Ступени над Бездной

После первого года занятий с учителем Цянем Хай Минъюэ сформировал духовное ядро. Это поразило учителя и всех учеников. В храме обучались дети разных возрастов, которые пришли на обучение в разное время, но такого скорого результата не показывал никто.

Ши Хао искренне удивился:

— Я смог создать его только за целых два года. Ты невероятно талантливый!

Хай Минъюэ порадовался его похвале. Ши Хао никогда не скупился ни на теплые слова, ни на суровую критику, но всегда его слова были честны и обоснованны. Затем мальчик столкнулся с пронзительным взглядом учителя, задумчиво обхватившего подбородок.

— Очень хорошо, — произнес он и растянул губы в улыбке. — Это правда, у тебя огромный потенциал, Минъюэ. Теперь, когда ты владеешь духовным ядром, посмотрим, какая стихия тебе больше подвластна.

Всего в традиционном заклинательском учении существовало пять стихий: вода, огонь, воздух, земля и металл. Обычно заклинатели были наделены талантом к какой-то одной из пяти стихий. Последняя была самой редкой, и юные заклинатели, открывшие в себе дар заклинания металла, обычно отправлялись обучаться к властелину металла, Белому Дракону-покровителю Запада на безымянную гору на Западном континенте. Белый Дракон Запада обучал юношей совершенствованию и ковке мечей из шэнсиньского железа, обладающих волшебными свойствами и использующихся заклинателями по всему миру. Такие заклинатели-кузнецы ценились по всему свету, поэтому дар заклинания металла считался очень престижным.

Однако существовали школы, которые практиковали другие формы совершенствования. Например, на Южном континенте жили заклинатели Тенистых Гор. Вместо того, чтобы развивать предрасположенность к одной стихии, они пользовались старинной техникой своих предков, позволяющей из слияния небольшого потока энергии земли и воды призвать молнию внушительной мощи. А демоническое племя, в последнее время постоянно учиняющее хаос на земле, использовало заклинание темной материи, концентрата энергии инь.

На горе Байшань, в самой влиятельной школе заклинателей в мире, практиковались техники преображения водяной стихии, позволяющие управлять льдом и снегом, но пользовались ими только ученики чистокровных потомков основателя ордена, Бай Юаня, которые имели талант к водной стихии. Говорят, Бай Юань обучался у Белого Дракона Запада до того, как пришел на Север, управлял стихией металла и ковал мечи для своих учеников самостоятельно.

Никто из учеников Цянь Сяна не владел редчайшей стихией металла. Ши Хао усердно тренировал все пять стихий, но успеха достиг только в заклинании земли. Его коронной техникой было создание золотых энергетических мечей, которые вонзались в цель и наносили ей колоссальный урон. Так же он терроризировал учителя просьбами научить его всем печатям и талисманам, которые тот знает сам, чтобы в будущем, когда его сил будет достаточно для их успешного применения, не тратить время на учебу.

Большинство учеников Цянь Сяна заклинали воду, огонь или воздух. Чэн-эр, однако, испытывал больше всех трудностей с заклинанием стихий, словно ни одна ему не поддавалась. Цянь Сян объяснял это тем, что мальчик предрасположен к заклинанию темной энергии, и традиционные методы совершенствования ему не подходят. Чэн-эр часто ловил косые взгляды других учеников из-за того, что был белой вороной на занятиях по заклинанию стихий, а его духовное ядро было самым слабым. Его кровавые глаза и так все время выделяли его из толпы, они пугали окружающих. В то время человечество столкнулось с агрессией демонического племени, и страшные истории бродили по деревне с тех пор, как на близлежащий орден Тяньюань с горы Синшань напал король демонов и всех жрецов обратил в своих солдат. Чэн-эра бы непременно заклевали ученики и простые люди, видя, какой он худой и маленький и как похож на демона, если бы Ши Хао не клевал их первым, как предупреждение. После того, как Ши Хао избил до полусмерти какого-то юношу, который был старше него и в два раза выше, потому что тот оскорбил Чэн-эра и призывал его убить, с Ши Хао никто не осмеливался связываться из деревенских.

Создав духовное ядро, Хай Минъюэ с энтузиазмом принялся изучать простые стихийные заклинания под надзором учителя и старших учеников. Он начал с водной стихии и через пару дней смог выполнить несколько упражнений превосходно. Цянь Сян похвалил его:

— Водная стихия очень многогранна, найдется тысяча способов ее применения как в бою, так и в лечении.

