1996, Клаудиа Камински
Она сидела передо мной. Ее ярко рыжие крашенные волосы, уложенное на модный манер каре, сверкали золотым светом в лучах дневного слабого солнца. Черные миндалевидные глаза, тонкая шея и выпирающие ключицы, я ловил малейшую деталь а ее внешности.
- Здравствуйте, мистер Винтер. Меня зовут Клаудиа Камински, я журналист из "Польской Солидарности". Мы договаривались с вами об интервью. - Она вошла в дверь моего дома, и показала оператору и прочим людям из команды проходить вслед за ней.
Вместе мы двинулись в гостиную. Там, пока люди из газеты настраивали свет, звук, цепляли нам микрофоны на одежду и ставили кресла друг напротив друга для лучшей композиции, я смог переговорить с новоприбывшей.
- Мистер Винтер, объясняю, как будет проходить интервью. Во-первых, я буду обращаться к вам по имени, Джозеф, или Джо, как сами решите. Вы ко мне соответственно тоже по имени. Я буду задавать оговоренные вопросы, временами менять их местами, перефразировать, относительно от характера беседы. Вам надо просто быть честным и естественным в кадре. Справитесь?
Во время интервью я не отводил от нее взгляда. Уже не вспомню, какие вопросы Клаудиа мне задавала, я лишь помню как она это делала. Как подлаливала мелкие детали, заставляя сказать больше и иначе чем планировал.
После двухчасовой беседы камера наконец выключилась. Клаудиа обессилено откинулась на кресле, прикрывая глаза. С такого ракурса я мог видеть почти полностью ее длинные ноги и голые плечи, шею и грудную клетку с коротком черном платье, прикрытом разу что клетчатой рубашкой, в самом начале интервью.
- Благодарю, мистер Винтер. Вы нам очень помогли. Мы сейчас соберём аппаратуру и вы вернёте мебель на места.
- Клаудиа, стойте!
От неожиданности, девушка развернулась в дверном пройоме, удивлено на меня глядя.
- Давайте выпьем кофе.
- Я сегодня без машины, я не смогу вернуться домой одна.
- Я вызову вам такси, и оплачу. - Я сделал акцент на последних двух словах просто на всякий случай, но они хорошо подействовали.
Мы сели обратно в кресла. Когда служанка принесла кофе Клаудиа вежливо поблагодарила ее, но после ухода поморщилась, попробовав кофе.
- Вам не нравится кофе?
- Все нормально. Не привыкла пить обычный кофе.
- А какой вы предпочитаете?
- Сваренный в маленькой кастрюле или турке на плите, пять ложек кофе на одну турку.
- Я... Простите, я не понимаю, о чем вы говорите.
- Очень крепкий. Моя лучшая подруга говориь, что это термоядерное оружие, а не кофе.
- Буду знать на будущее.
Гостья удивленно посмотрела на меня, но улыбнулась. У нее были красивые вытянутые на лице губы, и белые, видно что недавно исправленные, зубы.
- На кого вы учитесь?
- Английский филолог. Я планирую выбрать литературоведческое направление.
- Вы полячка?
- Франко-полячка. Во втором поколении. Бабушка бежала от каммунистов в середине пятидесятых, во время послевоенных репрессий, а мама выросла уже в Америке. Я ещё ни разу не была в Польше, хотя у меня там есть близкие родственники.
- Так вы знаете ещё и французский, наверное?
- А ещё неплохо говорю по русски и украински. Я живу в эмигрантском районе, на моей улиц живут только выходцы из восточной Европы.
- А вы сможете перевести мне деловые документы?
- Да, но за хорошую плату. Сто долларов страница.
- Думаю, у меня найдеться 800 долларов.
- Двести. Двести за страницу.
- Не проблема. Только давайте не сейчас. Я бы хотел поговорить с вами, Клаудиа.
- О чем же, мистер Винтер? - Она смотрела на меня лукавыми глазами и хитро улыбалась, положив лицо на руки, поставленные на согнутые локти. Голые ноги из-за этого притягивали ещё больше внимания.
