Ступени над Бездной

Напряжение и обидные выпады со стороны других жрецов заставляли Чэнь Тая чувствовать себя неловко и ощущать себя изгоем. Он часто не мог заснуть, накручивая себя по множеству причин и даже начинал сомневаться в том, что действительно праведен, поэтому бессонные ночи посвящал изучению буддийского пути в надежде избавиться от душевных мучений. Однажды он все же сумел заснуть ненадолго, но внезапно среди ночи его кто-то разбудил.

— Хэ-сюн! — шепотом говорил какой-то мужчина у него над головой. — Хэ-сюн, это я, Вэй Хуаи, проснись!

Чэнь Тай разлепил веки и испугался — над ним возвышался юноша с лисьими ушами на макушке, опираясь всеми конечностями на кровать. Прядь его длинных волос свисала над лицом Чэнь Тая и щекотала ему нос.

— АААА!

Он заорал и столкнул незнакомца на пол. Вэй Хуаи рассеянно уселся на полу, потирая спину. Чэнь Тай ошеломленно пялился на то, как девять огромных хвостов плавно качаются за спиной юноши.

— Хэ-сюн, ты что, не узнал меня? — жаловался Вэй Хуаи. — Попав сюда, я двадцать лет провел в теле лисы, пытаясь восстановить духовные силы, чтобы вновь стать человеком. Только этой ночью смог превратиться. Ох, мои хвосты! Я... не знаю, как их спрятать, я еще очень слаб. Возможно, я превращусь обратно в лису, когда истрачу все силы. Какая неприятность...

Он досадливо почесал голову, и его уши забавно дернулись.

— Дух лисы... — произнес Чэнь Тай ошеломленно. — Девятихвостый лис-оборотень...

Вэй Хуаи совсем раскис и стал бормотать себе под нос:

— Ты не помнишь меня... ах, наверно, ты попал в тело этого жреца, когда он был ребенком, а так как он слаб духовно, ты не можешь восстановить свою настоящую личность. Король Ши-то все помнит, а ты... Ах, все же больше всех досталось мне! Я оказался в своей первоначальной форме, так как потерял все силы, ой, как тяжело мне жилось, меня кто только не драл, от кого только я не убегал, бедный я...

— О чем ты говоришь, дух лисы? — спросил Чэнь Тай, не в силах разобрать его бормотания.

— Да ни о чем, братец, ни о чем важном, — поспешил ответить Вэй Хуаи. — Фамилия моя — Вэй, зовут Хуаи, я дух лисы, о котором твоя младшая сестра заботилась. Послушай меня, есть кое-что важное, что я должен рассказать тебе.

Чэнь Тай сел на кровати, и лис плюхнулся рядом.

— Две важные вещи, — уточнил Вэй Хуаи. — Во-первых, твоя сестра серьезно помешалась на короле-... то есть, на твоем друге Цин Фэне. Мне страшно жить с ней в одной комнате... Она постоянно говорит о нем со мной, поет мне песни и танцует, будто этот скромный ободранный лис — Цин Фэн! Она даже... — он наклонился вперед и прошептал: — целует меня в морду, воображая, что я — это он! О, несчастье! Будь я человеком, я был бы рад компании столь прекрасной девы, но я же до сих пор был блохастым животным! Но не обо мне речь, а о ней! Как ее домашний питомец, я был вынужден сопровождать ее везде и, к моему ужасу, она постоянно следила за вами двумя, буквально ходила по пятам и подглядывала-подслушивала.

Чэнь Тай сидел, не шевелясь, в неверии. Его сестра... он бы никогда не подумал, что его невинная сестра способна на такое отчаянное поведение.

Лис покачал головой и продолжил, вздыхая:

— Ах, она так одинока. Другие послушницы не дружат с ней, и потому она всегда одна. Вот только я у нее стал отдушиной. С тех пор, как все узнали про то, что ее брат привел демона на гору, а она завела с ним дружбу, другие ученицы стали избегать ее, как чумную.

Сердце Чэнь Тая похолодело.

— Она никогда не говорила мне... В последнее время мы редко видимся, точно она... тоже избегает меня.

