Зов Теней|18+ (Ред)

Не привыкший к умеренному шведскому климату Вельзевул с трудом решил пойти за сестрой. Однако в этот раз он был не один, а вместе с возлюбленной Буфовирт, которой еле удалось заставить любимого наведаться в обитель Бальтазара в разгар очередной вечеринки. Вельзевул чувствовал, что сестра ни за что бы не упустила возможности как следует оторваться, к тому же за бесценок, вот только застать её врасплох у Вельзевула не выйдет, ибо Дагона прекрасно определяла его запах. Вельзевул и Буфовирт, держась за руки, вошли в клуб, залитый фиолетовым освещением и громкой музыкой, которая была по нраву абсолютно всем, кроме Вельзевула. Он взял руку девушки покрепче и, стараясь не попадаться никому на глаза и не сверкать цветом волос и глаз перед смертными, направился к роскошной зоне, будто специально отведённой для тех, кто готов прожигать свои деньги. С той зоны было прекрасно видно сцену, бар, панорамные витражные окна, две античные статуи и лестницу на второй и третий этаж, куда вход был закрыт всем, кроме Бальтазара и Наоми, ведь выше была только их небольшая, но уютная квартира.
Музыка заглушала голоса Вельзевула и Буфовирт. Из-за низкого роста девушке иногда приходилось подниматься на носки, чтобы увидеть знакомую винную голову и каштановые кудри. Видимо, Бартоломео заметил Вельзевула и Буфовирт раньше, оттого поднял руку, и Мон-Геррет сразу же направился к нему.

Буфовирт плюхнулась на фиолетовый диван с красными подушками, убрала чёрные волосы за спину и потянулась за шотом. Бартоломео пихнул Дагону в плечо, отчего девушка с удивлением покосилась на явно напряжённую Буфовирт. Дьяволица повертела шотом, ловко его опустошила и хотела было потянуться к бутылке крепкого скотча, но Вельзевул отодвинул бутылку.

— В чём дело? У тебя нет настроения? — поинтересовалась Дагона.

Пока все пили скотч и шоты, Дагона отдала предпочтение бурбону с небольшим добавлением гранатового сока, как делал Астарот.

— Я просто хочу выпить. Мы же пришли сюда за этим, верно, Вельзевул? — заявила Буфовирт.

— Технически да, но отец меня убьёт, если увидит, что ты навеселе. Он начнет говорить, что я недостаточно за тобой смотрел.

— Я тебе не маленькое дитя. Мне двадцать, я юридически самостоятельный человек. К тому же никто, кроме твоего отца, мне не запретит пить...

Вельзевул и Дагона знали, что отца Буфовирт, Мамона, казнили за государственную измену весьма жестоким даже для сильного демона способом. Тогда девушке был всего год, но она уже понимала, что папы больше нет. Близняшки ненавидели ситуацию, при которой Буфовирт начинала вспоминать об отце.

— Ты долго будешь скорбеть? Твой отец был предателем, и ты это знаешь. Никто бы не рискнул пойти против решения правителя, Буфовирт. Тебя папа уважает и не обращает внимание на то, что ты дочь предателя. Будешь постоянно думать о смерти отца, заработаешь себе ещё больше проблем, — заявила Дагона со всей суровостью, которая в ней вообще могла быть. Бартоломео и Паул оценили этот ответ, а Вельзевул поспешил закрыть двойняшке рот шотом.

Буфовирт резко дёрнула головой и потёрла глаза. Это привлекло внимание невесты Бартоломео. Она встала, подошла к Буфовирт, всучила ей пачку салфеток, и демоница, к большому удивлению двойняшек и Бартоломео, их приняла. По её щекам, как бы сильно она не старалась сдерживать слёзы, стекали слёзы и размазалась тушь.

— Хочешь поговорить? Можешь излить мне душу, — предложила Розель и добилась имени и согласия Буфовирт.

Девушки ушли в уборную, и Вельзевул отвесил сестре лёгкую оплеуху. Бартоломео раздвинул ноги для удобства и вытащил из кармана пачку сигарет.

