Ступени над Бездной

Из слов госпожи Е Хай Минъюэ понял, что прошлой ночью они с Ши Хао все-таки использовали какую-то технику парного совершенствования. Она нанесла Хай Минъюэ значительные телесные повреждения, но помогла сделать колоссальный скачок в духовном развитии. Из двенадцати ступеней совершенствования они за одну ночь перешли с седьмой ступени Свиньи на десятую ступень Тигра или даже выше. Это означало, то они как никогда стали близки к просветлению.

Пройденная двенадцатая ступень Дракона позволяла заклинателю приблизиться к бессмертию настолько, что Небеса предлагали ему пройти небесное испытание. Если заклинатель справлялся, небесные чиновники даровали ему божественное ядро бессмертного и приглашали служить на Девяти Небесах.

— Но чем же я так обидел Ши Хао, что он даже ушел без меня? — не понимал Хай Минъюэ.

Дома на крыльце сидел старик Сюй и вырезал фигурки из дерева, а Чэн-эр сидел рядом и наблюдал за его работой, как в детстве. На коленях юноши развалилась бродячая кошка и громко урчала от его нежных ласок. При приближении Хай Минъюэ красные глаза Чэн-эра осуждающе вперились в него исподлобья.

— Куда ушел Ши Хао? — неловко спросил Хай Минъюэ.

— Я видел его в саду.

Старик Сюй с озорством прокряхтел:

— Что, поссорились? Девчонку не поделили?

Чэн-эр хмыкнул, опустив взгляд, словно не хотел больше смотреть на такого насильника и развратника, как Хай Минъюэ. Сердце Хай Минъюэ замерло, он чувствовал себя худшим чудовищем на земле.

— Тебе лучше не знать, дед. Бесстыдники они.

— Бесстыдники? — засмеялся дед. — Ну, так это в меня. Я в молодости был самым удалым господином. Самые красивые цветы распускались у меня под ногами. Ах, как славно я порхал по ним, как пчелка.

Чэн-эр снова разочарованно закрыл лицо ладонью.

В тот самый момент Хай Минъюэ ошарашила догадка. Он направил вглубь сада, чтобы отыскать Ши Хао.

— Неужели я склонил тебя к парному совершенствованию, Ши Хао? — произнес он в отчаянии.

Цепочка выдуманных событий, одно хуже другого, выстроилась у него в голове. В своем воображении он предстал безжалостным злодеем, который не только насильно сделал Ши Хао своим партнером по совершенствованию, чтобы подняться на новую ступень развития, но и вытворял немыслимые бесстыдства, о которых сам знал только из книжек!

Хай Минъюэ был так напуган собственным воображением, что не мог придумать даже достойного оправдания.

— Ши Хао, я был так пьян, что ничего не помню! Это не оправдывает моего зверского бесстыдства, недостойного заклинателя, полагаю, ты теперь никогда не простишь меня. Вина моя тяжка, и в душе я ощущаю себя самым жестоким из всех людей.

Его голос дрогнул, и он был готов разрыдаться.

Внезапно сверху донеслось:

— Что ты несешь?

Тут же с верхушки персика спрыгнул Ши Хао. Его лицо побледнело, стоило ему увидеть разбитого Хай Минъюэ. В руке юноша держал надкушенный персик, который преспокойно ел на дереве, наслаждаясь красотой луны, пока Хай Минъюэ не ввалился в сад в истерике.

Его пальцы коснулись разгоряченного лба Хай Минъюэ. В его глазах феникса взорвалась тревога.

— Ты бредишь... Что ты себе нафантазировал? С ума сошел. Правильно, что я сжег эти книжки, они тебе ума убавили. Такая ромашка, как ты, какие еще бесстыдства будет вытворять?

Хай Минъюэ заледенел.

— Я насильно склонил тебя к парному совершенствованию, чтобы получить ускоренное возвышение. Разве можно придумать поступок подлее, чем этот? Ты так избирателен, ты точно хотел, чтобы твоей родственной душой была твоя жена, поэтому отказывал всем деревенским красавицам, ведь ни одна из них не была заклинательницей! Теперь по моей вине ты не сможешь выбрать другого партнера по совершенствованию и будешь приговорен к существованию в моей отвратительной компании остаток дней!

