Ступени над Бездной

Несмотря на свою наглость, Ван Цзиньгу все же оказался хорошим проводником и был приятен в общении. Однако Цин Лянь даже не удостоила его взглядом ни разу за время их прогулки — она печально смотрела на снег под ногами и молчала. Зато ее служанка не могла и глаз оторвать от прекрасного молодого заклинателя, ступая за ним, как бездушная кукла. Бай Шэнси тоже не произнес ни слова. Ши Хао изредка бросался в Ван Цзиньгу двусмысленными вопросами с целью выставить его дураком, после чего Хай Минъюэ тут же приходилось вступать в разговор и направлять его в менее опасное русло.

Вскоре стемнело — время грандиозного представления с фейерверками приближалось. Улицы к тому времени кишели учениками, видимо, о празднике прознали все. Прямо на вершине горы откуда-то взялись лавочники, продающие сладости и семечки.

— Но мало кто знает, что самый лучший вид на фейерверки — с террасы Иньчжэнь*, — сказал Ван Цзиньгу. — И сейчас мы направляемся именно туда.

Однако не успели молодые заклинатели и проделать несколько шагов, как рядом раздался громкий возглас, и Хай Минъюэ едва не сбил с ног какой-то ученик. Он врезался в его спину, и юноша упал бы на снег, если бы Ши Хао не поддержал его за локоть. Ученик, потеряв опору, свалился у их сапог. Позади него рассмеялись два высоких господина, которые и швырнули его в толпу.

— Неудачник Байбай, — послышалось от них вдогонку. Сердце Хай Минъюэ замерло, стоило ему раздраженно глянуть на обидчиков, когда он помогал ученику подняться.

Это были принцы из Байлянь... Тот, что был выше и страшнее — Хэ Чэн, заклятый враг прошлой жизни Хай Минъюэ. Второго он не помнил так отчетливо. С Хэ Чэном всегда ходило несколько братьев. Вторым по старшинству был Хэ Жуй, он громче всех смеялся над маленьким четвертым принцем. Мог ли этот юноша оказаться им? Хай Минъюэ почувствовал отвращение к ним обоим, настолько сильное, что больше не смог на них смотреть.

— Ты не пострадал? — спросил он у юноши, который его сбил. Он был немного младше, может, не старше пятнадцати лет, и одет в одежды ученика ордена Байшань. Его лицо было наивным и детским, но печальным.

— Нет, — произнес он тихо. — Я в порядке. Спасибо, ммм... шисюн?

— Мое имя — Хай Минъюэ.

— Мне сказали, что я должен называть всех на горе Байшань шисюнами.

Хай Минъюэ улыбнулся.

— Ты можешь звать меня шисюн, если тебе так сказали. Как тебя зовут? Из какого ты ордена?

Юноша неловко отряхнул снег от одежды и сказал:

— Мне зовут Цзибай... Хэ Цзибай. Я седьмой принц Страны Байлянь. Хотя мастер сказал мне, что на время моего совершенствования на горе Байшань я должен забыть о своем титуле... Поэтому я просто Хэ Цзибай.

Хай Минъюэ так и застыл с открытым ртом. Сколько же его родных братьев приехало на гору? Но этот мальчик был совсем не похож на двух других амбалов, он был совсем невинный и скромный.

— Я видел тебя на рынке... — продолжил Хэ Цзибай, опустив взгляд. — Я не знал, как помочь. Мои братья никогда меня не слушают.

Его взгляд скользнул по Ши Хао, и мальчик улыбнулся уголком губ.

— Тебе повезло, что у тебя есть такой шисюн.

— За что они издеваются над тобой? — нахмурился Ши Хао. — Я проучу их.

Хэ Цзибай покачал головой.

— Не надо. Ты ничему не научишь их, только ввяжешься в неприятности. Они всю жизнь цепляются ко мне из-за того, что моя матушка — наложница. А их матушка — главная жена князя.

Хай Минъюэ будто окатили ведром ледяной воды. Этот мальчик был так похож на него. В его больших глазах цвета мутной воды он видел море слез, которые сам пролил за жуткие три года ледяной тюрьмы во дворце своего отца. Его сердце сжалось, и в груди распалился гнев. Он направил горящий взгляд на старших братьев. Те тоже узнали его и Ши Хао и сразу распетушились.

