Глава 12. Антихрист
Бартоломео проклинал себя и отца за то, что тот продолжал заливать ему, что Астарот - самое ужасное существо, которое вообще есть на земле, что ему нельзя доверять и главной его целью является лишь убийство. Бартоломео в гневе поджёг пергамент и бросил в мусорное ведро рядом со скамейкой, которую уже по несколько раз испачкал ботинками. Он смотрел на полыхающую бумагу, сжимал руки в кулаках, говорил себе под нос, что ненавидел себя за доверчивость и пинал мусорный бак, отчего тот едва не упал.
Бартоломео не хватило смелости вернуться домой. Его не заботило, что дома ждали беременная невеста и вся семья. Обиженный на правду Бартоломео молча убежал в неизвестном направлении.
На часах уже пятнадцать минут одиннадцатого, а Бартоломео всё ещё блуждал в полном одиночестве, мечтая спалить дотла всё в округе. Телефон разрывался от многочисленных сообщений и звонков, прежде чем он яростно кинул его в Лонгхольмен, решив таким образом избавить себя от лишнего раздражителя. В такое время у Лонгхольмена никого не бывает, поэтому Бартоломео не боялся, что привлечёт внимание его дальнейший поступок.
Бартоломео бежал прямиком в воду. Волны ударилась прямо об его лицо, прежде чем он погрузился под воду и попытался удержаться на дне. Он подумал, что открыв глаза, будет больно, поэтому так и сделал, открыв и рот. Бартоломео уже начал задыхаться, но он всё равно продолжал крепко обнимать себя, пока не почувствовал чью-то мощь, которая подняла его наверх, словно исполняя чей-то приказ.
- Ты что творишь?! - Знакомый грубый голос Астарота кричал наверх, пока Бартоломео не перебросило на берег.
Приступ истерики одержал победу, и Бартоломео окончательно сдался. Он налетел на Астарота и стал мутузить его кулаками по груди до тех пор, пока он не сплюнул. Мон-Геррет было всё равно на удары смертного - он даже не пытался сопротивляться.
- Почему нельзя было сказать правду?! Я тебя ненавижу, ублюдок! - Бартоломео яростно схватился за голову и едва не вырвал себе волосы. - Лучше бы я сдох!
Астарот злился на эту фразу больше, чем на не осуществлённые планы или дешёвое виски. Слишком больные воспоминания с этой фразой, от которых Астарота ещё сильнее тяготило к алкоголю. Бартоломео продолжал говорить о смерти, проклиная во всей бедах Мон-Геррет и то, что его ненавидел даже отец. Вдруг Астарот не выдержал.
- Заткнись! Продолжишь ныть, я втопчу тебя в грязь! - Астарот вжался в воротник парня, толкнул его на песок, сел на корточки и схватил Бартоломео голой рукой за волосы.
- Пусти меня! - Астарот силой ударил Бартоломео по лицу. - Ты мне противен, исчезни на хер из моей жизни!
Бартоломео пытался ударить Астарота ногой по лицу, но Мон-Геррет умело его сдерживал, как в тисках. Чтобы утихомирить громкого Бартоломео, Астарот ударил его по щеке со всей силы, которая у него вообще была.
- Прекрати орать! - Астарот повысил голос и сразу же откашлялся, поняв, что переборщил с громкостью. Бартоломео свернулся в комок и прикрыл лицо руками. Астарот услышал, как тот начал всхлипывать, отчего перевернул его на себя и заметил, как из носа пошла кровь. Астарот забыл, что ему было необходимо надеть перчатки.
Бартоломео плакал. От касания голой руки Мон-Геррет у него начались судороги, о чём Астарот в порыве гнева забыл.
- Как я мог забыть... - Астарот надел перчатки и пощупал лоб Бартоломео - он горел. Мендерс попытался что-то сказать, но ему словно язык обожгло. Бартоломео лишь хрипел, держась за горло. Астарот подложил ему под голову свой пиджак, перевернул парня на живот, голову - на бок и расстегнул верхние пуговицы, чтобы обеспечить проход воздуха.
