Ступени над Бездной

Когда Хай Минъюэ открыл глаза, он уже находился в своей комнате в Павильоне Мэйхуа, тусклый дневной свет проникал сквозь плотные ставни, но в комнате все равно горели свечи. Рядом у его постели сидела женщина с холодным выражением лица, облаченная в черные одежды. Это была молчаливая жена Цянь Сяна.

— Наставница, — произнес Хай Минъюэ, но женщина сделала жест «не двигаться». Ее взгляд был суров, словно юноша сильно ее разочаровал. Хай Минъюэ виновато опустил взгляд, хотя не понимал, что сделал не так. Госпожа Е долго молчала, нагнетая на него еще больше давления, и в итоге сказала:

— Это было так безрассудно, Минъюэ.

— Я... не очень понимаю.

— Ты помнишь, что я тебе сказала? Парное совершенствование оказывает большую нагрузку на принимающий организм. Зачем вы занимались этим прямо перед испытанием боевых навыков?

— ..........

Хай Минъюэ подавился воздухом.

— К-как вы узнали?

Госпожа Е многозначительно посмотрела на Наблюдателя, хлопающего крыльями над ее плечом. Краска разом схлынула с лица Хай Минъюэ, он едва снова не потерял сознание. Видимо, его цвет лица стал таким жутким, что даже суровое выражение наставницы смягчилось. Она утешающе коснулась его руки.

— Ты правда думал, что их зрение бесполезно в темноте? В ту ночь я дежурила у системы наблюдения и все видела сама. Ты мог получить невосполнимый урон, почему ты не подумал о себе и не отказал?

— Я... не знаю... совсем не подумал.

В тот момент он больше думал о том, что кто-нибудь войдет и увидит, чем они занимаются в чужой библиотеке, чем о том, что парное совершенствование как-то навредит ему.

— Со мной все было хорошо, наставница... Теперь нас дисквалифицируют? — промямлил он, боясь поднять глаза от стыда.

Госпожа Е вздохнула:

— Нет, конечно же. Парное совершенствование не запрещено правилами. Более того, мой муж был в восторге от идеи Ши Хао добиться победы любой ценой, даже подставив своего духовного брата.

— Нет, это не так... Ши Хао не подставлял меня. Я сам согласился. Парное совершенствование уже не наносит мне столько урона, как прежде. То, что произошло со мной... не имеет отношения к парному совершенствованию.

Воспоминания сражения вдруг вспыхнули в его памяти. Его старый меч сломался на части, и он сумел пробудить ржавый меч Пьяницы Сюя... оказавшийся божественным мечом! Он поднял глаза, мигом забыв о парном совершенствовании.

— Наставница, где мой меч?

Госпожа Е осуждающе покачала головой и кивнула на стол, где в ножнах из белого нефрита лежал волшебный меч. Хай Минъюэ, напрочь забыв о своем недомогании, поднялся с постели прежде, чем госпожа Е сумела остановить его.

— С ума сошел! Живо в постель! — сурово произнесла она, прямо как учитель Цянь Сян, когда сердился.

Прекрасные ножны сияли в руках Хай Минъюэ, этот меч был настоящим произведением искусства небожителей. К рукояти была приделана белая кисточка, а сама рукоять, отлитая из серебра, лежала в его руке точно по мерке. Изящные узоры на рукояти сливались в изображение летящего феникса, держащего в клюве персиковую ветвь.

Хай Минъюэ обнажил меч и влил в него немного духовной силы. Тотчас же зеркальное лезвие засияло голубоватым светом, и легкий ветер, растрепавший волосы юноши, принес в себе запах стали и старых книг. Душа меча ответила на призыв.

— Невероятно! — восхитился Хай Минъюэ, расплывшись в счастливой улыбке. — Наставница, этот меч был ржавым и тупым, крошился на глазах! Я и не мог предположить, что он окажется таким ценным!

Госпожа Е подошла к нему.

— Можно я как следует взгляну на него? — спросила она.