— Байбай, ты что, спутался с челядью, которая оскорбила наше высочество на вонючем рынке? — спросил Хэ Жуй, скрестив руки на груди. — Какая мать, таков и сын. Разве от блохастой дворняги может родиться благородная гончая?

Хай Минъюэ и сам не заметил, как оказался перед ними, гнев затмил его разум. Он на секунду потерял всякий контроль.

— А ваша мать, должно быть, образец справедливости и благородия, раз вы позволяете себе говорить подобные вещи о других? — выплюнул он им в лицо, теперь, когда они были почти одного роста. — Что же она, такая праведная, не воспитала в вас хотя бы правила приличия, чего уж говорить о моральных качествах?

Ши Хао не ожидал от него такого выпада и схватился за голову.

— Минъюэ! Что ты делаешь?

Хэ Чэн весь покраснел от злости.

— Рабское отродье! Не смей даже заикаться о моей царственной матушке!

— А то что? — прошипел Хай Минъюэ. — Побежишь к ней жаловаться, и она побьет меня плеткой?

Хэ Чэн никогда прежде не сталкивался с подобной развязкой конфликта, где его жертва огрызалась на него в ответ. У него в голове от ужаса склеились две единственные извилины, и там произошло короткое замыкание. Он мог только строить жуткие гримасы, как пораженный инсультом.

Хэ Жуй переварил все быстрее, особенно, когда за спиной Хай Минъюэ вырос Ши Хао. Когда он вспомнил, что этот молодой человек отправил его в полет через весь рынок одним щелбаном, в нем проснулся инстинкт самосохранения. Он принял по-идиотски грозный вид и выплюнул:

— А ты чей сын будешь, а? Слуги? Раба? А?

Увидев искры духовной силы на пальцах Хай Минъюэ, Ши Хао молниеносно схватил его за шиворот и затолкал себе за спину.

— Тебя так интересует его происхождение? Я расскажу тебе, — произнес он с прищуром. — Этот человек, что стоит перед тобой — сын великого героя Поднебесной! Непревзойденного мастера боевых искусств, который обучал самого Небесного Императора до его возвышения! Человека, одолевшего тысячу чудовищ Преисподней! Господина, Рассекающего Ветер!

Услышав это, Хай Минъюэ замер. Ши Хао только что вывалил все выдуманные титулы Пьяницы Сюя, которые тот себе придумал в пьяном угаре и в которые поверил всей душой. Ши Хао не мог блефовать так опасно, ведь в такую ерунду они с трудом верили даже будучи детьми!

Но на лице принцев взорвалось недоумение. Для большего драматизма Ши Хао выпустил сильную волну своей духовной силы, едва не сбившую их с ног. Его лицо потемнело, и он пригрозил:

— И стоит ему только захотеть, как ни вас, ни вашей Байлянь не станет.

— Господин, Рассекающий Ветер... Небесный министр Фэндао-цзюнь! — пробормотал Хэ Жуй в неверии. — Великий герой-бессмертный его отец?!

— Небожитель с девятью парами рук, а в каждой руке по божественному мечу... — прошептал Хэ Чэн с круглыми как блюдца глазами.

— Вам лучше свалить и больше не попадаться ему на глаза, — закончил Ши Хао и с ухмылкой выплюнул: — Ваше высочество.

— Аааа!

Хэ Жуй с девчачьим визгом схватил старшего брата за кусок одежды и потащил прочь. Тут же принцы перешли на бег и, оглядываясь как беглые преступники, смылись. Ши Хао с довольной улыбкой развернулся.

— Как я их, да? — самодовольно произнес он.

Хай Минъюэ, бледный как снег, недоумевал от того, как легко принцы поверили в детскую сказку и позорно сбежали. Он боялся думать о том, что будет с его родиной, если трон упадет в дырявые руки Хэ Чэна или Хэ Жуя.

— Зачем ты наврал, Ши Хао? Ты же ненавидишь ложь.

— Это не ложь. Это блеф. Стратегическая техника усмирения полных идиотов, — улыбнулся Ши Хао. — К тому же, ты же зовешь деда отцом, а он зовет себя Господином, Рассекающим Ветер. Где же ты видишь ложь?

Хай Минъюэ с облегчением выдохнул. Его приступ ярости схлынул, оставив в сердце пустоту.