- О вас. Во время интервью вы были очень остроумны, моя дорогая. Ваши комментарии не оставили мне шанса пройти мимо возможности познакомиться с такой умной девушкой поближе.
- О, вы просто очаровательны, мистер Винтер. Мне часто делают комплименты, но вы особо отличились. - Клаудиа сдавленно выдохнула. - Но знаете, мне неловко, что именно я в центре внимания. Все таки это вы звезда сегодняшнего дня и всей следующей недели.
- Бросьте. Помню, мне такое говорили и десять лет назад, и двадцать.
- Ну, что поделать. Вы действительно достигли высот в политике. Бастардам редко выпадает возможность стать тем, кем вы являетесь сейчас.
- Да, действительно было тяжело, но к сожалению, годы идут и ничего не меняется. Даже если ты лучший ученик главного Университета странны, даже если ты придумал и разработал новую систему подсчёта налогов, даже если ты повысил свой статус... Все равно ровесники и старые знакомые будут шептаться за спиной.
- Вы ни дня не учились в Мартине Лютере Кинге?
- Так сложилось. Отец решил всё ещё когда я был ребенком.
- Ваша мать кажется была русской?
- Да, только вот она умерла когда я был ещё совсем маленьким. Я едва ли пойму два три слова, если услышу их где-то.
Я замолчал, вглядываясь в Клаудиа, ее лицо при словах о русских на секунду исказилось в гримасе отвращения.
- Вы не любите россиян?
- Я не люблю коммунистов. Почти все русские в те годы были каммунистами.
- Моя мама не была каммунисткой.
- Но она и не обсуждала их.
Клаудиа была права. В маминых записях часто встречались упоминания руководителей комм партии. До конца жизни она выписывала русские газеты, более менее спокойно относилась к советским политикам.
Мы проговорили до обеда. Кло ни секунды не давала усомниться в том, что я правильно поступил. Временами она звучала наивно, временами цинично, но в основном ее ответы были остроумными шуточками из тех, что любили использовать дети средних, по большей части людей образованных и состоятельных.
По речи Клаудии было очевидно, она получила очень хорошее классическое образование, бегло говорила на греческом, разбиралась в истории, музыке, искусстве и литературе, много где побывала ещё в юности и как для 19 лет добилась значительных профессионал успехов.
За обедом я предложил девушке выпить. Вначале она была категорически против, утверждая, что совсем не умеет пить, но я налил ей всего пол бокала, так что она немного расслабилась.
Когда Клаудиа отвернулась порыться в своей большой сумке через плече, набитое до отказа нечто, так любимое молодыми журналистами, я долго немного в ее бокал. Не заметив принципиальной разницы, возбуждённая разговором Клаудиа сделала большой глоток и позволила мне добавить ещё.
Как я и предполагал, она быстро напилась. Это было заметно не столько по поведению, сколько по ещё более позе и блестящим глазам. Клаудиа стала ещё активнее и больше не осторожничала с высказываниями.
Теперь передо мной сидела не журналистка мисс Клаудиа Камински, а революционерка Кло Освободительница, как я называл ее про себя.
Мы продолжили понемногу пить и после. Клаудиа достала самокрутку с травой, модным у ее поколения куревом, которое я искренне не понимал.
Мне было 40, и я много чего ещё не понимал. Не понимал, как можно впустую говорить по телефону, не понимал, как можно так одеваться, как это делали хиппи, рокеры и другие около моргинальные группы подростков. Не понимал, как можно курить наркотики, когда есть обычные сигареты и не считал, что женщинам идет мужское поведение.
Но в ней то, что я называл мужским поведением, выглядело женственно и сексуально. Она не казалась вульгарной или пошлой в своих новомодных идеях, не выглядела неестественно в нарочито мужской одежде.
В моей молодости ее посчитали бы сумасшедшей.