Ши Хао вдруг рассердился. Его глаза загорелись в полумраке.

— Ты! Ты ужасный человек! — прокричал Ши Хао, неприлично показывая на юношу рукой, в которой держал надкушенный персик. — Почему ты всегда считаешь себя виноватым? Склонить меня к чему-то! Что за глупость ты придумал? Это я виноват! Я должен был учесть твою чувствительность и... и тупость!

Хай Минъюэ вытаращил на него огромные глаза.

— Какая, к черту, жена, Минъюэ?! — продолжал Ши Хао, размахивая персиком в руке, о котором, похоже, совсем забыл в порыве ярости. — Ты думаешь, мне хочется нажить себе проблем? Нет уж, такой радости мне не надо!

— Почему тогда ты обиделся на меня?

— ...

Ши Хао с трудом усмирил приступ ярости. На его лице зародилось сожаление. Он произнес тихо, искренне глядя в блестящие черные глаза:

— Минъюэ, мы действительно занимались парным совершенствованием, когда напились прошлой ночью, и с тех пор меня не покидало чувство вины. Мне казалось, что это я нагло воспользовался твоей пьяной податливостью, я знал, что ты на все согласишься. Я никогда не думал, что парное совершенствование даст такой прогресс в духовном развитии! Получить возвышение было последним, о чем я думал в тот момент.

— О чем же ты думал? — спросил Хай Минъюэ.

Ши Хао тряхнул головой, отчего его волосы сползли с плеча. Его взгляд опустился на надкушенный персик в руке.

— Прошлой ночью мы... сразились по-настоящему.

Ши Хао напряженно поведал события прошлой ночи. Юные виноделы бурно отпраздновали создание вина, которое оказалось на удивление дурманящим. У молодых людей разыгралось желание подебоширить. Чэн-эр быстро устал и ушел спать, потому что вино совсем его не развеселило. Но Ши Хао и Хай Минъюэ продолжали веселиться, пока Чэн-эр не вернулся злой и не выгнал их из дома, потому что своими пьяными визгами они мешали ему спать.

Выйдя из дома, молодые люди продолжили хулиганить в персиковом саду. И до того разошлись их хулиганства, что в ход пошли боевые искусства. Опьяненные вином и страстным желанием выплеснуть светлой жизненной энергии, юноши расчехлили мечи прямо в отцовском доме, потеряв всякий стыд. К счастью, дед Сюй давно спал, и их бесстыдства видели только Чэн-эр, который до сих пор не мог заснуть, и персиковые деревья.

В момент кульминации битвы Ши Хао, поддавшись интуиции, соединил свою духовную силу с силой Хай Минъюэ, крепко сцепив их руки в физическом противостоянии. В ту же секунду произошло необъяснимое. Перед глазами Ши Хао разлился Млечный Путь на черном полотне, и юноша не понял, то ли это звездное небо, то ли это трава в саду, то ли он лежит, то ли стоит, то ли летит в бесконечном первозданном хаосе. Легкое чувство эйфории, присущее совершенствованию, охватило его.

Юноша продвинулся вперед и чем дальше он проходил, тем больше ему казалось, что он попал в какую-то пещеру, в которую еще не ступала ни нога, ни какая-либо другая часть тела человека. Он продвигался вглубь непонятного черного пространства с непонятной белой субстанцией на потолке, похожей на Млечный Путь.

Черный тоннель был нескончаем, и Ши Хао казалось, что он уже несколько раз в него заходил и выходил обратно, потому что в темноте едва ли можно было что-либо разглядеть. Но Ши Хао был напорист и тверд, как камень, поэтому был настроен двигаться до тех пор, пока его силы не иссякнут совсем.

Прошло какое-то время, то ли минута, то ли полчаса, то ли целая ночь, и Млечный Путь на потолке стал растекаться, как жидкое тесто, и Ши Хао оказался полностью вымазан в нем. Непонятное вещество попало ему в глаза, и юноше потребовалось какое-то время, чтобы вытереть его. Когда он открыл глаза, то оказался в совершенно ином месте. Это была светлая комната, похожая на кабинет.

