Молчун

   Колонна продвигалась вперед, всё дальше на север. И, как мне казалось, слишком быстро. С каждым шагом Шамана я всё дальше отдалялась от дома, от родного края. И хоть понимала, что вместе с этими шагами опасность также отдаляется от моего племени, сердце сжималось от затаённой тоски и тревоги перед неизвестностью. Я понимала, что, чем дальше на север, тем меньше шансов вернуться.

   Я никогда не заходила и не уезжала так далеко от дома. Я знала, что за земли простираются за лесом, раскинувшимся севернее от наших степей и долины Аура, со слов деда. И в какой-то момент поймала себя на том, что с интересом уже, а не с опасением рассматриваю открывающиеся передо мной пейзажи незнакомых земель.

   Сейчас они мало чем отличались от родных мест. Много зелени и высокое синее небо с белоснежными облаками, меняющими свои очертания. Эти земли были красивы и живописны. Как жаль, что видеть их приходится не по своей воле.

   Мы были в пути уже несколько дней. Привалы делались дважды в день: когда солнце стояло в зените, и на ночь разбивался лагерь.
Я неотлучно находилась при лекаре Миро как его подопечная. Я и Сынхо.

   Старалась вести себя смирно и неприметно, не причиняя никому лишних хлопот. Возможно, именно поэтому Молчун словно перестал замечать меня. Лишь иногда я ловила на себе его задумчивый взгляд. Но это я таращилась на него, а он, будто чувствовал на себе мой взгляд и оборачивался. И это задевало меня. Его генерал ведь сказал ему присматривать за мной. А Молчун издалека поглядывает на месте я или нет. Ну... в общем присматривает.

   Почему холодность Молчуна задевает меня?

   Я пыталась не думать об этом, ничего больше не спрашивать о нём у Сынхо или лекаря Миро. Старалась думать о пленных и о том, как можно им помочь.

   Вначале меня не подпускали к пленникам. Но потом лекарь Миро, обходя ряды пленных во время привалов, брал с собой меня и Сынхо.

   Не знаю, что то была за мазь, которой лекарь смазывал мою ногу, но лодыжка быстро восстанавливалась, и я могла, хоть и хромая, ходить без посторонней помощи.

   К моей радости старик действительно старался помочь тем, кто в этом нуждался. Во всём, что он делал, в том, как относился к пленным людям, не было пренебрежения или брезгливости. Из-за этого лекарь словно вырос в моих глазах, и я прониклась к нему уважением.

   Я старалась помочь пленным чем могла. Попросила разрешение помогать надсмотрщикам разносить пленникам еду и воду. Мне разрешили, правда, Сынхо это не понравилось. Делать всё ему приходилось вместе со мной. Не то чтобы его заставляли. Сам носил за мной корзины с едой и ведро с водой. Зачем? Мне казалось, что мальчишка просто следил за тем, чтобы я не натворила ничего.

   Но я и не делала ничего, что могло показаться охранникам подозрительным. И вскоре они привыкли ко мне и к тому, что я забочусь о пленных и разговариваю с невольниками.

   Я помогла пленным заучить некоторые команды, которые отдавали охранники, когда требовали, чтобы те поднимались или садились, шли или останавливались. Часто переводила пленникам то, что говорил лекарь Миро, осматривая их. Не всем, конечно. Я могла поговорить с дядюшкой Гуро. Знала язык племени Отти. Могла успокоить их и приободрить.

   Особенно переживала за Нану. Сначала она была слишком напугана, потом впала в какой-то ступор, даже отказываясь есть и пить. И мне понадобилось приложить немало усилий, чтобы вернуть её к жизни.

   Однажды, я ударила её по лицу, сказала, что если она хочет увидеть Тонги, должна слушать меня, требовала, чтобы не сдавалась.

   Стража тогда таращилась на меня удивленно, но никто не вмешался. Лишь Сынхо поинтересовался, кто она. Он понял, что эта девушка беспокоит меня больше остальных, и ударила её я не потому, что хотела сделать ей больно или она разозлила меня. Я призналась, что это - невеста сына вождя моего племени.

- Она красивая, - протянул задумчиво Сынхо. - Ты меня удивила. На мгновение мне показалось, что у тебя к ней нет ни капли жалости. Но, кажется, только так девушку и можно привести в чувства.

   Мальчишка усмехнулся, загадочно смотря на меня. Тогда мне было не до него. Я не особо и поняла, что это была своего рода похвала.

   Вскоре я могла успокоить и приободрить словами даже тех, чьего языка не знала. Выучила несколько фраз. Сначала пленные из других племен воспринимали меня настороженно, а порой и отрешенно. Но потом, как-то даже радовались моему появлению. Казалось, что уже все знали, кто я и как меня зовут. Каждый из них звал меня по имени. И я старалась запомнить их имена. Чувствовала, что нужна этим людям и что в некотором смысле несу за них ответственность.

