НАПЕРЕКОР

Сложно расслабиться, когда живешь с угрозой для жизни под одной крышей

                       - из дневника Мередит Олдридж.

Тусклый свет освещал мои грязные от пыли руки и надорванный подол платья, которым я усердно старалась прикрыть оголившиеся части бедер. Запах сырой стены окутывает комнату и врезается в мои чувствительные рецепторы, которые сейчас на все реагируют особенно остро. Комната маленькая, воздух спертый, а грубый шов на стене так и давит в лопатку с учетом того, насколько я вжималась в стену. За дверью мелькают тени и голоса, а моя паника нарастает в геометрической прогрессии, снова сея внутри шторм. Смех. Глухой. Короткий. Как удар по затылку. Я не могу разобрать сколько людей сейчас за дверью. Не двигаюсь. Не потому что боюсь, а потому что тело замерло, как будто его выключили. Только сердце стучит в рёбрах, срываясь с ритма. Я хочу закричать, сказать, что это ошибка, что это не про меня, но язык — словно ватный.

Дверь скрипит. Свет полосой режет темноту. Шаги. Медленные. Неторопливые. Они знают, что я не убегу. Не смогу. Я слышу, как ступни двигаются по полу в мою сторону, и вдруг всё тело охватывает жар — липкий, парализующий. Взгляд заливает слёзы. Я моргаю — снова. Снова. И прошу, буквально взывая к богам:  Только бы не они. Только бы это был не тот день.

Резкий звук. Щелчок. Как будто включили лампу прямо у глаз. Я не вижу лица, но слышу дыхание. Слишком близко. Я теряюсь в потоке истерики, все вокруг кружится словно я на разогнавшейся карусели, не различаю лиц, голосов. Все слилось в одну большую кучу.

«Смотри мне в глаза»

Я отвожу взгляд. Это всё, что могу. Всё, что осталось.
Меня прорывает от беспомощности, от бессилия, от невозможности оказать сопротивление, которые мощной волной заставляют меня содрогнуться.  Я мечусь внутри тела, которое стало клеткой. Всё вокруг — в серых тенях, как будто кто-то выключил мир. Где-то вдалеке — моё имя. Тихое, как шёпот сквозняка. Я слышу его, но не могу ответить.
Пальцы на моём запястье — цепкие, липкие. Я пытаюсь стряхнуть их и —

Просыпаюсь.

Я с криком подскакиваю на кровати, хватаясь за горло — будто всё ещё не могу вдохнуть. В висках пульсирует. В горле — привкус железа.
Комната пуста. Свет пробивается через жалюзи. На часах — 6:17.

Это сон. Только сон.
Но футболка прилипла к телу, как влага в подвале. Ладони дрожат. Я смотрю на свои руки — всё ещё дрожащие, будто державшие весь вес моего тела, не давая ему упасть и развалиться.
Этот кошмар... Он не снился мне уже больше года.
Я почти поверила, что он ушёл, но лифт, ярмарка, этот силуэт — они вскрыли слой, который я сама же залатала. Слёзы подступают внезапно, как рвота, но я не плачу. Не позволяю себе. Я просто сижу на краю кровати, пока утро не заливает комнату до краёв лучами солнца.
Я не могла спать и последующие три дня. Будто боялась, что если закрою глаза и расслаблюсь, то снова увижу то, что разбивает меня вдребезги. Впервые за долгое время я задумалась о том, чтобы возобновить прием снотворных препаратов. Но несмотря на мое состояние, никто не освобождал меня от обязанностей, и хоть тело все равно двигалось — по привычке, автоматически, что-то внутри всё время дрожало. Будто под кожей пульсировало чувство, как тревожный маяк, загорающийся всякий раз, когда я оставалась наедине с собой.

Нервы все эти дни были натянуты до предела. Я ловила себя на том, что слишком резко говорю с ассистентом, раздражаюсь из-за малейших опозданий, злюсь, когда не могу найти нужную папку. Но... Это не они виноваты. Это я.
Я — словно сломанная проводка, которая то искрит, то гаснет вовсе. И, что хуже всего, я это понимала. Каждый вечер корила себя за вспышки и каждый раз обещала: завтра ты соберёшься. Ты снова станешь собой. Но я не знала, кто эта «я» теперь.

