НАПЕРЕКОР

« Он никогда не был мужем, о котором я мечтала. Но возможно, он тот, кого я заслужила.»

— из дневника Мередит Олдридж.

Мир пошатнулся. Нет — я пошатнулась. Или, может, всё вокруг и вправду качнулось, как палуба во время шторма. Стул подо мной казался зыбким, как будто и он знал, что я вот-вот исчезну.
Прямо здесь, среди света, стекла и музыки, я растворялась в воспоминании, в страхе, в той боли, которую так долго пыталась держать под замком. Я слышала голос Джо где-то рядом и одновременно будто в другой реальности.

— Паркер, подними записи с камер. Пусть проверят каждую. Кто входил, кто выходил, кто подходил к персоналу. Немедленно.

Фразы, команды, инструкции били по воздуху, как эхо, но не касались меня.

— Стелла, — нежный голос пытался пробиться к стенам моего сознания, которое прямо сейчас не просто возводило щиты, а направляло оружие, не желая никого подпускать ближе. Теплые ладони легли мне на щеки, призывая смотреть на него.
— Стелла, посмотри на меня. — слова ощущались как якорь, который всё же не может пробить толщу моего страха. Я не могла дышать. Грудная клетка сжалась до размеров ладони. Казалось, воздух стал вязким, как мед, только без сладости и с привкусом металла.

— Все будет порядке. Обещаю, я все решу.

Слово "ломать" звучало в голове, как пульс, а фраза "Ты выглядела красивее, когда рыдала" будто выгравировалось на внутренней стороне век. Я слышала, как внутри что-то скребёт, словно стая одичалых зверей, набросившихся на мою душу и внутренний покой. Они вгрызаются в мою плоть, распотрошая на мелкие кусочки...

— Всё хорошо. Всё хорошо, слышишь?

Нет. Не хорошо.
Он видел меня.
Он следил.
Он где-то рядом.

Руки затряслись так сильно, что бумага выпала из ладоней. Я не почувствовала и не услышала ни единого шороха, только свою дрожь от ключиц до ступней, только липкий, тёмный, как мазут, вползающий под кожу ужас.

— Стелла, пожалуйста. Просто посмотри на меня.

Я попыталась, правда. Веки будто налились свинцом, но я приподняла их и увидела: Джо стоит передо мной, бледный, напряжённый, глаза бегают между мной и Паркером. Он держал меня за запястье осторожно, но крепко. Я знала: он следит за моим пульсом и чувствует, как он запредельно скачет.

— Сейчас не время для эмоций, — бросил он Паркеру. — У нас окно в пару минут, чтобы найти, кто это сделал.

Но моё время шло вспять. Внутри всё продолжало стремительно сжиматься — органы, кости, горло. Я слышала, как кровь шумит в ушах, как сердце бьётся слишком быстро и слишком громко. Где-то за моей спиной кто-то что-то уронил и я вздрогнула от этого звука как от удара. И в этот момент — всё исчезло. Комната. Голоса. Тело. Я проваливалась в чёрную, как зрачок пустоту. Паника разлилась во мне окончательно, как чернила в воде. Без цвета. Без формы. Оставался только живой, дышащий и до одури настоящий ужас. Я не чувствовала пола. Руки одновременно вспотели и оледенели. Пальцы дрожали, как листья под порывом ветра. Кажется, я прижимала ладони к груди, но не могла точно сказать — они словно принадлежали не мне. Всё тело стало чужим, неуправляемым, предательским.
Мое дыхание... где оно?
Я хватала воздух, как будто он был водой, и я тонула. Судорожно, прерывисто. Каждая попытка вдоха заканчивалась провалом. Грудь не поднималась. Воздух не входил.
Шум. Громкий. Давящий. Стекло звенит. Смех чужих голосов. Стул скрипит.

Где я?
Я снова там?

Ушёл свет. Нет, он остался — я просто не могла смотреть. Всё превратилось в пятна и расплывшиеся контуры. Я чувствовала, как мышцы ног будто становились ватными, и в тот момент поняла — если встану, то упаду.
«Ты выглядела красивее, когда рыдала». Слова били по мозгу, как молот. Ровно, методично, будто кто-то целенаправленно вколачивал их в череп.

