Глава 7
Комната Эриаса давно стояла пустой, но я всё ещё заглядывала сюда, как тогда, когда он был жив. Дверь скрипнула, словно протестуя, и я невольно задержала дыхание, будто боялась потревожить тишину, воцарившуюся здесь после его ухода.
Запах всё ещё хранился прежний. Смесь древесного масла, утреннего воздуха и чего-то еле уловимо пряного — то, что всегда пахло только им. Я закрыла глаза, вдохнула глубже, позволив себе на пару мгновений вернуться назад. В те времена, когда он, растрепав волосы, читал мне сказки, когда смеялся, держа меня на спине, когда обещал, что всегда будет рядом. И ведь он прав. Я чувствую его. Он в моей памяти. В моей душе.
В комнате почти ничего не изменилось. Я за этим следила. На прикроватной тумбе всё так же лежит его амулет на кожаном шнуре — когда-то я подарила его, когда была ещё совсем маленькой, связала сама, криво, но он носил. Я осторожно провела пальцами по деревянной резьбе на его письменном столе, стирая тонкий слой пыли. Аккуратно сложила старые письма в коробку, чтобы не помялись, и поставила рядом с потускневшим подсвечником.
Постель я заправляю каждую неделю, хотя на ней никто не спит. Меняю простыни, разглаживаю одеяло, поправляю подушку, протираю везде пыль — как делала бы, если бы он вернулся. Иногда ловлю себя на том, что всё ещё надеюсь услышать за спиной его голос, шаги, смех.
Возле окна, под тонкой завесой, стоит его кресло. Я села в него, подтянула ноги и обняла себя за плечи. Скользя в открытую форточку ветер шевелил занавески, играя светом на полу. Здесь он читал, здесь делился своими мыслями, здесь строил планы на будущее, до которого не смог дойти.
—Ты ведь не ушёл, да? — прошептала я, глядя на небо темное небо за окном. Оно хмурилось вместе со мной. — Просто спрятался где-то там, чтобы я могла стать сильнее.
Ответом была тишина. Но она больше не пугала — в ней жил он.
Скрипнула дверь. Внутрь заглянула Лина, держа в руках свиток. Осторожно, чтобы не нарушить покой, она подошла ближе и остановилась чуть поодаль.
—Вы просили узнать, на сколько фрертонские корабли останутся в порту, — тихо произнесла она. — Ответ пришёл только что. По предварительным данным, они должны были отправиться сегодня, но море неспокойное, решили перенести на завтрашний вечер. Возможно, пробудут дольше, если шторм не отступит.
Я чуть заметно кивнула, не отрывая взгляда от окна.
—Спасибо, Лина.
—Вы хорошо себя чувствуете? — осторожно спросила она.
—Просто устала. — Я опустила голову, уголки губ дрогнули в почти незаметной усмешке. — Бывает такое… когда даже тишина кажется слишком громкой.
Медленно поднявшись, Я подошла ближе к окну, прикасаясь лбом к холодному стеклу.
Снаружи ударила первая капля дождя. Затем вторая. Вскоре поверхность перед глазами покрылась цепочками бегущих капелек.
—Начался, — прошептала я.
—Что?
—Дождь.
Лина ничего не ответила. Только наблюдала, — чувствовала ее взгляд, видела в отражении окна, — Как плечи расслабились, как я прикрыла глаза, позволяя этой грусти выйти наружу — без слёз, без слов. Просто побыть в этом моменте.
Она не ушла. Осталась, как всегда, когда видит, что мне трудно. И не потому, что должна. Просто понимает.
Воздух казался неподвижным, будто даже он боялся потревожить мои мысли
Тишина наполняла всё вокруг, и только слабое шуршание одежды напомнило, что я уже не одна.
—Знаешь… — голос мой был ровный, почти спокойный. — Больше всего тоскливо от того, что я так и не смогла с ними попрощаться. С мамой. С братом. По нашей традиции их прах развеивают над островом. Чтобы земля и её народ помнили. Чтобы душам молились. Чтобы они жили хоть в чьей-то памяти.
Но... у меня нет даже могилы, к которой я могла бы прийти.
Нет надгробия, к которому можно положить цветы.
Нет места, где я могла бы просто посидеть рядом с ними в тишине.
Лина приблизилась и замерла совсем рядом, её ладонь несмело легла мне на плечо. Я перевела взгляд на её глаза — зелёные, как весна после долгой зимы. Теплые. Полные искренности.
—Мне жаль.
Я мягко убрала её руку. Не потому что не хотела прикосновения, а потому что не могла его выдержать.
—Жалость не способна помочь ситуации или повернуть время вспять. А поддержка… она даёт ложную надежду на счастливый конец пути. А я больше не верю в финалы, где всё хорошо.
