Ступени над Бездной

Недалеко от границы Страны Сяо стояла гора Синшань. На самой вершине горы был построен Храм Лазурного Дракона-Покровителя Востока, в котором служили и обучались молодые жрецы ордена Тяньюань. Жрецы были средним звеном между монахами и заклинателями — не такими просветленными как первые и не такими влиятельными как вторые. В основном, в орден Тяньюань принимали сирот и беспризорников, которым давали кое-какое образование и теплое местечко под крышей. Если же ребенок действительно оказывался талантливым, его отправляли заклинателям на обучение, так как считалось, что такой ребенок был благословлен Небесами.

Чэнь Тай, к сожалению, был самым обычным сиротой, без каких-либо особых талантов, но отличался от других добрым и бескорыстным сердцем, скромностью и усердием. К его мягкому характеру прибавлялась приятная, изящная наружность и одухотворенное лицо, что делало Чэнь Тая идеальным послушником ордена. К двадцати годам он добился места старшего адепта и стал брать кое-каких учеников.

В ордене Тяньюань было не много правил, но их все надо было соблюдать, как закон, иначе нарушителя строго судили и могли даже казнить за непослушание. Чэнь Тай свято верил в догмы ордена и считал, что если бы все люди их соблюдали, то зла и беспорядка на земле было бы так мало, что она бы сравнилась с Небесным царством.

Юноша провел каких-то четырнадцать или пятнадцать лет в ордене, живя простой жизнью монастыря, ежедневно молясь и совершая добрые дела. Он часто ходил в ближайшие поселки помогать людям и иногда монахам на церемониях, а все остальное время проводил в библиотеке, изучая сутры и повторяя заклинания. На его попечении еще была его младшая сестра, Чэнь Лань, которая училась с другими послушницами и которую Чэнь Тай очень любил и баловал.

Дни сменялись днями, и однажды до горы Синшань дошла новость о том, что в одной деревне разбушевалась эпидемия, уносящая по несколько десятков жизней каждый день. Чэнь Тай, как только услышал об этом, собрался в путь, оставив все свои дела. Никто не мог отговорить его — на любые возражения он отвечал упрямо:

— Как я могу сидеть сложа руки, зная, что совсем рядом бедные люди мучаются и гибнут? Я же не смогу ни есть, ни спать! Мне вовсе не страшно, я не боюсь ни смерти, ни болезни. Страшнее мне оставаться здесь как ни в чем не бывало наедине с моей совестью.

Чэнь Тай покинул гору Синшань после выполнения своих ежедневных обязанностей. Он отправился в деревню, где без сна и отдыха совершал молитвы за души усопших и помогал, чем мог, лекарям, рабочим и пострадавшим. Несколько месяцев он провел в деревне, пока бушевала болезнь, днем работал, где требовалась помощь, а ночами приглядывал за больными. Его щедрость и сострадание не оставались незамеченными, и тронутые жители деревни чуть ли не превозносили его в божества. Это ужасно смущало Чэнь Тая, и, когда беда миновала, он незаметно покинул деревню.

Путь обратно был долгим, а Чэнь Тай был по-настоящему изможден после такой тяжелой работы, а потому плелся еле-еле в горку, опираясь на корявую палку. На третий день пути, к вечеру, он подошел к лесу, за которым возвышался пик Синшань, и хотел было отдохнуть, как на дорогу перед ним высыпала банда разбойников. Они держали ножи и мечи наготове, а их лица скрывали черные повязки. Сердце Чэнь Тая ухнуло в пятки.

— Отдавай кошелек! — скомандовал главарь банды, угрожающе махнув ножом.

— У меня его нет, — испуганно ответил Чэнь Тай.

Мужчины глумливо рассмеялись:

— Да кто тебе поверит? Отдавай, коли жизнь дорога, святоша!

Но у Чэнь Тая и правда не было ни копейки. Когда у него появлялись деньги, он сразу чувствовал себя неловко и тратил их куда угодно, лишь бы они не лежали в кармане. Он покупал еду бездомным, игрушки детям, теплую одежду беднякам или же закупался бумагой для ордена, чтобы ученики практиковали каллиграфию сколько душе угодно.