Клаудиа Камински была чистым воплощением сумасшествия. Сумасбродная, гипер эмоциональная, импульсивная и в тоже время окутанная ореолом таинственности, она как будто говорила мне черными кошачьими глазами "Прикоснись ко мне. Почувствуй, ты мне нравишься. Я хочу тебя."
Но она не сказала ни слова. Только продолжала хитро смотреть на меня, слегка наклонив голову вправо.
В тот вечер за ней приехала на машине подруга. С первого взгляда видно, каммунистка до мозга костей, с жёстким цинизчгым взглядом и словянской достаточно привлекательной внешностью.
Я помог Клаудии дойти до машины, раритетной, как любили средние, где передал ее в руки подружки.
- Ну и как можно было так напиться? - Ворчала она, укладывая девушку на заднем сидении автомобиля.
- Ну, Мери... Выпила папу бокалов всего то. Я ни в чем не виновата.
- А мне завтра спасать тебя от головной боли и тошноты. Импульсивная дурочка.
- Недалекая стерва.
Я внимательно посмотрел на Мери. Она явно была не американской по происхождению, вероятнее всего русской или украинкой. Ее голос и черты лица, правильные и аккуратные, вызывали смешанное чувство, будто я знал ее много лет.
- Клаудиа Майя Камински, если ещё раз пообещаешь мне больше не пить, я тебя ударю.
- Анна-Мария Хитрук, если ты ещё раз будешь угрожать мне рукоприкладством, я расскажу о тебе ксёндзу, и он будет ныть тебе каждое утро, когда вы будете встречаться в продуктовом.
Хитрук?
Анна-Мария Хитрук?
Голос, внешность, фамилия и имя . Неужели...
Девушки уехали, а я остался стоять в раздумьях. Спустя час или два, когда я все же попытался сам перевести часть документов и в меня ничего не вышло, я набрал номер Клаудии. В трубке послышался ее голос, совсем слабый и напряжённый:
- Да? Кто мне звонит?
- Здравствуйте, Клаудиа, это Джозеф Винтер, мы с вами сегодня обсуждали совместное сотрудничество.
- А, да, помню. Пришлите мне по почте все что нужно перевести и предоплату пятьдесят процентов.
- Я бы хотел, чтобы вы завтра приехали ко мне заново и перевели на месте.
- Бензин дорого стоит, ехать из эмигрантского района в пригород.
- Я оплачу.
- Тогда... Хорошо, я могу завтра в пол третьего.
- Буду ждать.
На следующий день она снова приехала, и снова я увидел ее не одну. Та самая Мери разлеглась на заднем сидении и толи читала, толи писала что-то в больших высоких блокнотах, которыми пользовались все студенты.
Клаудиа все больше овладевала моими мыслями. Я уже больше не рассматривал ее как переводчика, только как женщину, которая временно работает на меня, перед тем, как я сделаю первый шаг.
И я делал, но все мои попытки оставались либо незамечены, либо нарочито проигнорированы. Клаудиа свободно говорила со мной, свободно пользовалась моей помощью в мелких делах и подачками, как материальными, так и символическими, но относилась ко мне всем так же по дружески, как и при нашей первой встрече.
Рядом с ней всегда была Мери. Всегда сидела на заднем сидении автомобиля, оставленного на подъездной дорожке, всегда ждала ее возвращения.
У Клаудии и Мери были странные около сестринские отношения. Часто они говорили друг о друге как о сестрах, часто как о любовницах, хотя расстались они ещё за год до нашего знакомства. В то время как Клаудиа заработыаала по две-три тысячи долларов за раз Мери делала их домашние задания, считала расходы за квартиру, в которой они жили, или занималась ещё какими-то бумажными делами. После окончания работы Кло делила с ней пополам заработок и они вместе ехали погашать свои кредиты и долги.
- Вы с Мери встречаетесь? - Спросил я однажды у Клаудии, когда она с полными восторге глазами просматривала или Касеты и книги, мечтая о том, как скопирует их и продаст с наценкой. В ее короткие волосы в беспорядке лежало уже пару самых кассет, о которых я успел давно забыть.
