Ступени над Бездной

Спустя несколько недель Цянь Сян собрал учеников во дворе храма и сообщил новость, которая привела всех в ужас:

— Я вынужден покинуть деревню и отправиться исполнять свой долг перед орденом. Больше обучать вас я не смогу.

По двору прокатились недоуменные возгласы и удрученные вздохи. Ученики очень любили Цянь Сяна, и новость о скором расставании опечалила всех без исключения. Однако Цянь Сян натянул улыбку:

— Мои ученики, не стоит грустить. На смену мне придет другой мастер заклинаний, который будет заботиться об этой деревне, как это делал я. Он продолжит помогать вам совершенствоваться. А я же должен вскоре отбыть.

Хай Минъюэ расстроился, но еще больше из-за того, что расстроился Ши Хао. По лицу юноши прокатилась целая буря эмоций — отъезд учителя совсем не входил в его планы.

— Куда вы уезжаете, учитель? — выпалил Ши Хао разочарованно.

Взгляд Цянь Сяна повеселел.

— Тебе незачем так переживать, мой юный ученик, ведь мои уроки вскоре станут тебе не интересны, учитывая твой необъяснимый прогресс. Тебе и твоим братьям не следует жалеть о моем уходе — вам нужно постигать новые высоты, которых я не могу вам дать во дворе этого мрачного храма со всеми остальными. Я отвечу на твой вопрос — я отправляюсь на гору Байшань, куда меня пригласили почетным гостем, чтобы помогать в проведении соревнования Чжуцзи*.

— Соревнование Чжуцзи? — переспросил Ши Хао, изумившись. — Состязание лучших молодых учеников из лучших заклинательских школ мира, которое проводится только раз в поколение?

Его глаза загорелись, юноша напрягся как струна, словно был готов броситься на учителя, чтобы умолять его взять их с собой.

— Ты прекрасно осведомлен, — улыбнулся Цянь Сян. — Я поеду туда представлять орден Уцзя**, к которому принадлежу.

Хай Минъюэ ощутил горечь Ши Хао. Братья не принадлежали ни к какой официальной школе, поэтому их не могли пригласить на состязание, какими бы талантливыми юными заклинателями они не были.

Орден Туманной Обители, или Уцзя, был довольно большим и влиятельным орденом, который возглавляла семья Цянь. Их резиденция находилась на Южном континенте на горе, вечно окутанной туманом, отчего орден и получил такое название. Девиз ордена был вырезан на жетоне из синего камня ланьюйши, который, по легенде, его основатель, Цянь И, добыл из Бездны, и каждый член ордена носил такой жетон на своем поясе при любых обстоятельствах. Орден Уцзя издавна пользовался покровительством императорской династии, правящей на всем южном континенте, однако ходили слухи, что правители последнего поколения рассорились между собой, и орден Уцзя стал оказывать все меньше помощи простому народу.

Несмотря на это, их учение было признано одним из лучших во всем заклинательском мире, ученики ордена Уцзя славились железной выдержкой и неукротимым стремлением к совершенству. Говорили, что в ордене не терпят слабостей и не дают поблажек, и что нередко ученики, которые были недостаточно сильны или усердны, погибают или пропадают навсегда. Однако подтверждения слухам братья никогда не находили.

Когда последнее занятие с учителем закончилось и ученики печально разошлись по домам, Ши Хао остался стоять на месте, и его братья тоже не торопились уходить без него. Цянь Сян это сразу заметил. Он сидел ровно за своим учительским столом внутри храма и внимательно следил за юношами, точно это было еще одно учебное испытание.

Когда храм окончательно опустел и погрузился в вечернюю тишину, Ши Хао безропотно приблизился к столу и опустился на колени. Его братья безмолвно последовали его примеру.

— Учитель, я прошу вас взять нас с собой на соревнование Чжуцзи! — уверенно сказал Ши Хао. Даже если у них не было шансов на положительный ответ, Ши Хао не мог упустить эту возможность.

Цянь Сян усмехнулся, глядя, как ученики глубоко кланяются.

— Ты мне нравишься, Ши Хао, — сказал он затем. — Твое стремление к вершинам восхищает меня. Ты очень силен, находчив и обаятелен, объединять людей вокруг себя ради общей цели — твой талант. И твои братья... очень интересные жемчужины. Минъюэ способен подчинить себе магию любого элемента, что делает его универсальным, незаменимым бойцом. Он начал обучение позднее всех, но создал самое крепкое духовное ядро. Чэн-эр же сильно отличается от вас обоих, но без его уникальных знаний и стратегического мышления ваша команда бы ни за что не одолела ни одного высокоуровнего монстра, что я послал вам за эти недели. Действительно, невероятные ученики.