— Можете раздеть меня догола и перетряхнуть мою одежду, но в ней вы не найдете кошелька, — сказал он удрученно, разведя руками. — Мне жаль вас огорчать.

Разбойники переглянулись и, посовещавшись с главарем, выкрикнули:

— Тогда мы заставим твою семью платить за тебя выкуп!

Чэнь Тай снова развел руками:

— У меня нет семьи, я сирота. Я служу на горе Синшань и не имею никакой власти. Отпустите меня, и я помолюсь за вас.

Разбойники, услышав про гору Синшань, обрадовались.

— Орден Тяньюань заплатит нам за тебя щедрый выкуп!

Они толпой напали на безоружного Чэнь Тая и потащили куда-то в чащу леса.

Чэнь Тай уж было думал, что на этом его жизнь оборвется и он избавится от мирских мучений, но вдруг один из разбойников, идущих впереди отряда, свалился с ног, будто его толкнула невидимая сила. Его товарищи встревожились и замерли, подняв оружие, а главарь пошел осматривать упавшего мужчину. Его лицо переменилось и побелело, а сам он ужаснулся:

— Да он мертв! Камень разворотил ему голову!

Едва он успел это произнести, как мимо просвистел еще один мелкий камень и пробил ему лоб! Разбойник повалился навзничь, мгновенно лишившись жизни. Оставшись без лидера, мужчины присели от страха, глядя во все стороны.

— Кто обладает такой силой, способной одним камнем умертвить? — послышались их дрожащие возгласы.

Совсем неожиданно им ответил невидимый мужчина:

— Я.

В тот же миг листва зашелестела, и на тропу вышел юноша в черных кожаных одеждах. Он и сам не многим отличался от разбойника, разве что его лицо не было скрыто. Его высокую прическу украшали тонкие косички, придававшие ему варварское обаяние, а на поясе висел меч. В руке юноша подкидывал еще один мелкий камешек и угрожающе обводил взглядом разбойников, словно выбирал свою следующую жертву, а его глаза феникса излучали решимость и силу.

— Мне не хочется проливать лишней крови, — сказал он непринужденно, ловко поймав камень в кулак. — Но я могу сделать так, чтобы вы пожалели о том, что мучали невинного жреца.

Разбойники заорали и попятились назад, выпустив Чэнь Тая из грубой хватки, и, убедившись, что незнакомец не собирается их преследовать, дали деру прочь из леса. Чэнь Тай все еще подрагивал от пережитого волнения, и, потеряв опору, бессильно осел на землю. Незнакомый юноша тут же оказался рядом с ним, подхватив его под локоть.

— Ты в порядке? Не ранен? — обеспокоенно спросил он, осмотрев жреца с ног до головы.

Чэнь Тай помотал головой и кое-как поднялся. Незнакомец, убедившись, что он в состоянии стоять сам, отпустил его руку. Чэнь Тай поспешил поблагодарить его и глубоко поклониться, но юноша махнул рукой и сказал:

— Опасно ходить в одиночку да безоружным.

— Я никогда не думал, что кто-то нападет на меня, — рассеянно ответил Чэнь Тай. — Я простой жрец, у меня нет даже украшений. А носить оружие я не решусь. Где нет клинка, там нет и пролитой крови. Но вот же как вышло... Если бы ты не появился, я бы пропал, — он еще раз поклонился и добавил: — Я буду молить духов о твоем здоровье. Как твое имя?

Юноша дернул уголком губ и представился:

— Цин Фэн. Как во фразе «прохладный ветерок и яркая луна».

Чэнь Тай воодушевленно произнес:

— Какое красивое, поэтичное имя. Тебе несказанно повезло. Мое скромное имя — Чэнь Тай. Чэнь как в слове «рассвет», Тай как во фразе «тихий и спокойный».

Цин Фэн усмехнулся:

— Наши имена звучат гармонично, точно единство противоположностей. Мое олицетворяет ночь, а твое день, и оба они несут в себе спокойствие. Это забавно, точно Небеса предвещали нашу встречу, подарив нам эти имена.

Голос юноши звучал с неким озорством, и если бы Чэнь Тай был незамужней девой, то непременно решил бы, что Цин Фэн вздумал с ним пофлиртовать. Поймав себя на этой гнусной мысли, юноша рассердился на свою испорченность и поспешил сменить тему разговора:

— Какое несчастье, из-за меня пришлось умереть двум бедным людям.

