Часть 6. Персиковое вино (I)
Стояла снежная зима. В Стране Байлянь шел девятый год правления князя Сюаня, это был последний день второго месяца, и во Внутреннем дворце государя все было ярко украшено к празднику в честь дня рождения сына князя. Во дворе красные и желтые фонари с кисточками и колокольчиками висели над аркой, припорошенной снегом, и качались от морозного ветра, издавая веселый звон.
Четвертый принц Страны Байлянь долго смотрел в окно на то, как они красиво висели, а потом не выдержал, как любой ребенок, которому исполнялось четыре, оглянулся по сторонам, убедился, что няньки не следят, надел свою дорогую, расшитую камнями зимнюю накидку и улизнул на улицу. Снежок хрустел под его бодрыми шагами, снежинки сыпались с неба ему на голову, и четвертый принц очень веселился, даже в одиночку.
Наверно, в одиночку ему было даже веселее, чем если бы кто-то пришел мешать его игре. Четвертый принц не очень ладил с другими детьми, потому что был сыном наложницы низкого ранга, а все его братья — сыновьями княгини. Главная жена не любила других наложниц князя, потому и их детей презирала.
Вот и оставалось мальчику разве что играть одному. Его отец, князь Сюань, баловал его самыми разными и красивыми игрушками, но маленький принц больше любил копаться в снегу или смотреть на разноцветных карпов в пруду и слушать, как матушка-наложница рассказывает сказки.
Он остановился под аркой, задрав голову. Фонари были похожи на круглую луну, которая выходила по ночам, или на пряники, которые подавали осенью.
Вдруг обжигающе холодный ком снега прилетел ему точно в затылок, и четвертый принц вскрикнул, сразу почувствовав горькую обиду. Он обернулся, но никого не увидел.
— Кто кидается? — возмущенно пропищал он, раскрасневшись от мороза и обиды.
Но никто не ответил, было тихо. Широкий двор был белым от снега и очень-очень безмятежным. Мальчик громко шмыгнул носом и снова отвернулся к фонарикам, задумав подпрыгнуть до болтающейся красной кисточки. Не успел он и руку вытянуть, как снежок влетел ему в профиль, забился в ухо и снес с ног. Четвертый принц шлепнулся на землю. Тут из-за сугроба показались три румяных лица мальчиков постарше, а затем на дорогу, смеясь, выбежали старшие братья четвертого принца. Увидев маленького брата на грани слез, они вовсе не раскаялись.
— Эй, а ну добьем мелкого! — скомандовал старший принц и швырнул снежком в бедного младшего брата, успевшего хотя бы закрыть лицо руками. — Смотри, защиту ставить научился! Ха-ха-ха! Нападай, мелкий полудохлик! Сыну наложницы никогда не победить настоящих наследников престола!
Второй и третий принцы с глумливой улыбкой принялись больно закидывать маленького мальчика снежками. Он бы превратился в настоящий сугроб, если бы сзади не крикнула женщина:
— Что вы делаете?! Прекратите немедленно! Я все расскажу его величеству!
Старший принц обернулся и заорал: «Наложница Е! Бежим!»
Маленький четвертый принц сидел на дороге, дрожа и плача, замерзший до костей, не понимая, за что его так не любят братья. Вдруг теплые руки сошлись вокруг него, скидывая остатки снега и крепко обнимая. В его забитый соплями нос ударил запах мамы. Наложница Е сгребла своего сына в самые нежные объятия в мире.
— А-Ли, ну зачем же ты вышел из дворца? — нестрого спросила она, приглаживая растрепанные волосы мальчика. — Ты же заболеешь. Куда смотрели няни?
Четвертый принц громко шмыгнул, закидывая руки маме на шею. Его мама была очень красивая, носила теплое платье из самой дорогой фиолетовой парчи и меховую накидку на плечах, которую мальчик тут же схватил и погладил.
— Хотел потрогать кисточку, — пробубнил он.
— Какую кисточку, А-Ли?
Четвертый принц показал на арку, под которой они стояли, и женщина улыбнулась.
— Ах, эту кисточку, — сказала она, смеясь, а затем взгромоздила сына на руки и поднялась во весь рост, чтобы он смог дотянуться.