Хай Минъюэ учтиво передал ей меч, но вместо того, чтобы осмотреть его, женщина взяла ножны и, убрав в них меч, положила на стол. В следующий миг она взяла Хай Минъюэ за предплечье и оттянула к постели. Растерянный юноша беспомощно вскрикнул, когда его насильно уложили на матрац.

— Полюбуешься потом, — сказала наставница совсем по-матерински и натянула одеяло ему до подбородка. — Сейчас — отдыхай. Никуда не денется твой меч.

Хай Минъюэ замер, глядя на ее строгое лицо. В контрасте с черными одеждами и волосами оно было совсем белым, как первый снег. Только теперь Хай Минъюэ смог как следует рассмотреть черты ее лица, но ему резко стало больно от того, с какой заботой женщина поправляла его одеяло, прикасалась к его лбу и шее и следила, чтобы он не вставал. Точно так же вела себя его матушка, когда маленький четвертый принц простывал от частой игры на улице при любой погоде. Госпожа Е была похожа на его маму, хотя он уже плохо помнил черты ее прекрасного лица, но теперь, рассмотрев лицо женщины, он видел в ней матушку, как будто они расстались только вчера. Даже фамилия женщины совпадала с фамилией...

Хай Минъюэ подскочил на постели так резко, что даже напугал наставницу.

— Госпожа Е! — воскликнул он. Может ли быть, что наставница — родственница его матушки? — Скажите, откуда вы родом? Вы ведь не с Южного континента? Вы совсем не похожи на южанку, — он оттараторил это на одном выдохе, а, увидев недоумение на лице женщины, сразу устыдился своей несдержанности. — Простите мою наглость...

Госпожа Е ответила терпеливо:

— Я родом из Великой Шуанчэн.

У юноши сперло дыхание. Не может быть так много совпадений! Эта женщина абсолютно точно связана с его матушкой кровью. Наложница Е происходила из знатной семьи заклинателей из Великой Шуанчэн и была передана князю Сюаню в наложницы в качестве дара от союзной страны. Госпожа Е точно знала его матушку до того, как та навсегда покинула отчий дом.

Но как он мог спросить об этом, не раскрыв своей настоящей личности?

— Я... так и подумал, — ответил Хай Минъюэ. — Ваша кожа очень светлая для южанки.

— Ты тоже не похож на кого-то из Страны Сяо, — произнесла госпожа Е. В ее интонации было невозможно угадать эмоции, которые она на самом деле испытывала.

— Я вырос в Стране Сяо, но мои родители были родом с Северного континента.

— Об этом было несложно догадаться, — тихо согласилась госпожа Е. — Ты очень похож на мою старшую сестру.

Сердце Хай Минъюэ пропустило удар. Госпожа Е смотрела на него, словно безмолвно говорила, что она знает, кто он на самом деле.

Госпожа Е... его родная тетя?

Тут же, как гром среди ясного неба, хлопнула дверь, и в комнату широкими шагами вломился Ши Хао.

— Минъюэ!

За его спиной черной тенью выросли Чэн-эр и учитель Цянь Сян. Госпожа Е поднялась, уступая место Ши Хао, который тут же заполнил комнату своей мощной аурой, и все остальное отошло на второй план. Хай Минъюэ растерянно проводил взглядом уходящую женщину, так и не узнав правды. Когда еще им удастся поговорить наедине?

Горячая ладонь Ши Хао накрыла руку Хай Минъюэ, и юноша моментально оставил все посторонние мысли. Когда рядом был Ши Хао, все остальное для него теряло всякую важность.

— Я в порядке, Ши Хао, — сказал он утешающе. — Мне так стыдно, что я заставил столько людей беспокоиться.

Ши Хао мотнул головой, в его глазах горело искреннее обожание:

— Глупости болтаешь.

Цянь Сян появился в центре комнаты и встал у стены, наблюдая за учениками, скрестив руки на груди.

— Я предполагал, что испытание будет трудным, но надеялся, что хотя бы вы, мои ученики, справитесь на отлично, — усмехнулся он. — Я не ошибся. Действительно, великолепный результат, у всех троих. Однако многие другие, более неспособные ученики, получили травмы, и проведение третьего испытания отложили на время. Советую вам троим не тратить его зря, а хорошо подготовиться.

