Ступени над Бездной

Стоило Хай Минъюэ распахнуть глаза следующим утром, как он подскочил от неожиданности на кровати: прямо перед его носом хлопало крыльями глазное яблоко. Существо будто видело его душу насквозь и даже не моргало.

Ши Хао уже поднялся со своей постели и в то время приводил в порядок волосы. Над его головой тоже летал Наблюдатель, но Ши Хао, похоже, уже смирился с его присутствием. На столе стояла деревянная переноска для еды, наполняющая комнату чудесным запахом.

Ши Хао лучезарно улыбнулся:

— Я собирался уже разбудить тебя. Ты же не хочешь снова опоздать и уронить лицо перед учителем?

Красивая улыбка Ши Хао в свете утренних лучей была искуснее лучшей картины самого талантливого художника.

— Я встаю, — сонно отозвался Хай Минъюэ и перевел взгляд на коробку с едой. — Ты уже и завтраком распорядился?

Ши Хао мотнул головой:

— Завтрак нам с неба упал. Пока я умывался, постучал слуга и сказал, что молодой господин Бай велел передать. Открываю коробку — там еда, даже слюни потекли от нее. Я все ждал, когда ты проснешься, чтобы прочитать записку, которую он приложил.

Хай Минъюэ поднялся с постели, летающий глаз не отставал от него ни на шаг. На столе лежала аккуратная записка, пахнущая цветами сливы мэйхуа. Почерк Бай Шэнси был сродни гениальной каллиграфической работе, смотреть на каждый идеальный штрих было заглядением. Хай Минъюэ с любопытством прочитал:

«Молодая госпожа Цин, вы почти ничего не ели на банкете, вы казались такой бледной и печальной, что я подумал, что вам не по вкусу здешняя кухня, поэтому я приготовил завтрак, который пробовал в Лазурном Лесу. Не судите строго мои скромные кулинарные навыки... Удачи на первом испытании. Бай Шэнси».

— О, нет, — с досадой протянул Ши Хао. — Он ходит по лезвию меча! Еще бы написал стихотворение про любовь, чтобы совсем себя выдать.

— Похоже, слуга перепутал комнаты, — вздохнул Хай Минъюэ и перевернул бумажку. Пробежавшись глазами по тексту, он усмехнулся: — «Смолкла искусная музыка флейты, толща воды разделила влюбленных*». А вот и любовное стихотворение.

— Бай Шэнси, Бай Шэнси, — удрученно покачал головой Ши Хао и без зазрения совести подвинул коробку с едой к себе. — Играет с огнем, не в силах удержать свои чувства в узде. Плохая черта для главы ордена.

— Мы не должны это есть, Ши Хао... Он готовил не для нас.

— Считай, мы спасаем его от безрассудства. Что будет, если его братец узнает? Бай Шэнси единственный наследник клана, Ван Цзиньгу — племянник его отца, наследник самой важной побочной семьи в ордене. Их вражда может поставить под угрозу всю школу Байшань! Нет, мы просто обязаны все съесть, а письмо сжечь, будто его и не было.

Хай Минъюэ сел рядом с ним за стол. Их Наблюдатели непрерывно глазели на происходящее, болтаясь в воздухе и хлопая крыльями.

— А где Чэн-эр? — спросил он и, последовав решению Ши Хао, сжег письмо между пальцев. Стряпня Бай Шэнси была превосходной, и Хай Минъюэ с трудом верилось, что это приготовил дворянин, который даже не обязан знать, где располагается кухня. Однако Хай Минъюэ все же мучила совесть, и кусок в горло ему не лез.

— Когда я проснулся, его не было, — ответил Ши Хао. Вот его точно не мучила совесть — он мгновенно сметелил маленькие порции, предназначенные для двух хрупких женщин. — Кто знает, может, он тоже пошел готовить и писать стихи.