Ши Хао слушал похвалу учителя молча, Хай Минъюэ слышал, как громко стучало его сердце.

Учитель порылся в рукаве.

— Такая команда, думаю, может показать себя ничуть не хуже официальных учеников моей школы, — сказал он с улыбкой и вытащил три сверкающих синих жетона из камня ланьюйши, на который читались символы: «Тысяча способов, сотня планов». Они с тихим стуком легли на стол, и сердце Хай Минъюэ подскочило от радости. — Я буду ждать вас через месяц на горе Байшань. Поднимитесь.

Юноши, не веря своей удаче, переглянулись. Едва синий жетон оказался в руке Ши Хао, он был так счастлив, наконец-то став официальным учеником лучшей школы, что не удержался и бросился к учителю, чтобы его обнять, но Чэн-эр, предвидев его действия, вовремя схватил его за пояс. Во взгляде Чэн-эрa читалось: «Ты идиот!», и только тогда Ши Хао опомнился.

— Спасибо, учитель, — улыбнувшись широко и искренне, Ши Хао отвесил земной поклон. Ши Хао больше всех других учеников любил и уважал Цянь Сяна. — Мы не подведем вас.

В тот вечер Цянь Сян и его таинственная и молчаливая супруга покинули деревню в южном направлении, а братья отправились в таверну и развлекались до утра, выпивая свое вино Дэтянь-духоу, которое к тому времени уже стало самым любимым продуктом всех жителей деревни — люди стояли в очереди, чтобы приобрести персиковое вино из сада Ши Хао.

Когда Ши Хао и Хай Минъюэ вернулись домой к полудню следующего дня, у ворот их встретил дед Сюй в широкой соломенной шляпе. Он стоял, скрестив руки на груди, и смотрел на них с острой ухмылкой. Хай Минъюэ почувствовал себя предателем, ведь если они покинут деревню, кто будет заботиться о старике? При мысли о том, как плохо ему будет ужинать в одиночестве за тем большим круглым столом после стольких историй, которые были там рассказаны, его сердце похолодело.

— Не делай такое жалостливое лицо, мой мальчик, — сказал дед Сюй ласково. — Следуйте за своей мечтой. Деда будет в порядке, будет приглядывать за винодельней, писать вам письма и гордиться вашими успехами. Это же радость родителя, верно?

Он потрепал их по головам, и от прикосновения его теплой отеческой ладони на глазах Хай Минъюэ выступили слезы.

— Деда!

Дед заключил их обоих в крепкие объятья.

— Ну чего ты ревешь? — засмеялся он. — Я выполнил свою цель, пора и вам выполнить свою. Или что, хотите всю жизнь просидеть здесь, в деревне? Глупости это. Ты просто нежный у меня, романтик, поэт, ну, не реви. Ши Хао, ты уж смотри, чтобы он так не разрыдался перед кем-то важным, в обществе-то. А то позор на мою голову. А, ты тоже ревешь.

— Я не реву...

— А что это, дождь что ли мне на плечо капает? Дурачки. Деда никуда не денется, а будет тут ждать. Никогда не поздно вернуться туда, где вас ждут. Я буду ждать, когда вы нагуляетесь и вернетесь отдыхать.

Юноши сжали деда крепко в горячих объятьях, и в их сердцах щемила сыновняя нежность. Отныне от детства остались лишь воспоминания.

***

Когда братья уладили последние дела на винодельне и передали управление в надежные руки, настало время отчаливать на гору Байшань. Приближалась зима, и юноши загрузили коней необходимыми в дороге вещами, взяли часть вырученных денег и на рассвете собрались отчаливать. Дед Сюй проснулся рано и вышел их провожать к воротам. За его спиной висели два обмотанных тканью длинных предмета.

После того, как трое братьев отвесили ему прощальные поклоны, он сказал с хриплым смехом:

— Не позорьте деда там, в людях. На горе Байшань соберутся все сливки общества, вельможи, принцы, сыночки богачей. Только посмейте опозориться, я узнаю, обращусь в свою форму великого бессмертного с девятью парами рук, а в каждой по божественному мечу, и больно отлуплю всех троих. Ши Хао, не задирай нос. Минъюэ, не реви. Чэн-эр... эх... ну, попытайся не делать такое лицо, точно ты хочешь уничтожить весь мир. Ты же добрый мальчик. Заведите друзей. Молодой господин Бай по слухам очень славный, присмотритесь к нему, связи пригодятся. Берегите друг друга, никого дороже друг друга у вас никогда не будет.