—Что для тебя тогда «конец пути»?
—У каждого он свой.
—А твой?..
Я замерла. На миг. На вдох. И ответила честно:
—Мой? Мой конец наступит тогда, когда я узнаю всю правду. И смогу распорядиться ею так, как сочту нужным.
—Тогда я просто буду рядом.
Я кивнула, благодарно улыбнулась. Лина притихла. Просто молча отошла к двери и встала в проёме. Я почувствовала, как её присутствие растворяется, оставляя в комнате только меня и мои мысли.
Она не поклонилась, как обычно. Не сказала ни слова на прощание. Просто аккуратно прикрыла за собой дверь, поняв без слов, и позволила мне остаться наедине с воспоминаниями и дождём.
Я открыла ставни. На выдохе. Свежий воздух ударил в лицо. Легкий, влажный. Пахнущий травой, камнем, дорогой. Я накинула капюшон и вышла. Спустилась по лестнице. Толкнула тяжёлую дверь.
Дождь встретил меня как старый друг. Нежно, но настойчиво. Капли скользили по щекам, пробирались за ворот, щекотали шею, смешивались с дыханием. Я сняла обувь и шагнула во двор босиком, чувствуя холод камня под ногами. Дождь смывал с меня всё — тяжесть, тревогу, воспоминания. Или, наоборот, обнажал их. Не знаю.
Наверху снова сверкнула молния, и на секунду мне показалось, что брат стоит у калитки. Как тогда, когда звал меня посмотреть на грозу.
Я улыбнулась. Совсем чуть-чуть. И пошла навстречу ливню. Села на последнюю ступень. Обняла согнутые ноги, на колени уложив подбородок. Подняла глаза, смотря на плачущее небо. Дождь не стихал, продолжая лить стеной, — он будто решил выговориться за всех, кто молчал.
—Знаешь, если долго сидеть под дождём, можно не заметить, как простудишься, — раздался за спиной спокойный голос.
Я вздрогнула и обернулась. Мужчина стоял в полутени, упираясь на трость. Плащ скрывал фигуру, капюшон соскользнул, обнажая собранные в высокий хвост тёмные волосы. Янтарные глаза — внимательные, неотрывные, маленький шрам на брови. Лицо незнакомое. Или… почти.
—И что тогда? — сухо отозвалась я. — Простуда не самая страшная участь в этом мире.
Он не ответил. Вместо этого сделал медленный шаг вперёд, осторожно, будто боялся спугнуть.
—В Крэнто такие ночи случаются редко, — заметил он. — А ты предпочитаешь их одиночеству в стенах замка.
—Стены не лечат. Они просто скрывают от чужих глаз.
Он кивнул, как человек, который давно это понял.
—Ты изменилась, — сказал он негромко. — Раньше в тебе было больше... гнева.
—Гнев выгорел. Осталась только тишина. И дождь.
Я нахмурилась. Он знал меня, а я его — нет.
—Прости, мы знакомы?
—Не совсем. Пересеклись однажды.
Некоторое время мы молчали, каждый думал о своем, пока не заговорил он:
—Я слышал, ты собираешься в Империю.
Я замерла. Он знал. Конечно знал. Что-то в его спокойствии выдавало осведомлённость, но я не нашла в себе сил удивляться.
—Да. Есть вопросы, на которые мне нужны ответы.
—И ты думаешь, Империя даст их? — Он сжал рукоять трости чуть сильнее. Ненавязчиво, но я заметила. Прищурилась:
—А то ты знаешь, что там происходит.
Он ответил не сразу, немного помолчал. Затем сказал, тихо:
—Фрертон — не то место, где находят истину. Там её прячут за мрамором, топят в вине, хоронят под чужими именами. Там ложь — искусство, а правда — преступление.
Я молчала. Его слова звучали слишком... лично. Словно он говорил о себе.
—Говоришь так, будто сам оттуда. — Я внимательно посмотрела на него.
Он усмехнулся, уголком губ, почти незаметно.
—Может быть. А может, просто наслышан. И хочу, чтобы кто-то один… не делал ту же ошибку.
—И всё же ты остался там?
Он промолчал, задумчиво отвёл в сторону взгляд. В тени, едва заметно, зашевелились его желваки.
Я отвернулась к дождю. Ветер тронул капюшон, и я не стала его поправлять.
—Это мой путь. И я должна его пройти. Даже если он ведёт в пропасть. В логово зверя.
Он сделал неровный шаг ближе, не посягая на границы, но уменьшая расстояние между нами.
—Тогда хотя бы не иди туда одна.
—Предлагаешь сопровождение?