Ши Хао спросил:

— Учитель, раз уж теперь мы все собрались вместе, расскажите нам, в чем заключается испытание сердца.

Цянь Сян растянул губы в хитрой улыбке:

— Я хочу, чтобы вы победили честно, поэтому даже не просите меня подсказывать. Я скажу тебе то, что тебе скажет Бай Шэнси: в третьем испытании отряды сойдутся по двое один на один в иллюзорном мире, где одни будут защитниками, а другие завоевателями. Отряд защитников будет владеть ключом к власти над иллюзорным миром, а цель завоевателей — заполучить его. В этом испытании нет правил, и победителем станет тот, кто уничтожит оппонента.

— Почему тогда оно называется испытанием сердца? — произнес Хай Минъюэ.

— Потому что судить я буду не ваши знания и силу и даже не военную стратегию, а то, насколько решительно вы идете к своей цели. У того, чье сердце слабое и мягкое, мало шансов на успех. Здесь побеждает только сильнейший — и телом, и духом.

Тем временем Чэн-эр пристально сверлил алыми глазами переплетённые пальцы Ши Хао и Хай Минъюэ, безмолвно крича: «Хватит палиться, придурки!»

Цянь Сян, проследив за его взглядом, снисходительно вздохнул:

— Тебе надо отдохнуть, Минъюэ. Твое тело не выдержало нагрузки, но, на мой взгляд, это того стоило. Я боюсь спросить, откуда твой отец достал этот меч, но раз уж тебе посчастливилось им владеть, ты должен придумать ему достойное имя.

Хай Минъюэ почтительно кивнул, и учитель собрался уходить. Перед тем как покинуть комнату, он сказал как бы невзначай:

— Моя супруга говорит, что этим вечером в долине Цуэйлю будут праздничные гуляния по случаю местного праздника Восхождения Снежинки. Вам не помешает развлечься всем вместе. Не забудьте пригласить Бай Шэнси. Он очень лестно отзывался о вас и искренне волновался о тебе, Минъюэ.

Юноши учтиво попрощались с наставниками. Госпожа Е, бросив последний взгляд на Хай Минъюэ, исчезла в дверях вслед за супругом.

Остаток дня Хай Минъюэ не мог выкинуть мысли о матери и госпоже Е из головы, и даже Ши Хао, не отличавшийся эмоциональной чуткостью, но обладавший поразительной интуицией, заподозрил что-то. Он все ещё сидел возле постели юноши и разглядывал его божественный меч, который держал на коленях.

— Минъюэ, о чем ты думаешь? — прямо спросил он и улыбнулся краем губ. — Явно не обо мне. Разве можно думать обо мне с таким серьезным лицом? А если ты думаешь о ком-то так напряжённо уже больше часа, стоит ли мне волноваться о том, что этот человек украл тебя у меня?

Чэн-эр, который спокойно пил чай за столом, поперхнулся и стал кашлять. Проворчав что-то очень злое, он встал и вообще вышел из комнаты, захватив чайник и чашку с собой.

Хай Минъюэ растерянно перевел взгляд с хлопнувшей двери на Ши Хао. Он не знал, что сказать, ведь Ши Хао ненавидел ложь, и сам Минъюэ ненавидел врать, но как он может сказать правду? И если он сейчас раскроет свою тайную личность и скажет Ши Хао, что он на самом деле принц из Страны Байлянь, которого уже много лет считают мертвым, это будет выглядеть так, будто он скрывал это от Ши Хао целых десять лет.

Неизвестно, как отреагирует Ши Хао, учитывая его каменные убеждения и взрывной, безжалостный нрав. Хай Минъюэ опасался, что Ши Хао расценит это как предательство и разорвет с Хай Минъюэ все связи, и юноша вновь столкнется с горестями одиночества. Ши Хао был двигателем и рулем его жизни, и все цели Ши Хао мгновенно становились и целями Хай Минъюэ. Если Ши Хао исчезнет из его жизни, что он будет делать? Хай Минъюэ сравнивал себя с безвольным листком, а Ши Хао — с ветром. Когда ветер стихнет, листок безвольно упадет на озерную гладь и сгниет в стоячей воде.