Юноши отвесили поклоны, и тогда дед с хитрой ухмылкой снял с плеча два предмета.

— Подарки у меня есть, на память. Дороги они мне очень, но вам будут нужнее.

Юноши затаили дыхание.

— Это мечи? — выпалил Ши Хао восхищенно. — Настоящие духовные мечи?

Чэн-эр скрестил руки на груди — мечей-то всего было два, неужели его обделили?

Но как только дед скинул тряпки с них, лицо Ши Хао перестало сиять, точно потушенная свеча, а Чэн-эр злорадно усмехнулся. Под тканью оказались два ржавых, старых и страшных меча, которые даже стыдно было назвать духовными. Но дед глядел на них с благоговением.

— Подарок моего сердечного друга, — сказал он. — Это парные мечи, созданные из сердца будды. Только те, кто чист душой и помыслами, могут владеть ими. Я отдаю их вам, Ши Хао и Минъюэ.

Ши Хао, взглянув на страшный, ржавый меч, у которого лезвие вот-вот раскрошится, сделал такое отвратительное лицо, что Хай Минъюэ легонько толкнул его в бок.

— Спасибо, отец, — кротко произнес юноша, хотя и сам был не в восторге от подарка. — Мы будем беречь их.

Старик всучил в их руки по мечу, довольный, и полез в рукав.

— У меня и для Чэн-эра есть подарочек, — он вытащил небольшую книжку. На ее голубой обложке был нарисован дракон, а его длинное тело плавно переходило в очертания странного талисмана, но страниц в книге попросту не было. Чэн-эр покрутил ее в руке, открыл, но ни одного иероглифа не увидел на пустом форзаце.

— Очень интересная книга, деда, — усмехнулся он саркастично.

— Да, мой мальчик, очень, — закивал дед Сюй. — Она откроет тебе правду на любой вопрос. Она ценнее всех книг, что ты когда-либо читал, ведь в ней есть все ответы.

Дед был очевидно не в себе, и братья не стали с ним спорить насчет пользы его подарков. Они погрузили их на коней и вскоре тронулись навстречу восходящему солнцу.

Гора Байшань находилась на Северном Континенте в стране под названием Великая Шуанчэн. Эта гора была пристанищем самой влиятельной школы Поднебесной — ордена Байшань. Им управляла семья Бай с самого основания. В древних легендах говорилось, что сам основатель ордена, Бай Юань, был небожителем, чистым, как яшма, прозрачным, как лёд. Однажды он сошел по небесным лестницам на гору Куньлунь, но его не впечатлила красота райских садов Персикового Источника, и Бай Юань спустился в мир людей. Обойдя весь средний мир, он оказался у Северного моря. Там он увидел величественную белую гору, пронзающую пиком небеса. Небожителя восхитила чистота снега и спокойствие долины Цуэйлю, простиравшейся у подножья горы, и доброта местных людей, несмотря на суровый климат, так что он решил остаться там навсегда, чтобы обучать людей совершенствованию.

С тех пор многое изменилось, и теперь безлюдную долину населяло множество людей, живущих в Северной Столице Великой Шуанчэн и в небольших деревнях вокруг. Народ Великой Шуанчэн славился простотой и гостеприимством, и даже далекий странник, случайно остановившийся в этой стране, ощущал себя как дома благодаря заботе местных жителей.

Через пару недель юноши добрались до Северной Столицы, которая уже была завалена снегом. Хай Минъюэ не видел снега десять лет, потому что теплый прибрежный климат Страны Сяо не позволял ему выпасть даже на Новый год, и теперь его терзали смешанные чувства ностальгии и мрачности из-за хороших и плохих воспоминаний. Играть с матушкой в снегу было хорошо, но быть прилюдно выпоротым евнухами мачехи, стоя голыми коленями на заснеженном дворе, было так плохо, что его бросало в дрожь при мысли о том отрезке его жизни.

Он прогуливался по рынку Северной Столицы вместе с Ши Хао, когда думал об этом. Его родная Страна Байлянь граничила с Великой Шуанчэн на западе и располагалась довольно близко к горе Байшань, но Хай Минъюэ совсем не скучал по родине, а наоборот — чем ближе они находились к Байлянь, тем печальнее делалось его лицо.