- Уже нет. В школьные годы было дело, но вот уже год нет.
- А почему вы расстались, если не секрет?
- Я влюбилась в мужчину. Своего профессора, он мне оплачивает часть счетов.
Я несколько разачаровано выдохнул. Не то чтобы я перестал меньше стараться, но теперь я знал, что у меня есть конкурент.
- А почему вы интересуетесь Мери?
- Мне показалось у нее знакомое лицо. Она украинка?
- Да, ее мама родилась в Харькове, но через год бабушка сбежала от каммунистов в Америку.
- И она стала каммунисткой?
- Согласна, полный абсурд, если не знать предысторию. Не хочу рассказать лишнего, но там были причины переходить к каммунистам.
Клаудиа начала крутить в руках очередную кассету, читая описание к фильму. Но потом подняла глаза и испытующе посмотрела на меня, как будто угрожая, в случае если я сделаю что-то ее подруге.
Я уже тогда понимал, как мы с ней связаны и строил догадки. Недолгая встреча с Катей поставила все точки над и.
Катя за 19 лет изменилась. Теперь это была не юная неопытная девушка с факультета истории, а взрослая опытная женщина, достигшая относительно успеха и выростившая в одиночку двух дочерей.
Мери, как я и думал, была моей дочерью. Одной из двух однояйцевых близнецов.
С Мери мы встретились уже на следующей же неделе. Помню, как нашел номер Кати в телефонной книжке во второй раз. Помню, как она рассказывала, дочь спустя год после серьезной ссоры, из-за которой они все это время не общались, вломилась домой, и потребовала рассказать всю правду. Потребовала правду, к кому ездила ее сестра, когда ее избили и убили за четыре года до того.
Как выяснилось, я потерял сразу двоих дочерей. Василиса хотела докопаться до сути ещё в 92, на нее напали, когда она ехала на встречу с информатором. Два месяца спустя ее не стало. Глупые тринадцатилетки узнали, что она социалистка. Мери в тот же год оставила партию Цезария Юлия и ушла к каммунистам, желая отомстить за сестру.
На встрече Мери была относительно спокойна. Она не сердилась на меня, не ненавидела, только ледяное осуждение читалось в ее светло карих глазах.
Девочка, пожалуй, только так я к ней и относился, не потребовала от меня ничего. Когда я положил перед ней бумаги на алименты, оплату медицинских счетов и Университета, на нее стипендии почти не хватило, Мери уже начала вставать, чтоб уйти.
- Я не могу принять это. - Мне пришлось оставить ее, взяв за локоть.
- Почему? - Она снова села за стол в ресторане, в котором ее простая одежда и полное отсутствие макияжа смотрелось как-то нелепо.
- Принципы. Я не могу принять подачки от капиталиста.
- Это не подачки. Эти деньги принадлежат тебе и только. Все эти годы я не исполнял свои родительские обязанности, так позволь мне хотя бы немного компенсировать свое отсутствие. И если что, в Советском союзе алименты выплачивались.
На это она уже ничего не смогла ответить и сжав зубы положила банковские документы в сумку. Резко выпила виски из своего бокала.
- Полегче, как потом за руль сядешь?
- Я умею пить, в отличии от Агаты.
- Агаты?
- Клаудиа, Агата, какая разница. Прикрытие и только.
На это я ничего не ответил, но мои догадки подтвердились. Это объясняло, почему я нашел на дне ее сумки двое водительских прав на разные имена, с почти одинаковыми фото.
Но в тот вечер, удостоверившись, что Мери нормально доехала до квартиры, в которой она жила вместе с Клаудией, или Агатой, я не знал, как правильно, на ум пришла она.
Неужели Кло подстроила эту встречу? Неужели она втиралась ко мне в доверие не только ради работы? Неужели...
Неужели я стал частью ее авантюры?