   Рядом с дядюшкой Гуро старалась задержаться подольше. Я поведала ему о том, что хочу однажды, когда представиться удачный случай, помочь сбежать. Но старик был против. Говорил, что так я только подвергаю себя опасности. Пленные охраняются слишком хорошо. И днём и ночью, особенно в часы приёма пищи и когда позволяют справлять естественные нужды.

   Мужчина, с которым дядюшка Гуро был в связке, - охотник из племени Отти. Аян. Он был иного мнения. Я сразу поняла, что у него хорошие шансы выжить в любой ситуации. Охотник был крепкого телосложения и казался выносливым и сильным. По его мнению, я должна была им помочь.

   Я поделилась с ним своими мыслями. Попросила его переговорить с людьми из своего племени, но как можно меньше привлекая к себе внимание охранников.

   Невозможно было спасти всех. Понимала, что помогая некоторым, это не останется незаметным для остальных пленных. Они могут выдать мои намерения.

   Аян согласился, что тайком сбежать нескольким пленным не удастся. Остальные могут поднять панику. Поэтому освобожденных должно быть много, чтобы спровоцировать хаос в лагере и тогда у кого-то появится шанс спастись. Аян обещал мне, что переговорит с остальными пленными Отти. Сказал, что Еши, его брат, и на него можно положиться.

   Я не хотела давать пленникам напрасную надежду на спасение, и прекрасно понимала, что те, кому не удастся сбежать, могут погибнуть. Жертв будет не избежать.

   Но каждый должен принять для себя решение. Рискнуть и попытаться сбежать или остаться. И я не скрывала от них этого. Каждый должен знать, на что идёт.

   От этих мыслей на душе становилось тяжело. Те, кто поверят мне и погибнут... Я буду повинна в их смерти. Это будет на моей совести. Даже несмотря на то что бежать или нет, станет выбором каждого из них.

   А пока я просто помогала лекарю Миро. Охранники уже привыкли к тому, что я разговариваю с пленными, и не запрещали мне к ним приближаться. А когда вместе с Сынхо разносила пленникам еду, принимали это даже как помощь для самих себя. Надсмотрщикам меньше работы.

   Сынхо выполнял свои обязанности ученика и помощника лекаря без особого рвения. Послушно следовал за лекарем Миро и носил корзину с различными  снадобьями и лекарствами, если они нужны были, но смотрел на несчастных довольно холодно. Точно так же таскал корзину с едой или ведро с водой, помогая мне. Только хмурился, когда я разговаривала с пленными. Порой интересовался, о чём я с ними говорю.

   Мальчишка не приближался слишком близко к тем, кого осматривал целитель, или кому мы приносили еду, и никогда не прикасался к ним. Живой интерес у Сынхо вызывала лишь я.

   Парнишка старался всячески помочь мне: подсадить на коня, спуститься, доковылять куда-то или даже просто подняться, что-то принести для меня, чтобы я лишний раз не вставала и не наступала на больную ногу. Его помощь я принимала неохотно, но если категорически отказывалась, Сынхо не настаивал, просто наблюдая за мной. Он ни на шаг не отходил от меня, не оставлял меня надолго одну, но делал это как-то ненавязчиво, и не слишком напрягая.

   А потом я поняла, что и сама стараюсь держаться рядом с мальчишкой. Воины племени Сато посматривали на меня как-то странно, а некоторые с подозрением, другие - откровенно рассматривали, усмехаясь. Мне казалось, что все они знают, что я - одна из пленников, девушка, которую забрал Атай. Чувствовала себя среди этих чужаков некомфортно, а некоторых даже побаивалась. Кто-то пытался заговорить со мной, удивляясь тому, что я знаю их язык, но как-то это было неприятно, словно меня считали диковинным зверьком, которого приручили и он на потеху толпе может проделывать несложные трюки.

   Рядом с мальчишкой чувствовала себя спокойнее, словно со мной был друг.

   Воины Одхан как-то тепло относились к парнишке. Даже генерал. Порой казалось, что Сынхо был для каждого из них младшим братом. И в самом деле: эти воины называли себя братством Одхан. Должно быть, это не просто название воинства. Все эти воины считали себя «братьями по духу»?

   Сынхо хотел стать частью этого братства. Но то ли в силу своего возраста, то ли его отец не желал, чтобы сын стал воином Одхан, мальчишка был лишь учеником лекаря. Но я уверена, что однажды Сынхо займет своё место среди воинов братства и будет сражаться с ними плечом к плечу против тех, кого они считают своими врагами, будет уничтожать, разрушать, захватывать в плен новых рабов, убивать.

   Это и есть цель в его жизни? Проливать кровь ни в чём не повинных людей? Хотя Миро учит его, как спасти жизнь человека...

   Наблюдая за мальчишкой, не могла понять, что чувствую. Мне тяжело было разобраться в том, как я отношусь к нему. Пожалуй, даже сложнее, чем разобраться со своими чувствами к Молчуну.