Хай Минъюэ не знал, как отреагирует, если Чэн-эр все-таки украдет его родную сестру из дворца, чтобы тайно пожениться и сбежать на край света, но вряд ли он будет расстроен. Сам факт того, что его младшего брата, который не вылезал из библиотеки и шнырял по темным закоулкам с неизвестными целями, заинтересовал какой-то человек, приводил его в недоумение.

Убрав со стола, Ши Хао предложил помочь Хай Минъюэ причесаться. Он очень любил это занятие, и они часто расчесывали друг другу волосы после мытья. Хай Минъюэ был ужасно педантичен, когда дело касалось внешнего вида, и ухаживанию за волосами уделял чересчур много времени. Его усилия оправдывали результат — его прическа всегда блестела, как шелк, волосы были гладкими и почти не путались, свисая черным водопадом до самой поясницы. Чтобы поддерживать свои волосы такими красивыми, он ополаскивал их отваром чая и мяты и всегда наносил немного сандалового масла. Он прочитал этот совет в любовном романе, но очень боялся, что кто-то об этом узнает и будет его высмеивать.

Теплые пальцы Ши Хао изредка касались его шеи, пока он аккуратно водил гребнем по его волосам, сидя сзади на кровати. Зная, как важны для Хай Минъюэ его волосы, Ши Хао обращался с ними бережно, несмотря на свою природную нетерпеливость.

Он собрал волосы юноши в элегантную прическу и заколол новой серебряной шпилькой. Она заблестела как ветка персикового дерева, покрытая толстым слоем инея. Ши Хао полюбовался какое-то время на свое творение, гладкий пучок, из которого не выбивалось ни единого волоска, и вздохнул, опалив горячим дыханием обнаженную шею Хай Минъюэ:

— Хочу совершенствоваться с тобой, сейчас, пока нет Чэн-эра, и никто не раздражается и не нарушает тем самым покой. Но если я начну, меня невозможно будет остановить, и мы опоздаем.

Хай Минъюэ ответил тихо:

— Держи свои чувства в узде. Хоть этого и не написано в правилах, думаю, парное совершенствование может быть расценено как мухлеж. Нам стоит быть осторожнее, если хотим одержать победу в соревновании. За нами наблюдают.

Два летающих глаза все еще болтались перед их носом. Ши Хао выдохнул, заставив мурашки пробежать по спине юноши, и с неохотой встал.

— Я тоже думал об этом. Хотя, если учитель участвовал в подготовке испытаний, не было бы логично, чтобы он ожидал от нас победы любой ценой? Тысяча способов, сотня планов — вот он, настрой победителей. Такова философия его школы, разве нет? К тому же, создавать альянсы не запрещено, поэтому даже если мы попадем в разные отряды, помогать друг другу поднять жизненную энергию совершенствованием не является мухлежом. Но все же стоит повременить, пока Бай Шэнси не даст нам четкого ответа...

***

Всех участников состязания Чжуцзи пригласили во внутренний двор Дворца Просвещения, где уже собрались учителя и представители ордена Байшань. Чэн-эр уже стоял среди толпы, скрестив руки на груди. Ши Хао и Хай Минъюэ подоспели как раз вовремя.

— Где ты был, Чэн-эр? — лукаво спросил Ши Хао.

— В библиотеке, — ответил Чэн-эр, как будто вчера это не он смотрел на фейерверки с принцессой из Байлянь.

Ши Хао выдохнул, то ли облегченно, то ли разочарованно.

— Стабильность — признак мастерства.

Бай Шэнси вскоре появился перед толпой, облаченный в безупречно гладкие светлые одежды и величественную меховую накидку. Его лицо было бледным, точно он не спал всю ночь, но он старательно прятал усталость за улыбкой.

— Сегодня первый день соревнования Чжуцзи, а значит наступило время рассказать о первом испытании. Каждый отряд должен создать уникальный артефакт, используя все свои знания в области магии. Это может быть любая вещь, которая работает от духовной силы и приносит пользу. Чем качественнее и полезнее будет артефакт, тем выше будет оценка. Главное требование к артефакту — непринадлежность, то есть, чтобы его могли использовать разные люди, а не только его создатель или хозяин.