Хай Минъюэ обрадовался, что с первого раза угадал, какая у него предрасположенность.

— Учитель, а какой стихией владеете вы?

Цянь Сян растянул губы в ухмылке.

— Я владею всеми пятью стихиями на высшем уровне.

— Как это возможно?! Неужели вы такой талантливый? Сколько же вы совершенствовались, чтобы достичь такого результата?

Рядом с ним стоял Чэн-эр и отвернулся, словно презирал, что кто-то может все, а он ничего. Темная атмосфера сгустилась над мальчиком. Затем на его голову шлёпнулась ладонь Ши Хао, и тот потрепал Чэн-эра по голове, словно утешая. Чэн-эр расфыркался и скинул его руку, чтобы уйти в свой темный угол и закрыться в своем внутреннем мире.

Цянь Сян покачал головой и показал жетон из синего камня, который всегда носил на поясе. На жетоне были вырезаны символы: «Тысяча способов, сотня планов».

— Я обладаю особым артефактом, катализирующим мое владение стихиями. Это жетон из камня ланьюйши, его достойны только лучшие из лучших адептов ордена Туманной Обители.

Он рассказал историю создания ордена, в котором служит старейшиной. Когда-то очень давно, больше сотни тысяч лет назад, когда ещё первый Небесный Император не пришел к власти, на Южном континенте жил великий мудрец по имени Цянь И. Он основал клан Цянь, состоящий из близких членов его семьи, и занимался изучением магических свойств камней и металлов. Цянь И был одарен невероятным умом и стремлением к величию, поэтому искал все возможные способы увеличить свои силы и передать знания ученикам. По счастливой случайности ему в руки попал осколок синего камня, который, по слухам, восставший из мертвых притащил с собой из Бездны. Цянь И изучил его и с удивлением обнаружил, что камень способен даровать заклинателю власть над пятью стихиями с одинаковой легкостью. Это открывало миллион возможностей для обладателей таких камней. Цянь И обошел весь свет в поисках месторождений такого камня, который он назвал ланьюйши. Но все его поиски указывали на то, что такой камень и вправду можно добыть только в Бездне.

Цянь И совершил невероятное. Он доплыл до центра моря Сяньцзе и спрыгнул в воронку, ведущую в Бездну. Проскитавшись неизвестно сколько лет по великому лотосовому аду, Цянь И исполнил свою заветную мечту — он открыл крупное месторождение камня ланьюйши в одной из пещер. Он набил карманы этими камнями и стал искать выход из Бездны. Сотни тысяч мертвых душ, страдающие в ледяной агонии и темноте, окружали его и давили на разум своими стонами и мольбами. Цянь И скитался по Бездне, не отступая, не теряя ни капли здравого ума, продумывая тщательно каждый свой шаг. Так он оказался в тронном зале Владычицы Тьмы, первоначального властелина энергии инь, от которой пошли все три мира.

Цянь И сразился с Владычицей энергии инь, был лишён самого дорогого, что может быть у мужчины, но вышел победителем и сумел сбежать через разрез между пространством Бездны и царством демонов. После битвы он потерял большую часть камней, что собрал, и вернулся только с несколькими образцами. Из этих образцов он создал тринадцать жетонов и выгравировал на них девиз своего клана: «Тысяча способов, сотня планов». Один жетон он оставил себе, а двенадцать отдал своим ученикам.

— Великий мудрец уже давно вознёсся на Небеса и теперь занимает пост старшего управляющего небесным дворцом и личного евнуха Небесного Императора, — закончил свой рассказ Цянь Сян. — Его потомки и отличившиеся адепты ордена теперь формируют совет из двенадцати старейшин, каждый из которых владеет чистейшим камнем ланьюйши. Сейчас мудрецы ордена придумали аналог камня Бездны, который практически не уступает оригиналу. Лучшие адепты моего ордена носят жетоны из такого камня, чтобы позже заменить одного из старейшин и владеть чистейшим камнем.

— Неужели вы потомок мудреца Цянь И? — спросил Хай Минъюэ.

— Я чистокровный потомок мудреца, — кивнул Цянь Сян с улыбкой. — Но в нашем ордене чистота крови не имеет большого значения при выборе старейшин. Только самые сильные, талантливые и решительные достойны этого места. А будь их фамилия Цянь или Бай, будь они бедными или из именитого клана, это не волнует никого. Нам важна только ценность, которую они приносят и потенциал, который могут проявить.