— Кто тебя учил бить девушек? Даже несмотря на то, что это, казалось бы, лёгкая оплеуха — бить всё равно хреновая затея, — встал на защиту Дагоны Паул.

— Ты лезешь не в своё дело, Паулин. У нас с сестрой такие особенные отношения, чего ты докопался?

— Это не круто. Ты бы своих мать или отца ударил? Я бы посмотрел на это, если ты посчитаешь, что я беру тебя на слабо.

— Иди проспись и не лезь в мои с сестрой дела. У меня настолько рука натренирована, что я не смогу себя контролировать, если ты продолжишь мне провоцировать.

— На что? Чтобы ты прописал оплеуху Дагоне снова? Рискни и ударь меня, раз так любишь хвастаться своей силой.

Паул размял плечи, демонстрируя бицепсы. Вельзевул даже через одежду смог увидеть крепкую грудь юноши и торчащие вены на руках, отчего тактично промолчал и показательно поцеловал сестру в макушку.

— Ладно, забираю свои слова обратно. Извини, сестрёнка, — заявил Вельзевул и взял с доски шот.

Бартоломео засмеялся в стакан и затянулся сигаретой. До его друзей дошёл запах шоколада, но пахло явно не от него самого, а от сигареты во рту. Бартоломео никогда бы не стал пользоваться одеколоном с приторным вкусом шоколада.

— Как смешно, — закатил глаза Вельзевул.

— Вы вправду выглядели забавно, когда препирались. Вы даже не успели толком познакомиться, зато какое у вас мнение друг о друге сложилось, нелицеприятное... мне вас жаль.

— Жалость засунь себе в одно место, Мео. — Паул осторожно пихнул Бартоломео в плечо.

Естественно он сказал всё в шутку.

Бартоломео на такое не обижался, а наоборот — веселился ещё больше. Не успели ребята начать разговор о каких-нибудь простых вещах, к ним навстречу с распахнутыми в стороны руками шёл Бальтазар. Он завязал чёрные волосы в пучок, надел чёрный кожаный пиджак на голое тело, на штанах отсутствовал ремень, который был всегда, и на красные глаза Бальтазар надел чёрные линзы. На шее Бальтазара вплоть до торса растянулась татуировка с Бафометом, а на обеих щеках, ближе к ушам с высунутыми языками блестели нарисованные кобры. Бальтазар вызывал отвращение у Бартоломео, уважение у близняшек и страх у Буфовирт. Бог похоти ловко стащил с подноса идущего навстречу официанта стакан с кровавой Мэри, быстро увлажнил горло и заулыбался шире прежнего, обнажая острые зубы. Бальтазар подошёл к Паулину и кивнул в сторону сцены. Юноша, как следует потянулся, снял золотые очки с цепью, заправил выбившиеся светлые пряди за ухо и опустошил «Май Тай» на посошок. Возле сцены его уже ждали барабанщик и клавишник.

В лайнапе трио Паула единственное, продюсер клятвенно обещал выдать премию за выступление и дать отпуск на две недели, чтобы участники смогли как следует отдохнуть и сделать альбом уже на свежую голову, ибо в последнее время его группа из кожи вон лезла, чтобы своевременно закончить работу и порадовать поклонников.
Бальтазар поднялся на сцену, одной рукой вынудил диджея выключить музыку и привлёк к себе внимание свистом.

— Прекрасные леди и уважаемые джентльмены! Прошу вашего внимания — «Ваалеа»! — Люди стали то кричать, то хлопать в ладоши от радости, то громко свистеть, встречая таким образом любимую группу.