Вэй Хуаи сочувственно опустил уши:

— Это все ревность... Она так одержима чувствами к Цин Фэну, что даже родной брат превратился для нее в угрозу. Ведь вы проводите столько времени вместе, и его искренняя улыбка сияет только для тебя. В твоей компании этот молодой человек раскрывается и рассказывает тебе всю свою подноготную, в то время как с другими, особенно с твоей сестрой, он словно говорит из-за закрытых каменных ворот.

— Это не так, — удивлённо возразил Чэнь Тай. — Цин Фэн дружелюбен и вежлив, он улыбается всем, кто так же относится к нему. Меня он посвящает в свои переживания, потому что я его духовный наставник.

Вэй Хуаи непонимающе наклонил голову в бок, точно Чэнь Тай не видел очевидного.

— А вторая вещь? Что ещё ты хотел рассказать? — произнес Чэнь Тай, потрясенный до глубины души, чтобы сменить тему разговора.

— Ах, я чуть не забыл, ведь я перво-наперво хотел рассказать тебе вторую вещь, но отвлекся, — быстро сказал Вэй Хуаи. — Слушай! В твоем ордене происходят кошмарные вещи! Как-то раз я ночью улизнул из комнаты твоей сестры и решил прогуляться. Меня подобрал какой-то старейшина с бородой. У него еще на пальце здоровый агатовый перстень был.

— Это был глава ордена, магистр Син, — ответил Чэнь Тай. Этот человек сохранился в его памяти как милосердный и праведный мудрец, подающий хороший пример всем мужчинам.

— Я знал, что он не последний человек, но не мог предположить, что сам глава ордена... — задумчиво произнес Вэй Хуаи. Его уши тревожно передернулись, а хвосты спутались. — В общем, он подобрал меня и какое-то время гладил в своем кабинете. Затем в кабинет пришел какой-то человек и передал ему стопку писем. Вроде ничего странного, правда? Но я мельком увидел печать Вороньего гнезда на верхнем письме. Ты знаешь, кто это? Это преступная группировка, похищающая людей, финансирующая банды разбойников и бордели, особенно те, где служат юноши. Откуда я это знаю, спросишь ты? Дело в том, что я служил их лидеру домашним питомцем несколько лет назад. Это было ужасно! Меня чуть не пустили на меховую накидку... Меня прошиб холодный пот, когда я вновь увидел этот герб на печати. Хорошо, что твой старейшина не заподозрил, что я непростая лиса, и мне удалось прочитать его письмо. Там говорилось о том, что лидер банды очень доволен сотрудничеством с орденом Тяньюань и поэтому прислал в подарок старейшине самые красивые цветы, какие ему удалось собрать. Так же он жаловался на то, что новый префект нашего округа слишком строг и собирается жестко ловить всех правонарушителей и закрывать «особые цветочные дома». Он просил старейшину решить этот вопрос своим влиянием. Старейшина дочитал письмо, а затем спросил у вошедшего: «Где цветы?», а тот ответил: «Ожидают в зале для проповеди». Тогда старейшина кивнул и быстро написал такой ответ: «Понял, разберусь. Спасибо за цветы, еще не любовался, но доверяю вашему вкусу».

Чэнь Тай сидел белый, как снег. Все внутри у него переворачивалось.

— Глава ордена... не мог покрывать преступников... тем более за какие-то цветы... — произнес он, с трудом выговаривая слова.

Лис положил руку на его плечо и сказал:

— Мой друг, это были не цветы... Слушай дальше. Старейшина отправил письмо и взял меня с собой в этот зал для проповеди. Там оказалась потайная дверь, и он вошел в нее как к себе домой. А внутри! Целый цветник! То есть, множество красивых дев и юношей, ряженых в белые одежды, напудренных и накрашенных. Они были совсем юные и явно ещё не вступили в лета. В комнате так же уже сидели несколько старейшин и стояло много кувшинов с вином. Я сперва подумал, что они и правда будут читать проповедь или что-то в этом роде, но, к моему ужасу, старейшины стали распивать вино, а юноши и девы сидели у них на коленях и давали себя трогать и целовать. Все быстро напились, и на моих глазах развернулась настоящая оргия! Я хотел провалиться под землю, какой же стыд я испытал! Я не мог там долго находиться и хотел сбежать, но двери были наглухо заперты. Я не мог забиться мордой в угол и зажать себе уши, ведь тогда бы они поняли, что я разумен и праведен... Мне пришлось притвориться спящим, но я слышал каждое пошлое слово и каждый развратный стон...