— Я считаю, это правильно, — вставил Ши Хао с гордостью. — Если раздавать почет и признание только всяким богатеям незаслуженно, то ничего хорошего не добьешься. Я желаю тоже однажды присоединиться к вашему ордену и быть таким же целеустремлённым, как Цянь И, и тоже вознестись и занять трон Небесного Императора!

В то время Ши Хао было не многим больше десяти лет, поэтому его амбиции никто особо не принимал всерьез. Но Цянь Сян слушал его без осуждений.

— Старайся усердно, и ты горы свернешь.

Через несколько дней Ши Хао показывал Хай Минъюэ свои заклинания земляной стихии, и мальчик захотел повторить, потому что уж больно красиво золотые мечи вонзались в пенек.

— Ты делаешь это как-то так?

Сам того не ожидав, Хай Минъюэ в точности повторил технику Ши Хао и создал мечи концентрированной земляной стихии.

— Это невозможно! Ты овладел второй стихией через неделю после первой?

Цянь Сян тут же оказался позади них, его взгляд проникал мальчику прямо в душу.

— Ну-ка, дай, я научу тебя заклинанию металла.

Через месяц Хай Минъюэ овладел всеми пятью стихиями на одном уровне даже без камня ланьюйши. Пока он не мог применить сложные заклинания, потому что его духовное ядро было не настолько натренировано, но то, что у него редкий дар, было неоспоримо.

Чэн-эр сидел в своем углу мрачнее тучи и совсем не хотел с ним разговаривать. Хай Минъюэ сильно переживал из-за этого. Даже зная, что он совсем не виноват, он чувствовал нужду постоянно извиняться перед Чэн-эром за то, что своим талантом оскорбляет его чувства. Чэн-эр ничего ему не говорил, он просто сидел грустный на занятиях по заклинанию стихий.

Учитель Цянь так же обучал мальчиков культурным основам, музыке, каллиграфии и игре в го. Игра в го была игрой в стратегию, а с этим у Хай Минъюэ всегда были трудности. Он смотрел на черные и белые камушки и представлял, как их расставить так, чтобы получился рисунок какого-нибудь зверька, вместо того, чтобы думать, как обыграть противника. Чэн-эр же был мастером стратегий и обыгрывал даже учителя.

Хай Минъюэ ненавидел играть в го, прекрасно знал, что он для нее не годится, но постоянно просил учителя поставить его в пару с Чэн-эром. Чэн-эр мастерски обыгрывал его, даже не задумываясь. Хай Минъюэ делал самое печальное лицо на свете, чтобы задобрить младшего брата и выставить себя не совсем умным. Талантливый выскочка было последнее, чем он хотел стать для братьев и соучеников. Поэтому Чэн-эр как-то смягчал взгляд и даже пытался научить его стратегиям.

Хай Минъюэ не считал, что поступает неправильно, немного преуменьшая свой интеллект в глазах других. Главное, что Чэн-эр больше не хмурился и не считал себя никчёмным изгоем. Если на занятиях по стихиям Чэн-эр был дурачком класса, то на занятиях по го им был Хай Минъюэ.

Ши Хао же был превосходен во всех предметах, кроме чтения. Мальчик просто не умел читать и ни в какую не мог запомнить ни одного иероглифа. Хай Минъюэ же, напротив, очень любил читать вслух, его голос был приятным и звонким, а дикция безупречна. Стихи и учебные тексты лились с его губ точно песня. Поэтому все, что нужно было читать, Ши Хао слушал.

— Как вы так друг к другу подобрались? — смеялся учитель Цянь Сян.

Годы детства летели беззаботно. Кое-где вспыхивали слухи о нападениях демонов, но в деревне у берега реки Тяньжэнь было спокойно.

Жизнь четвертого принца перевернулась с ног на голову, когда он попал в семью старика Сюй Хуана. Во дворце он не делал ничего полезного, а только терпел обиды и лишения, в маленьком же домике с персиковым садом он пахал как проклятый, собирая персики с Ши Хао, как босой крестьянин, но мальчик был так счастлив, что ему стало все равно на потерю дворянского титула, и вскоре он и вовсе забыл о том, что когда-то был принцем. Ничто не доставляло ему большей радости, чем веселиться с Ши Хао на берегу реки Тяньжэнь после того, как все персики были распроданы, и смотреть на золотых карпов в воде. Мальчики быстро стали настоящими братьями, которые не расставались ни на секунду.