Астарот винил себя за произошедшее. Был бы он в себе, он бы не допустил припадка Бартоломео. Он не мог оставить его здесь. Бартоломео выплюнул всю морскую воду, которой успел наглотаться, пока пытался утопиться. Зная, что он не сможет ничего сказать, он потянул руку к Астароту, но Мон-Геррет вернул её в прежнее положение. Астарот сел у Бартоломео перед глазами, в перчатке схватил левую руку и стиснул зубы от того, насколько сильно юноша вцепился в его перчатку. Астарот терпел его хватку три минуты.
Бартоломео перестал хрипеть и задыхаться. Его хватка ослабела, а ноги расслабились. Вернувшись в реальный мир, он посмотрел на Астарота полными печали глазами.
- Прости меня, Барто... - раскаялся за свой необдуманный поступок Астарот и поднял парня. Бартоломео еле стоял на ногах и норовил упасть Астароту лицом в грудь, поэтому Мон-Геррет взял парня за щёки и спокойно спросил:
- Дойти можешь? Довести тебя до дома? Говорить больно, грудь не болит? - На его вопросы Бартоломео пожал плечами. Хорошо ему, плохо или ничего у него не болит, - на что из этого Бартоломео пожал плечами, Астарот не понял.
Мон-Геррет за секунду оказался вместе с Бартоломео у дома Мендерс. Не желая показываться на глазу брату, он вынужденно оставил Бартоломео на входе и растворился в облаке дыма, оставив после себя отвратительный запах сигары. Бартоломео вскинул голову наверх. Свет в его спальне тусклый, значит Розель готовилась ко сну. Приложив голову к окну, он увидел родственников в гостиной, успокаивающих его родителей. Леон снова прижимал к лицу подушку, как делал при сильном стрессе или ещё хуже.
Юноша решился войти. Распахнутая дверь привлекла внимание, и комнату накрыла тишина. Элли смотрела на знак на шее сына и гладила мужа по плечу.
- Он дьявол! - испугался Джон, отодвинув близнеца подальше от юноши.
- Как ты можешь так говорить? - разозлилась Элли. - Он не виноват!
- Душа уже ему не принадлежит, это не наш родственник, а самое настоящее чудовище! - Джона поддержал близнец.
Бартоломео, испугавшись настоя родственников, попятился к выходу.
- В первую очередь, вам следует учесть, что это мой сын, - пробурчал Леон и медленно встал с дивана.
- Одна сила с ним, ты уверен, что это - твой сын? - решил Джон.
Леон всеми силами пытался спасти положение сына, но никак не мог ожидать того, что Бартоломео от безысходности прижмётся к нему и едва ли не заплачет, обвиняя себя в произошедшем. Он почти что-то признался в попытке самоубийства, однако Леон даже не догадался, что под фразой «я был в воде» Бартоломео имел в виду утопление.
- Он... помог мне, - заявил Бартоломео.
- Чем помог? - спросила Элли.
- Он сидел со мной, когда у меня начался приступ.
Бартоломео отпустил отца из хватки, ибо взгляд упал на спустившуюся в бежевом халате Розель с оголённым животом. Она расстроена и держалась за крест на груди.
Бартоломео подошёл к ней, она стояла на месте и смотрела на жениха спокойно, после подпустила к себе и обняла за шею, когда тот сел на колени и уткнулся лицом в живот, а руками обхватил талию.
- Я не чудовище, - убедил себя Бартоломео и как-то странно кивнул. - Я бы умер, и ни о чём не думал. Если бы Астарот не спас меня, я бы утонул, и силы бы не спасли. Даже с тенями я могу умереть, чтобы Астарот не говорил. Он просто успокоил меня. Но впредь я осознаю, что его сила во благо. Сила спасла меня от гибели от черепно-мозговой травмы, когда я лежал в коме.
Розель гладила его по голове - в Бартоломео появилась надежда.
- Мне рассказали, Бартоломео. Я верю тебе.
