Ступени над Бездной

С тех пор как уехал Ши Хао, серое небо над Байлянь ни разу не просветлело.

Весь груз ответственности за войско, за принца, за судьбу всего континента обрушился на Хай Минъюэ с такой силой, что юноша едва справлялся. Каждое его утро начиналось с перебора свитков — отчётов, писем, указов — и заканчивалось затекшей шеей и тяжелым молчанием над картой укреплений.

Вместо Ши Хао теперь перед ним стоял Хэ Цзибай, старательный и искренний, но совсем ещё юный и наивный, как ребенок. Он внимательно слушал Хай Минъюэ, безропотно следовал его распоряжениям, но в глазах его часто мелькала растерянность, словно он ожидал, что кто-то придет и решит все за него. И Хай Минъюэ понимал, что этот «кто-то» — он сам.

Его ночи сливались с днями в один бесконечный круг тревог. Хай Минъюэ пытался составить стратегию обороны, сжимая в руках кисть, которая периодически дрожала и роняла капли туши. Мысли об оставленных Ши Хао дивизиях терзали его, точно язвы, и одна, самая ядовитая, всплывала вновь и вновь: «Он оставил меня здесь как приманку».

Хай Минъюэ никогда не говорил об этом вслух, но ночью, в одиночестве, эта мысль разрасталась, пожирая остатки его веры в то, что решение Ши Хао было правильным. Что Чэн-эр ему наговорил? Иногда Хай Минъюэ даже думал, что Чэн-эр все это время обманывал своих братьев и на самом деле шпионил для короля демонов, а теперь специально разлучил их, чтобы уничтожить по отдельности.

Хэ Цзибай с тревогой замечал, как день за днём взгляд молодого генерала тяжелел и казался отсутствующим, а руки едва удерживали карты.

— А-сюн, тебе нужно отдохнуть, — однажды сказал Хэ Цзибай, когда за обедом заметил, как дрожат пальцы Хай Минъюэ, держащие палочки. — Ты целыми днями работаешь, это неправильно.

— Я не могу позволить себе отдыхать, — отозвался Хай Минъюэ коротко, не поднимая глаз.

— Но если ты не будешь отдыхать, как же ты поведешь наше войско в бой? — мягко продолжил Хэ Цзибай, подаваясь вперёд. Его взгляд стал серьёзным, а голос едва слышно дрогнул. — Если ты продолжишь так изнурять себя, ты заболеешь. Ты нужен людям, а-сюн, ты нужен... мне.

Эти слова заставили Хай Минъюэ поднять голову. Взгляд Хэ Цзибая был полон искренности, почти детской, но вместе с тем в нем читалась взрослая забота.

— Я не могу уйти. Еще столько всего нужно сделать...

— Все подождет до завтра. Ты обещаешь мне? Обещаешь, что сегодня ты пойдешь на лотосовый пруд и попробуешь хоть немного помедитировать? Это чудесное место для успокоения и восстановления. А я тебя подменю, ведь я здесь начальник!

Хай Минъюэ вздохнул. Он не хотел сдаваться так быстро, но усталость была сильнее. Коротко кивнув и натянув мягкую улыбку, он сказал:

— Хорошо, я отдохну сегодня.

Хай Минъюэ пришел на лотосовый пруд ближе к полудню. Солнечный свет пробивался сквозь плотный слой облаков. Вода в пруду была спокойной, точно зеркало, в котором отражались кусочки серого неба и белые лепестки лотосов. Вдали от суеты лагеря юноше действительно стало легче дышать, и он опустился в позу для медитации с наслаждением.

Закрыв глаза, он прислушался к шелесту камышей, где-то вдали защебетала птица. Всё вокруг казалось таким естественным, нетронутым разрушением, что даже война за пределами Байлянь временно исчезла из его мыслей.

Однако его спокойствие вскоре нарушила тихая музыка флейты, медленно приближающаяся к берегу со стороны пруда.

Когда Хай Минъюэ открыл глаза, он увидел проплывающую мимо джонку, а на ней стройную фигуру беловолосого мужчины-лиса в фиолетовых одеждах. Мужчина расслабленно играл на флейте и наслаждался собственной игрой.

— Вэй Нинцзин... — выдохнул Хай Минъюэ.

Лисий король повернулся к нему с лёгкой улыбкой, в которой смешались загадка и насмешка. Его темно-фиолетовые глаза мерцали, как ночное небо, полное звезд.

— Ах, юный заклинатель, — произнёс он, шагнув ближе к воде, а следом поднялся в воздух и перелетел на берег, приземлившись напротив юноши. — Я рад видеть тебя снова.