Старик Сюй Хуан был немного не в себе, забывал готовить и убираться, иногда пропадал на несколько дней, и мальчики находили его пьяным и без гроша у порога таверны, поэтому Ши Хао, как самый старший, занимался всеми домашними делами. Он вставал с петухами и ложился спать позже всех, но никогда не жаловался.

Чэн-эр был еще слишком мал и слаб физически, а еще не по-детски угрюм и холоден, поэтому чаще всего сидел один в каком-нибудь укромном и темном углу, погруженный в свой богатый внутренний мир, и ничем не помогал. Это казалось Хай Минъюэ ужасно несправедливым, поэтому он добровольно предложил Ши Хао свою помощь в любом деле.

— Я ненавижу готовить, — честно признался Ши Хао с улыбкой. — Ты хоть сможешь рис сварить?

Хай Минъюэ никогда не варил рис и не имел ни малейшего понятия о кулинарии, но решительно убедил Ши Хао в своей компетентности. После того, как он несколько раз чуть не спалил хижину дотла, пришел Чэн-эр и, увидев отчаяние на чумазом лице брата, протянул ему книгу с простыми рецептами традиционной кухни Сяо.

— Я не Ши Хао, я не буду спать под открытым небом, — пробубнил маленький мальчик и ушел раньше, чем Хай Минъюэ успел его поблагодарить.

Хай Минъюэ был усердным и талантливым мальчиком, у него получалось все, за что бы он ни брался, поэтому вскоре его простые блюда стали отменными. Ши Хао, осознав, что домашняя работа дается шиди гораздо лучше, чем ему, быстро перераспределил обязанности и больше ни за метлу, ни за кухонную утварь не брался.

Вечерами мальчики и дед собирались за круглым столом, чтобы поесть и послушать рассказы старика о бессмертных, богах и заклинателях. Истории деда были неиссякаемы, и когда Хай Минъюэ казалось, что уже невозможно придумать что-то новое, дед с ухмылкой доставал из рукава еще более захватывающий рассказ, чем все предыдущие. Глаза Ши Хао загорались, когда он слушал эти истории, он грезил о том, что однажды тоже станет великолепным богом, бороздящим небесные просторы на облаке и добьется гармонии в трех мирах. Даже Чэн-эр не хмурился в такие вечера, а тихо смеялся от кривляний деда.

— Деда, расскажи еще про девятихвостого короля лис! — иногда просил мальчик, и дед был вне себя от счастья оттого, что его самый странный ребенок наконец-то повел себя как нормальный.

Дед устраивал целые спектакли, мастерски менял голоса, распевал песни, мог забраться на стол в самый напряженный момент истории. В следующий миг он мог расхаживать по комнате, сцепив руки за спиной, как ученый муж, полностью вжившись в роль, а потом размахивать палкой, изображая ожесточенное сражение великого бога войны. В такие моменты Хай Минъюэ чувствовал себя самым счастливым ребенком на свете, объятый теплом домашнего очага.

Совсем ночью, когда дед и Чэн-эр укладывались спать, Ши Хао поднимался на крышу, чтобы поглядеть на звезды и луну, и Хай Минъюэ нередко присоединялся к нему. Сияние Млечного Пути отражалось в ярких глазах феникса Ши Хао, и в ночной тишине и спокойствии мальчишки грезили о будущем.

— Когда я стану великим богом, люди на земле перестанут страдать, — говорил Ши Хао. — Я издам приказ о том, чтобы боги защищали их от болезней и бедствий и стояли на страже порядка. И чтобы ни один ребенок, родившийся на земле, не оставался без родителей, и чтобы люди перестали убивать друг друга направо и налево. Я буду самым справедливым Небесным Императором!

Фантазии Ши Хао звучали по-детски наивно, но Хай Минъюэ заразился ими.

— Я тоже хочу быть великим богом и вершить справедливость вместе с тобой! Я сделаю так, чтобы люди, которые бьют и убивают невинных, горели заживо в огне справедливости десять тысяч лет!

— И чтобы не было глупых дворянских титулов, которые даются при рождении всяким бесполезным дуракам, а чтобы люди получали их как справедливую награду за свои усердия.