На столе дымились благовония, распространяя запах сандала, в воздухе примешивался тонкий запах чая и мяты. Вдоль стены стояли полки со свитками и книгами. Ши Хао подумал, что это комната поэта или ученого мужа, который на досуге читает трактаты о добродетели. Ши Хао не умел читать из-за непонятного врожденного недуга, из-за которого не мог связать написание ни одного иероглифа с его произношением, но из любопытства взял первую попавшуюся книгу с полки и раскрыл ее по середине.

Развратные картинки предстали перед его глазами, женщины и мужчины, охваченные страстью, пестрили на страницах книги. Ши Хао нахмурился, поглазел на картинки какое-то время, но вскоре они ему наскучили, и он взял следующую книгу. Сколько бы книг он ни брал, все как одна были заполнены непотребной порнографией! В конце концов, Ши Хао рассердился на хозяина комнаты, который наверняка выдавал себя за праведника, а по ночам развратничал над книжками! Ши Хао ненавидел лжецов и ставил на одну ступень с предателями.

Не успел он об этом подумать, как хлопнула дверь, и в комнате показался юноша с подносом, на котором дымился чайник. Он был одет в белоснежные одежды с иголочки, украшенные то ли красным, то ли розовым поясом. Его элегантную прическу держала шпилька из персиковой ветви, а во лбу горела алая метка феникса. Юноша так перепугался, увидев в руках Ши Хао одну из своих книг, что выронил поднос и разлил горячий чай на свои одежды.

Ши Хао оторопел.

— Минъюэ?!

Юноша был очень похож на его духовного брата, изящные очертания их лиц было почти не отличить. В комнате пахло отваром чая и мяты, который источали одежды и волосы Хай Минъюэ. Юноша зашипел от боли (кипяток обжег ему ноги), но быстро поднял чайник и поставил на стол.

— Я не успел подготовиться к твоему приходу, — неловко произнес «Хай Минъюэ», нахмурив тонкие брови. — Ты вошел так быстро, что я не успел среагировать.

Ши Хао сощурил глаза, внимательно изучая «Хай Минъюэ», и кивнул на полку.

— Это твои книги?

«Хай Минъюэ» не знал, куда деться, он выглядел пристыженным.

— Я их нарисовал, да... Но нет от желания предаться разврату, а от чувства прекрасного. Я искренне люблю наслаждаться прекрасным, будь то музыка, поэзия, природа или человеческое общение.

Юноша покраснел и явно мечтал провалиться сквозь землю. Чтобы занять себя чем-то, он приподнял крышку чайника и разочарованно простонал. Видимо, в чайнике почти ничего не осталось. Ши Хао смягчился.

— Ладно. Забудем о книгах, — сказал он без строгости. — Кто ты такой? Ты знал, что я приду сюда? Куда это, сюда?

«Хай Минъюэ» почесал затылок.

— Я подразумевал, что однажды ко мне придут гости, но не знал, когда это случится. Я хотел, чтобы, когда здесь появится кто-то, у меня был готов чай душевного согласия. Он постоянно варился у меня на кухне. Как только я услышал, что кто-то проник в мой задний двор, то побежал его наливать. Теперь он опрокинулся...

Юноша состроил такое печальное лицо, что даже бесчувственный Ши Хао его пожалел.

— Этот чай так важен?

— Разумеется! — ответил юноша, как будто это было вопросом жизни и смерти. — Если ты явился сюда, значит ты мой спутник на тропе совершенствования, и чтобы закрепить нашу духовную связь, мы должны выпить чай душевного согласия. Он варится так долго... Если ты не собираешься уходить, то подождешь, пока я сварю новый? Мое тело, кажется, сильно вымоталось, и нескоро проснется.

И тогда Ши Хао понял, кто перед ним и где он оказался. Сам того не осознав, он применил технику парного совершенствования и вошел в сознание Хай Минъюэ.

— Ты душа Минъюэ? — спросил он уверенно.

Юноша кивнул и отвесил приветственный поклон. Его голос выровнялся и прозвучал по-доброму:

— Мы можем побеседовать на кухне, пока будет вариться чай.

Ши Хао согласился и последовал за «Хай Минъюэ».