Поклонившись, он принял задумчивую позу.

— Должен ли я обращаться к тебе "генерал"?

Хай Минъюэ поднялся, ощутив, как напряглось все его тело. Они виделись раньше, на замерзшем озере в Великой Шуанчэн, и та встреча оставила в его душе странное послевкусие.

— Можешь обращаться ко мне по имени, — спокойно ответил юноша, пытаясь не показывать своей настороженности. В прошлую их встречу лис-оборотень обнюхал его и вогнал в краску, поэтому Хай Минъюэ не мог отделаться от этих воспоминаний. — Что... ты тут делаешь?

Вэй Нинцзин рассмеялся, легким движением руки убирая прядь волос за ухо.

— Я долго искал одного человека, — начал он. — и, кажется, наконец нашел его.

— Кого?

— Ах, Хай Минъюэ, неужели ты думаешь, что я просто так раскрою свои карты? — он сделал еще один шаг, и теперь казалось, что он находится совсем рядом, хотя между ними оставалось около одного чи.

Хай Минъюэ напрягся. Его сердце забилось быстрее, и что-то в глазах Вэй Нинцзина встревожило его сильнее, чем могли бы слова.

— Ты можешь не беспокоиться. Время расставит все по своим местам, — произнес лисий король, развернувшись, будто собирался уйти. — Кажется, судьба тянет за одну тонкую нить, чтобы распутать целый клубок.

— Что ты имеешь в виду? — переспросил Хай Минъюэ. — Я знаю, что ты ищешь наследника покойного Небесного Императора. Кто он, скажи мне? Он находится в Стране Байлянь?

— Ах, ты все увидишь своими глазами, когда звезда упадет с небес, — ответил Вэй Нинцзин с улыбкой, глядя в серые небеса. — Кстати, надеюсь, моя мелодия помогла тебе избежать серьезных травм. Однажды я хотел бы пригласить тебя в ресторан и угостить вином, но, боюсь, ты очень занят, чтобы тратить время на этого бездельника...

Вэй Нинцзин чуть склонил голову набок, его глаза сверкнули легкой насмешкой, как будто над самим собой. Его фигура казалась легкой, почти неуловимой, словно еще одно отражение на глади воды.

— Ты всегда слишком напряжен, генерал Хай, — сказал он с мягким смешком, напоминавшим шелест листьев. — Мне бы хотелось увидеть на твоем лице беззаботную улыбку.

С этими словами он плавно наступил на водную гладь. Его шаги по воде были легкими, как прикосновение лепестков лотоса, и не оставляли за собой ни единого следа.

— Постой... — начал Хай Минъюэ, сделав шаг вперед, но тут же остановился, сам не зная, что хотел сказать.

Вэй Нинцзин не обернулся, но его голос донесся до юноши, как шепот ветра:

— Мы еще встретимся, генерал. У тебя впереди долгий путь, а у меня... свои нити судьбы, которые нужно распутать.

Вскоре лисий король догнал джонку, зависшую в тумане на пруду, и продолжил свою игру на флейте.

Хай Минъюэ остался стоять на месте, вглядываясь в пустоту там, где только что был лисий король.

«Кого он искал? Что за нить судьбы?»

Ни один из вопросов не имел ответа. Хай Минъюэ глубоко вздохнул и опустился на колени у края воды, прислушиваясь к стрекоту цикад в камышах. Облака на небе разошлись на мгновение и солнечный свет вновь упал на лотосы, возвращая их к жизни.

Пальцы юноши коснулись воды, дрогнули, а затем замерли. Он пытался привести мысли в порядок, но вместо этого почувствовал, как в его сердце снова разрастается тревога.

***

Известие о смерти князя Байлянь пришло в лагерь утром, когда небо над равнинами ещё окрашивалось первыми розовыми лучами рассвета. Оно пронеслось, как порыв ветра, оставив за собой гулкие отголоски всеобщего негодования.

Коронацию наследного принца назначили на ближайшую дату, следующую за окончанием общенационального траура по покойному правителю, а похороны князя прошли в суете и беспорядке. Хай Минъюэ, однако, уже не испытывал ничего к покойному, словно тот и вправду был печально почившим правителем страны-союзника, а не его родным отцом.

Единственный человек, за которого Хай Минъюэ переживал, был Хэ Цзибай — юноша так разнервничался, получив известие, что пролежал всю ночь с жаром. Позже он взял себя в руки и провел похороны отца, как подобает наследному принцу, но Хай Минъюэ казалось, что уверенность Хэ Цзибая расшаталась еще больше.