Чэнь Тай сидел несколько минут в молчании, бледный как снег, закрыв лицо руками.

— Я не верю в это... Ты все это придумал. Мне все это снится.

— Хочешь верь, хочешь — нет, но я говорю чистую правду, — сострадательно сказал Вэй Хуаи, пытаясь его поддержать. — Это и многие другие письма еще хранятся у старейшины в кабинете в ящике с двойным дном. Нужно быть настоящим дураком, чтобы хранить такие вещи, но я клянусь, он положил их туда. И комнату эту попробуй найти, и сам все поймешь.

— Зачем... ты мне это рассказал? — убито произнес Чэнь Тай.

Вэй Хуаи потерялся, точно не знал, как выразиться.

— Ну... я-... — но когда он почти произнес слово, раздался хлопок, и на месте юноши оказалась дрыхнущая на постели лиса. Вэй Хуаи истратил все накопленные за двадцать лет силы и снова обрел первоначальную форму.

Чэнь Тай просидел на кровати, не шевелясь, до рассвета. Утром он исполнял свои обязанности, как ходячий мертвец, и в какой-то момент решил, что Вэй Хуаи и вовсе ему привиделся из-за недостатка сна.

Так наступил первый день осени.

Какое-то время Чэнь Тай пытался забыть странный сон, упрямо веруя в чистоту сердца своих учителей, и вернулся к прежней жизни.

Однажды Цин Фэн пришел к нему в библиотеку заниматься изучением древних писаний и принес письмо.

— Я нашел его у себя в комнате, — сказал он приветливо. — Не мог бы ты прочитать его мне?

— Мне неловко читать чужие письма, — ответил Чэнь Тай, вертя его в руках.

— У меня нет секретов от тебя. Мне интересно знать, что там написано, и только тебе я могу позволить прочесть его.

Чэнь Тай снисходительно вздохнул, радуясь близости с другом, и развернул письмо.

«Словно весенний ветер, который ласкает лепестки цветов персика, ты вошел в мое сердце тихо и нежно. Ты мое тайное желание, моя мечта, которой наконец суждено сбыться. Моя душа поет в твоем присутствии, и я хочу быть рядом с тобой, как звезда, сияющая рядом с твоей. Пусть эти слова станут ветром, который донесет до тебя мои чувства. Ты — мой выбор, моя единственная любовь».

— Какое ужасное письмо, — мрачно прокомментировал Цин Фэн. — Еще никогда мне не признавались в любви так слащаво. Надеюсь, не ты его написал?

— Не я, — выдавил из себя Чэнь Тай, не зная куда себя девать. Подпись внизу письма встревожила его до нервной тряски. — Это письмо написала моя сестра.

Воспоминания жуткого откровения Вэй Хуаи нахлынули на него. Если любовная одержимость его сестры оказалась правдой, будет ли правдой и другое?

Цин Фэн тяжело вздохнул.

— Похоже, надо разобраться во всем, пока не поздно.

Эти слова еще долго вертелись в голове Чэнь Тая, но его сердце ухнуло в пятки, когда он увидел главу ордена Сина в компании нескольких старейшин в саду. Они о чем-то тихо говорили и улыбались, а в их глазах сиял так презираемый Чэнь Таем огонек похоти. В одну секунду он решил, что все рассказанное Вэй Хуаи было жуткой, жестокой правдой.

Движимый одним желанием восстановить справедливость, отбившее у него все остальные чувства, он тайком пробрался в кабинет главы ордена. В столе действительно был ящик с двойным дном, и Чэнь Тай перебрал все содержимое. Его руки дрожали, а глаза бегали по строчкам писем.

— Коррупция... подкуп... разврат... — шептал он в неверии, разоблачая одно преступление старейшин за другим. Старейшины не только поддерживали Воронье гнездо, но и укрывали бежавших от закона людей под видом учеников. Они были в сговоре с бывшим префектом округа, который не только покрывал преступления, но и участвовал в отмывании денег. Глава ордена Син, приютивший Чэнь Тая и его сестру в детстве, называл настоящих жрецов в письмах лишь «прикрытием».