На кухне юноши провели действительно много времени. «Хай Минъюэ» развлекал своего гостя стихами, которые сам сочинил специально для его прихода, сыграл ему на цине, аккуратно перебирая струны длинными пальцами, и рассказал, что лежит у него на душе. В отличие от Ши Хао, чьи амбиции могли достигать невероятных высот, и на каждую из них имелся четкий план, «Хай Минъюэ» имел расплывчатые мечты, которые сводились к простому всемирному счастью. Казалось, юноша мечтал просто плыть на лодке по бескрайнему морю жизни и наслаждаться шумом волн и чистотой небес. Ши Хао не мог этого понять, но спорить не стал. Пока «Хай Минъюэ» говорил о приземленных радостях человеческого бытия, Ши Хао все больше казалось, что он эти мысли слышал сто тысяч раз, а прекрасный лик этого юноши был ему роднее собственного лица, несмотря на странную красную метку в его лбу и дорогие одежды, которые скромный Хай Минъюэ бы не надел сам.

Спустя несколько часов чай был готов, заполнив кухню ароматом трав. «Хай Минъюэ» педантично разлил его по чаркам с очень сосредоточенным лицом, точно мастер чайной церемонии, практиковавший эти изящные движения несколько десятков лет. Чай был еще горячим, поэтому юноша оставил чарки на столе и тем временем пригласил Ши Хао опуститься с ним на подушки перед картиной, изображавшей портрет круглолицей женщины. Ши Хао она напомнила милосердную богиню Гуаньинь.

— Чтобы церемония духовного единства прошла успешно, мы должны отбить три поклона, — тихо произнес «Хай Минъюэ», разглядывая портрет с щенячьей любовью в глазах. — Это моя матушка. Она давно умерла, но будет правильно отдать ей дань уважения.

Ши Хао проникся сочувствием к юноше. Он с уважением относился к усопшим, особенно к чужим родителям, хотя о своих родителях не ведал ни малейшей детали. Кто они, где они, живы ли они — это интересовало Ши Хао в последнюю очередь. Если они оставили его одного, то он не имеет к ним отношения. Он считал, что лучше им быть мертвыми, чем живыми.

Они вместе воскурили благовония и поставили каждый по палочке в изящную курильницу.

— Как ее звали? — спросил Ши Хао.

«Хай Минъюэ» задержался на мгновение, его рука дрогнула.

— Ее звали Е... — он задумался, его лицо постепенно становилось на оттенок белее. — Е... я только что осознал, что не знаю ее полного имени.

Его глаза заполнили настоящие слезы. Ши Хао печально вздохнул и опустил руку на спину юноше, касаясь гладких, как шелк, волос.

— Давай выразим уважение госпоже Е.

— Мы должны сперва поклониться Небу и Земле, затем матушке, а затем друг другу. Только так церемония будет считаться правильной.

— Что ж, давай сделаем так.

Они без слов отбили все три поклона. После этого атмосфера разрядилась, как будто гроза миновала, и из-за облаков вышло солнце. «Хай Минъюэ» широко улыбнулся.

— Чай уже остыл. Давай скорее его выпьем.

На этом Ши Хао закончил рассказ. Хай Минъюэ забыл вдохнуть и закашлял. У юноши был огромный словарный запас, но в тот момент он не мог вспомнить ни одного слова.

— Наутро я проснулся под деревом персика рядом с тобой, — подытожил Ши Хао и нахмурился. — Я был в смятении. Мои духовные силы были в таком беспорядке, что я не мог даже собраться с мыслями. Это привело меня в ярость. Почему-то больше всего я разозлился на то, что у такого благочестивого юноши, как ты, в голове лежат книги с порнографией. Я думал, что, избавившись от любовных романов, я сумею успокоить сердце...

Хай Минъюэ чувствовал смятение в его голосе и все прекрасно понимал. Ши Хао, любящий контролировать мельчайшую деталь, был раздражен тем, что они оба были пьяны и совершили парное совершенствование спонтанно, не обсудив это сперва. Ши Хао подходил к сложным выборам с осторожностью и хладнокровием, несмотря на свою вспыльчивость и нетерпеливый нрав. А выбор единственного в жизни спутника на тропе становления буддой был даже важнее, чем выбор супруги, ведь с супругой можно развестись и жениться на другой или взять вторую жену, а родственная душа заклинателя единственная на всю жизнь.