Джо молчал, но видел все. И это злило меня пуще всего остального.  Через пол часа после окончания утреннего брифинга, он вошёл в кабинет аккуратно, как будто я была бомбой замедленного действия.

— Стелла, — его голос был мягким, нежным, почти мурчащим мое имя.  — Всё нормально? — спросил он.

— А почему должно быть иначе? — я даже не подняла глаз.

— Ты который день ведёшь себя так, будто мы все здесь твои враги.

Я вздохнула и резко защёлкнула папку.

— Прекрасно. Теперь и ты хочешь поговорить о моём "настроении"? Может, тебе тоже стоит взять номерок? Очередь на жалобы уже стоит у дверей.

— Я не жалуюсь, Стелла. Я волнуюсь за тебя, — спокойно, почти мягко. Я замерла. Это не тот тон, с которым говорят о работе. Это не то лицо, с которым проверяют KPI и отчёты. Я медленно подняла взгляд. Он смотрел внимательно, почти бережно. И от этого все внутри поднимало масштабную тревогу, будто я в эпицентре горящего здания и мне непременно надо спасаться.

— Это из-за чего-то конкретного? У тебя какие-то сложности? Если да, то скажи и я... — продолжил он, делая шаг ближе, но я не дала договорить, лишь вскинув руку.

— Не лезь, Джо

— Может, я уже влез, Стелла. И давно. Просто ты не хочешь это видеть.

Я усмехнулась нервно, и даже немного истерично.

— Ты действительно думаешь, что можешь понять, что со мной происходит? Или хочешь попробовать спасти меня, чтобы потом гордо записать себе это в актив: вот ещё одна проблемная женщина, которую я подчинил логике и здравому смыслу?

Он сжал челюсть. Но голос остался ровным:

— Мне не нужно тебя "спасать". Мне просто не всё равно.

— А зря, — коротко ответила я. — И это не дает тебе полномочий устраивать мне допросы в моем же кабинете.

— Это не допрос, — он ответил спокойно, но я слышала промелькнувшее напряжение в его голосе. — Просто ты не говоришь ни с кем. Даже со мной.

Я подняла голову, горделиво вздирая подбородок и всем своим видом транслируя контроль. То, в чем я так нуждалась каждую секунду моей жизни.

— А почему ты решил, что тебе я должна что-то говорить?

Мои слова отрезвили мужчину, будто ему на голову только что опрокинули ведро с ледяной водой.
Мои пальцы вцепились в подлокотник кресла.

— Не нужно начинать этого всего,Джо.

— Что именно?

— Вот эту «Спасательную операцию». Не надо. Я не нуждаюсь ни в твоей заботе, ни в твоем сочувствии.

Он снова подошёл ближе. Теперь он стоял почти рядом , в зоне доступности вытянутой руки.

— Я видел сегодня твои заплаканные глаза. Ты не спишь нормально и тебя однозначно что-то мучает.

Он сказал это шёпотом.
Как констатацию. Как факт, который нельзя опровергнуть. Я замерла.

— Ты следишь за мной? Прекрасно! — вспылила я, вскидывая руками. — Теперь ты ещё и шпион. Может, тебе стоит докладывать обо мне моему отцу?

Он сжал челюсть.

— Я просто... хотел убедиться, что ты в порядке.

— Я никогда не в порядке. Привыкай. Это часть моего "очарования", не знал?

— Перестань, Стелла. Я ведь тебе не враг.

— Нет. Хуже. Ты человек, который пытается стать ближе. А это опаснее любого врага.

Он остановился. Я уже почти вывела его из равновесия, и вдруг — удар. Последний. Сознательный. Интересно, как долго он может держать под контролем свои эмоции?

— Ты не обязана говорить мне правду, — раздраженно проговорил он. — Но, черт возьми, не ври хотя бы себе.

И тут я сорвалась.

— Ты знаешь, в чём твоя проблема, Джо? — голос мой стал холодным, как лёд. — Ты решил, что тебе дан какой-то особый пропуск в мою жизнь. Что ты — особенный. Но ты такой же, как и все. Просто не успел показать это.

Он замер. Дыхание стало тише. Он смотрел на меня пристально, будто не веря, что я действительно это сказала. Потом отвёл взгляд.

— Я понял.

Это были последние слова оброненные Джо прежде, чем дверь кабинета оглушительно захлопнулась. И больше ничего.