Цин Фэн оглянулся на два трупа, мрачно валяющихся на тропе, и сказал хладнокровно:

— Надо закопать, чтобы зло не притягивали.

— Мы должны отдать тела их семьям, — возразил Чэнь Тай. — И устроить церемонию сопровождения душ в мир иной, чтобы они не обратились в демонов и обрели покой.

— Где же искать их семьи? Уж давно они забыты. У разбойников мать — золото, отец — нож, а братья — соучастники. Проще всего закопать. Ты же жрец. Раз чувствуешь вину за их кончину, прочти им молитву за упокой.

Чэнь Тай, все еще содрогаясь при мысли о том, что из-за него умерли люди, пусть и разбойники, которые того и гляди его самого бы прикончили, решительно вызвался сделать так, как сказал Цин Фэн.

Полночи они вдвоем копали могилы, а когда бедняги были похоронены, Чэнь Тай воскурил несколько палочек сандаловых благовоний, которые оставались у него в рукаве, и стал читать все должные молитвы и сутры. Едва он произнес первое слово, как прогремел гром, и вскоре на землю обрушился ливень. Молодой жрец не остановился из-за этого, а только прикрыл рукой палочки, чтобы они не намокли от воды и не погасли.

Ближе к рассвету он закончил обряд и просидел какое-то время молча у свежих могил, опустошенный, промокая под дождем. Цин Фэн куда-то ушел, и Чэнь Тай решил, что на этом их короткое знакомство завершилось. Молодой жрец был так изможден, что в какой-то момент просто свалился на мокрую землю и заснул.

***

Он проснулся, когда солнце уже ярко освещало зеленую листву над его головой. Он обнаружил себя совсем в ином месте — в каком-то лесном шалаше, где было довольно уютно и мягко, даже на голой земле. Чья-то тяжелая черная накидка укрывала его, как одеяло, а в воздухе витал нежный запах готовящегося на костре мяса. Чэнь Тай, переживший уже столько приключений, насторожился и робко выглянул из шалаша.

Сразу же ему на глаза попался Цин Фэн, сидящий перед костром и покручивающий какое-то бедное ободранное животное на вертеле. К ветке дерева за ним был привязан конь, нагруженный вещами. Юноша тут же поднял взгляд и лучезарно улыбнулся.

— Наконец-то ты проснулся. Кролик уже как раз почти готов.

Чэнь Тай неловко вылез из-под крыши и приблизился к огню.

— Ты... притащил меня сюда? О, тебе не нужно было этого делать.

— Извини, я не мог построить шалаш вокруг тебя, когда ты потерял сознание прямо на могилах, — посмеялся Цин Фэн. — Оставлять тебя там было бесчеловечно, в лесу кого только не встретишь, и разбойники здесь меньшее из зол.

Чэнь Тай был так тронут добротой юноши, что никак не мог перестать его благодарить. Цин Фэн, однако, не соглашался с ним и почему-то убеждал его в том, что на самом деле он ужасный человек. В конце концов, он устал слушать благодарности и, сняв кролика с огня, протянул Чэнь Таю:

— Полно болтать, ешь лучше.

Чэнь Тай ужаснулся, когда изуродованное жареное животное оказалось перед его носом, и воскликнул:

— Я не могу есть мертвых животных! У меня... сердце разрывается при мысли о том, что он недавно был маленьким пушистым кроликом, живущим своей тихой жизнью, а его безжалостно убили, чтобы наслаждаться его мясом. К тому же, обеты жрецов разрешают употреблять только растительную пищу.

Цин Фэн смерил его непонимающим, но неосуждающим взглядом и забрал кролика себе.

— К сожалению, не могу разделить твоих возвышенных помыслов, — сказал он. — Прости меня, если то, что я сейчас обглодаю этого кролика до костей, заденет твои чувства. Но все же тебе нужно поесть, судя по твоему виду, ты питался одним воздухом и утренней росой последние недели две. Поищи в моих мешках на коне парочку маньтоу для себя. Они не первой свежести, но вполне съедобные, а это более, чем достаточно.