Паул и его ребята были известны на всю Швецию, и такая слава их уже давно не пугала.
Не успела его группа выйти на сцену, как помощники Бальтазара уже включили ультрафиолетовое освещение, и в клубе стало гораздо темнее, чем было до этого. На подтанцовке у парней были пиджейки в чёрных латексных юбках, красных топах с декольте и с длинными по колено сапогами. Бартоломео с близняшками встали посередине, ожидая начала выступления. В это время подоспели довольные Арум и Розель, которые за короткий промежуток успели даже подружиться. Велиал спрятался позади сестры, Арум встала рядом с возлюбленным, а Розель предпочла находиться с Бартоломео.
Барабанщик начал свою партию, клавишник ждал действий Паула. Юноша запел, отчего по всему телу Дагоны пробежали мурашки, и её словно ударило током. Стиль исполнения Паула - электро с элементами соула и джаза. Девушки плавно двигали бёдрами и делали вертикальные шпагаты. Сообразно движениям, горячим и резким, пиджейки садились в гран-плие и разводили руки, поглаживающими движениями возвращали их, затем плавно поднимались, прогибаясь в спине и выпячивая ягодицы. После, девушки развернулись на триста шестьдесят градусов и поменялись местами, где продолжили двигать бёдрами и гладить себя по шее и животу. Бархатный голос Паула будоражил Дагону до такой степени, что она не могла думать ни о чём, кроме него. Она смотрела на Паула с восхищением, страстью и интересом, ведь он успевал тарабанить пальцами по гитаре и петь. Вельзевул настроение двойняшки заметил, и оттого был не шибко рад осознавать, что Дагона могла влюбиться в человека. Дагона впустую потратит время на него, думал Вельзевул и не мог себе представить, что случится с сестрой, если о Пауле узнает Астарот.

— Я тебе говорил, Буфовирт... она влюбилась, — шепнул Вельзевул возлюбленной на ухо, отчего демоница прикрыла рот ладонью.

— Как разозлится Астарот, узнав об этом. Бедная Дагона... а ведь Астарот действительно выйдет из себя от этой новости... — заволновалась Буфовирт, ибо глубоко уважала Дагону и никогда бы не пожелала ей зла.

Ничего не слышащая Дагона вслушивалась в голос Паула и проникалась его песней. Все в клубе — кроме Бартоломео и демонов — верещали и свистели от восторга. Когда замолкал Паул, петь начинала публика, что так продолжалось ещё несколько раз. Наоми постоянно танцевала рядом с Паулом, что начинало раздражать Дагону. Она сжимала кулаки, силясь игнорировать настойчивую девушку и сосредоточиться на виртуозной игре юноши, но взгляд всё равно улавливал Наоми. Лицо Вельзевула озарила злобная ухмылка, когда он почувствовал, что от сестры исходит жуткая ревность.
Хаотично проведя рукой по струнам электрогитары, Паул закончил выступление. Клуб снова озарился громкими аплодисментами. Паул посмотрел в сторону компании и пересёкся взглядом с Дагоной. Она показала большой палец с лучезарной улыбкой, и Паул улыбнулся в ответ и подмигнул. Когда Вельзевул хотел коснуться плеча сестры, его руку перехватил Бартоломео. Он ловко развернулся и сжал предплечье Вельзевула настолько сильно, что демон не смог сдержать шипения. Бартоломео, держа кармического брата, вышел с ним на улицу. Охрана не обратила на них внимание, ибо подумала, что они вышли на разборки.

Так и случилось.

Бартоломео силой толкнул Вельзевула и ударил его головой об стену, оставив на ней следы крови. Вельзевул, бранясь от боли, держался за разбитый нос и был готов драться с Бартоломео, но Мендерс прижал его к стене, схватил за шею и надавил прямо на артерию. Демоны хоть и не могли умереть такой смертью, но стать синими и перестать дышать - вполне. Ещё никогда Вельзевул не видел настолько злого взгляда Бартоломео. Его и без того чёрные глаза будто стали чернее, и улыбался он как жестокий садист, которого только удовлетворяла чужая боль. Вельзевул понял, что даже несмотря на значительное физическое и психическое превосходство оказался в затруднительном положении. Он пытался вырваться из хватки Мендерса, но Бартоломео отчего то стал сильнее и держал Вельзевула слишком крепко.