Слегка нахмурив тонкие, аккуратные брови, он сказал:

— Я думаю о своей матери.

Ши Хао удивился:

— Твоей матери? Почему ты вдруг о ней вспомнил?

— Я никогда о ней не забывал. Просто не думал, что она тебе интересна, поэтому не говорил о ней.

Ши Хао отложил меч на пол и коснулся плеча юноши:

— Мне все интересно, что связано с тобой. Хочешь поговорить о ней?

Хай Минъюэ почувствовал, как затягивается узел в его горле, и потупил взгляд.

— Наверное, не стоит. Ее все равно не вернуть разговорами, — он перевел взгляд на хмурое лицо Ши Хао и попытался улыбнуться. — А ты помнишь свою маму?

Ши Хао мотнул головой.

— Я ничего не помню из детства. Мне казалось, я всю жизнь жил со стариком в персиковом саду. Но он утверждает, что нашел меня на берегу моря среди скал и камней, поэтому и дал мне такое имя.

Он перевел взгляд на плотно закрытые ставни с вырезанными из дерева цветами мэйхуа и канарейками, словно вспоминал что-то.

— Иногда я вижу сны о прекрасной женщине, красивой, как орхидея, и чистой, как снег. Ее одежды всегда черные, а голос мягкий и ласковый. Может, это моя матушка? Хм... чаще всего в этих снах ничего не происходит, и я вижу ее на балконе, залитом светом и окружённом облаками, как небесную фею. Она что-то нежно говорит, но я никогда не могу разобрать ее слов. За исключением одного, очень странного сна, который можно назвать скорее кошмаром. Эта женщина была в отчаянии, она плакала в темноте и умоляла кого-то открыть дверь. Мне даже показалось, что она обращается ко мне, но я не видел никакой двери перед собой и не мог ее открыть, а потом проснулся.

Хай Минъюэ почувствовал укол ревности в сердце, когда в глазах Ши Хао промелькнула тревога за незнакомку из сна. Жар охватил его щеки.

— Ты видишь сны о женщинах? — произнес Хай Минъюэ, постаравшись сохранить ровный тон. — С каких пор они тебе нравятся?

Ши Хао засмеялся, поглядев на его лицо.

— Ты что, заревновал меня? Ха-ха-ха! Сказал же, я думаю, это моя матушка, иначе в кого еще я мог уродиться таким красавцем? Наверняка ее обижал мой родной отец и запер вместе со мной где-то в чулане, вот мне и приснились эти страшные воспоминания. Ах, как хорошо, что я все забыл и сбежал оттуда.

Он протянул руку и заставил Хай Минъюэ повернуть голову к себе.

— У меня может быть только одна любовь и страсть, и это яркая луна, светящая над морем. Я же уже говорил это сто раз, ни одна женщина не окажется с ней на одной ступени.

Хай Минъюэ с облегчением вздохнул. Из всех людей на свете Ши Хао был самым честным, он не скупился ни на похвалу, ни на критику и говорил прямо все, что лежало у него на душе, своим братьям. Чэн-эр слушал его сдержанно и часто делал вид, что ему и вовсе неинтересно, а Хай Минъюэ внимал каждому слову Ши Хао и помнил чуть ли не все, что он когда-либо говорил.

Юноша снова взял в руки меч.

— Кстати, я пытался пробудить свою ржавую палку, — сказал Ши Хао, погладив ножны. — Но вон она, все ещё валяется в углу, гнилая и тупая. Что же ты сделал тогда, чтобы призвать дух меча?

Хай Минъюэ протянул руку, чтобы забрать у него меч.

— Я не знаю толком. Это было такое странное чувство, словно я был готов умереть в ту же секунду, чтобы защитить Хэ Цзибая ценой собственной жизни. Я вытащил меч, думая, что он тоже сломается, и дракон ранит меня вместо Хэ Цзибая. К моему удивлению, меч ответил на мой призыв.