Юноша был доброжелательным и заботливым, и это тронуло Чэнь Тая, который привык видеть в людях только хорошее, а на плохое не обращать внимания, надеясь, что добро в итоге победит зло в человеческом сердце. Он сделал, как было сказано, и вскоре уплетал маньтоу, сидя у костра с новым другом.

Между юношами сразу завязалась дружба. С Цин Фэном было легко и приятно общаться, он за словом в карман не лез и мог поддержать любую бытовую тему. Его глаза феникса красиво блестели и в целом он обладал такой притягательной внешностью, которая располагает к себе и порой даже завораживает. Однако Чэнь Тай замечал, что что-то под этой непринужденностью гложет юношу, точно нерассказанная трагедия, тревожащая его душу как старая рана.

Чэнь Тай узнал, что юноша путешествовал в поисках заработка и умел практически все — управлять лошадьми, ковать оружие, стрелять из лука, фехтовать, вычислять сложные примеры в голове, владел обширными познаниями в строительстве, военном деле, виноделии, архитектуре, поэзии, и только одна вещь была его огромной слабостью:

— Я не умею читать, — сказал он будто в шутку, пожимая плечами.

— Этого не может быть! Ты знаешь так много, но откуда же ты все это узнал, если не из книг? — удивлялся Чэнь Тай.

— У меня прекрасная память, и стоит мне услышать один раз, как я запоминаю. В поисках знаний я общался со множеством людей-мастеров своего дела. Читать для этого не так уж и обязательно. Вот только, когда надо прочитать письмо или объявление на доске, то мне приходится неловко.

— Ты так молод, — произнес Чэнь Тай, поглощенный его рассказами о путешествиях. — Сколько же тебе лет?

Цин Фэн ответил, будто сомневаясь:

— Лет двадцать или двадцать пять.

По его интонации Чэнь Тай заподозрил, что юноша придумал это на ходу. Не может же оказаться, что ему за тысячу лет, а назвал он только возраст, на который выглядит?

— Ты не знаешь своего точного возраста?

— Я не знаю, когда у меня день рождения. Поэтому никогда не считал, — улыбнулся Цин Фэн и перевел тему. — Ты держал путь обратно на гору Синшань?

Чэнь Тай энергично кивнул, и Цин Фэн стал собираться в путь.

— Я провожу тебя. Нет, не пытайся меня отговорить. Вот я уйду по своим делам, а ты столкнешься с тигром и что будешь делать?

Чэнь Тай так и не смог убедить его в своей компетентности и вскоре сдался, благодарно приняв помощь.

Дорога через лес занимала несколько дней, если не ехать на коне. Чэнь Тай чувствовал себя по-настоящему счастливым, как за каменной стеной, следуя за своим спутником. Они болтали на разные темы по дороге и наслаждались непринужденной компанией друг друга. Иногда Цин Фэн, не прекращая слушать страстные проповеди Чэнь Тая, доставал лук и стрелу и целился в птиц на ветках и кроликов в траве, отчего Чэнь Таю приходилось закрывать себе глаза.

Чэнь Тай привязался к новому другу и однажды вечером, сидя у костра и глядя на то, как Цин Фэн натирает меч, сказал с печалью в голосе:

— Когда мы расстанемся, куда ты отправишься?

Цин Фэн ответил легко:

— Куда ветер понесет. Я как бездомное облако, путешествую по миру без пристанища.

Чэнь Тай набрался смелости и предложил:

— А хотел бы ты погостить у меня на горе? Я очень благодарен тебе и хочу отплатить. Подыскать тебе работу у нас в храме будет несложно, ведь ты так много умеешь. А я могу научить тебя читать.

Цин Фэн замер, затем посмотрел на него с красивой улыбкой и быстро согласился.

— Я с удовольствием поучусь у тебя какое-то время. Может, ты научишь меня, как творить добродетель.

— Ты уже очень добродетельный человек, — заулыбался довольный Чэнь Тай.