Как только дверь за ним закрылась, кабинет стал чужим. Словно воздух разрядили током, а стены — сжались ближе. Тело дрожало, но не от холода — а от того, что внутри наконец что-то начало рушиться. Сломалась пружина, сдерживавшая мою боль.Пальцы дрожали. Я сжала их в кулаки так сильно, что ногти врезались в ладони. Это хоть что-то, что можно контролировать. Боль — проще, чем вина.

Я встала резко, настолько, что стул с глухим скрежетом отъехал назад.

— Дура, — выдохнула я. — Какая я идиотка.

Слова срывались беззвучно, одними губами. Их никто не слышал, кроме меня. Эмоции одолевали настолько, что хотелось разгромить первое, что попадется под руку. Взмахом руки я смела со стола стакан с ручками. Он упал, разметая по полу ручки и маркеры. Звук был намного громче, чем хотелось бы и я надеялась, что по ту сторону кабинета никто не слышит моего всплеска эмоций.
Не разбился. Даже он. А я — трещу по швам.

Я схватилась за край стола. Пальцы побелели.
Если бы я могла вытащить себя из этой оболочки — я бы убежала. Но бежать было некуда, ведь от себя не сбежишь.

Что ты делаешь, Стелла?

Я ведь хотела именно этого. Чтобы он ушёл.
Но почему тогда внутри стало так пусто?

С тех пор прошёл почти месяц. Тридцать деловых дней, наполненных совещаниями, таблицами, переговорами и вечным звоном входящих писем.
Работа шла. Проекты двигались. Мы с Джо обсуждали всё, что нужно, но кратко, чётко, без лишних слов. И мне казалось, что воздух между нами колючий, как стекло. Но между нами теперь была стена из тишины. Я помнила, как он смотрел на меня в те минуты до нашей стычки и теперь этого взгляда больше не было. Был другой — отстранённый, ровный, как будто мы никогда не приближались друг к другу ближе делового этикета. Он больше не входил без стука, не задерживался в дверях, не пытался говорить о чём-то вне дел и не приносил мне кофе перед брифингами. Оуэн младший стал почти машинально вежлив. Улыбка — дежурная, голос — ровный. Даже слишком ровный. И от этой вежливости внутри всё скручивалось, потому что я знала, что он умеет быть живее.
Иногда в поздние вечера, когда офис пустел, я ловила его взгляд через стекло переговорки. Он быстро отводил глаза или делал вид, что не видел вовсе. Иногда я слышала, как он смеётся с кем-то из команды и внутри всё болезненно сжималось — потому что я не помнила, когда он в последний раз смеялся при мне. Или со мной. Однажды он оставил на общем столе свою чашку — синюю, с потертой ручкой. Раньше он оставлял ее рядом с моей, и это будто воспринималось мной, как завуалированное и незаметное «мы». Но теперь и она стояла отдельно, будто показывая всем своим видом, что эта маленькая и почти интимная привычка тоже осталась в прошлом.

Иногда я хотела нарушить тишину. Сказать:
"Я не это имела в виду."
"Я не хотела тебя ранить."
"Я испугалась."

Но страх был сильнее, а гордость привычнее.

Я увлеклась изучением подробного портфолио, которое мне на одобрение сегодня утром прислал Джо. По его словам, Сара Уиншер — один из топовых специалистов в Нью-Йорке по маркетинговому продвижению. Мы не приглашали ее работать у нас на полную ставку, это был лишь вопрос закрытия одного проекта Скотта. Портфолио меня убедило и я уже ожидала встречи на брифинге на следующий день.
Сара появилась в офисе в начале совещания — словно знала, что войдёт ровно тогда, когда все уже собрались и произведет нужный эффект. И он действительно был. Она выглядела так, будто не просто пришла — а вошла в кадр. Уверенная, спокойная, в глазах лёгкая ирония, на лице улыбка, как у человека, который точно знает, чего стоит. Высокие каблуки, чёрный брючный костюм с идеально выверенной линией плеч, светлые волосы, убранные в мягкий, небрежный пучок, который на самом деле требовал усилий.

— Спасибо, что приняли. Джо много рассказывал о команде. Особенно о тебе, Стелла.— Её рукопожатие было плотным, но не грубым.
Я посмотрела на Джо, но его внимание было приковано к новому специалисту в зале.  А Сара без промедлений заняла место рядом с ним. Так просто, как будто всегда была здесь.