Внезапно возле двери послышались шаги, и в комнату вошел сам магистр Син. Чэнь Тай не успел скрыться и в оцепенении вытаращился на учителя, который моментально обнаружил письма на столе, и его взгляд заледенел.

— Что ты делал здесь, ученик?

Чэнь Тай почувствовал такой гнев, что не мог удержать свой язык за зубами, и выпалил:

— Это вы должны ответить, что вы делаете? Все, что написано в этих письмах — правда? — его голос дрогнул. — Как вы могли? Кто позволил вам так бессовестно врать моим братьям и сестрам? Просто «прикрытие»? Все проповеди, что вы читали, на самом деле ничего для вас не значат?

Ему казалось, будто ему в грудь воткнули нож. Его трясло как от лихорадки.

Лицо магистра Сина стало каменным, в его глазах промелькнул убийственный огонек. Прежде чем Чэнь Тай успел произнести: «Я все расскажу», магистр уже плотно захлопнул дверь и прижал ученика крепко к стене, схватив за горло.

— Я знал, что рано или поздно ты доставишь мне проблем своей жаждой справедливости, — прошипел он над его ухом. Чэнь Тай не узнавал своего праведного учителя, который всегда говорил именно то, что он желал услышать, и его правильные речи воодушевляли юношу на совершенствование души. Капли холодного пота сползли по его шее. — Я не стану церемониться с тобой, мой ученик, оправдания в этом случае бесполезны. Теперь, когда ты знаешь, что я за человек, я не буду играть с тобой, как в детстве. У тебя есть выбор — или ты закрываешь свой рот или же я закрою его тебе сам. Только не забывай, что при выборе второго варианта, закроется еще и рот твоей сестрицы.

Он сквозь зубы прошептал по слогам:

— Ты же не хочешь этого, мой мальчик?

Его жаркое дыхание опалило ухо Чэнь Тая. Юноша содрогнулся всем телом, не в силах произнести ни слова. Магистр усмехнулся и наконец отпустил его горло. Выставив руку, он направил огненное заклятие на гору писем, и те вспыхнули моментально, оставив от доказательств лишь горстку пепла.

— Я думаю, ты достаточно умен, чтобы сделать правильный выбор, — произнес ледяным голосом магистр Син. Он вскоре покинул кабинет, оставив Чэнь Тая одного в полумраке.

Спустя какое-то время Чэнь Тай выбежал из кабинета, потому что почувствовал, что лопнет от негодования, если останется там. Тошнота подкатывала к его горлу, и мир перед его глазами вертелся каруселью. Храм Лазурного Дракона, символ праведности и добродетели, сиявший божественным золотом столько лет, оказался рассадником лжи и бесчестия. Золотое сияние статуи будды, которой гордился глава ордена, вмиг померкло в глазах Чэнь Тая.

— Все эти правила! Зачем они нужны, если никто не соблюдает их? — произнес он в отчаянии, глядя на вершину храма, глядящую на него в ответ с высоты небожителей и равнодушно молчащую.

Не в силах больше находиться там, Чэнь Тай сбежал прочь со двора храма и пробродил бог весть сколько по горе, то плача от горя, то ломая ветки деревьев от праведного гнева.

К вечеру, опустошенный и потерявший всякий смысл своего существования, он забрался на утес, с которого часто наблюдал за луной. На краю утеса сидел Цин Фэн и пил вино в одиночестве.

Чэнь Тай подошел и уселся рядом, глядя вниз с обрыва, и Цин Фэн встревоженно сказал:

— На тебе лица нет! Неужто твоя сестра уже все рассказала, и ты пришел избить меня?

Чэнь Тай ответил, потрясенный:

— Что ты говоришь? Что случилось?

— Не рассказала, значит, — Цин Фэн вздохнул. — Я не мог оставить ее письмо без ответа, поэтому пошел и прямо сказал ей, что не люблю ее и чтобы она перестала терять время, думая обо мне. На что она закатила скандал и сказала, что повесится. К сожалению, она выбрала себе не самого терпеливого мужчину, и я разозлился на нее и отослал к черту. Я думаю, она до сих пор плачет у себя в комнате.