— Она бледнеет, — услышала я сквозь гул. Голос Моники? Джо рядом. Где-то рядом.

— Дыши. Стелла, слышишь меня? Нужно дышать.

Не могу.
Не могу.
Я не справлюсь.

Рот приоткрыт, но воздух не идёт. В горле — будто сжимающийся кулак. Всё внутри меня сжималось в ощущении, что в меня туго и с хрустом ввинчивали пружину. Всё тело было одной огромной тревогой и одним болезненным спазмом.

— Стелла! Стелла, смотри на меня! — уже громче. Руки Джо — на моих плечах, я чувствовала, как он пытается поймать мой взгляд.
— Паркер, где Элейн?

Я не могла ответить. Даже кивнуть. Я знала — это не просто страх. Это тотальная и абсолютная паника. Животное состояние, когда весь организм орёт:
«опасность!
убегай!
спрячься!»
Но я была в ловушке.

Я почувствовала, как меня обхватывают за спину, прижимают к себе. Тепло. Стабильность. Джо. Он держал меня так, будто сам склеивал меня заново.

— Ты не там, ты здесь. Ты со мной. — его голос был низким, искажённым, будто доносился через воду.
Но я пыталась зацепиться за слова. За интонации. За всё, что хоть как-то связывало меня с реальностью.

Ты не там. Ты здесь.
Ты не там. Ты здесь.
Ты со мной. Ты со мной. Ты со мной.

Я судорожно вдохнула. Воздух зашёл в лёгкие неровно, болезненно, как будто сквозь ржавую трубку. И тут же — рывок, всплеск дрожи. Слёзы катились по щекам, и я даже не знала, откуда во мне они берутся. Джо не отпускал, только крепче прижимал, нашёптывая слова, которые мне были сейчас жизненно необходимы:
— Ты в безопасности. Ты со мной.

Кто-то снова звал меня по имени, но они слышались далекими, будто сквозь толстое стекло. Затем я ощутила мягкие женские руки на своих запястьях. Знакомо. Это Элейн.Она что-то тараторила, но не мне.

— ...нашла в аптечке. Стелла, милая, это поможет.

Потом — холодное прикосновение к губам. Вода.
Я послушно сглотнула. Все как во сне. Я продолжала слышать их голоса и обрывки фраз, все еще не в силах собрать все в единую картину :

«камеры просмотреть...»
«...среди гостей был кто-то не по списку?»
«вышел курьер, его лицо попало в объектив?»

Джо всё ещё держал меня, он говорил с другими, при этом не отпуская меня ни на секунду — как якорь, удерживающий на поверхности. И всё равно я плыла. Глаза словно не фокусировались. Я не помнила, как оказалась в лифте. Кажется, мы шли через кухню, мимо длинного коридора с портретами... Потом — улица. Холод или жара? Я не ощущала. Только свет фонарей и отражения фар на мокром асфальте. Такси. Его ладонь легла на моё колено — просто и бережно. Машина ехала, город промелькивал за стеклом, расплываясь в фонарных ореолах. Я начинала приходить в себя и соображать , уже находясь в помещении. Квартира была мне знакома по цветам и запаху. Кофе. Дерево. Кожа. Здесь было безопасно. Я стояла в прихожей, всё ещё сжимая пальцами угол пиджака Джо, будто боялась рассыпаться, если отпущу.

— Иди сюда, — тихо сказал он, беря меня за руку.
Джо усадил меня на диван, закутал пледом, принёс воды. Я пыталась дышать ровно, но грудная клетка ещё отзывалась болью. Делаю глубокий вдох и из меня вырывается разрывающий горло кашель, словно что-то застряло внутри, не пуская воздух до конца. Слёзы уже не текли, но я ощущала их присутствие на ресницах и под подбородком. Сухие, но оставившие горечь. Руки больше не дрожали. Они просто были ватными. Пустыми.
Я глянула на Джо. Он смотрел на меня с тревогой и сдержанным гневом — но не на меня, а за меня.