После похорон Хай Минъюэ сидел в покоях Хэ Цзибая и составлял ему компанию, чтобы утешить бедного юношу, который скинул печальное, но сдержанное лицо, которое держал на похоронах, и разразился слезами, оставшись один. Хай Минъюэ не придумал ничего лучше, чем напоить младшего брата вином до потери сознания, чтобы тот забылся во сне.

Однако Хэ Цзибай оказался очень крепок, и алкоголь его практически не брал. Хай Минъюэ приходилось идти на уловки, чтобы самому не опьянеть и не уснуть, оставив человека, которому он так хотел помочь, в холодном одиночестве.

Хэ Цзибай сидел на полу в своей комнате, прислонившись к ножке низкого стола, и смотрел в пустую чарку. Его лицо раскраснелось от выпитого, но глаза оставались тёмными, полными тяжелой скорби.

— Знаешь, а-сюн, — вдруг заговорил Хэ Цзибай, голос его звучал надломленно, — мой отец был странным человеком.

Хай Минъюэ поднял взгляд, но ничего не сказал, лишь медленно наполнил чарку принца.

— Все его считали суровым и холодным, и я сам думал так же, пока... пока он не рассказал мне о наложнице Е, — продолжил Хэ Цзибай, шмыгая носом. — Он любил ее так, как не любил никого другого.

Хай Минъюэ замер, пытаясь скрыть внезапный комок в горле.

"Нет, пожалуйста, только не об этом... только не снова... пощади меня".

— Он говорил, что ее улыбка была как лунный свет, а голос успокаивал его, даже если вокруг бушевала буря, — Хэ Цзибай сделал глоток и коротко рассмеялся, хотя в его смехе не было ничего веселого. — Но когда она умерла... он не смог больше смотреть на А-Ли, ее сына. Он был так на нее похож.

Хай Минъюэ почувствовал, как кровь отлила от его лица. Те же слова прошептал ему князь, когда увидел его впервые после долгой разлуки. Очевидно, князь испытывал чувство вины и зациклился на одном образе наложницы Е, поэтому твердил по кругу одни и те же признания. Хай Минъюэ хотел что-то сказать, но его слова застряли в горле.

— А-Ли... это мой старший брат, ты помнишь, наверно... — голос принца дрогнул, и он отвел взгляд, как будто смотрел куда-то сквозь стены. — Его жизнь была кошмаром наяву. Если бы мне досталось что-то подобное, я бы сошел с ума.

Хэ Цзибай сделал еще один глоток и продолжил, будто боялся, что если замолчит, то больше не найдет в себе сил говорить.

— Госпожа Янь ненавидела старшего брата. Она измывалась над ним при любой возможности. Была только одна женщина, которая заботилась о нем — личная служанка наложницы Е, она приглядывала за ним, как я понял из разговоров евнухов. Она вымолила прощение для него, когда его снова хотели жестоко наказать. Представляешь, его хотели высечь кнутом для преступников, а он такой тяжелый, что одним ударом бы сломал ему спину... Знаешь, что с ней сделали?

Тошнота подкатила к горлу Хай Минъюэ, он не смог даже вдохнуть.

— Госпожа Янь велела избить ее до полусмерти этим же кнутом и отправить служить прачкой, хотя она едва могла передвигаться. А потом... А-Ли упал в колодец. Никто не знает, случайно или...

Он не закончил, а просто махнул рукой.

— Эта служанка, узнав о смерти сына своей хозяйки, рыдала над его изуродованным телом, пока ее не оттащили от него за шиворот. Потом ее заперли в Холодном дворце. Она сошла с ума. Умерла там, — Хэ Цзибай осушил чарку до дна и небрежно поставил ее на пол.

Хай Минъюэ молчал несколько мгновений, не в состоянии даже шевельнуться.

— Где она похоронена? — наконец произнес он едва слышно.

Принц пожал плечами.

— Скорее всего, где-то в лесу за лотосовыми прудами. Там обычно хоронят слуг в какой-нибудь яме.

Хай Минъюэ, с трудом подавляя дрожь в руках, отставил кувшин с вином прочь.

— Тебе надо лечь отдыхать... — произнес он, когда молчание слишком затянулось.

Он мягко, но настойчиво, поднял Хэ Цзибая на ноги.

— А-сюн, я еще могу... — пробормотал принц, его голос дрожал, а шаги были неуверенными.

— Достаточно, — тихо сказал Хай Минъюэ, поддерживая его под локоть.

Хэ Цзибай замолчал и позволил отвести себя к ложу. Его лицо казалось бесконечно уставшим. Хай Минъюэ помог ему лечь в постель и бережно укрыл одеялом, как это делал когда-то дед Сюй, когда юные виноделы были не в состоянии дойти до кровати после затянувшейся дегустации.