Хэ Цзибай стоял неподалеку и за всем наблюдал с широко распахнутыми глазами. Когда Ши Хао и Хай Минъюэ приблизились, чтобы продолжить прогулку с товарищами, он восхищенно посмотрел на Хай Минъюэ и произнес:

— Шисюн... ты защитил меня, — его голос дрогнул, и по его щеке скатилась слеза. Он быстро стер ее, но из другого глаза полилась другая. — Никто никогда не защищал меня.

Это был его родной младший брат, который принял на себя судьбу, которой Хай Минъюэ удалось избежать. Глаза Хай Минъюэ заслезились. Мальчик был так благодарен ему, что не удержался и обнял. Хай Минъюэ не мог и сделать вдоха.

— Это... пустяки, — произнес он тихо и сбивчиво. — Идем с нами смотреть на фейерверки.

Хэ Цзибай радостно согласился и побежал догонять друзей своего шисюна. Хай Минъюэ все еще не мог сдвинуться с места.

— Ты плачешь, Минъюэ? — голос Ши Хао словно вернул его на землю. Теплые пальцы юноши стерли слезу с его щеки. Яркие глаза феникса недоуменно уставились на него. — Мальчик так растрогал тебя? Что на тебя нашло только что?

Хай Минъюэ встряхнул головой. Ему больше не стоит вспоминать. Как же ему хотелось забыть.

— Ничего. Мне больно, когда унижают слабых. Я не могу сдержать гнева.

Ши Хао улыбнулся.

— Идем отсюда. Посмотрим на что-то красивое.

Он подтолкнул его вперед. Юноши быстро догнали свою толпу, и Ван Цзиньгу продолжил путь.

Хэ Цзибай быстро повеселел и принялся рассказывать про свою жизнь, но упоминал только радостные моменты. Он уже два года совершенствовался на горе Байшань, потому что проявил огромный талант в совсем юном возрасте, благодаря чему его и пригласили на соревнование.

— На террасе Иньчжэнь правда очень красиво. А-цзе должна туда прийти тоже, — говорил он. — А-цзе приехала вместе со старшими братьями, чтобы привезти мне пряников и посмотреть на состязание.

— А-цзе? — произнес Хай Минъюэ. Помимо братьев, он даже и забыл, что у него были сестры. Он их никогда не видел как следует. Казалось, им было безразлично его существование.

— Я скажу тебе по секрету, — прошептал Хэ Цзибай. — А-цзе приехала сюда, чтобы найти жениха, который бы украл ее из дворца навсегда. Может, ей даже ты понравишься.

— ...

Ши Хао засмеялся:

— Боюсь, Минъюэ ещё не достиг совершеннолетия.

Хэ Цзибай понимающе кивнул:

— А ты? Ты тоже красивый и дерзкий. Точно ей понравишься.

Ши Хао потрепал его по голове — уж больно милым и наивным был этот мальчишка:

— Я женюсь только на той деве, что будет красивее яркой луны.

На террасу вела неприметная лестница, вырезанная на склоне горы. Яркие огоньки и факелы уже зажглись повсюду, и на снежной горе стало совсем празднично. С террасы Иньчжэнь открывался чудесный вид на соседние горы и черное небо, усыпанное десятью тысячами звезд. На террасе было многолюдно, в основном, присутствовали только особые люди, которых пригласили на это место.

Хэ Цзибай высматривал в толпе свою сестру и через какое-то время закричал:

— Вот она! А-цзе пришла, я же сказал! Она не пропустит. Ой... а кто это с ней? Неужели она уже нашла себе жениха?

Хай Минъюэ и Ши Хао последовали за ним и увидели у деревянных перил хрупкую девушку с модной прической, какие носят только во дворцах, напоминающей два кошачьих или лисьих уха на макушке. Она держала в руке палочку ягод в красной карамели. Рядом с ней стоял юноша в черных одеждах с идеально гладким конским хвостом и холодными красными глазами.

— Чэн-эр?! — воскликнули юноши в унисон и переглянулись. Чэн-эр! Даже Чэн-эр нашел себе подружку.

В руках он держал такую же палочку ягод.

— Она подкупила его? — прошептал Ши Хао. — Что она сделала, чтобы он выполз из-под панциря?

— У меня нет ни малейшего предположения, — ответил Хай Минъюэ. — Я думал, Чэн-эр не интересуется людьми.

Хэ Цзибай разрушил их романтичное безмолвие своим громким появлением, поздоровался с сестрой и представил ее своим друзьям.