Хай Минъюэ чувствовал неловкость.

— Неужели ты жалеешь?

Ши Хао резко тряхнул головой.

— Нет, ни в коем случае, — его глаза лучились искренностью. — Я давно сделал свой выбор, но время разглашать его, как я считал, еще не пришло. Милее и роднее тебя для меня нет на свете человека. Моим спутником на тропе совершенствования можешь быть только ты, либо никто.

Его голос стал совершенно спокойным. Он наводнил Хай Минъюэ уверенностью.

Просыпаться рядом с этим человеком на крыше и засыпать вместе, наблюдая за луной, упражняться с мечом каждый день и чувствовать заботу во взгляде его красивых глаз феникса, наслаждаться теплом его руки на плече, это все так нравилось Хай Минъюэ, но до сих пор он не осознавал, насколько. За этим человеком он был готов подняться в Небеса и спуститься в Бездну. Ши Хао был его семьёй, предназначенной судьбой.

Опьяненный счастьем, он заключил Ши Хао в крепкие объятья.

— Куда бы ты ни пошел, я последую за тобой, — прошептал он, касаясь гладких длинных волос, пахнущих персиковым цветом.

— Ты согласен? — шепотом изумился Ши Хао. Золото в его глазах вновь заискрилось.

Хай Минъюэ выпалил:

— Я согласен.

Ши Хао засиял счастьем и предложил то, что сперва привело Хай Минъюэ в легкую панику:

— Давай проведем парное совершенствование еще раз. Я смутно помню, как у меня получилось соединить наши сознания. Мы должны подойти к этой технике с усердием, ведь от нашей духовной связи зависит, насколько непобедимыми мы станем.

Тело Хай Минъюэ все еще не восстановилось, по нему словно прокатилась сотня колесниц. Но одного взгляда в сияющие глаза Ши Хао ему хватило, чтобы вопреки недомоганию согласиться.

«Позже я приму лекарство наставницы, и все пройдет», — подумал он и махнул рукой.

Юноши уселись в позу для медитации друг напротив друга и крепко сцепили руки. Потоки духовной силы, протекающей сквозь их духовные каналы, соединились прочно, как ключ и замок.

Стоило парному заклинанию прийти в действие, как Хай Минъюэ почувствовал, что его словно проткнули мечом. Его внутренности пронзила страшная боль, и он не смог сдержать вскрика. Ши Хао замер обеспокоенно, но Хай Минъюэ мотнул головой:

— Это пустяки.

Но с каждой секундой его боевые увечья разрастались, чужая духовная сила наполняла его, словно хотела разорвать. Он жмурился, сжимая в пальцах кусок своей одежды, умоляя себя не терять сознание. Он чувствовал вкус крови во рту, то ли от того, что прокусил губу, то ли от того, что его духовные силы резко пришли в упадок.

Внезапно Ши Хао выпалил:

— Ты дурак!

Хай Минъюэ закашлял кровью и медленно сполз на землю возле него.

— Почему ты ничего не сказал мне? — Ши Хао был в ярости, его пальцы тоже были в крови. — Ты с ума сошел? Тебе же должно быть чертовски больно, почему ты не остановил меня, идиот?

В глазах Хай Минъюэ темнело, он видел звездочки и плохо владел речью.

— Я не хотел... разочаровывать тебя.

Он плохо слышал гневную брань Ши Хао, находясь на грани обморока. Затем теплые руки закутали его в одежду и бережно подняли над землей.

— Когда ты уже перестанешь думать только о других и начнешь заботиться о себе? — тяжело вздохнул Ши Хао. — Я ненавижу тебя за это. Сердце разрывается.

Хай Минъюэ плохо помнил остаток вечера, но ему казалось, что его наконец-то уложили на мягкой постели, и кто-то ласково гладил его по волосам, точно он вернулся в детство, где матушка еще была жива и приходила на помощь всякий раз, когда маленький принц А-Ли попадал в беду.