Мальчик сразу забыл про то, что только что плакал, обрадовался, протянул ручки и с наслаждением дернул за кисточку. Она оказалась очень мягкой и забавной. Колокольчики весело зазвенели на весь двор. Восторженный мальчик поигрался с кисточкой пару минут и вскоре потерял к ней интерес. Наложница Е улыбнулась.
— Наигрался? — снисходительно спросила она. Четвертый принц хмыкнул. — Ну тогда идем переодеваться.
В тот день четвертый принц отмечал свой день рождения с мамой. Слуги приготовили много вкусной еды, от которой ломился стол, в его комнате все было увешано разноцветными шелками и вкусно пахло. Приходили музыканты и актеры, которые поставили целый спектакль для него и мамы прямо в его комнате, и четвертый принц был очень счастлив, хотя кое-чего все же не хватало. Вечером мама укладывала его спать сама, и он спросил:
— Матушка-наложница, а почему государь-отец не пришел?
Наложница Е вздохнула, расправляя шелковое одеяло.
— Государь, наверно, очень занят, — сказала она. — Он правит страной, это очень тяжелая работа. Но тебе же понравился его подарок?
Четвертый принц тоже вздохнул.
— Угу. Хорошая сказка.
— Государь позвал лучших актеров и музыкантов в стране, чтобы они показали тебе представление, — матушка ласково улыбнулась. — Это уже огромная честь для нас.
Четвертый принц полежал немного, думая про представление, а потом вдруг вспомнил про злых старших братьев, закидавших его снежками утром.
— Матушка-наложница, а почему мои братья меня всегда обижают?
Улыбка матушки натянулась, в ее взгляде пропала ласка, а появилась грусть.
— Потому что они законные сыновья государя, а ты сын наложницы. Их мама — самая влиятельная женщина в стране, конечно, им все дозволено. А я всего лишь наложница. Государь очень любит свою главную жену и любит ее детей.
— А меня не любит? — спросил мальчик, чувствуя колючую обиду. — За что?
— Любит, конечно же любит, — вздохнула мама и погладила сына по голове. Тепло ее ладоней и одеяло, сшитое ее руками, было тем, что спасало мальчика от холода всю его жизнь. — Твои братья тебе завидуют, потому что ты у меня самый умный, самый красивый, самый лучший мальчик. Именно ты достоин унаследовать престол.
Четвертый принц улыбнулся.
— А их мама завидует тебе, потому что ты тоже самая красивая, самая умная и самая лучшая.
Наложница Е засмеялась, затем наклонилась, поцеловала сына в лоб и погасила свечи, чтобы уйти спать.
Это было последнее воспоминание четвертого принца о маме. На следующий день она исчезла из дворца. Мальчик проснулся как обычно, слуги его умыли и одели, но мамы нигде не было. Он бегал по дворцу и искал ее, кричал на глупых слуг, которые, побледнев, лопотали что-то непонятное, обошел весь двор, но ее так и не нашел. Снег сыпался ему на голову, он весь промок до нитки, и горькие слезы раздирали ему горло.
Затем, отчаявшись, мальчик вернулся в комнату и там встретил женщину в очень богатом платье, расшитом золотом, с высокой прической, в которой блестела корона феникса. Ее облик был безупречен, но в глазах не было ни капли нежности. Она сидела, поджав красные губы, и холодно посмотрела на вошедшего мальчика. Вокруг нее стояли незнакомые евнухи и служанки с белыми неприветливыми лицами. Это была главная жена князя Сюаня, госпожа Янь. Она сделала жест рукой, и служанка, выйдя из ряда, прошла к четвертому принцу, схватила его за руку так, что чуть не вывихнула плечо, и подвела к госпоже.
— Где моя мама? — смело спросил четвертый принц, глядя на женщину сквозь слезы на глазах.
Госпожа Янь натянула улыбку, которая ей, наверно, казалась ласковой, но мальчику показалась жуткой. Она протянула руку и пригладила волосы у него на затылке.
— Твоя мама поскользнулась на крыльце и умерла вчера ночью. Теперь я твоя мама, А-Ли.
Мальчику показалось, будто прогремел гром, хотя стояла лютая зима. Он смотрел на женщину, широко раскрыв глаза, и почему-то полностью ей поверил. Стал бы кто-нибудь шутить так жестоко?