— Хочу предложить свежий взгляд на позиционирование. — Сара положила на стол планшет. — В Нью-Йорке мы тестировали несколько форматов, которые могут сработать и здесь, если адаптировать. Могу показать примеры.

Она говорила уверенно, не наступая, но оставляя за собой эхо — каждое слово будто въедалось в воздух.
Джо наклонился, чтобы взглянуть на экран её планшета, и я поймала себя на том, что смотрю не на их презентацию, а на расстояние между ними.

Брифинг шёл уже пятнадцать минут, и всё было по плану. Кроме того, как Джо на неё смотрел.

— Если попробовать отойти от классической воронки и выстроить каскадное вовлечение через микроинфлюенсеров, мы можем сократить путь до транзакции вдвое, — говорила Сара, двигая слайды с идеальной плавностью. Джо сидел рядом. Его руки сцеплены в замок. Голова чуть склонена набок — знак, что он действительно слушает. Он не перебивал, не уточнял, не морщил лоб, как обычно, когда надо было «немного докрутить» и иногда даже улыбался уголком губ, едва заметно.

Я тоже кивала. Сара действительно была сильным специалистом. Уверенным, собранным. Умела подать идею так, будто она не просто рабочая, а единственно возможная. Но где-то под кивками, внутри скребли кошки.

Потому что я помню, как Джо впервые слушал меня с таким же вниманием, с таким же лёгким интересом в глазах.

— Сара, это отличная подача, — сказал он, когда она закончила. — Очень точные акценты.

Я услышала в его голосе тепло. Не профессиональное. Человеческое. Такое, каким он давно не говорил со мной. И в этом была моя вина.

— Стелла, что думаешь? — повернулся он ко мне, и в этот момент я как будто включилась заново.

— Это... да. Это очень рационально, — ответила я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Особенно в связке с текущими метриками.

Он коротко кивнул и черт, как же ощутимо я теперь видела этот контраст между нами.
Когда все вышли, я осталась на пару минут, чтобы собрать бумаги. Сара переглянулась с Джо и бросила:

— Я тогда скину сводку до конца дня. Пойду допишу её. — И, уходя, ненароком коснулась его плеча. Коротко, словно невзначай, но с конкретным намёком, что границы их сотрудничества были давно размыты. И самое интересное, замеченное мной, так это то, что он не отстранился от ее касания, а будто впитал в себя, не удостоив меня даже секундным взглядом.

Вечером я снова просматривала её презентацию. Она была четкой, местами изящно острой и очень информативной. Без единой ошибки.
Но всё, что я чувствовала, — это то, как её голос вытесняет мой из внимания Джо.

И я ненавидела себя за это чувство.
Я ведь знала, что это не имеет значения.
Что в работе мы — партнёры.
Что он не обязан ничем мне.

Но почему тогда в груди жгло, будто обязан?

Офис тем вечером почти опустел. Я как обычно уходила позже окончания рабочего времени.
В коридорах слышался только звук шагов охраны и глухое жужжание кондиционера. Мне нужно было забрать папку из переговорной, которую я по своей рассеянности там забыла. В кабинете Джо горел свет. Я приостановилась за несколько шагов до двери, услышав голоса, доносящиеся оттуда.

— ...не думал, что снова окажусь здесь, — голос Джо был ниже обычного, спокойнее. — Особенно не в такой роли.

— А мне кажется, ты идеально смотришься в этой роли, — ответила Сара. В её голосе было что-то мягкое. Сдержанная лёгкость, немного интимности. — Прямо как в Сан-Франциско, помнишь? Когда ты вытянул тот провальный запуск — просто потому что заговорил с нужными людьми.

— Это было давно, — усмехнулся он. — И я тогда едва держался на плаву.

— Но выглядел так, будто ты всё контролируешь. В этом ты хорош.

Пауза. Потом она добавила с чуть другим тоном:

— Это чертовски привлекательное качество, если честно.

Усмешка Джо была короткой и тихой, но достаточно живой.

— Ничего не меняется, Сара. Всегда пытаешься сбить с толку.

— Может, я просто прощупываю, где у кого слабое место, — Пауза. — У тебя оно, кажется, в районе самоиронии.

Джо засмеялся.
А потом снова замолчал — чуть дольше, чем нужно, будто пауза между ними накаляла воздух.