— Прости... — хрипло выдохнула я, не понимая, за что. Просто не могла не сказать. Я понимала, что это была паническая атака и сейчас, когда она почти отступила, внутри селилась новая тревога от того, что столько людей увидели меня в моем худшем проявлении слабости. Он покачал головой, обхватывая мое лицо двумя ладонями.

— Тебе не за что извиняться. Я так перепугался за тебя, Стелла.

Я зажмурилась. Он не должен был этого видеть. В животе продолжал жить плотный, тревожный ком, а спину простреливала ноющая боль, будто я пробыла час на холодном камне. Я начинала возвращаться. Постепенно. Неохотно. Через боль. Но — возвращаться.
Джо налил мне ещё воды. Я аккуратно, обеими руками взяла стакан и только сейчас почувствовала, что пальцы до ужаса липкие.
Мы сидели в тишине. Снаружи шёл дождь — тихий и вязкий, словно тянулся сквозь стекло внутрь комнаты, обволакивая меня тем же холодом, что и его письмо. Я знала: он мог быть где-то рядом. Мог стоять за окном. Или знать адрес.

Я снова почувствовала, как пальцы дрожат.

— Эй, — голос Джо прозвучал мягко, почти неслышно. — Я здесь. Ты не одна.

Я не ответила. Слова будто отмерли внутри. Любое движение и я рассыплюсь. Джо осторожно взял меня за руку с той невероятной деликатностью, которую он, казалось, держал про запас для таких моментов.

— У тебя случилась паническая атака, тебе лучше сейчас?

Я кивнула.

— Хорошо, — его ответ был тихим, задумчивым. Он долго медлил перед тем, как произнести следующую фразу :
— Стелла, я не прошу рассказать мне всё. Не сейчас. Просто... скажи, ты знаешь, кто это?

Я снова кивнула. Этого хватило, чтобы всё в нём стало напряженнее , будто струны натянулись внутри. Он отреагировал не гневом, а очень собранной тишиной.

— Я уже дал команду пробить всё, — тихо произнес мужчина. — Камеры в клубе, заказ курьера, гости. У нас есть доступ к системе. Мы найдём отправителя. Но если ты скажешь мне имя... или хоть что-то — это поможет сделать все быстрее.

Я посмотрела на Джо слишком внимательно. В этот момент он не выглядел жестким, не был тем Джо, которого знали в деловых кругах. Сейчас передо мной сидел человек, способный жить болью другого, даже не зная её.

Но мне не хотелось, чтобы он знал.
Не всё. Не так. Черт возьми, не так.

— Не сейчас.

На миг его глаза вспыхнули от вспышки эмоций, но он быстро потушил ее, взяв в руки мои ладони.

— Хорошо. — Он кивнул, но глаза оставались на мне. — Но ты должна будешь рассказать мне об этом позже.

Я отвела взгляд. Воздух в груди казался тяжёлым, как мокрое стекло. Джо не шелохнулся, но я почувствовала, как его пальцы чуть сильнее обвили мои.

— Ты знала его лично? — спросил он осторожно.

Я нахмурилась, осмысливая вопрос. Я знала этого человека всего три дня, за которые он прицельно меня сломал. Я не знала о нем ничего, кроме имени и того, что он от и до скроен из жестокости. Он — чертов садист. У такого человека не могло быть души и сердца. Такому человеку незнакомо сочувствие. Я знала его ощущениями в теле, которые шли рука об руку с моим унижением. Достаточно ли для того, чтобы заявить, что я знала его лично?

— За всем этим... стоит не один человек. Это целый преступный синдикат.

Слова, вырвавшись, будто оставили ожог, когда в памяти вдруг пронеслись картинки всех этих мерзких лиц, которые я пыталась стереть из памяти. Джо замер. И я увидела, как напряжение пронеслось по его чертам: подбородок чуть дрогнул, глаза потемнели, желваки стиснулись, являя наружу сдерживаемый гнев.

— Как...— было видно, насколько Джо ошеломлен. — Как тебя втянули в это?

Я зажмурилась, пытаясь отогнать воспоминания.

— Иногда приходится платить за ошибки родителей.