Хай Минъюэ рассказал про призрачного мужчину, который появился перед ним как лунный свет и согласился одолжить свою силу.

— Это, очевидно, был дух меча.

Ши Хао задумчиво провел ладонью по нефритовым ножнам, гладким, как шелк.

— Дух меча или душа его создателя? — спросил он. — Помнишь, старик сказал, что эти мечи выкованы из сердца будды? Не перешла ли часть его души в этот меч?

— Ты прав! — воскликнул Хай Минъюэ с восхищением. — Этот меч, получается... бесценен! Сам небожитель высшего ранга заточил кусок своей бессмертной души в нем перед смертью. Это такая честь владеть этим сокровищем, что я боюсь, что недостоин.

— Глупости! Этот меч будто специально выковали для тебя. Старик сказал, что только чистые сердцем могут им владеть, а раз душа этого будды раскрылась перед тобой, ты должен с гордостью совершенствоваться вместе с ней. Придумай же ему красивое, поэтичное имя, как ты умеешь, — сказал Ши Хао с улыбкой. — Никто лучше тебя не владеет лирикой.

Хай Минъюэ подумал несколько минут, и имя само сформировалось в его голове.

— Дух будды сказал мне, что одолжит мне свою силу ради мира во всем мире. Мне нравится выражение, которое он использовал. Хэцин-хайянь, — произнес он тихо, но уверенно. — Это будет прекрасное имя для меча и в угоду его душе.

Лезвие в ножнах слабо засияло. Вытащив меч наполовину, Хай Минъюэ увидел, как древние символы сами вырезались на серебряном лезвии: Хэцин-хайянь, что значило «Река прозрачна, а море спокойно». Два родных юноше иероглифа Хэ и Хай стояли в одном столбце, разделенные символом Цин, что значит «чистый». Лучшего имени его мечу придумать было невозможно.

Ши Хао ухмыльнулся.

— Какой же ты все-таки льстец, Минъюэ, — засмеялся он. Хай Минъюэ почувствовал лёгкий стыд. — Все в угоду другим да в угоду другим.

— Разве это плохо? — произнес Хай Минъюэ, отведя взгляд.

— Неплохо, разумеется. Отречение от себя и от погони за славой, скромность и честность — это основы пути становления буддой. Вот только когда желание угодить другим ставит тебя в тягостное положение, а другие используют твою благодетель во вред, это прямой путь к саморазрушению. Не забывай о том, что гармония — наша конечная цель. Будь осторожен с людьми вокруг, не у всех сердца столь же чисты, как у тебя.

Хай Минъюэ выслушал его и постарался запомнить его слова, которые внезапно стали полны смысла. Ши Хао не из тех людей, что любят философствовать и цитировать трактаты ради красного словца. Каждое его слово было вымерено и произнесено с определенной целью, Ши Хао никогда не бросал слов на ветер. Когда его сердце не пылало яростью, а было безмятежно, он предпочитал промолчать, чем сказать что-то, не подумав. Хай Минъюэ решил, что раз он так сказал, значит видит слабость в характере товарища, о которой хочет его предупредить.

Хай Минъюэ взял меч и кротко поклонился.

— Благодарю за наставление, духовный брат.

*Примечание:

Хэ цин хай янь (河清海晏) это устойчивое выражение, означающее «мир во всем мире» или «мир в спокойствии», а буквально переводится так: «Река прозрачна, а море спокойно». Хэ 河 (река) — это иероглиф из фамилии Хэ Ли, настоящего имени героя, а Хай 海 (море) это его новая фамилия, таким образом он совместил две своих фамилии в названии меча и ещё и приплел поэтичную фразу. Кстати, помните Цин Фэна и Чэнь Тая? В имени меча тот же «Цин», что и в фамилии Цин Фэна, а он, как вы помните, был никем иным, как Ши Хао. Это имя себе придумал Ши Хао, делая отсылку к мечу Хай Минъюэ и к их стихотворению про море, луну и ветерок, восхваляющий весну (Фэн это ветер, а фраза цинфэн минъюэ (прохладный ветер и яркая луна) означает жить спокойно в уединении)