После похорон матушки четвертый принц попал под опеку госпожи Янь, которая решила проявить себя как строгая воспитательница достойного наследника престола. За малейшую оплошность она лично била его своей собственной плеткой, с душой и страстью отвешивала ему пощечины, когда была не в настроении, а иногда и вовсе приходила к нему выместить свою злость, оскорбить, плюнуть в лицо, растоптать его детское сознание, и, успокоившись, шла пить чай. А ее дети, с которыми четвертый принц стал видеться каждый день, ломали все, что не успевала сломать их мать.
Сидя в углу комнаты и тихо плача, мальчик просил небеса, чтобы отец пришел ему помочь.
Покровителем Страны Байлянь был безымянный будда, которого изображали в форме статуи странника. Этому божеству давали множество имён, потому что никто не знал настоящего, но чаще всего можно было услышать прозвище Бай Лянь, позаимствованное из названия страны. Говорили, будто этот бог помог людям посадить белые лотосы на прудах и научил готовить лунные пряники.
Во дворце князя был построен храм для Бай Ляня, и там часто проводили молитвенные церемонии, а госпожа Янь непреклонно ставила А-Ли коленями на гравий во дворе этого храма.
А-Ли никогда не проказничал и старался выполнять задания учителей, но те требовали от него невероятных достижений, на которые не способен ребенок его возраста. За невыполненные задания госпожа Янь и ее бездушные учителя больно били его линейками, пока нежная кожа на его ладонях не лопалась в кровь. В то время, когда старших принцев хвалили за малейшее достижение и баловали подарками, А-Ли молча терпел наказания за то, что не мог справиться с заданием уровня ученого мужа.
Старшие принцы, когда сбегали от учителей, глумились над ним: «Такой разгильдяй никогда не станет наследным принцем! Посмотри на себя, ты постоянно наказан! Может, уже научишься себя вести и возьмёшься за книги? Это все потому, что твоя мать из публичного дома! Дурная кровь!»
Дети повторяли за матерью и ее слугами, а мать всеми силами старалась убедить князя, придворных, министров и даже всю страну в том, что единственные достойные наследники престола — ее родные сыновья.
А-Ли мог вытерпеть любые унижения в свою сторону, но когда кто-то плохо говорил о его матери, у него срывало тормоза. Он бросался в драку, позабыв, что соперники в разы превосходят его по росту и весу.
— Моя матушка была из приличной семьи! Она воспитывалась на горе Байшань и была заклинательницей!
Несправедливые оскорбления причиняли ему нестерпимую боль, облегчить которую могла только ярость, но маленький мальчик никогда не мог победить старших братьев. Если бы не дежурящие во дворе евнухи, А-Ли бы втоптали в землю.
В храме статуя безымянного странника равнодушно смотрела на него, когда он приходил просить помощи у богов. Мальчик вырос, слушая истории матери о милосердном будде, который безвозмездно помогал древним жителям Байлянь, когда жил среди них.
— Мне не нужны ни богатства, ни слава, и наследным принцем я тоже не хочу быть, я хочу обменять все это на семью, в которой все друг друга любят, — говорил мальчик в своих многочисленных молитвах. — Даже если мне будет нечего есть и я буду ходить босым, грязным и больным... я все отдам.
Но прошел целый год, а Бай Лянь так и не исполнял его просьбы.
— Ты вообще существуешь? — в отчаянии и со слезами на глазах спросил А-Ли однажды, глядя в нефритовые глаза будды. — Или ты умеешь только печь пряники и сажать лотосы? Или ты уже давно переродился в гусеницу или какую-нибудь тварь? Тогда зачем поклоняться богам, если они все равно умирают и даже не помогают, сидя на своих облаках? Ты помогал людям, когда спустился к нам, но там, на Небесах, чем ты вообще занимаешься?
А-Ли испытывал необъяснимое разочарование к Бай Ляню и даже позволял себе его отчитывать.
— Какая разница, что я скажу, тебе же все равно на меня... всем все равно на меня. Я правда такой никчёмный, как все говорят? И ты не помогаешь, потому что я был недостаточно праведен и не заслужил помощи? За то, что я такой глупый, ты отвернулся от меня? За то, что она матушка была наложницей? За что?
Бай Лянь ни разу не ответил, точно и правда был уже давно мертв. А-Ли уходил из его храма каждый раз все более угнетённым.