Первое испытание не казалось сложным для учеников Цянь Сяна — он постоянно задавал им мастерить какие-нибудь магические безделушки, которые порой оказывались очень полезными в обиходе. Например, когда-то стояла такая жара, что Ши Хао разработал чудо-веер, которым не нужно было обмахиваться — его лопасти крутились сами по себе в обмен на немного духовной силы. Производить такие веера в больших количествах было довольно затратно, поэтому он продал чертежи странствующему заклинателю за крупную сумму, и теперь эти веера использовали на всех четырех континентах.

Бай Шэнси добавил:

— Используйте все свое воображение и не забывайте о командной работе. Четыре ученика разных учителей знают явно больше, чем один ученик, поэтому щедро делитесь мыслями с товарищами. Вы можете узнать, кто в каком отряде, на доске объявлений за моей спиной. Надеюсь, вы все подружитесь и будете с уважением относиться к лидеру отряда, ведь на его долю выпадает куда большая ответственность. Испытание завершится через неделю в полдень на этом же самом месте.

Толпа учеников отвесила ему поклон, и Бай Шэнси отошел прочь, чтобы можно было подойти к доске. Ши Хао схватил братьев за край рукавов и ринулся одним из первых к доске, прежде чем займут первый ряд.

— Минъюэ, найди мое имя, — попросил он, нетерпеливо прожигая взглядом объявление, которое не мог прочитать.

Хай Минъюэ первым делом стал искать его имя, а не свое, потому что ставил других, особенно Ши Хао, прежде себя.

— Я нашел тебя! Тебя назначили лидером первого отряда, а в твоей команде Цзин Синь, Ван Чжун и Го Фэйло.

— Никого не знаю, — фыркнул Ши Хао. — Какая жалость, что ты не со мной. Ну-ка, а тебя куда определили?

Пока Хай Минъюэ искал свое имя в списке, рядом послышался приятный голос:

— Молодой господин Ши, я Цзин Синь с Тенистых Гор, — произнес симпатичный юноша в светло-бежевых одеждах, который, оказывается, стоял рядом все время. — Меня тоже назначили в первую группу.

Цзин Синь был утончен и хорош собой, взгляд его необычных серо-голубых глаз был кроток. Ши Хао широко улыбнулся новому товарищу и завязал непринужденный разговор. Цзин Синь отвечал правильно и учтиво и был похож на яшмовую фигурку небожителя благодаря своей чистой коже и длинным музыкальным пальцам.

Тем временем Хай Минъюэ нашел свой отряд, и его словно окатили ледяной водой. Он несколько раз моргнул, думая, что ему привиделось то, что он прочитал. Он проверил несколько раз список десятого отряда, где его имя было записано первым, что делало его лидером. Под его именем как под копирку штамповались три иероглифа Хэ. Хэ Чэн, Хэ Жуй и Хэ Цзибай.

— Нет... — прошептал он. — Это какая-то ошибка. Как... Как это может быть?

— Ну, что там? — спросил довольный Ши Хао, уже подружившись с Цзин Синем. — Знаешь кого-нибудь?

Хай Минъюэ боялся вдохнуть, его ноги подкосились.

— Хэ Чэн, Хэ Жуй и Хэ Цзибай, — отчеканил он бессильно. — Я не могу в это поверить.

Чэн-эр услышал о его горе и на секунду задержал свой печальный взгляд на нем. Затем он обернулся на шум в толпе и увидел позади всех две высоких фигуры принцев из Байлянь. Хэ Чэн пытался отмахнуться от Наблюдателя, как от назойливой мухи, или прихлопнуть его как комара. Хэ Жуй влюбленно приглаживал свою прическу, смотрясь в бронзовое зеркальце, а его лицо выражало очевидное: «Ах, какой я красавец, вы только посмотрите!»