Чэнь Тай перепугался до смерти и тут же поднялся.

— Как ты можешь быть таким бесчувственным? Я сейчас же пойду к ней.

Но Цин Фэн усадил его обратно, дернув за руку.

— Оставь ее, пусть наплачется, возненавидит меня и рано или поздно забудет. Ты разбаловал ее, вот она и выросла, не зная приличий.

Чэнь Тай замер, вмиг осознав всю бесполезность своей жизни, построенной на лживых догмах ордена преступников.

— Ты прав, — произнес он убито, тут же потеряв порыв возвращаться в орден. — Я совершил очень много ошибок.

— Что случилось, мой друг? — спросил Цин Фэн очень обеспокоенно.

Чэнь Тай не мог подобрать слова и не знал, как произнести вслух свои жуткие мысли.

— Я... Я не знаю, как об этом рассказать, — он схватился за голову и спрятал лицо между коленей. — Я абсолютно потерян. Ничто больше не имеет смысла. Я не знаю, кому верить.

Цин Фэн похлопал его по плечу.

— Тебе надо выпить, друг мой. Тогда все встанет на свои места, и на тебя снизойдет просветление.

Вино ароматно покачивалось в кувшине, протянутом юношей, и Чэнь Тай на секунду даже задумался о таком решении проблем. Пить алкоголь являлось нарушением строгих правил ордена, за которое полагалось страшное наказание, но в тот момент правила ордена утратили всякую значимость в сердце Чэнь Тая.

— Есть два верных лекарства для душевных травм, — сказал Цин Фэн, передав ему кувшин в руки. — Это время и вино. Первое — для долгосрочного лечения, а второе приносит временное облегчение. Тебя же что-то сильно ранило в душе, верно? Надеюсь, не мой скандал с твоей сестрой?

Что-то в сердце Чэнь Тая шевельнулось, словно толкая его на кривую дорожку, но в тот момент он был слишком раздавлен, чтобы сопротивляться. Нежный аромат вина щекотал ему ноздри. Оставив сомнения, он приложился к горлу и сделал несколько глотков. Вино обожгло ему горло, и, поморщившись, он сказал:

— Вкус вина не так плох, как я себе представлял. Теперь это будет пятном на моей карме.

Цин Фэн захохотал:

— Ты сделал так много добрых дел, разве будет заметна капелька чернил в бескрайнем море?

— Ты прав, друг мой, — отчаянно усмехнулся Чэнь Тай. — Этой ясной ночью я немного попорчу себе карму. Но только сегодня.

— Пей, сколько душе угодно, — улыбался Цин Фэн, глядя в темнеющее осеннее небо. — Ночь длинная.

Под покровом ночи светила яркая луна, на краю обрыва веселились два друга, забывшись в вине. Чэнь Тай быстро опьянел и звонко смеялся над самыми пошлыми шутками, которые Цин Фэн производил с поразительной скоростью. Чэнь Тай, даже будучи пьяным в стельку, поражался, откуда в нем самом столько испорченности, если он всю жизнь боялся порока как огня.

— Почему это так смешно? — стирая слезы, спрашивал он.

— Правду говорят, что самая праведная скромница днем ночью вытворяет такое, что лучшей в мире куртизанке и на ум не придет, — заметил Цин Фэн, улыбаясь.

Чэнь Тай так и не понял, что эти слова были про него, и знатно похохотал.

Юноши сидели совсем близко, часто задевая друг друга плечами. Глаза феникса Цин Фэна излучали свет и спокойствие, в них горел огонь, притягивающий всех заблудших мотыльков на верную смерть. Чэнь Тай так засмотрелся в его глаза, что чуть не упал, и ему пришлось схватиться за плечи юноши.

— Я не могу поверить, что какое-то дешевое вино свалило тебя с нескольких глотков, — покачал головой Цин Фэн. Он придержал товарища за талию, чтобы тот сел нормально. — Это же даже не Дэтянь-духоу...

Увлеченные веселым разговором, они не заметили, как из-за густых ветвей за ними наблюдают полные ненависти глаза.