В чужом дворце мальчик был очень одинок. Его старшие братья искренне ненавидели его, а он так и не понимал, что он сделал не так и почему все настолько строги к нему. Когда старшие братья играли с другими детьми, он незаметно прятался на заднем дворе у стены, за которой жили слуги. У кого-то из слуг там жила небольшая белая собачка по кличке Баоцзы, и четвертый принц подружился с ней. Баоцзы стал его единственным товарищем.
Четвертый принц часто прятался в библиотеке, потому что это место его братья по возможности обходили стороной. Ночью в библиотеке не было даже слуг и стражи, поэтому огромные полки с рукописями были в полном распоряжении мальчика. С одной свечой он прятался между стеллажами и читал сказки о богах, доблестных заклинателях и светлых духах. Захватывающие истории наполняли его верой в справедливость и в то, что его обидчики рано или поздно получат возмездие. Он решил, что на Бай Ляня нечего надеяться, и стал просить о помощи всех богов, чьи портреты появлялись в книге. Иногда он придумывал, что они ему отвечают и всячески утешают. Больше всех ему нравилась бодхисаттва Гуаньинь, потому что её портрет был похож на портрет его матушки, а ее голос в его воображении звучал ласково.
Свой шестой день рождения четвертый принц справлял в компании Баоцзы около его будки и радостно кидал ему палку. По несчастливой случайности день рождения четвертого принца совпадал с днем рождения старшего принца, которому исполнялось десять лет. Четвертый принц улизнул из дворца пораньше, чтобы не попадаться на глаза ни ему, ни его матушке, но заклятый обидчик каким-то образом нашел его сам и подтянул к будке целую ораву верных последователей.
Веселое настроение четвертого принца тут же испарилось, он испуганно попятился к будке. Верный песик, почуяв угрозу, встал на его защиту, громко и угрожающе тявкая. Он едва доходил старшему принцу до колен, но, казалось, считал себя большой и злой собакой, способной проглотить негодника целиком.
Старший принц долго глумился над младшим братом и его защитником, а затем снял с пояса красивый кинжал, украшенный драгоценными камнями, и принялся им хвалиться:
— Государь-отец подарил мне его на день рождения! Смотри, как он блестит на солнце! Настоящий, не игрушечный! Государь-отец сказал, что я уже взрослый и могу носить настоящий клинок, а когда стану старше и выше, он подарит мне меч!
Четвертый принц был слишком напуган сверкающим лезвием, чтобы что-то сказать. Он нагнулся, чтобы запихнуть собаку в будку и спрятать за собой, но Баоцзы вдруг сорвался с места и ухватил старшего принца за край дорогой накидки.
— Ах, ты, грязная шавка! — завопил мальчик и махнул кинжалом. Кровь оросила свежий снег.
— Нет! — в ужасе крикнул четвертый принц. — Не трогай его!
Орава дворцовых детей схватила собаку, которую старший полоснул по морде. Старший принц, отряхнув испорченное платье, рассвирепел.
— Ты заплатишь за это, глупая собака!
И с яростью вонзил кинжал в живот Баоцзы.
Кровь собаки разлилась по двору, окрасив белый снег и шерстку в жуткий красный цвет. Дети вскоре насмеялись и покинули двор, оставив четвертого принца стоять в оцепенении. Он не мог пошевелиться долгое время, а затем, когда его колени подогнулись и больше не смогли его держать, подполз к мертвой собаке и крепко обнял ее, сотрясаясь от горьких рыданий.
— Что я сделал, за что вы так меня ненавидите? Что сделал Баоцзы, за что вы его убили?
Когда наступила ночь, он пришел в библиотеку, потому что не мог заснуть. Когда он закрывал глаза, перед ним появлялась мертвая белая собака, полностью залитая кровью, и глумливая улыбка старшего принца. Мальчик поставил свечу на пол, машинально стащил с полки книгу, в которой описывались самые сильные божества, уселся на пол и открыл книгу посередине. Со страницы на него уставился страшный седой человек с бычьей головой, держащий книгу костлявыми пальцами с когтями. Мальчик тупо уставился на рисунок, его глаза слезились и щипали, отчего он не мог читать слова, но помнил, что говорилось на этой странице.