Это единственное на что меня хватило в рассказе и видя это, Джо больше не задавал вопросов, за что я была ему очень признательна. Он лишь притянул меня к себе, укрывая своими руками, словно забирая в убежище.  Я лежала в его объятиях, как ребёнок, спрятавшийся в шкафу от монстров и закрывающий глаза в надежде, что страх исчезнет, если не смотреть на него. Но что-то менялось.
Как будто сердце медленно оттаивало из-под ледяной корки, и я начинала вновь чувствовать себя — не боль, не страх, а себя настоящую.
Джо был рядом, позволяя мне разлететься на осколки в его руках  и не исчезнуть. Но даже это спокойствие не могло победить усталость.
Она была не просто в теле, она сидела в костях, в самых глубоких складках психики, как затхлый воздух в запертой комнате. Паника оставила после себя пустоту и сейчас я ощущала себя выжатой, как ткань после стирки — смятой, тяжёлой и лишённой привычной формы.

— Тебе нужно отдохнуть, — наконец проговорил он почти шёпотом, как будто боялся спугнуть хрупкое равновесие. — Сегодня останешься у меня.

Я позволила ему помочь мне устроиться. Войдя в его комнату, я вспомнила эти цвета, предметы интерьера и запах. Все здесь было таким же, как и в прошлый раз, когда я тут ночевала. Удивительно, что я попадаю в эту комнату каждый раз, когда объявляется мой преследователь. Я переоделась в футболку для сна, которую Джо оставил на кровати и тактично покинул ее, чтобы я могла переодеться. Устроившись под одеялом, я ощущала лишь то, как подушка пахла его домом, его кожей, его теплом. Спустя несколько минут, Джо вошел со стаканом воды и оставил его на прикроватной тумбочке.

— Я буду в соседней комнате, — сказал он, погладив меня по волосам. — Зови, если вдруг...

— Останься со мной, — мой голос был еле слышным, как хруст и как треск в груди, когда я его перебила. Я потянулась и зацепилась за его запястье пальцами, почти судорожно, будто иначе он исчез бы и всё бы снова обрушилось. Он замер.

Тишина.
Мысли боролись во мне, как прилив и отлив — всё, что хотело прогнать его прочь во имя старого страха, и всё, что жаждало его присутствия во имя новой надежды.

— Прошу.

В его взгляде мелькнула тихая, мужская, собранная боль. Он медленно обошел кровать и лег рядом, оставляя между нами достаточно пространства, в котором невозможно было случайно соприкоснуться. Однако, я ощущала кожей исходившее от него тепло и инстинктивно тянулась к нему, как к свету в непроглядной темноте. Мои пальцы скользнули по его груди, нашлись в складке его рубашки. Я придвинулась ближе, зная сердцем, что он бы не отступил,  и уткнулась лбом в его плечо. Его рука замерла в воздухе, а потом неуверенно коснулась моей талии. Я лежала в этих объятиях, слушая его дыхание, которое теперь сливалось с моим ритмом и успокаивало изнутри. Мы дышали в унисон, хоть его сердце и стучало в более ускоренном темпе, чем мое.
Сон был сладок в его руках, в его рубашке, не под защитой моих стен, а под защитой его сердца.

Утром я проснулась от тишины и солнца, безжалостно проникавшего сквозь мягкую преграду тюля. Глаза сначала не слушались, веки были тяжелыми, как будто ночь накрыла меня не сном, а забвением. Тело наливалось слабостью, будто после болезни, которая не поддаётся ни таблеткам, ни логике. Паническая атака выжгла всё до последнего остатка сил, и теперь я будто заново входила в себя, все еще помня каждую деталь. Письмо. Слова. Голос, звучавший в голове и отдававший рикошетом прицельно в мою нервную систему. Внутри сжалось что-то маленькое и колючее, как будто прошлое снова завладело мной, как будто оно выжидало, притаившись в темноте, и теперь довольно следило, как я дергаюсь даже от собственного дыхания.
Я сделала глубокий вдох. Один. Второй. Привычная техника — сосчитать до десяти, задержать, выдохнуть медленно.

Ты здесь. И ты в безопасности.