Тем временем Ши Хао, никогда до этого момента не видавший снега, восхищался малейшей обыденностью, покрытой белым слоем. Чэн-эр уже давно незаметно растворился в толпе, устав его слушать и отвечать на детские вопросы.

— Минъюэ, — вдруг произнес Ши Хао с улыбкой. — Посмотри на меня.

Хай Минъюэ в очередной раз повернул к нему лицо. Ши Хао завороженно прикоснулся пальцами к его щеке.

— Когда вокруг все так чисто и бело, у тебя совсем другое лицо, — сказал он тихо и искренне. — Тебе очень идет снег. Ты похож на прекрасного небожителя Бай Юаня, который основал орден Байшань. Прозрачный как лед, чистый как яшма, окутанный снежным вихрем красавец-небожитель в белом венце из нефрита. Прямо как ты. Скажи, ты часом не его перевоплощение?

Хай Минъюэ смущенно посмеялся и отвел взгляд.

— Не говори такие вещи на людях.

— Люди мне не указ, что говорить, а о чем молчать. Я же не людям это говорю, а тебе. Кто не хочет, пусть не слушает. Пойдем поглазеем на украшения. Надо соответствовать нашему новому статусу. Поищем тебе белый венец.

— Не трать слишком много, — протянул Хай Минъюэ, вынужденно следуя за Ши Хао к лавке с украшениями.

— Не уйду отсюда, пока не куплю себе роскошное платье и обязательно заколку из чистого золота.

— Будь скромнее... мы не принцы ведь никакие.

— Ты такой красивый и элегантный, что непременно сойдешь за принца, но вот твои белые одежды... Мне кажется, даже слуги в Великой Шуанчэн выглядят богаче. Как на похороны собрался, честное слово.

— А ты так невозможно красив, что затмишь любую заколку, будь она хоть целиком усыпана драгоценными камнями. Ты и так одет с иголочки, точно ученый муж при императоре, а твои сумки набиты костюмами на все случаи, зачем же тебе ещё одно платье?

— Ты правда так считаешь или хочешь мне зубы заговорить, чтобы я не тратился? Ты невозможный льстец!

— Ты первый назвал меня красивым, не вернуть тебе комплимент было бы самодовольно.

Ши Хао восхищенно замер перед прилавком с драгоценными заколками и венцами. Едва продавец заметил юношей, тут же завязал разговор, и Ши Хао завалил его вопросами: про здешнюю моду, про качество товара, спрашивал про другие лавки, про орден Байшань, про соревнование Чжуцзи, про семью лавочника — про все на свете, и их разговор затянулся на целый час. В результате Ши Хао приобрел самую помпезную заколку, достойную самого императора, и лавочник позвал своего брата портного, который выслушал безумные идеи Ши Хао по поводу его нового наряда.

— Вот смотри, как у него хочу, — Ши Хао показал на какого-то молодого покупателя в лавке через дорогу. Он был одет в роскошный черный халат с золотыми узорами и поясом с драгоценными камнями, на его плечах лежала меховая накидка, припорошенная снегом, а рукава халата были расшиты золотыми птицами и цветами. — Только лучше. Цветы должны быть крупнее, и обязательно персиковые.

— Тогда извольте пройти со мной в мою лавку, щедрый господин, и я покажу вам именно то, о чем вы просите, — любезно сказал портной.

Довольный Ши Хао обратился к Хай Минъюэ:

— Ты так ничего себе и не выбрал, хочешь остаться здесь и еще посмотреть? Я быстро вернусь. Пригляди за лошадьми.

Хай Минъюэ не стал возражать. Он какое-то время еще простоял перед прилавком, на этот раз уже в тишине и спокойствии, и взял заколку, которую уже давно присмотрел. Это была простая серебряная шпилька с белой шелковой лентой и такой же серебряный венец. Лавочник расплылся в довольной улыбке:

— Прекрасный выбор, молодой господин. С этой шпилькой вы будете похожи на принца!

Заколка дрогнула в руке Хай Минъюэ.

— Тогда это мне не подходит. Я должен быть похож на прилежного ученика, а не на принца.

— В таком случае, попробуйте эту, — лавочник протянул ему другую серебряную шпильку, без шелковой ленты, но довольно изящную, неброскую, чистую и гармоничную. — Эта подойдет вашему скромному нраву и утонченному вкусу, подчеркнет изящество и прилежность ученика. Чем не красота?

Хай Минъюэ покрутил шпильку в пальцах.