—Нет. Я предлагаю мысль: даже в логове чудовища можно остаться собой, если помнить, зачем пришёл. И кто ты на самом деле.
Я задумалась на какое-то время, прежде чем тихо спросить:
—Кто ты?
Он посмотрел на меня долго, очень долго. А потом покачал головой.
—Просто прохожий, решивший дать совет. Принимать его или нет — выбор твой, но подумай хорошенько над моими словами.
Незнакомец ушёл, оставив после себя ощущение странной близости. Как будто я только что разговаривала с кем-то, кто помнил меня раньше, чем я узнала, кем в будущем стану. Его слова застряли в голове. Въелись в мысли. Заполонили сознание и каждый раз я слышала его голос. Снова и снова, словно он все ещё стоит здесь, опираясь на свою трость, а его янтарные глаза внимательно смотрят мне в спину.
* * *
Каменные плиты пола под ногами отдавали холодом. Факелы вдоль коридора давно потушены, но я, плохо помня дорогу, все равно шла вперед. Миновав лестничный пролёт, спустилась вглубь здания — туда, куда никто не шёл без разрешения. Архив был стар, пропах пылью, плесенью, воском и временем. И всё же именно здесь, среди шелеста пергамента и запаха старых чернил, хранились ответы.
Я осторожно отворила дверь, проверяя, не скрипнет ли петля. Тишина. Замок мягко поддался, и я проскользнула внутрь.
Тусклый свет масляной лампы дрожал вместе с рукой. Я прошлась мимо полок, ведя пальцами по корешкам: «Внешняя политика», «Хронология двора», «Военные протоколы», «Погребальные реестры».
Сердце сжалось. Я знала, где искать.
«Записи о гибели членов рода Фитцджеральд». Вот она. Я аккуратно выдвинула том, покрытый пылью, и перелистнула до нужной страницы.
«Эриас Фитцджеральд. Причина смерти: несчастный случай. Нападение ведьм на границе. Тело изуродовано. Свидетелей нет. Подтверждено решением Совета.»
Слишком чисто. Слишком коротко. Без деталей, без контекста. Без правды.
Я продолжила искать, лихорадочно перебирая страницы. Захлопнула книгу, вернула на место, и наткнулась на другой, более древний свиток, завёрнутый в шелк с угасающими символами. Он не принадлежал этой секции. И всё же кто-то положил его сюда. Или спрятал.
Разворачивая ткань, я почувствовала, как пальцы невольно дрожат. Внутри — выцветший текст, старый, искаженный, но все ещё понятный.
Здесь время текло иначе. Здесь прошлое шептало сквозь щели в полках.
Я стояла над раскрытым свитком, пальцы дрожали от напряжения. Знаки были затёрты временем, но смысл звучал с пугающей ясностью.. Я читала медленно, проглатывая слова:
«“Когда Феникс поднимется из пепла и сядет на трон, ночь сожжёт Крэ́нто. Ведьмы явятся за ним, чтобы вырвать силу у живых и погасить свет. Тот, кто был мёртв — станет ключом. Тот, что потерял, станет проводником. Тот, что любил, принесёт разрушение.”
Восстанет Феникс — пламя в теле,
Несущий смерть под стягом дня,
Придут за ним те, что вуали
Носят из праха и огня.
Он будет братом — светом, силой,
Надеждой, павшею в бою.
Её ж прозвут могилой,
Что вечно держит смерть в краю.
Но выбор сделан будет вскоре:
Кому — корона, а кому —
Остаться в пепельном укоре
И вечно помнить суть свою.
Один из них — огонь без меры,
Другой — искра меж тех людей.
Кто был клятвой, станет зверем,
Кто был страхом — ключом от всех дверей.
Под ним дрожит земля и судьбы,
Несёт за шагом боль и страх,
И крылья феникса — не чудо,
А приговор в живых глазах.
Но чтобы вспыхнуть вновь над миром,
Он должен сгинуть, став огнём,
Пройти сквозь смерть, предательство и голод,
Чтоб воскресить себя в мире ином.
Что спит под кожей — станет силой,
Что сдерживал — разрушит сны,
И имя станет пеплом серым,
Коль в нём пробудят крик весны.
Кто был наследным — стал лишь искрой,
Кто был забыт — огнём восстал.
Один горел, ведомый верой,
Другая выжгла трон и шрам.
Он встретит смерть, восстанет. изнутри,
Разбитый, выжженный, в глазах — отвага.
Но Феникс знает: чтобы жить — внутри,
Пройти придётся сквозь предательство и сагу.
Он был как огонь — но сгорел не дотла,
Она — как зола, и в ней пламя сокрыто.
Один — был грозой, другая — ценой.