Бартоломео встал с пола. Всё ещё боясь глядеть невесте в глаза, он отошёл в сторону и вытер вспотевшие руки об рубашку. Леон принял совершенно спокойное выражение лица, будто бы никакого конфликта и не было, но близнецы Холмс ещё долго будут привыкать к новому образу Бартоломео.
- Тебе следовало бы извиниться перед Дагоной. Того же хочет и её отец. - Розель начала напоминать Бартоломео Мон-Геррета. - - было отвратительно с твоей стороны, Барто. Она ведь девушка.
- Сначала дай мне ответ. Это признание далось с трудом.
- Я принимаю тебя любым, Барто. Ты для меня будущий муж, для ребёнка отец, для родителей сын. Ты Бартоломео Морэй Мендерс, с которым я познакомилась пять лет назад, и ты не изменился. Ты думаешь, что стал отродьем, стоило дьяволу коснуться тебя, но то не правда, потому что этот дьявол отдаст за тебя чуть больше, чем за кого-то другого, и это не только его обязанность по договору - это его личные побуждения. Он следит за тобой, потому что боится потерять. Ты стал для него близким человеком. И его ранят твои слова, поведение и желание убить себя, потому что все его труды могут уйти насмарку из-за проблемы, в которую твой отец отказывается верить, когда все факты на лицо, - пересказала Розель слова Дагоны.
Бартоломео задумался над словами возлюбленной и понял, что в них есть доля правды. Детское хладнокровие не помешало Бартоломео найти лучших друзей, отчего он был уверен, что все эти качества ему навязывали. Он вовсе не холодный - у него есть чувства, и он не зверь. Всё это он внушил себе, но что на самом деле? Бартоломео принимал это навязчивое мнение или полностью копировал отца?
Он был ребёнком и видел в хладнокровии плюсы: у людей будет меньше вопросов, стоит им только взглянуть на него. Однако всё оказалась в точности да наоборот. Отсутствие у него эмоций - сильная защитная реакция. Бартоломео никогда не перестанет читать жёлтой прессы и узнавать больше нового о себе. Или, может, дело вовсе не в жёлтых газетах?
***
Розель повела Бартоломео в спальню. Думая, что ему необходимо помочь, она предложила его раздеть и помочь умыться. Руки Бартоломео уже не дрожали. Он на автомате полез в карман, но позже осознал, что утопил мобильник. Его отец, несмотря на плотный кошелёк, не любил, когда Бартоломео небрежно обращался с техникой, вместо покупки делал выговор и лишь спустя три дня дарил Бартоломео новый телефон с сим-картой.
Бартоломео снял мокрую одежду в ванной комнате, бросил в корзину для белья и пятернёй взъерошил кудрявые волосы, глядя на испуганное лицо. Ещё недавно этот человек был самым невозмутимым эгоистом. Он вышел из ванной комнаты в ночных штанах, забыв вытереть лицо. Вдруг в дверь постучали.
- Выйди на балкон.
Это Леон. Видимо, хотел поговорить о произошедшем несколькими часами ранее. Бартоломео решил взять с собой сигареты и зажигалку. Проверив самое необходимое на время разговора, Бартоломео вышел из спальни, встретил по пути дворецкого, который, не заметя его, закрыл дверь в своей спальне, готовясь ко сну. Его рабочая смена кончалась в пятнадцать минут одиннадцатого.
В особняке четыре балкона, и Бартоломео направился в спальню родителей, куда логичнее всего пошёл бы его отец, - он не думал, что Леон пошёл бы в самый дальний коридор особняка только ради одного разговора. На постели родителей спал Агробаст. Бартоломео погладил пса за ухом, тот вильнул хвостом, увидев хозяина и лизнул его по носу, отчего Бартоломео прижал щенка к себе. Мама Бартоломео читала какой-то детектив и при виде умилительной картины улыбнулась. Леон повернулся и поглядел на сына, тот заметил отца на балконе, положил щенка на постель и открыл дверь.