   Старик говорил, что Сынхо хороший ребёнок. И,  должно быть, парнишка действительно такой. Жизнерадостный, порой слишком упрямый и своенравный, он мог быть милым и должно быть от природы  добрый.

   Он часто подшучивал надо мной, но это были не злые шутки, без издёвки. Казалось, в нём не было жестокости, присущей воинам его племени, его душа ещё чистая и не огрубевшая.

   Теперь, проведя с мальчишкой бок о бок несколько дней, мне казалось, что со мной он был достаточно искренен. Но его взгляд порой ставил в тупик. И он всегда вёл себя со мной, словно был старше меня и хотел, чтобы я его слушалась.

   Однажды так и заявил мне, что я должна ему подчиняться. В тот момент Сынхо был настолько серьезен, что я невольно почувствовала: на самом деле нас разделяет огромная пропасть. Я всё же пленница. Мы с ним хоть и ученики лекаря, но оба не в равных положениях.

- Я в некотором смысле отвечаю за тебя, - проговорил мальчишка, словно понял, что я поникла и расстроилась именно из-за его слов. - Я обещал Жнецу, что присмотрю за тобой. Твой возраст не имеет для меня никакого значения. Я не буду присматривать за тобой, как младший брат.

   Я удивлённо смотрела на Сынхо. Порой он вёл себя как ребенок, но чаще попросту об этом забывала. Он был выше меня ростом и казался уже взрослым парнем, а не ребёнком. Я забывала, сколько ему лет. Собственно говоря, и не знала, сколько мальчишке, насколько я его старше. На этот вопрос он никогда мне не отвечал.

   Тогда я не сердилась на Сынхо. Его желание, чтобы я слушалась  и подчинялась ему, не было продиктовано моим положением пленницы. Он командовал и распоряжался мной, как старший брат, по-своему заботился обо мне.

- Не хмурься, - строго проговорил мальчишка. - Морщины испортят твоё лицо. Сколько... тебе, кстати, лет?

   Испытывающий любопытный взгляд и вопрос поставили в тупик.
  
   Зачем ему знать, если всё равно мой возраст «не имеет для него значения»?

- Весной исполнится двадцать, - проговорила с некоторым вызовом в голосе, наблюдая за реакцией парня.

   Двадцать - это не так уж и мало. В племени Рагнар двадцать лет считается возрастом совершеннолетия. Парень вступает в возраст мужчины, а девушка может выйти замуж.

   Сынхо многозначительно кивнул головой, словно так и думал.

- На этом и закроем этот вопрос, - протянул довольно он. - Я тебя старше.

   Парень усмехнулся, а я ещё внимательнее присмотрелась к нему.

   Он и в самом деле может быть старше меня?

   Да нет... Уверена, что мы даже не одногодки. Он года на два младше.

   Улучив удобный момент, попыталась расспросить об этом у лекаря Миро, но он сказал, что Сынхо запретил ему говорить мне об этом.

   Честно говоря, меня удивила ни сколько просьба Сынхо, сколько форма просьбы. Он может что-то запретить своему учителю?

   Давно заметила, что парнишка, хоть и ученик лекаря и помогает ему, но между ними странные отношения учителя и ученика. Сынхо относится к лекарю с уважением и почтением, но власть Миро над мальчишкой не была безграничной. За шалости и мелкие проступки учитель его не наказывал. Я чувствовала, что старик очень любит мальчишку, словно это его сын или внук, и много ему позволяет.

   Я вспоминала своего деда. Он был со мной более строг, хотя так же любил больше всех на свете.

   Возможно всё дело в каком-то внутреннем обаянии мальчишки. Хотя и внешне Сынхо был миленьким и смазливым. Уверена, разобьёт не одно девичье сердце.

   И всё же Сынхо был добрым и старался быть послушным учеником. Хотя часто даже не скрывал, насколько неохотно что-то делает. А некоторые задания «передоручал» мне. Как «старший» «младшей». Я хоть и злилась, но милая улыбка его симпатичной мордашки делала свое дело. Я помогала ему. И, кстати, он всегда благодарил за «помощь». А взгляд при этом был такой... В конце концов, я поняла, что мальчишка умеет пользоваться своим обаянием. Засранец...

   Но сила воина, дремлющая в нём, порой пугала. Каждый вечер, когда лагерь погружался в сон, Сынхо упражнялся с мечом или в стрельбе из лука. И это уже был другой Сынхо. Тогда он не казался упрямым избалованным ребёнком.

   Первый раз, увидев его с мечом, даже рот открыла от удивления и неожиданности. Увлечённый и сосредоточенный. Его движения плавные и мягкие или точные и стремительные. И взгляд. В те минуты, когда рядом никого не было,  сияющие глаза Сынхо казались пронзительными и грустными.

   О чём он думал тогда? Отчего, оставаясь в одиночестве, в его взгляде отражалась печаль?

   Это заставляло меня ещё внимательнее присматриваться к парню. Какую боль он скрывал за нагловатыми ухмылками и милыми улыбками?