— Действительно, красивая и удобная шпилька, — улыбнулся он. — Она мне нравится.

Он передал лавочнику связку монет за нее, и лавочник предложил ее упаковать, чтобы не сломалась в дороге. Он уложил шпильку в красную деревянную коробочку, пахнущую сандалом, и протянул с улыбкой обратно. Но едва Хай Минъюэ потянулся за ней, чья-то рука в широком черном рукаве с золотыми птицами и цветами выхватила коробочку из-под его носа, а чей-то локоть оттолкнул его в сторону. Хай Минъюэ опешил от наглости и вперился в обидчика.

— Что вы-...

— Хозяин, мне тоже понравилась эта шпилька, — усмехнулся молодой человек. Он носил роскошные одежды и выглядел лет на пять старше Хай Минъюэ, в его ухе блестела серебряная серьга, а лицо было искажено некрасивой ухмылкой. — Я дам за нее вдвое больше.

Он бросил на прилавок несколько связок монет и положил коробочку в рукав.

— Молодой господин, простите мою грубость, но эту шпильку уже купил я, — объяснил Хай Минъюэ. — И я не стану перепродавать ее вам.

Молодой человек резко посмотрел на него, и его лицо потемнело от гнева.

— Как ты ко мне обратился? — он сделал шаг вперед, почти толкнув Хай Минъюэ грудью. — Ты... из какой деревни ты выкатился, что не можешь отличить принца от сына купца?

Взгляд Хай Минъюэ метнулся к поясу молодого человека, где он надеялся найти отличительные знаки императорской семьи Великой Шуанчэн и уже был готов просить прощения за то, что разозлил невоспитанного принца. Но холод пробрал его, когда на поясе мужчины он увидел кинжал с эмблемой князя Сюаня на ножнах. Князя Сюаня из Страны Байлянь. Его родного отца.

Хай Минъюэ отпрянул. Молодой человек смотрел на него с презрением, сощурив злые глаза, как здоровый и тупой гусь, готовый погнаться за ним по всему рынку.

Этот человек предстал перед ним как призрак прошлого, от которого кровь стыла в жилах.

Тот самый кинжал распорол брюхо его маленькой белой собаки, единственного друга детства четвертого принца А-Ли.

Тот самый человек жестоко издевался над ним, втаптывая в грязь его человеческое достоинство.

— Что ты молчишь, рабское отродье? — прошипел наследный принц Страны Байлянь, Хэ Чэн. — Примерз?

Этот человек больше не его брат — говорил себе Хай Минъюэ. Теперь у него другая жизнь, другое имя, у него нет ничего общего с четвертым принцем А-Ли, который давно умер. Он должен продолжать жить своей новой жизнью, где он простолюдин из деревни в Стране Сяо.

Но почему-то преклонить колени перед этим человеком ему было так сложно, словно все его тело обратилось камнем. Слишком часто четвертый принц ползал на коленях перед этим ничтожным мучителем.

— Я действительно не узнал ваших отличительных знаков, ваше высочество, — отчеканил он тихо, холодно и вежливо. — Как вы правильно заметили, я всего лишь простолюдин из деревни, поэтому прошу простить мою неграмотность. Однако то, что вы носите венец на голове, не дает вам права пренебрегать основными правилами торговли и простого этикета. Я купил эту шпильку до вас, будьте любезны мне ее вернуть. То, что вы выдернули ее из моих рук, является кражей, а это преступление, за которое законы Великой Шуанчэн предусматривают суровое наказание.

Лицо Хэ Чэна выражало полное непонимание. Столько информации просто не вмещалось в его голову. Не справившись с нагрузкой, принц заорал:

— А-а?! Ты откуда такой смелый, мелкий прыщ?! Да я тебя! Сейчас пожалеешь о том, что родился! Да я объявлю войну твоей стране, когда стану великим князем! Казню всю твою семью!

Он вытащил кинжал из ножен, но Хай Минъюэ молниеносно поставил защитный барьер из потоков воды.

— Заклинатель? — сощурился Хэ Чэн. Его кинжал вдруг загорелся живым пламенем. — Я тоже совершенствуюсь. Сейчас я покажу тебе могущество голубой крови!

Примечание

*Чжуцзи (珠玑 zhū jī) — жемчужина, так еще можно сказать о талантливом молодом человеке.

*Уцзя (雾家 wù jiā), буквально «дом тумана» в смысле «клан тумана», туманная обитель

Байлянь = «белый лотос», Байшань = «белая гора», Шуанчэн = «Снежный город»