Слова Джо всплыли в памяти не просто эхом, а якорем. Я повернула голову. Он спал рядом на боку, одна рука вытянута вдоль тела, вторая чуть согнута в локте, и пальцы его едва касались подушки между нами. Черты лица были расслабленными, спокойными, почти беззащитными. Этот человек, вечно собранный, сосредоточенный, сильный — сейчас выглядел таким красивым. Мир в его лице успокаивал меня больше любого лекарства. Мне вдруг стало важно запомнить всё до мельчайших деталей : как тень от ресниц ложится на скулу, как пряди чуть растрепаны, как расслаблены уголки его губ. Я медленно потянулась вперёд и коснулась его волос.
Джо не шелохнулся, а я не отняла от него руку.
Нежность, которую я чувствовала сейчас, была чем-то новым. Я не могла это контролировать — как не могу контролировать сны или наваждения, но в этой тишине мне впервые не хотелось бежать.

Каково это — просыпаться вот так каждое утро?

Внутри что-то едва заметно сдвинулось. Как крошечный поворот ключа в старом замке.
Это было слишком... слишком хорошо, чтобы быть реальным. И слишком страшно, потому что на фоне той боли, что всё ещё затаилась в груди, такой покой казался почти грехом.
Густые темные брови дрогнули, веки приоткрылись, и в следующее мгновение глаза цвета бушующего моря встретили мои. Тишина разрезала пространство между нами, а скорлупа, в которую я привычно любила закрываться, манила вернуться обратно.

— Это оказалось намного лучше, чем я представлял.

Я заморгала.

— Что?

Его губы чуть скривились в полусонной, почти мальчишеской улыбке.

— Видеть тебя в своей постели после пробуждения.

Мой горло предательски сжалось, и я поспешно отвернулась, будто этот момент был слишком интимным, чтобы его выдержать. Джо приподнялся, сел, потянулся — и всё это делал так, будто боялся нарушить тонкую грань между вчера и сегодня.

— Как ты себя чувствуешь?— спросил он, глядя на меня со стороны подушки.

Я пожала плечами.

— По шкале от «притворяюсь, что всё хорошо» до «кричу в подушку»... где-то в середине.

Он кивнул. С уважением к моему выбору не углубляться.

— Мне жаль, что это до сих пор преследует тебя. Жаль, что это когда-то вообще с тобой случилось, но я правда готов помочь.

— Я знаю, — проронила я на выдохе. — Но меня не нужно жалеть.

— Прости.

Пауза.

Джо неуверенно выдохнул, словно собирался с силами, чтобы заговорить снова.

— Я не хочу снова к этому возвращаться, — сказал он, мягко, но настойчиво. — Но то, что ты упомянула вчера, это... всё, что ты готова мне сказать?

Я откинулась на спину, уставившись в потолок. Рисунок трещинки в углу казался куда проще, чем всё, что сейчас происходило в моей голове.

— Когда ты живёшь с призраками, они не спрашивают разрешения, чтобы вернуться. Они просто... выбирают момент. Вчерашний вечер был одним из таких.

Он сжал кулак на простыне.

— Мне нужно знать, Стелла. Мне нужно понимать, кого искать. Я уже работаю с ребятами из службы — мы не одни в этом. Но ты должна дать хоть что-то.

Я сглотнула, и выдержав паузу,  выбрала фразу, которой могла выстрелить, но не выдать себя.

— Многие ответы есть у моего отца.

Джо нахмурился.

— Он знает, кто стоит за этим?

— Конечно. Это его война, а не моя.

— И почему он... не устранил проблему? С его влиянием и положением это осуществимо.

Я медленно вдохнула, но не ответила сразу, отвернувшись от него — не из холодности, а потому что не могла смотреть в его глаза, пока говорила следующее.

— Потому что это было удобнее. Потому что семья, репутация, связи... всё это стоит слишком дорого, чтобы позволить одной дочери с разбитой душой разрушить архитектуру благополучия.

Джо не ответил. И его молчание было самым громким за это утро.

— Он не пытался защитить тебя?

Я безрадостно улыбнулась.

— Он защитил фамилию.