— А у тебя? — спросил он.

— Хм... — Сара будто задумалась. —Наверное, моя слабость — это мужчины, которые прячут всё важное за железной выдержкой. Сильные, молчаливые... вроде тебя.

Секунда паузы.

— Опасный типаж, — ответил Джо, но в его голосе не было иронии. — Особенно для тех, кто пытается разглядеть, что за ним.

— Ну, ты же не оставляешь надежды незамеченными, правда?

Он чуть усмехнулся.

— Ты говоришь так, будто мы уже играли в эту игру.

— Потому что играли, — спокойно сказала Сара.
— Хотя, скорее, я делала ход, а ты просто отстранялся. Тогда у тебя был иммунитет. Или ты делал вид, что он есть.

— Не делал вид, — тихо отозвался он. — Просто не хотел связывать лишние узлы. Они мне тогда были не нужны.

— А сейчас?

На этот раз тишина гуще, а у меня замерло сердце от ожидания его ответа.

— Сейчас я не уверен, что узлы хуже одиночества, — проговорил Джо, и в этих словах было что-то почти болезненно-честное. Сара улыбнулась. Эту улыбку я слышала в дыхании, в интонации, в паузе, что последовала.

— Значит, есть шанс, что ты больше не отступишь, если кто-то снова сделает ход?

— Всё зависит от того, кто это будет.

Снова пауза.

— Тогда, может, стоит начать с кофе после работы? Без протокола и планов на отчётность?

— Сара...

— Просто кофе, Джо. Или ты по-прежнему считаешь, что я — плохая идея?

Он не ответил. Было слышно, как он встал или отодвинулся. Сердце застучало в ушах так громко, что я едва не испугалась, что его услышат.
Только этого не хватало — чтобы они вышли и увидели меня, стоящую, как школьницу, с прижатыми к груди руками и горящими щеками.
Я резко развернулась. Почти побежала по коридору. Каблуки ударяли по полу громче обычного, и каждый шаг отдавался в груди так, будто я сбегала отсюда. Сбегала, потому что проиграла в войне, в которую даже не вступала.
Потому что опять оказалась наедине со своими чувствами, в которые так отчаянно не хотела верить.

Меня не заметили.
И это было единственным утешением в ту секунду.
Я не хотела подслушивать. Серьёзно. Я просто вышла за документами, как обычно. Ни секунды не планировала останавливаться. Не имела на это ни малейшего намерения. Да и внутри всё кричало: «прекрати, уходи, тебе не нужно это слышать!»Но я не могла. Потому что слышала не просто флирт. Я слышала Джо другим. С ней он был мягче, легче. Словно между ними — прошлое и сейчас есть шанс на продолжение. И он... не отталкивал её. Боже.

Я ведь не та женщина, которая ревнует мужчину из-за того, как он улыбается другой. Особенно если этот мужчина — мой деловой партнёр. Особенно если он... тот, кого я сама же оттолкнула.

Это просто раздражение. Да, раздражение на Сару за то, что пришла, и сразу так вальяжно расположилась. Это раздражение, потому что мы работали, строили, вытаскивали этот филиал из болота. Я. Он. Мы вместе. А теперь и она, при этом войдя так легко , и играючи посеяв флирт в кабинете, как будто это не рабочий процесс, а коктейльная вечеринка.

Нет, я не ревную. Я ведь не чувствую жжения где-то под рёбрами, не ощущаю, как в груди щёлкает что-то острое, когда вспоминаю, как он смеялся.
Не ловлю себя на мысли, что хочу, чтобы он так смотрел на меня снова. Потому что если я признаю, что это ревность, мне придётся признать и другое: что он для меня — не просто партнёр.

А это, пожалуй, гораздо опаснее, чем всё остальное.

Тремя часами позже горячий душ смыл остатки дня и я благодарила его за это, ведь это то, что было так необходимо. Тепло пробиралось под кожу, будто заставляя сердце биться медленнее. Я стояла у окна с бокалом воды, глядя на остывающий вечер. Бостон медленно затихал, улицы редели, фонари жужжали своим тусклым светом. Я выключила свет, зашла в спальню, перекинула халат через спинку кресла, уже собиралась лечь —

Звонок.

Глухой. Одинарный.

Сердце дернулось. Я завернулась в халат, подошла к двери и, не включая верхний свет, выглянула в глазок. Пусто. Только белый прямоугольник лежал на ковролине перед моей дверью.