Чэн-эр мрачно выдал:

— М-да...

— Что такое? — спросил убитый Хай Минъюэ и хотел обернуться, но Чэн-эр качнул головой, остановив его.

— Тебе не стоит это видеть, а то ты упадешь.

***

Хэ Цзибай нашел Хай Минъюэ сам, радостно восторгаясь тем, что его любимый шисюн возглавляет его отряд. Хай Минъюэ натянул улыбку, хотя был совсем не рад этому. Мальчик вскоре это почувствовал и попытался поддержать:

— Вчера они всю ночь говорили про тебя и твоего отца. Даже в старой книжке с легендами вычитали, что у Господина, Рассекающего Ветер, и вправду был сын, и он был таким искусным воином, что был способен осушить море или передвинуть гору, лишь пару раз взмахнув мечом. Мне кажется, теперь они будут тебя слушаться. Посмотри на них, они совсем беспомощные в заклинательстве.

Хай Минъюэ смерил взглядом своих туповатых родственников и удрученно повесил голову. Даже сама мысль о новом разговоре с ними вызывала у него отвращение.

— Ты уже знаешь, что за артефакт хочешь создать? — невинно спросил Хэ Цзибай. — Я могу помочь, я учился у старейшины Бай. Я могу показать, где взять полезные книги.

На самом деле Хай Минъюэ решил, какой артефакт можно создать, еще в тот момент, когда услышал о требованиях испытания. Когда-то давно они с Ши Хао рисовали чертежи и даже пробовали создать что-то подобное, но в итоге Ши Хао потерял интерес к безделушке.

— Я и так знаю, чего желает мое сердце, зачем он мне? — сказал тогда Ши Хао, и Хай Минъюэ не стал настаивать, хотя ему эта безделушка бы пригодилась. И вот сейчас у него появился шанс воплотить старую идею в жизнь.

Ши Хао заверил его, что их отряды будут неразлучными союзниками и что он вколотит в землю принцев Байлянь, если они снова кого-то обидят. Толпа стала потихоньку рассасываться. Ши Хао быстро объединил вокруг себя оставшихся членов своего отряда и со всеми успел передружиться. Даже Чэн-эр, который тоже почему-то был назначен лидером, выудил своих подопечных из толпы и вовсе ушел с ними куда-то. Хай Минъюэ мог оттягивать неизбежное сколько угодно времени, но в итоге он останется во дворе один лицом к лицу с принцами Байлянь, и это будет выглядеть так, словно он избегает их.

Ему пришлось подойти. Хэ Жуй и Хэ Чэн, который до сих пор не смог поймать шустрого Наблюдателя, ускользающего от него в последний момент, при виде юноши напряглись, как тетива. Они больше не кривили высокомерные рожи, а скорее неуклюже топтались перед Хай Минъюэ. Такая реакция поразила юношу, и он сказал:

— По велению судьбы я — ваш лидер, — на этом принцы из Байлянь неловко закивали. Хай Минъюэ с неверием продолжил: — И это значит, что вы должны меня слушаться.

Хэ Чэн и Хэ Жуй снова кивнули. Они поверили в блеф Ши Хао всем сердцем!

— И я запрещаю вам обижать Хэ Цзибая, — строго добавил Хай Минъюэ. — Вы пришли на гору Байшань совершенствоваться, а значит, вы должны забыть о своих княжеских титулах. Здесь мы все равны и только наши таланты определят, кто лучший!

— Мы поняли, шисюн, — вдруг ответил Хэ Чэн, который, очевидно, так проникся историей Господина, Рассекающего Ветер, что вознес Хай Минъюэ на пьедестал небожителя. Сам Хай Минъюэ был младше него на четыре года, поэтому обращение «шисюн» было некорректным, но Хэ Чэн очевидно принял Хай Минъюэ за человека, который совершенствуется уже лет двадцать и благодаря этому сохранил облик семнадцатилетнего юноши. — Ты только скажи, что делать надо-то.