— Владыка Преисподней Ян-сыцзюнь, — произнес он тихо, словно читая текст по памяти для себя. — Беспристрастный начальник десяти судей, решающий судьбу всех душ, попавших в загробный мир.
Страшный человек все ещё смотрел на него пристально. Четвертый принц вздохнул.
— Души праведных людей он отправляет на круг перерождения, души грешников исполняют наказания и подвергаются пыткам, которые могут длиться сотни тысяч лет, а души самоубийц превращаются в его рабов до тех пор, пока не обратятся в песок... Как жаль, что, чтобы он наказал грешника, надо ждать, когда тот умрет. А если он не умрет никогда? И каким-то образом обретёт бессмертие?
Он подумал о том, что будет, если его царственная мачеха вдруг вознесется в бодхисаттвы. Он представил, как она ходит по золотым дворцам с надменным видом и оскорбляет и бьет плеткой всех неугодных бессмертных. Тогда Небесам точно придет конец, и они рухнут.
— Неужели боги не могут помочь мне ничем сейчас, пока я жив? Что я сделал в прошлой жизни, чтобы заслужить такое наказание? — всхлипнул четвертый принц. — Уважаемый Владыка, если этот никчёмный утопится в пруду, вы возьмете его на службу рабом? Не может быть, чтобы в загробном мире было хуже, чем здесь.
Слезы заполнили его глаза, и рисунок бога размылся.
Вдруг раздался чей-то спокойный голос совсем близко, точно у мальчика над головой:
— Ты не должен так говорить, А-Ли. Боги уже во всю стараются тебе помогать, но им нужно время. Ты знаешь, что на Небесах один день равен году на Земле? Пока до них дойдет твоя молитва и пока они приступят к ее исполнению, может пройти много времени. Будь терпелив, и твое страдание в конце концов закончится.
Мальчик с замиранием сердца огляделся, но никого рядом не встретил. Голос взялся из ниоткуда и звучал в его голове точно размеренный шум бегущей реки. Этот голос был необыкновенным, мальчик почувствовал, будто он погладил его по голове и мгновенно высушил его слезы. Он вцепился в книгу и вперился в рисунок. Страшный седой человек с бычьей головой, который до этого корчил гримасу, вдруг стал чуть-чуть улыбаться, а его глаза засветились.
— Владыка Преисподней? — прошептал мальчик ошеломленно. С ним снова разговаривал рисунок!
Затем рисунок шелохнулся. Костлявая рука Ян-сыцзюня раскрыла книгу, которую тот держал. Уголок его губ слегка дрогнул.
— А-Ли, не спеши встретиться со мной. В моей Книги Судеб сказано, что ты невероятно талантлив и праведен, скромен и предан. Ты правда хочешь стать моим рабом и больше никогда не переродиться?
— Я не хочу больше жить с царственной мачехой, Владыка, — тихо произнес четвертый принц, сразу устыдившись своих необдуманных слов. — Заберите меня отсюда, и я буду самым праведным человеком на свете.
— Я не могу вмешиваться в судьбы людей, А-Ли, — вздохнул рисунок Ян-сыцзюня. — Но другие боги непременно придут тебе на помощь.
— А зачем вы тогда явились? — спросил четвертый принц.
— Я действую так, как написано в Книге Судеб, — улыбнулся Ян-сыцзюнь.
— Но разве это не одно и то же?
— Никто не знает, что написано в Книге Судеб, кроме меня. Зная, что там написано, я не могу поступить по-другому. Но любой другой поступает так, как ему хочется, не осознавая, что его поступок был предопределен, а повернуть вспять нельзя.
Четвертый принц не очень понимал, куда клонит Владыка Преисподней, но убедился, что его тяжёлая жизнь была прописана судьбой, и что возможно ему вообще никто не поможет в ближайшие лет десять. Ведь на Небесах пройдет только десять дней. Вдруг боги очень заняты или у них выходные?
А-Ли тяжело вздохнул и уткнулся носом в колени. Вскоре свеча погасла, и Владыка Преисподней больше не разговаривал с мальчиком. Рисунок вернулся в прежнее положение и застыл на странице.
Мальчик очень ждал, что однажды государь вспомнит о своем бедном сыне и придет его спасти, как это делала матушка. Но государь, похоже, был слишком погружен в дела государства, чтобы думать об одном из своих десяти сыновей.