Конверт.

Он был без подписи, без адресата, без марки — просто белый конверт, лежащий у моих дверей почти педантично, как стратегически опасно брошенный вызов. Я наклонилась и подняла. Запах клея и свежей бумаги ощущался нейтрально, но руки уже вспотели. Что-то в этом было неправильным. Закрыв дверь, я медленно вскрыла конверт.

Один лист. Один почерк.

"Ты умеешь быть хорошей, когда хочешь."

Я стояла как вкопанная. Пальцы сжались на краях бумаги. Мир внутри меня будто рассыпался на осколки. Эта фраза. Только шёпотом, только в темноте. Только тогда, когда они думали, что я уже сломалась.

"Ты умеешь быть хорошей, когда хочешь."

Захлопнув за собой дверь, я села прямо на пол, опираясь спиной о дверь, будто только так могла удержаться от паники. Лист дрожал в моих руках, а я сама не заметила, как слезы текли по щекам. Мне было страшно , панически страшно и этого не могла отрицать даже самая сильная часть меня.
Фокус моего внимания сжался до одного листа бумаги. До одной фразы. До одного воспоминания, которого я годами пыталась не касаться.
Я не могла дышать. Словно воздух вокруг сгущался, становился вязким и тягучим, как страх в детстве под одеялом, когда ты точно знаешь — кто-то стоит в темноте и смотрит.

Они знали, где я. Знали мой точный адрес и за какой дверью я живу.
Мой новый город, моя новая жизнь — всё это казалось теперь куском хрупкого стекла, которое треснуло. Прошлое шагало за мной по пятам, когда я считала, что уже благополучно его похоронила.
Это был не просто испуг — это было вторжение. Прямое, тихое и хищное. И я не знала, чего боюсь больше: повторения... или того, что я осталась одна с этим?

Я бросила конверт, как будто он был заражён, и отшатнулась. Дышать все еще было трудно. В горле стоял ком. Я прошла в ванную, включила свет — и чужое лицо посмотрело на меня из зеркала.
Лицо испуганной, плачущей, растерянной женщины.

Что делать? Кому сказать? Кому я вообще нужна здесь — на этой новой, чужой территории?

Джо. Имя всплыло мгновенно.

Я резко отвернулась от зеркала. Мы ведь... не близки. Не друзья. Мы партнёры. И я отсекла сама любое проявление дружественности в свой адрес.

Может, я справлюсь?
Может, просто выпить воды и лечь, а утром...
Но утра может не быть. Или оно придёт, и снова будет пустым, и всё, что мне останется — это молчать, как тогда.

Впервые я признавала, что не выдержу эту ночь одна. Впервые я признавала, что мне нужна помощь. И пусть в этом городе у меня нет ни одного человека, которому я могу просто сказать: "мне страшно", один вариант у меня все же был. И он жил на два этажа выше.

Джо. Он сильный. Спокойный. Он ведь защитит, если что-то случится, правда? Или захлопнет передо мной дверь, бросив мне как половую тряпку мои же слова при нашем последнем неделовом разговоре?

Слёзы продолжали течь по щекам без предупреждения. Я вытерла их тыльной стороной ладони, натянула кеды на босые ноги и подняла смятый лист с письмом с пола.

"Господи, не вздумай. Он подумает, что ты...Слабая "

— А если нет?

Я вышла из квартиры. Каждый шаг по лестнице казался внутренней пыткой. Горло сжимало, ладони дрожали. Я не знала, как он отреагирует.
Но остаться одной сейчас — было хуже, чем унизиться. Я стучала в его дверь слишком громко. Наверное, дрожащими кулаками, не чувствуя костяшек пальцев. Тишина внутри казалась вечной. Я уже хотела отступить, отпрянуть, но...

Дверь открылась.

Он стоял передо мной, в домашней футболке, волосы чуть растрепаны, глаза ещё не сообразили, что происходит. Но он уже насторожен и уже чувствует, что что-то не так.

— Стелла? — тихо, с сомнением, но мягко. Почти как прикосновение, его голос был осторожным, хриплым, и в нём было всё: удивление, тревога, и какое-то непроизнесённое «ты в порядке?» ещё до слов.

Я не сказала ни слова.
Я просто смотрела на него, с распухшими от слёз глазами, и молчала.