— Да, я болтовню Бай Шэнси прослушал, — добавил Хэ Жуй без капли раскаяния.

— И я, — крякнул Хэ Чэн с тупой улыбкой.

Закатить глаза, как Чэн-эр, Хай Минъюэ не позволили остатки матушкиного воспитания.

— Хорошо, слушайте меня внимательно.

***

Рассказав товарищам свою идею по созданию артефакта, показывающего путь к тому, чего желает сердце, Хай Минъюэ убедился в том, что создавать его ему придется в одиночку. Хэ Цзибай рассеянно почесал голову, мол, «это мы не проходили», Хэ Жуй на половине его рассказа снова достал зеркальце, а Хэ Чэн едва не прихлопнул Наблюдателя, испугав Хай Минъюэ оглушительным хлопком.

После беседы с товарищами Хай Минъюэ был опустошен. Он отправил их в библиотеку за книгами, которые бы им понадобились, а сам решил отыскать Ши Хао. Когда Ши Хао был спокоен, вокруг него создавалась особая аура, попав в которую, все люди чувствовали себя защищенными, как будто спрятавшись за скалой от страшной угрозы. Одного взгляда на Ши Хао хватало, чтобы тревоги Хай Минъюэ улеглись.

Он отправился в павильон Мэйхуа, в котором жили все приглашенные ученики. Решив подождать Ши Хао в комнате, он поднялся по ступеням, но внезапно услышал чарующие звуки гуциня. Хай Минъюэ был близок к искусству и владел разными инструментами, а семиструнный гуцинь был его самым любимым. Мелодия звучала приятно и плавно, играл явно мастер своего дела. Хай Минъюэ повернул во внутренний двор, чтобы поглядеть на музыканта.

К своему удивлению, во внутреннем дворе он встретил Ши Хао, который стоял под цветущим деревом сливы и наблюдал за игрой юноши в светло-бежевых одеждах под крышей беседки. Ши Хао широко улыбнулся, заметив своего верного партнера, и подозвал к себе под дерево.

— Цзин Синь, оказывается, талантливый музыкант, — прошептал он ему на ухо. — Он попросил меня оценить его игру, и я как раз хотел послать за тобой, ведь лучше тебя никто не разбирается в музыке и поэзии.

Розовые цветы над его головой придавали его образу еще больше шарма и делали его лицо бледнее. Никто в глазах Хай Минъюэ не мог сравниться с красотой Ши Хао. Взбудораженное сердце юноши тут же успокоилось от одного его присутствия.

— Мое почтение молодому господину Цзину, — ответил он. — Его музыка подобна песне небесных фей.

— Чист сердцем и возвышен помыслами, — философски изрек Ши Хао. — Этот молодой господин будет хорошим соратником.

— Ты что, уже вербуешь свою армию борцов за справедливость и свободу? — посмеялся Хай Минъюэ, и Ши Хао дернул уголком губ.

— Не смейся, ты абсолютно прав.

— А я буду участвовать в твоем походе за троном Небесного Императора?

— Ты? Непременно. Минъюэ, ты будешь моим самым верным генералом.

Хай Минъюэ засмеялся — он плохо представлял себя на такой ответственной должности, где надо командовать войсками и жертвовать солдатами, как пешками на шахматной доске. Но восхищенный взгляд Ши Хао, направленный точно на него, почему-то стер любые сомнения в сердце юноши. Если Ши Хао скажет, Хай Минъюэ станет.

Вдруг позади них раздались голоса. Звонкий голос девушки восхищался музыкой. Юноши осторожно выглянули из-за дерева. К беседке легкой походкой приближалась принцесса Хэ Сяо, сопровождаемая высоким черным пятном на белоснежном полотне заднего двора. Глаза Чэн-эра были такими же красными, как цветы мэйхуа.