За всё, что когда-то считалось забытым»
Я замерла. Дрожь пробежала по позвоночнику. Пальцы сжались на краю деревянной полки. Это не было просто метафорой — строки обжигали сознание. Неужели это о нём?.. О моём брате? О скольких ещё эти строки?
Резкий звук — чьи-то шаги. Я мгновенно потушила лампу, укрылась в тени и прижалась к стене. В проёме появился силуэт в доспехах. Стража. Один. Я затаила дыхание. Ещё шаг — и он бы заметил меня. Но кто-то окликнул его снаружи, и спустя мгновение шаги удалились.
Я выдохнула. Осторожно выскользнула из укрытия, собрала бумаги. Уже собиралась уходить, когда голос за спиной оборвал меня на месте:
—Плохо маскируешь следы.
Я резко обернулась.
Карен.
Спокойная. Скрестив руки на груди, она смотрела на меня с привычной ироничной усмешкой. Но в голосе не было яда. Только усталость. И... лёгкое любопытство.
—Слежка — новое хобби? — парировала я, прижимая свиток к груди.
—Скорее привычка. У тебя — талант притягивать неприятности. Порой хочется узнать, как именно ты в них вляпаешься в следующий раз.
—Что, теперь дежуришь в архивах?
—Иногда. Особенно когда слышу, как кто-то крадётся, как подстреленный барс. Ты могла бы хотя бы раз пройти бесшумно.
Я промолчала, крепче стиснув пальцами свиток.
—Твоя любовь к запрещённым разделам рано или поздно доведёт тебя до темницы.
Спрятав находку под накидку, я прищурилась, с недоверием смотря на нее. Она видела, но не пыталась отобрать.
—Ты читала это пророчество раньше?
—Конечно. Я вообще читаю больше, чем ты думаешь. Тогда все решили, что речь о твоём брате. Крылья, огонь, смерть — красиво же, драматично. Даже Совет подумал, что это подтверждение.
—А ты?
—А я думаю, пророчества — это как зеркало. Что в нём увидишь — то и будет правдой. Сегодня оно про Эриаса. Завтра — про тебя. А послезавтра, глядишь, вообще про какого-нибудь мальчишку с улицы, у которого внезапно загорятся руки.
Я замолчала. Вопросы клубились в голове, но ответов было меньше, чем хотелось.
Карен выпрямилась, подойдя ближе.
—Даже не остановишь меня?
Она хмыкнула и облокотилась на ближайшую полку.
—Я что, похожа на идиотку? Ты же всё равно найдёшь способ влезть куда не надо. А за тем, как ты роешь себе могилу интересно наблюдать.
—С каких пор ты стала такой… — Я прикусила губу, подбирая правильно слово, но в голову ничего не приходило. «Другой». Единственное, что скользнуло в мыслях.
—С тех пор как поняла, что ты не просто упрямая дура, а упрямая дура с целями. Не сочти за комплимент.
Я замерла. Это было… неожиданно.
—Получается ты не против, чтобы я отправилась в Империю?
Она склонила голову. Слегка прищурилась, пробежалась по мне взглядом.
—Я против почти всего, что ты делаешь. Но... это — нет. — Карен скрестила руки на груди, перенеся вес на одну ногу. — Знаешь, я могла бы тебя сдать. Ты влезла куда не надо, нарушила половину правил, а теперь собираешься сбежать в Империю, как героиня из плохого романа.
—Могла бы, — согласилась я.
Она усмехнулась и сделала шаг назад.
—Но не стану. Честно говоря, я даже за. Ты вечно сидишь в Крэнто, как птица в клетке. Может, и правда пора тебе расправить крылья и выяснить — сожжёшь ли ты всё, к чему прикоснёшься… или научишься летать.
Я не ответила. Слова застряли где-то в горле. Разговор выглядел странно, оставлял послевкусие, спутанный комок эмоций.
—Кстати. Допустимый возраст на турнире уменьшили до двадцати. Все ещё не понимаю, как ты это сделаешь, но теперь официально имеешь право его посетить.
Не знаю, где она откопала эту информацию, но мне было все равно. Я несколько лет ждала возможности, и теперь она появилась. Теперь не придется думать, как правдоподобно соврать по поводу возраста.
—И не вздумай там сдохнуть, — добавила Карен, поворачиваясь к выходу. — Было бы крайне разочаровывающе. Мне будет скучно без твоих глупых поступков.
Я кивнула, и впервые за долгое время между нами повисла не враждебность, а... молчаливое соглашение. Она не стала задавать лишних вопросов. Не отняла свиток. Просто развернулась и ушла, оставив меня одну — с пророчеством в руках и с новым, страшным знанием внутри.
“Тот, кто был мёртв — станет ключом…”