— А-сюн... спасибо, — прошептал Хэ Цзибай, прежде чем сон окончательно сморил его.

Хай Минъюэ посидел над ним несколько мгновений, наблюдая, как постепенно выравнивается его дыхание. Затем он бесшумно вышел из комнаты. В коридоре он ненадолго задержался, прислонившись к стене. Его голова гудела. Вспоминая тревожный рассказ принца, он вдруг почувствовал нестерпимую потребность выйти наружу.

Захватив пару кувшинов с вином, Хай Минъюэ покинул дворец в направлении леса.

Он поплутал в лесу какое-то время, но в темноте не смог найти ничего похожего на могилы. Служанка умерла около десяти лет назад, и скорее всего, место, где ее закопали, уже заросло травой. Наконец, он остановился перед пустой поляной, где его сердце болезненно защемило неизвестно, от чего, и он рухнул на колени, решив там и поклониться покойной служанке.

— Ты верно служила моей матушке... — начал он, и его голос дрогнул. — Ты отдала своего ребенка ради того, чтобы ее сын выжил. Это ты бросила в колодец своего сына, нарядив его в мои одежды, а меня посадила в бочку и выслала прочь из дворца...

Он поклонился первый раз, его лоб коснулся влажной земли.

— Но те, кто причинил тебе боль, уже ушли из жизни. Я не могу уже отомстить им ни за тебя, ни за матушку. Я... надеюсь только на справедливый суд Владыки Преисподней.

Он поклонился второй раз.

— Я пришел, что просить прощения... За всех, кто обрек тебя на страдания. Я прошу за них прощения перед тобой.

Он поклонился в третий раз, затем взял кувшин с вином, открыл его и медленно вылил содержимое на землю.

— Пусть твоя душа теперь найдет покой.

Несколько мгновений он стоял в тишине, затем поднес кувшин к губам, сделав глубокий глоток, и почти сразу выпил все залпом. Через какое-то время он выпил и второй кувшин, который взял с собой, и все перед его глазами поплыло.

Неровной походкой Хай Минъюэ направился к лотосовому пруду, хотя не знал, зачем именно.

Когда он вышел к воде, его затуманенный взгляд остановился на знакомой фигуре. На берегу сидел Вэй Нинцзин, спокойно держа удочку. Лис выглядел расслабленным, как будто просто наслаждался вечером. Услышав шорох за спиной, Вэй Нинцзин обернулся.

— Генерал, ты выглядишь... необычно, — усмехнулся он, заметив, что Хай Минъюэ шатается. — Ой, да ты пьян!

— Я... нужно поговорить, — пробормотал Хай Минъюэ, спотыкаясь, но настойчиво подходя ближе. Он схватил Вэй Нинцзина за руку. — Пойдем со мной.

— Куда? — нахмурился лис, сдвигая брови. — Ты едва держишься на ногах, может, сначала...

— Ты должен сыграть... для нее, — Хай Минъюэ потянул лиса на себя, но сам едва не свалился, если бы тот не поймал его и не поддержал. — К-как на озере... После твоей мелодии я не получил ни одной царапины... твоя музыка... обладает божественными свойствами.

Вэй Нинцзин понял, что спорить бесполезно, и, отложив удочку, повиновался. Он проводил Хай Минъюэ обратно в лес, поддерживая его под локоть.

— Хорошо, хорошо, — тихо сказал он. — Я сыграю, только ты не делай резких движений.

Когда они вернулись на пустую поляну, он усадил юношу возле дерева, мягко прижав его к стволу. Затем достал из своего рукава флейту и спросил:

— А в чем, собственно, дело? Что мне сыграть?

— Пусть она не держит зла, пусть покоится с миром... — пробормотал Хай Минъюэ, прикрыв глаза.

— Ах, за упокой... ну, хорошо.

Мелодия, которую он начал играть, была нежной, но пронзительной, словно осенний ветер, касающийся воды. Хай Минъюэ слушал, закрыв глаза, пока его сознание колебалось между явью и сном. Деревья затихли, преклонившись перед звуком божественной музыки.

В какой-то момент Хай Минъюэ почувствовал, как его бережно поднимают. Сонно приоткрыв глаза, он увидел пышные белые волосы и услышал голос, казавшийся далеким и незнакомым:

— Ах, генерал... ты выглядишь таким стройным и изящным, а весишь далеко не как пушинка... что-то этот лис не рассчитал свои силы...

Юноша не ответил, он уже снова проваливался в сон, в котором мир вокруг стал мягким и теплым, как одеяло, а флейта всё ещё звучала где-то в его сознании.