И в этой фразе — было всё. Иногда мне казалось, что я родилась не дочерью, а долговой распиской.
После того, что произошло, я  хотела упасть в руки единственного родителя и ощутить безопасность удостоверившись, что он защитит меня. Я наивно думала, что он поднимет бурю, опрокинет столы, разнесёт в пыль империи, только чтобы никто не посмел коснуться меня снова. Но он просто стоял и смотрел на меня, как на нечто... поломанное. Грязное. Как будто моя боль была не его болью, а его позором. Я ломалась по частям на глазах у человека, который знал меня с первых шагов, — и он отвернулся, даже не дотронувшись до меня после всего, что мне пришлось пережить по его вине. Я источала слабость, а в его системе координат это было преступлением. Мне достался судья, вместо отца, и он вынес приговор быстро: убрать с глаз долой на другой континент, подальше от скандала, от напоминаний, от шепота в кулуарах.

— Я... прости, — выдохнул он. — Я даже не знаю, что сказать.

— Ничего и не говори. Иногда молчание — это лучшее, что можно дать.

Позже, за завтраком, мы почти не касались этой темы. Словно между нами было негласное перемирие — на утро, на чашку кофе, на свежие ягоды, которые Джо добавил в мою овсянку. Я была благодарна, что сегодня выходной, а это означало, что хотя бы на какое-то время нам было позволено быть никем. Ни партнёрами, ни начальниками, ни фигурами в чьей-то большой игре. Просто людьми.
Я слышала, как Джо говорил с агентом безопасности из службы Паркера и уловила из разговора, что камеры наблюдения в «Субмарине» вышли из строя как раз за пол часа до того, как я получила конверт. Паркер был уверен, что их намеренно вывели из строя. Так или иначе, никаких зацепок не было. Я успокаивала себя тем, что в моей квартире стояла высококлассная сигнализация и была установлена «тревожная кнопка», а это давало мне хоть какое-то ощущение неприкосновенности в безопасном пространстве. Все благодаря Джо.
Когда я сказала ему , что хочу вернуться к себе и занять себя чему-нибудь, он пытался меня переубедить, на ходу придумывая нам занятия, лишь бы я осталась. Но мне было просто необходимо проветриться, к тому же одна заезженная мысль никак не покидала головы и требовала воплощения.

Бостон в субботу пах сладостью, влажным асфальтом и чужими разговорами. Улица встретила меня ровным светом и неожиданно тонким июльским ветром, который будто пытался пробраться под кожу. Чем дальше я уходила от дома, тем отчетливее нарастала тревога: она словно напоминала, что живет где-то в спине у меня под рёбрами. Паранойя шептала, что за мной идут, что сейчас кто-то вынырнет из-за машины, или из переулка, или из большого мусорного ящика.
Я знала: всё это игра воображения. Но ощущение было таким реальным, что щёлкало внутри, как замок, повернутый не до конца во время сквозняка. Я не свернула назад, ведь невидимой нитью меня тянуло к тому самому месту, в которое я приходила далеко не в первый раз. Сама не знаю, что я там искала. Клуб со скромной вывеской «Sun&Heal» находился на тихой улочке, в двух кварталах от дома. Изнутри доносились глухие звуки —
Через панорамные окна я видела падения, улыбки, отточенные команды женских рук бивших по груше. Все они выглядели так уверенно и...сильно, что у меня захватывало дух каждый раз, когда я приходила. Их тела двигались с точностью и яростью, в которой не было хаоса — только методичность и контроль.

Я стояла у стены напротив не как обычная прохожая , а скорее как призрак. Как та, кто хочет переступить, но боится услышать, как треснет внутри что-то до сих пор сдерживаемое.
Я не могла просто войти, ведь не знала, как это — быть сильной без маски. Я умела скрывать, прятать, затаивать, но не умела защищаться.
Я привыкла к некой форме успокоения, которое временно давало это место, где я мнимо могла нащупать для себя унции созданной безопасности. И оно вмиг разрушилось и рухнуло, заставив меня отшатнуться, когда голос рядом заполнил пространство, словно с силой вышибая меня из собственного мирка:

— Может, хватит прятаться за стеклом?