— Хэ Сяо, — произнесла девушка свое имя. Ее голос звучал мелодично и звонко, как пение иволги.

— Ваше высочество, — юноши отвесили поклоны, но Хэ Сяо возразила:

— Нет, не буду отзываться на этот титул. Сейчас я просто Хэ Сяо из Байлянь, мне не нужны никакие раболепные речи.

Ши Хао прошептал:

— Небо и земля эти венценосные из Байлянь.

Пока брат и сестра разговорились о своем, Ши Хао и Хай Минъюэ вперились в Чэн-эра. Не дождавшись их очевидного вопроса, он закатил глаза и сказал:

— Я не обязан отчитываться перед вами. Я в вашу личную жизнь не лезу, и вы в мою не лезьте.

— Мы бы не лезли, если бы ты спутался с деревенской развратницей, — вполголоса сказал Ши Хао. — Но тут ты отхватил принцессу! Как тебе удалось? Что за черную магию ты применил?

Чэн-эр какое-то время нарочно молчал, чтобы накалить напряжение, затем его взгляд упал на ягоды в карамели того же цвета, что его глаза. Этот жуткий красный цвет приносил юноше одни несчастья с самого младенчества. Одни говорили, что он проклят, другие — что он дьявол во плоти, третьи — что он урод, и лучше от него избавиться ради блага всего мира.

Он родился в публичном доме, а его мать, увидев его в первый раз, сошла с ума и вскоре сбежала, бросив сына на произвол судьбы. Она дала ему ужасное полное имя, Ай Чэнхэнь, которое юноша ненавидел всю свою жизнь, поэтому просил называть себя сокращенно, словно мечтал стереть из своей жизни все, что связано с его родителями, но цвет глаз так и не смог изменить. Он перепробовал много заклинаний и талисманов, меняющих облик, но яркий, кровавый цвет не поддавался ни одному из них. Чэн-эр был человеком, но демоническое наследие в его крови нельзя было скрыть даже магией высшего уровня. Ши Хао и Пьяница Сюй стали первыми людьми в его жизни, которые приняли его таким, какой он был.

— Она сказала, что у меня красивые глаза, — произнес Чэн-эр, разглядывая блестящие ягоды в карамели, в которых виднелось его собственное отражение.

В ту же секунду в небесах прогремел гром, и в темноте распустились десятки разноцветных бутонов хризантем. Восхищенные молодые люди столпились у края террасы, приковав взгляды к небу. Это было так красиво, что завораживало дух. В небе появлялись изображения цветов, птиц и разноцветных бабочек, какие могут создать только заколдованные фейерверки.

Ши Хао стоял рядом с Хай Минъюэ, и яркие краски отражались в его глазах феникса, обрамленных длинными ресницами.

Хай Минъюэ мельком взглянул туда, где остался Бай Шэнси. В холодном одиночестве он стоял за спиной своего брата, разделяющего прекрасное зрелище со своей невестой, которой Бай Шэнси никогда не коснется, не в силах ни шевельнуться, ни уйти, хотя в его глазах плескалась боль и ревность.

Юй-эр стояла за спиной своей госпожи и смотрела на то же небо, на которое смотрит ее невозможный возлюбленный, самовлюбленный дворянин, который никогда не взглянет на служанку.

Не всякому суждено воплотить в жизнь свои желания, и путь человеческий пронизан страданиями. Судьба щедра на удары, она осыпает тяжелыми испытаниями тех, кто следует благим намерениям, и дарует неожиданные радости тем, кто стоит на неправильном пути.

«Возможно, когда мы вознесемся в Небеса, мы сумеем перевернуть небесные законы, чтобы даровать справедливость простым смертным на их пути страданий...» — с надеждой подумай Хай Минъюэ.

*Примечание

Иньчжэнь (银针 yín zhēn) — иголка, которую используют в китайской медицине

Значение имени Ай Чэнхэня: Ай — отрезать, Чэн — искренний, Хэнь — ненависть. Так же Ай созвучно с иероглифом «любовь», поэтому это имя звучит как фраза «инь ай чэн хэнь» — «ненависть, порождённая неразделённой любовью». А отдельно Чэн значит «искренний», поэтому в этом отрезке своей жизни Чэн-эр, который ещё не принял свое демоническое наследие, использует только это имя.