— И чтобы все люди были равны, будь они бедными или богатыми! Пусть богатые отдают свои богатства бедным, тогда не будет ни бедных, ни богатых.

Вместе они были готовы построить новый прекрасный мир. Нередко они засыпали под сенью звезд прямо на крыше.

В редкие выходные, которые Цянь Сян давал ученикам, чтобы самому помедитировать в тишине, Ши Хао и Хай Минъюэ выбирались на рынок и покупали курицу на праздничный ужин. Ши Хао всегда внимательно относился к выбору курицы и ловко хватал самую жирную из курятника хозяина фермы.

Счастливый, он возвращался к Хай Минъюэ и впихивал курицу ему в руки.

— Самая жирная. Подойдёт?

Хай Минъюэ осматривал курицу и радостно кивал. Курица гунбао была его любимым блюдом. Однако убивать бедную курицу было его нелюбимым занятием.

— Я помогу тебе ее распотрошить, — сказал Ши Хао, когда они возвращались с рынка и проходили мимо храма учителя. — Ты часто пересаливаешь курицу, это потому что ты плачешь над ней, когда потрошишь? Хочешь, я буду это делать?

Хай Минъюэ смутился и ничего не ответил. Он нередко плакал в обнимку с мертвой курицей в углу кухни, но потом успокаивался, потому что был голодным.

Они прошли мимо храма и увидели Цянь Сяна, писавшего письмо за столом во дворе. Мальчики отвесили приветственный поклон учителю, и тот с лёгкой улыбкой махнул им в ответ. Затем он свернул письмо и убрал в чехол, чтобы передать гонцу.

Когда Ши Хао помогал на кухне, курица гунбао никогда не была пересоленной.

Такая беззаботная жизнь продолжалась до тех пор, пока Хай Минъюэ не исполнилось шестнадцать лет. Крыша едва выдерживала вес двух уже недетских тел, но братья все равно спали на ней. Повзрослев, они говорили уже не только о мечтах, но и о четких планах, политике, обсуждали новости и иногда сочиняли стихи, вдохновленные луной и вином.

Они оба выросли очень красивыми юношами, стройными и высокими, как гибкие стволы молодого бамбука, и когда они появлялись на деревенском рынке с телегой персиков, от влюбленных взглядов юных дев им было не укрыться. Распродав товар, они возвращались домой с телегой, полной цветов, которыми их забрасывали прохожие. Однако Ши Хао уперто считал, что от женщин одни беды, поэтому жениться в его грандиозных планах не было. Каждый раз, когда перед прилавком появлялась завидная красотка с ярким бутоном пиона в руках, он кидал взгляд на Хай Минъюэ и говорил бедняжке:

— Я женюсь только на той деве, что будет красивее яркой луны*. Пока еще ни одной такой не видел.

//*Минъюэ — яркая луна. Он буквально сказал, что никто кроме его шиди не достоин его любви//

Ни богатство родни девушки, ни внешние данные, ни таланты не могли пошатнуть решение Ши Хао.

Хай Минъюэ был младше, поэтому получал чуть меньше внимания, но ему каждый день намекали всякие люди на то, что через пару лет он будет самым востребованным женихом деревни. В ответ на это Хай Минъюэ вежливо улыбался, скромно благодарил и предлагал купить корзину персиков.

Не только глядеть на них на рынке было чудесным зрелищем, но и их упражнения в боевых искусствах и фехтовании были для простых людей загляденьем. Каждый день юноши тренировались у реки Тяньжэнь, будь то раннее утро или поздний вечер. С годами их мастерство достигло очень высокого уровня, и их учебные схватки стали походить на танцы журавлей. Лезвия их мечей блестели в лучах солнца или при свете луны, сходясь в ожесточенной схватке, в которой ни один юноша не уступал другому. Нередко они взмывали в воздух и сражались, паря над водой, как волшебные птицы фэнхуан в Персиковом саду горы Куньлунь. Деревенские зеваки любили приходить посмотреть на «танец дракона и феникса» и делали ставки, кто же из двоих на этот раз упадет в реку. Ши Хао брал с них часть выигрыша, если побеждал.

***

В одну из летних ночей на крыше Ши Хао сочинил стих про луну:

«Над морем светит яркая луна,

Прохладный дует ветерок, восхваляя ночь,

и мы на краю света вместе в этот час».

