но теперь диагноз подтверждён. Бартоломео, тебе необходимо лечение, иначе в дальнейшем тебе будет слишком тяжело.
— Веришь в дьявола? — внезапно спросил Бартоломео, отчего Дагона напряглась.
— Предпочитаю верить всему, что говорят пациенты.
— Славно, — улыбнулся Бартоломео и сложил руки в домик. — Ну, и что? Я параноик? Или просто идиот?
— Нет, Бартоломео, у тебя бред и слуховые галлюцинации, — серьёзно ответил Роальд, и Бартоломео испугался. Так быстро и просто? За две минуты другой психиатр сказал ему о болезни, которую не мог найти первый?
— Что за таблетки тебе давал Рику? — Роальд забеспокоился о моральном состоянии завсегдатая больниц: вероятно, эффекта от пилюль никакого не было, и он усугубил своё состояние.
Бартоломео дал ему банку, Роальд оглядел этикетку и вытащил одну пилюлю. Потом он глянул на Бартоломео и снова на таблетку.
— Бартоломео, это обычные... витамины.
От услышанного Бартоломео хотел вырвать себе волосы и позвонить Чарлею, чтобы послать его к чёрту и проклясть. Вот почему на вкус пилюли апельсиновые... это лишь витамины. После «реабилитации» ему становилось всё хуже, — настоящее лечение было лишь тогда, когда Бартоломео лежал на койке в белой одежде и был лишён возможности выйти на улицу. Тогда он не слышал самого себя, не видел горящего ребёнка и разрушение массивного здания. Тогда он был лишён всего, что имел.
— Не могу поверить, что Рику натворил таких дел. Кому он продался? — переспросил Роальд, не получив ответа в первый раз, когда Бартоломео долгое время сидел в ступоре от услышанного.
— Леону. — Услышав, что Бартоломео назвал отца по имени, Паул и Дагона посмотрели друг на друга и округлили глаза.
Сам Роальд, хорошо знавший Леона, удивился, что его назвали по имени.
— Нет у меня больше отца, ясно?!
— А как же... — не договорила Дагона.
— Мне не до него, — отмахнулся Бартоломео и прижал голову к коленям.
Роальд, собравшись с мыслями, встал с дивана и подал Бартоломео руку.
— Поедем в больницу. Я тебя осмотрю. Нужно вытаскивать тебя из этого состояния.