— Я так люблю музыку, — восторгалась Хэ Сяо перед погруженным в молчание Чэн-эром. — Кем я только не мечтала стать, и музыканткой, и танцовщицей, и певицей. Но подобные занятия не под стать принцессе. Принцесса Страны Байлянь должна сидеть в своих покоях и вышивать красивые полотна. А я не люблю вышивать, я люблю петь и танцевать. Молодой господин Ай, посмотри, посмотри, как я танцую!

Принцесса взмахнула рукой и пустилась в пляс, кружась на месте, как искусная танцовщица, развевающаяся ткань ее розового платья следовала за ней плавно, как воды реки Тяньжэнь, создавая завораживающее зрелище. Ее танец олицетворял свободу, которую она так страстно жаждала обрести за неприступными стенами дворца.

Ши Хао и Хай Минъюэ переглянулись. Лицо Ши Хао буквально кричало: «Он сказал ей свое полное имя?!»

Чэн-эр не любил свое полное имя, потому что оно звучало как неприятное, несчастливое выражение, Ай Чэнхэнь, как «ненависть, порожденная любовью». Поэтому он никогда не называл посторонним своего полного имени, ни своей фамилии, созвучной с проклятой фамилией короля демонов, которая в последнее десятилетие была у каждого на слуху.

Чэн-эр смотрел пристально на то, как танцует принцесса, но в его взгляде не было холода и безразличия. Ему искренне нравилось смотреть на нее, на то, как смешно торчит ее прическа, будто лисьи уши, и как красиво выгибаются ее руки с тонкими запястьями. Его лицо ничего не выражало, но глаза светились неподдельным восхищением.

В публичном доме маленькому Чэн-эру запрещалось появляться в местах, где отдыхали гости, и чаще всего мальчик сидел в прачечной с уборщиками. Слуги помнили безумства его матери, несколько раз пытавшейся убить ребенка ещё до рождения, а потом и вовсе сбежавшей неизвестно куда, и чуть-чуть жалели его, несмотря на отторжение, которое разделяли все работники борделя из-за внешнего вида мальчика.

Из зала доносилась музыка, песни куртизанок и весёлый гомон гостей, а Чэн-эр мог разве что подглядывать в щёлочку между дверей и втихаря наблюдать за представлениями. Он был очень замкнутым и редко разговаривал, но любил молча следить за другими и о чем-то думать себе на уме. Уборщики потешались над ним, называя юным ценителем искусства.

Пьяница Сюй подобрал его почти в тот же день, что и Ши Хао. Старик возвращался из Восточной Столицы с найденным посреди камней беспризорником, которого решил приютить, и остановился в деревне. Единственная гостиница была переполнена, поэтому старик не придумал ничего лучше, чем провести ночь в соседнем борделе. Он спрятал Ши Хао под подол своих одежд, уселся за стол, заказал еды и сказал ребенку сидеть под столом, который был очень удачно застелен скатертью до самого пола.

Старик Сюй выпил несколько кувшинов вина, сметелил с десяток разных блюд, похлопал красавицам, развлекавшим его танцами и песнями. Но позже оказалось, что в карманах у него не было ни гроша. Суровая владелица борделя с ярким макияжем выросла перед его столом, а за ее спиной хрустнули кулаками два амбала, готовые пинком запульнуть деда на другой конец Поднебесной. Старик Сюй, какое-то время позаигрывав с женщиной, но не добившись результата, не сдался, а предложил расплатиться талантами. Брови хозяйки взлетели, и она расхохоталась, глядя на тощего деда.

— Это вы зря, хозяйка, меня недооцениваете, — оскалился дед. — Я сейчас такую историю расскажу, что все упадут!