Услышав красивые строчки, Хай Минъюэ полюбил это стихотворение и вдохновленно произнес:

— Какие трогательные строчки. Ты словно выразил мои трепетные чувства через них.

Ши Хао удивился и вдруг растерялся, что было для него несвойственно.

— Ч-чувства? — произнес он сбито. — Ты тоже...

— Мои трепетные чувства к этому краю, Стране Сяо! — невинно улыбнулся Хай Минъюэ. — Я давно не бывал на родных землях Байлянь, но, честно, вовсе не скучаю. Здесь, рядом с тобой, и луна ярче, и трава зеленее, и воздух слаще. Ты использовал в этих строчках мое имя, которое дал мне наш старик, и я влюбился-...

Ши Хао открыл рот.

— И я.

— В это стихотворение.

— А. Кхм... — лицо Ши Хао переменило несколько разных выражений, от стыда до облегчения. Он отвел взгляд и глотнул вина. — Что ж, я посвятил его тебе.

— А что с твоим лицом? Я сказал что-то не так? Я разочаровал тебя...? Хм... я недостаточно похвалил твое стихотворение? Оно восхитительно, клянусь, я готов вырезать его строчки на своей груди и гордо носить остаток своей жизни. Не обижайся на мое скверное красноречие.

Ши Хао засмеялся.

— Льстец, не говори такие глупости, мне от них неловко. Вот всегда тебе надо считать себя в чем-то виноватым, что за мания самоуничижения?

— Но я смутил твои чувства, разве я не прав?

Однако каждый раз, когда Хай Минъюэ пытался залезть в голову Ши Хао и разобраться в его внутренних конфликтах, тот словно устанавливал нерушимый щит и раскрывать свои чувства наотрез отказывался.

— Это все ерунда, — коротко улыбнулся Ши Хао и прислонил руку ко лбу. — Я пьян и веду себя глупо. Мне жаль, что ты это видишь.

Он откинулся спиной на жесткую поверхность крыши и закрыл глаза. Его длинные ресницы подрагивали, а щеки были тронуты пьяным румянцем, как будто сквозь покров ночи пробивались первые лучи рассвета. Его дыхание вскоре выровнялось, и Хай Минъюэ тихо лег рядом, чтобы еще немного посмотреть на звезды в тишине.

Той ночью ему приснился странный сон, в котором кто-то нежно целовал его и гладил по щеке. Он чувствовал дурманящий запах вина и обжигающий жар на своей коже, но почему-то его тело онемело, он не мог ни проснуться, ни оттолкнуть этого человека, только испуганно тонуть в его робких ласках.

Он проснулся на рассвете, словно от кошмара, глотая воздух и задыхаясь от стыда. Он все еще был на крыше, а рядом спал Ши Хао. Ночью Ши Хао скатился ниже по наклону крыши и теперь его голова придавливала широкий рукав белых одежд Хай Минъюэ, так что тот даже боялся дернуть рукой.

Странный сон разбил вдребезги его душевное спокойствие, юноша с трудом собрал свои мысли в кучу. Он почему-то решил, что ему приснилось такое из-за того, что недавно Ши Хао притащил ему книгу, которую откопал в библиотеке храма, и попросил почитать ему вслух. Хай Минъюэ всегда читал вслух, потому что Ши Хао не умел, и не заподозрил ничего странного. Однако эта книга с самого начала отличалась от буддийских трактатов, которые они обычно читали, чтобы повысить свой уровень совершенствования. Это был любовный роман со множеством сюжетных поворотов, любовных треугольников, предательств и интриг. Эта книга так заинтересовала Хай Минъюэ, что он бесстыдно читал ее всю ночь. Благодаря этой книге юноши узнали не только о разных изощренных способах отравления наложниц, но и о том, чем супруги занимаются по ночам, подробно и с картинками. Позже у них дома появилась целая коробка подобных книжек.

«Я должен перестать читать эти романы» — лихорадочно подумал Хай Минъюэ, залившись краской. — «О, я больше не смогу читать их вслух, каждый раз я буду вспоминать об этом сне...»