Четвертый принц думал, что однажды мачеха ударит его так, что он просто умрет на месте, и даже ждал этого момента, пока однажды ночью его не разбудила бывшая служанка его покойной матушки. На тот момент ему было уже семь лет.
— Поднимайтесь, ваше высочество, — со слезами на глазах прошептала служанка и потащила мальчика прочь из теплой постели.
— Что такое?
— Идемте.
— Куда?
— Пожалуйста, идемте со мной.
Даже не одевшись, принц вышел за служанкой в темноту июльской ночи. Они вместе прошли безлюдными закоулками дворца, о которых принц даже не подозревал, миновали Холодный дворец на отшибе, страшный и одинокий, где были слышны стоны сумасшедшей наложницы, и наконец добрались до склада, где хранилось много бочек. Служанка выкатила одну здоровую бочку, затем взяла мальчика за плечи и сказала, с трудом сдерживая слезы:
— Ваше высочество, вам нужно бежать, иначе вас все равно убьют. Госпожа Янь ни за что не отдаст вам престол, она просто убьет вас, когда вы будете ей мешать. Бегите. Я посажу вас в бочку, наутро эти бочки погрузят в телегу и повезут на гору Байшань. Там мой брат примет груз и выпустит вас. Он отведет вас к вашей тете на гору Байшань, где о вас позаботятся. Возьмите новое имя, никому не говорите, что вы сын государя. Вы понимаете меня?
Четвертый принц смотрел на нее, не мигая, усталыми красными глазами, и в итоге кивнул. Он протянул руку и стер слезу с ее щеки.
— Спасибо, что заботилась о моей матушке, — сказал он тихо и в последний раз взглянул на дворец, видневшийся где-то далеко за садами и павильонами.
Когда-то это было его домом, где он был счастлив, где жила его семья, где было тепло и уютно. Сейчас дворец стал его ледяной тюрьмой, где его ничто не держит. За три года отец ни разу не встал на его защиту, а когда мальчик не выдержал жестоких наказаний, вырвался из рук евнухов и прибежал жаловаться к отцу в кабинет, когда тот был занят, отец просто послал евнуха разобраться, даже не подняв головы от бумаг; и четвертый принц возненавидел его.
Он больше не вернется сюда. Бай Лянь и другие божества, которым он неустанно молился, наконец, исполнили его просьбу!
Служанка тихонько всхлипнула.
С ее помощью четвертый принц залез в бочку, затем служанка надела на нее крышку и заколотила гвоздями. Наутро бочка уже тряслась по дороге в телеге, запряженной конем.
Четвертый принц сидел в темноте и тесноте бочки, с трудом дыша и боясь пошевелиться, не зная, куда его везут, где эта гора Байшань и что за люди там живут. Но вряд ли найдется человек хуже, чем его мачеха, братья и государь-отец, на которого он затаил злобу.
Вдруг телега затряслась, раздался страшный грохот, и четвертый принц будто перевернулся в воздухе несколько раз, бочка подпрыгнула, он больно ударился об ее стенку, покатился, вертясь в бочке как юла, и вдруг приземлился будто на подушку. Раздался всплеск воды, бочка мерно закачалась во все стороны, словно поплыла. Четвертый принц все еще боялся сделать вдох.
Неизвестно, сколько он провел в бочке, дрейфуя по воде. Он успел поплакать, и поспать, и еще раз поплакать, и придумать ужасные события, которые непременно ждут его впереди. Когда он начал засыпать во второй раз, что-то громко ударило бочку и раздался старческий голос:
— Так-так-так, что это я тут выловил? Никак вино заморское?
Четвертый принц перевернулся, ойкнул, ударился макушкой о крышку.
— Ой, — повторил дед. — Вино никак говорящее? Или я уж больно пьян.
— Дедушка, достаньте меня, пожалуйста, — пропищал четвертый принц и заколотил по стенке кулаками.
— Ох, что за дела! Дети в бочке путешествуют! Ну, держись!