Леон курил, глядя на деревья и уличные фонари, освещавшие дорогу в сквере и облезшие лавочки. Бартоломео никогда не интересовался, почему отец с семнадцати лет впервые попробовал сигарету с ментолом и лишь спустя четыре года вместо той предпочёл ароматизированную, со вкусом капучино. В его семье никто не говорил отказываться от привычки: всем было всё равно, что делал Леон, на что он тратил деньги, и имел ли возможность хоть на один день отказаться от табака. Астарот не мог отказаться от алкоголя, - Леон не мог справиться с постоянным желанием снять ежедневный стресс, вдохнув в лёгкие табак.
- Прости меня, - извинился Бартоломео, поджёг кончик сигареты и закурил. - Я забыл, что я разговариваю с тобой, а не с лучшим другом.
- Тебе не показалось странным, что ты впервые за всю жизнь повысил на меня голос? - не понял Леон, держа сигарету в пальцах и смотря на уличный фонарь.
- Я не знаю, - пожал плечами Барто и вдохнул в лёгкие табак. - По-моему, я всё ещё был, мягко говоря, не в себе.
- Как это? - удивился Леон.
- Мне показалось, что что-то поменялось. Помню, что проснулся я от ощущения давления в горле, мне снилось, что я упал в лаву и резко открыл глаза. Утром посмотрел в зеркало и увидел, что на шее, ближе к груди, появился знак АНХ, как сказала Дагона, а левый глаз покраснел. Когда у меня начался приступ, Астарот сидел со мной и обтирал меня мокрыми перчатками.
Бартоломео намеренно умолчал о том, что изначально Астарот был без перчаток.
- Всё с тобой в порядке, Бартоломео, - отмахнулся Леон и затянулся.
- Да? Ты уверен? - засомневался Бартоломео. - Это что, ложь, по-твоему? Сам мне в глаза посмотри! Они оба были коричневыми!
- Были, пока Астарот тебя не коснулся. - Кажется, Леон и без Бартоломео догадался, что Мон-Геррет трогал его сына голой рукой. - Красный глаз и АНХ - метки. Если ты будешь постоянно зацикливаться на этом, не сможешь привыкнуть, поэтому хватит. - Леон казался Бартоломео совсем странным: он слишком груб с ним, постоянно лежал в постели и принимал успокоительные.
- Значит, я зря переживаю... - неожиданно согласился с отцом Бартоломео. - Но ты мне не нравишься. У тебя всё хорошо?
- И со мной тоже всё в порядке, - бросил Леон.
- А зачем ты звал меня? - вспомнил Бартоломео и поднёс сигарету ко рту. Леон опёрся на перила и всунул сигарету в пальцы.
- Что было в пергаменте, раз ты решил его сжечь? - Бартоломео не мог представить, откуда отец об этом узнал.
- Там было сказано, что ты сын Сатаны, - заявил Бартоломео, надеясь увидеть удивлённое лицо отца, но тот отмахнулся и сухо ответил:
- Херня. И тебе советую этому не верить. Я сын Шона Мендерса, а не Сатаны.
Бартоломео вне себе от злости: этот человек отрицал действительные факты, написанные на официальном документе. Кто рассказал Леону ложь?
- Херня? Это официальный документ Астарота, подписанный его печатью! - разозлился Бартоломео. - Ты его видел, я прекрасно знаю. Насколько ты недоверчивый, что не видишь перед собой настоящую правду?
- На сто процентов, - ответил Леон, потушил сигарету об перила и бросил окурок в пепельницу.
- Ты не беседуешь, а продолжаешь заливать мне в уши, что всё это полная херня. Я уже не знаю, что мне думать: либо ты настолько опечален, что тебя совсем ничего не волнует, либо ты... - недоговорил Бартоломео, ибо не захотел обижать отца оскорблением.
- Я не верю ни во что. - С этими словами Леон ушёл с балкона и заперся в ванной комнате. Распсихованный Бартоломео кинул потушенный окурок на дорогу и хлопнул дверью. Ему хотелось, чтобы этот чёртов день закончился.