Ши Хао продолжал сидеть под столом, скрытый скатертью и жевать булку, пока ещё была возможность. Дед поднялся, несмотря на ругань хозяйки, проскользнул между амбалами, как неуловимый уж, и забрался на сцену. В зале недовольные гости подняли шум, но следом дед достал из рукава какой-то порошок, высыпал его на себя и вдруг обратился невообразимой красавицей. Гости сразу замолчали, вытаращив глаза, а красавица завораживающим голосом принялась рассказывать историю.

Ши Хао глядел на представление, приподняв скатерть, и поражался, как это дед так сумел. Вдруг позади него что-то зашуршало, а когда он обернулся, то увидел какое-то страшное чёрное пятно. Под столом оказался ещё один мальчик. Сперва он даже напугал Ши Хао, он был бледный как смерть и с огромными красными глазами, точно призрак. Однако сам подстольный вторженец казался ещё более напуганным, он заледенел с широко распахнутыми глазами, явно не ожидав встретить ещё кого-то под столом.

Ши Хао все ещё держал кусок булочки в руке и подумал, что худой мальчик прибежал к нему, потому что учуял еду, и протянул ему булочку. Недавно дед рассказывал ему о призраках, которых можно задобрить едой, поэтому Ши Хао решил, что перед ним именно это существо. Маленький Чэн-эр хлопнул глазами.

— Что ты тут делаешь? — спросил он. — Тут нельзя быть несовершеннолетним.

— Нессоврвершо... летним? А сейчас весна, значит можно, — уверенно оскалился Ши Хао.

— ...

Чэн-эр сам не совсем знал, что это слово означало, но он постоянно слышал его от взрослых. В тот момент мальчик даже не подозревал, что это знакомство под столом в корне изменит его жизнь. Ши Хао внимательно осмотрел странного мальчика и насильно всучил ему булочку.

— Поешь, ты такой тощий. Ты пришел тоже посмотреть на представление деда? Надеюсь, те здоровые дядьки не выкинут нас после этого... Иди сюда, сядь со мной. Смотри в щёлку.

Красавица вертелась на сцене и разговаривала несколькими голосами, кричала по-птичьи и сочиняла безумную историю про божество по имени Фэндао-цзюнь. Мальчики под столом с замиранием сердца слушали. Ши Хао хихикал, а Чэн-эр не издавал ни звука, но его красные глаза внимательно сверлили каждое движение деда под иллюзией красотки. Маленький Чэн-эр жил в своем сером, печальном мире прачечной, и только подсмотренные тайком яркие выступления куртизанок приносили ему радость. Чэн-эр действительно был ценителем искусства и молча восхищался красивыми людьми.

Представление оборвалось на самой кульминации, когда порошок почему-то перестал действовать, и на сцене вновь оказался тощий дед в одном исподнем. Иллюзия растворилась, гости опомнились и взбунтовались, требуя гнать развратника в шею и вернуть красавицу. Следом скатерть слетела, дед сгреб Ши Хао, а заодно и Чэн-эра, словно не заметил его, и пулей полетел прочь из борделя. Позже, когда они оказались далеко от деревни, дед обнаружил, что теперь у него целых два молодых подмастерья, почесал голову и пожал плечами.

— Ну, двое, так двое!

Ши Хао рассказал эту историю Хай Минъюэ очень давно, и она возникла в его памяти, стоило ему увидеть восхищение на бледном и холодном лице Чэн-эра. Принцесса Хэ Сяо была красива, как феникс с горы Куньлунь, порхающий по волшебным персиковым деревьям, и чиста, как прозрачные воды реки Тяньжэнь. Теперь его ничуть не удивлял интерес, который она породила в их замкнутом ценителе искусства.

Мелодия Цзин Синя не смолкала, пока не прекращались прекрасные движения принцессы. На белый снег опадали алые лепестки сливы мэйхуа.

*Примечание:

Отсылка к сказке про принцессу и музыканта. Флейта смолкла, потому что музыканту зашили рот и отправили на остров, а принцесса осталась на морском дне, чтобы выйти замуж за мерзкого дракона.