Однако лицо Цин Фэна слегка потемнело, и его улыбка растворилась. Он перевел взгляд на огонь и спустя какое-то время молчания тихо рассказал:

— Это неправильное суждение, друг мой. Хоть я и сделал много полезного, тяжелые грехи лежат на моей совести, и кровь невинных людей не сойдет с моих рук, сколько бы я их не мыл, — он вздохнул и помолчал еще какое-то время, потерянный в воспоминаниях, а затем тихо продолжил: — Совсем юным я попал в отряд наемных убийц и провел много лет в сражениях за правителя не моей страны. Я подчинялся приказам и убивал всех, кого мне велели. Иногда это был один чиновник, а иногда целый клан или даже деревня. Я не жалел никого, потому что так требовалось. Это продолжалось до того момента, когда я больше не мог выносить эту жизнь, обагренную кровью. Пару лет назад я инсценировал свою смерть и исчез из того мира, чтобы найти что-то, к чему бы лежало мое сердце. Но ночами меня переполняют страх и раскаяние перед теми, кого я лишил жизни, неизвестно, ради чего и почему.

Чэнь Тай замер, ошарашенный печальным признанием. Он посидел какое-то время в тишине, глядя то на огонь, то на изящный профиль друга.

Цин Фэн, ощущая тяжесть его молчания, горько усмехнулся и сказал:

— Я понимаю, что теперь ты не захочешь водиться с таким человеком. Запачкать кровью с моих рук твои белоснежные одежды было бы непростительно. Но позволять тебе жить обманом, выдавая себя за того, кем я не являюсь, было бы чересчур жестоко.

В конце концов, все обдумав и совладав с эмоциями, Чэнь Тай произнес спокойно:

— Это совсем не так. Я хочу, очень хочу тебе помочь, мой друг. Твоя жизнь была поистине тяжелой и мне понятна твоя печаль. Но терзание ума не сотрет злодеяний с твоих рук, а только покалечит душу. Покаяние — это прежде всего оставление прошлого и печали о нем. А если хочешь искупить вину, то совершай добро в противовес былому злу. Будет тяжело оставить тревожные воспоминания, но изучение путей духовного совершенствования поможет тебе в этом.

Цин Фэн глубоко вздохнул и повернулся к нему. Его глаза феникса излучали свет.

— Твои слова звучат так обнадеживающе. Я счастлив, что встретил тебя. Еще бы ты научил меня правильно мыслить.

Чэнь Тай улыбнулся ему.

— Клянусь, я буду хорошим учителем.

После этого печального разговора они легли отдыхать, а на следующий день уже достигли подножья горы Синшань.

— Учитель, — произнес Цин Фэн задумчиво, когда они поднимались по извилистой тропе в гору. С того утра он стал обращаться к Чэнь Таю исключительно так. — Я думал над этим всю ночь, и у меня возник вопрос. Значит ли то, что я пошел по пути искупления, что теперь мне нельзя есть мясо?

Чэнь Тай посмеялся над таким наивным вопросом, озвученным так серьезно.

— Все зависит от того, насколько ты хочешь очистить свою душу. Если это тяжело для тебя, ты можешь отказываться от мяса постепенно, скажем, сократить его прием до одного-двух раз в неделю.

— Два раза в неделю? — удрученно повторил Цин Фэн. — Это... действительно сложно. Но я постараюсь.

Вдруг кусты неподалеку зашевелились, и на тропу выполз большой рыжий лис. Вид у него был полумертвый, он сильно хромал на переднюю лапу. Увидев юношей, лис замер и встревожился, но в итоге не убежал, а наоборот, пополз ближе, словно молил о помощи.

Цин Фэн опустился перед ним на корточки и поднял на руки.

— Учитель, смотри, кажется, ему сильно от кого-то досталось. Хвост весь ободран, ухо прокушено.

Чэнь Тай, проникшись состраданием к бедному лису, погладил мягкую шерстку. Лис, казалось, расплакался на руках Цин Фэна от радости, что кто-то наконец пожалел его.

— Мы заберем его в монастырь и там будем лечить.

К полудню они наконец достигли ворот Храма Лазурного Дракона-Покровителя Востока.

Примечание:

Цин фэн мин юэ 清风明月 qīng fēng míng yuè — дословно «прохладный ветерок и яркая луна», образно — «спокойная жизнь в уединении». «мин юэ» из фразы это те же иероглифы из имени Хай Минъюэ, дословно означающие «яркая луна"//.