Он не сразу заметил пару внимательных красных глаз, сверлящих его с земли. Чэн-эр уже был одет и стоял недалеко от дома, скрестив руки. За эти годы он тоже стал красивым юношей с бледной кожей, но его суровый взгляд и демонический цвет глаз отпугивали от себя людей, поэтому Чэн-эр не пользовался популярностью, да и не гнался за ней. Если кто-то говорил ему что-то обидное, он запоминал это и жестоко мстил обидчику самыми изощренными способами, а самым большим его грехом была невозможная жадность. Однако она не проявлялась в его амбициях. Он не желал богатства и власти, но если сокровище попадало-таки ему в руки, он был готов зубами защищать то, что ему принадлежит.

Он был искусен в магии, которой научился сам по запрещенным книгам, и никто даже не мог предположить, какие опасные заклинания мог применить этот юноша. За ним закрепилась дурная слава, и уже никто не осмеливался задумать что-то против него. Только его братья и старик Сюй принимали его таким, какой он есть, и Чэн-эр был искренне предан своей семье, хотя и держался в стороне от резвых братьев.

— Тебе подать ножницы? — тихо и язвительно произнес Чэн-эр, глядя на попытки брата вытащить рукав из-под головы Ши Хао.

Хай Минъюэ чуть не упал с крыши от испуга и случайно дернул рукавом, чем разбудил Ши Хао.

— Что ты такое говоришь!

Ши Хао хрипло произнес:

— Зачем же так кричать, Минъюэ? — затем он растерянно почесал голову, точно пытался что-то вспомнить. — О, братья, я видел чудесный сон. Этот сон... мы должны воплотить его в жизнь.

Хай Минъюэ: «.....»

Он моментально залился краской и в ступоре уставился на свои колени.

— Что за сон? — спросил Чэн-эр хмуро.

— Вино, — ответил Ши Хао. — Мы пили божественное вино, которое лилось с самих небес. Душистое, сладкое, крепкое персиковое вино, благословленное небесами, я до сих пор чувствую его вкус на своих губах.

Словно гора свалилась с плеч Хай Минъюэ, дрожащей рукой он смахнул пот со лба.

Чэн-эр тяжело вздохнул.

— Ши Хао, тебе не стоит столько пить... закончишь, как дед.

Однако идея, которая сперва казалась похмельным бредом, превратилась в четкую цель, к которой Ши Хао решительно двинулся, когда окончательно протрезвел. Он заставил Чэн-эра достать ему записи лучших виноделов.

— Я знаю, что ты можешь достать любую запрещенную книгу на черном рынке, — хмыкнул он, и Чэн-эр не стал с ним спорить.

Следом он отправил Хай Минъюэ нанимать деревенских бездельников, чтобы они собирали персики за них, а сам остался разрабатывать рецепт божественного алкоголя из своего сна и распоряжаться бюджетом. Вскоре дом Пьяницы Сюя превратился в настоящую винодельню.

Юноши перепробовали все возможные комбинации ингредиентов, несколько раз чуть не отравили друг друга, не спали долгими ночами, взбирались на крутые горы, чтобы достать редкие ингредиенты. Финальный рецепт они придумали случайно на рассвете, когда усталый Чэн-эр предложил добавить духовной силы. Ши Хао бросил на него недоуменный взгляд, затем на Хай Минъюэ, затем на котел и сложил печать.

— Волей богов, которые подарили мне духовное ядро, я благословляю это вино! — торжественно произнес Ши Хао и влил свою силу в котел.

Хай Минъюэ бросил туда лепесток персика, который нерешительно теребил в руках. Он засветился золотом от духовной силы Ши Хао и растворился на дне котла. В тот же момент запах бродящей жидкости изменился, он стал слаще, точно ветер принес нежный запах персикового цвета. Ши Хао оглянулся на Хай Минъюэ, пораженный.

— Это оно, — произнес он, трепеща от счастья. — Вино, благословленное небесами. Дэтянь-духоу будет его именем.

Когда первая партия вина была готова, братья, как и следовало ожидать, напились, потому что оно оказалось таким вкусным и дурманящим, словно забродивший эликсир бессмертия, который пьют небожители. Воспоминания Хай Минъюэ об этой ночной пьянке канули в небытие и стерлись на веки вечные.

Наутро он проснулся, и все его тело ныло от боли, но душа была в абсолютной гармонии, точно он вознесся на небеса. Его духовные силы были на высоте, но физическое тело словно прошло тысячу сражений. Он обнаружил себя под персиковым деревом в саду и даже не сразу смог подняться.

Ему казалось, что ночью произошло что-то невероятно важное, но он никак не мог вспомнить и решил отыскать Ши Хао.