Раздался грохот, и бочка в один миг развалилась на мелкие обломки. В лицо мальчика ударил прохладный воздух, полный кислорода. Он вдохнул его так глубоко, что даже подавился и закашлял. Стояла ночь, тонкий месяц блестел на черных водах реки. Мальчик оказался в лодке, а рядом сидел худощавый дед, босой, в изношенных одеждах, с длинной козлиной бородой, заплетенной в косичку. От него пахло вином, у кормы стояло несколько кувшинов. Но глаза деда были ясными, добрыми. Он застыл в изумлении, глядя на мальчика, и выдал:
— Малыш, ты как это в бочку-то забрался? Долго так плаваешь по реке? Бедный, как ты не задохнулся, а? Жив, здоров? Ну-ка, скажи что-нибудь!
Четвертый принц не знал, что сказать. Огромная река, широкий простор холмов и полей, погруженных во мрак, раскрывался перед ним.
— Свобода, — выдохнул он.
Боги смиловались над ним! Внезапно он почувствовал себя таким счастливым, что чуть не лопнул.
— Мда, ты очень странный, уже вижу, — хмыкнул дед. — Что же я собираю одних странных детей? Один чуднее другого.
— Это гора Байшань? — спросил мальчик.
— Нет, это река Тяньжэнь, — улыбнулся дед и плюхнулся на доску. — Ты это до горы Байшань хотел доплыть? Дурачок, это же гора! Как ты по реке собрался на гору взобраться?
— Я не знаю, как так вышло. Дедушка, а что это за место?
— Река Тяньжэнь, говорю. Любимый мой край, родная моя Сяо.
Принц застыл.
— Это Страна Сяо?
Четвертый принц был родом из Байлянь, что на Северном континенте. Страна Сяо находилась на Восточном. Мальчик доплыл в бочке до другого континента. Ужас сперва охватил его, он почувствовал себя таким маленьким в огромном мире, что захотел расплакаться. Немного погодя он так и сделал.
Увидев, как ребенок рыдает, пьяный дед переполошился.
— Малыш, ты чего ревешь-то? А ну, не реви! Где твои родители? Как звать тебя? Да отведу я тебя на твою гору Байшань, делов-то!
Успокоившись, четвертый принц вдруг подумал, что так даже лучше. Чем дальше от дворца, тем лучше.
— Нет, я не хочу на гору Байшань.
Дед всплеснул руками.
— А чего ревел? Дурачок какой-то. Как зовут тебя?
Четвертый принц замолчал. Он никогда больше не скажет никому своего имени. Должно быть, бочка упала с телеги в речку. Пусть все думают, что четвертый принц Страны Байлянь, Хэ Ли, мертв.
— У меня нет имени, — сказал он тихо и посмотрел на деда.
— Как это нет имени? А как зовут твоего отца или мать?
— Я сирота.
— Ах! Бедняжка. Родители даже не дали тебе имени?
— Угу.
— Ну что же, должен же я как-то тебя звать, правда? Давай придумаем тебе имя, — дед лукаво улыбнулся, затем подумал немного, посмотрел по сторонам, на безмятежные волны, на черное небо, усеянное звездами, и ясный месяц. — Что ж, давай дадим тебе фамилию Хай, а имя Минъюэ. По-моему, красивое имя. Красивое имя для красивого мальчишки. Вырастешь, отбоя от невест не будет! Ха-ха-ха-ха!
Дед хрипло рассмеялся, отчего лодка затряслась, а мальчик сглотнул. Теперь у него новое имя. Радость заполнила его сердце до дрожи. Он мигом вскочил и поклонился.
— Спасибо, отец, что дали мне имя!
Дед перестал смеяться и смутился.
— Какой я тебе отец, дурачок? Посмотри, какой я старый.
— Вы мне роднее всех на свете.
— Ай-я, не говори таких глупостей!
— Пожалуйста, возьмите меня к себе.
Дед замолчал и прищурился, затем костлявой рукой прощупал тело мальчика и хмыкнул.
— Сирота сиротой, а питался хорошо. Вроде с виду здоровый, если не считать этой шишки у тебя на голове. Хм... Ладно, будешь мне помогать по хозяйству. Дела тебя вести научу. Ты вроде неглупый и говоришь складно. Кажется, ты самый нормальный из всех моих детей.
Хай Минъюэ благодарно отвесил поклон. Его воспоминания о дворце стерлись, словно это было в прошлой жизни. Он еще посидел с дедом в лодке, вдыхая крепкий запах алкоголя, разящий от деда, и чистый запах свободы.
К утру дед, шатаясь, привел его к себе домой.