— Что тебе надо? Отвали от меня! Отец тебя в труху сотрёт, когда узнает, что ты рискнул поднять на меня руку. Ты в дерьме! — провоцировал Вельзевул и улыбался, когда Бартоломео начинал злиться ещё.

— Пора прекращать строить из себя не пойми кого. — Бартоломео схватил Вельзевула за ворот и ударил его головой об стену.

Затем Вельзевул от сильного удара упал на колени и попытался прийти в себя, но Бартоломео нанёс удар ему прямо в живот. Мон-Геррет крикнул и скорчился от боли. Пытаться перехватить ногу Бартоломео было глупой идеей, потому что сейчас он был куда сильнее. Мендерс наслаждался каждым его стоном и мукой, а лицо становилось безумнее.

— Не так весело, когда тебя бьют? Сопливая тряпка, которой только полы или грязь с ботинок вытирать. Каково быть таким жалким? — с насмешкой спросил Бартоломео, поднимая руку для ещё одного удара.

Внезапно Вельзевул смог дать отпор и вывернуть руку Бартоломео в сторону — почти до хруста, но его, кажется, это не особо волновало. Глаза Бартоломео теперь были не чёрными, а кровавыми. Он улыбался во все зубы и был похож на одержимого человека.

Вельзевул не мог ожидать именно этого. Он знал, что Бартоломео имел связи с тенями, но не мог даже представить, что только Бартоломео будет способен на безумие. Никто, кроме Бартоломео ранее не проявлял таких признаков сумасшествия. Бартоломео тихо засмеялся, ибо предугадал, что Вельзевул потеряется в мыслях. Вельзевул решил не проявлять слабости и ответил с ещё большей силой, ударив Бартоломео прямо по гортани, отчего Мендерс на некоторое время не мог стоять на ногах ровно. Однако с лица всё не сходила безумная улыбка. Когда Вельзевул повалил Бартоломео на землю, сел на него и стал колотить по лицу кулаками, Бартоломео лишь смеялся. Вельзевул устал тратить время на пустые действия, ибо даже лёжа практически со сломанными носом и руками, Бартоломео находился в странном состоянии. Он не являлся самим собой, его поведение и выражение лица были совершенно отличны от недавнего. Вельзевул был встревожен и задал себе вопрос: что, мать твою, заставило Бартоломео настолько сильно разозлиться и буквально выйти из реального мира? В кровавых зрачках он даже не видел происходящего вокруг и вряд ли бы сейчас сообразил, что его избил Вельзевул.
Из-за того, что Бартоломео и Вельзевула нигде не было видно, Дагона, Буфовирт, Паул и Бальтазар прибежали туда, где торчали берцы Мендерса. Дагона и Буфовирт остановились, когда увидели состояние Бартоломео. Бальтазар моментально снял пробку с виски, которое зачем-то взял с собой и вылил всё содержимое прямо Бартоломео на лицо. Часть алкоголя попала ему в глаза, но, кажется, его глазные яблоки не реагировали на жидкость. По прошествии трёх минут, когда странные судороги и улыбка сошли на нет, Бартоломео сам встал на ноги, но с большим трудом. Он почувствовал, что у него что-то сломано, но не мог вспомнить, что произошло за последние десять минут. Он даже не мог представить как вообще оказался на улице вместе с Вельзевулом.
Вместо друзей, Бальтазара и Вельзевула Бартоломео видел кровавые тени и странную девочку с открытой раной в грудной клетке. Затем он увидел, что осталось от этой самой девочки — порезанные лоскуты белой одежды, содранные волосы, будто это парик и небрежные куски мяса с отрубленной головой прямо на кровавой тарелке. Через пять секунд образ будто размылся, и теперь Бартоломео лицезрел крайне жестокую картину - неизвестная девушка с белыми глазами, в средневековых доспехах и с чёрными волосами аккуратно выковыривала кости и жевала это мясо. Это заставило Бартоломео вырваться практически себе в ноги и рухнуть на землю рядом с мусорным баком без сознания.