Зов Теней|18+ (Ред)

Бартоломео поражался сегодняшнему дню ещё больше — отец снова молча взирает на Мон-Геррет в абсолютном спокойствии, но внутренне заинтересовано. Бартоломео ласкает пса по спине, прислонившись к стене стоит Велиал, залипающий на картины и не заинтересованный в ссоре. Впервые дьяволы видят его покои. В спальне хозяина чересчур много книг, маленьких коробок рядом с комодом и громадный шкаф, который состоит в основном из женских платьев. Всё в их спальне конфиденциально, в том числе прикроватная тумба. Леон глядел на Вельзевула, ведь Мон-Геррет вполне мог догадаться, что именно он скрывал в тумбе от посторонних глаз. Это было слишком легко, и Вельзевул быстро понял, что Леон прятал дневники отца, в которые не нужно никому смотреть. Мон-Геррет смотрел на эту тумбу как вкопанный и почти не сводил взгляда, что разозлило Леона, и он кашлем привлёк внимание демона.
— Хватит, Вельзевул. Ты никогда тумбочек не видел?
Мон-Геррет сложил руки на груди, всем видом показывая, что тон Леона ему не понравился, однако мужчине было глубоко плевать на то, что он мог показаться грубым. Мон-Геррет, по его мнению, не заслуживали доброго отношения. Как бы сильно Вельзевул не пытался казаться осторожным в общении с Леоном, мужчина бы определённо нашёл какой-нибудь незначительный изъян, который обязательно бы испортил ему настроение. Пять лет назад, когда в спальне сына Леон обнаружил его спящим рядом с дочерью Астарота, Леон был шокирован, ведь изначально в голову полезли совсем не те мысли. И Астарот бы тоже не сразу поверил своей дочери, которая уверяла его в том, что просто упала на постель будучи уставшей, а Бартоломео даже не трогал её и просто рисовал.
— Вместо того, чтобы обращать внимание на ненужные вещи, ты бы лучше начал разговор, — обратился Леон к Вельзевулу, потирая кольцо на указательном пальце. Вельзевул перестал вести себя как гость в доме, отчего по-хозяйски прошёл к тумбе, открыл её и вытащил четыре дневника. Сев перед Леоном на корточки, он открыл первый дневник, и Бартоломео моментально отвернулся. Леон, закрыв глаза, глубоко вздохнул, успокаиваясь таким образом.
— Мне помнится, что вас просили не лезть не в своё дело. Вы жаждете судного дня? Продолжите заниматься этой запрещённой деятельностью — вам никто не скажет спасибо. Тех тварей, что вы разозлите в попытке рассказать всему миру о надвигающейся опасности, ничего не остановит. Одно лишь упоминание записей из этого дневника гарантирует, что мир окажется в полной...
— Я понял. Однако твой отец попросил меня перевести некоторые записи, чем я активно занимаюсь, Вельзевул.
Вельзевул ухмыльнулся и бросил дневник на пол. Дагона поняла, что только что Леон не очень хорошо слукавил, и Бартоломео тоже это заметил.
— Да ну? Чтобы папа попросил вас перевести некоторые записи? Наш родной язык — латынь, поэтому скорее это мы должны переводить записи из дневников, но никто не будет этим заниматься по ранее озвученной причине. Научитесь врать, Герр Мендерс, если не хотите показаться полным идиотом.
— Я рад, что Астарот ничего не говорит своим детям. Знаете ли, мой отец обладал невероятным умением говорить и писать на придуманном языке или как написано в дневнике — на языке теней. Я не сомневаюсь, что вы и Астарот полиглоты, однако даже вы не можете знать языка теней. Как ни странно, но всё, что связано с судным днём, написано на этом языке. Если у тебя, Вельзевул, есть ещё какие-то вопросы касательно моего личного с Астаротом дела — смело задавай, в противном случае проваливай вместе с двойняшкой. Вам давно не рады в этом доме, и я не вижу смысла объяснять причину моей ненависти к вам.
Леон уже начал ощущать себя победителем в этой полемике, однако Вельзевулу нашлось, что ответить, впрочем как и всегда:
—О, не сомневайтесь, Герр Мендерс, разговора есть... однако он конфиденциален. –— Мон-Геррет посмотрел на сестру и Бартоломео. Дагона и Бартоломео поняли по взгляду, чего он хотел и ушли, разойдясь. Бартоломео направился в свою спальню, а Дагона, не знающая куда идти — вниз.
Леон снова сфокусировался на Вельзевуле, чего он явно не хотел, но разум был выше личной неприязни. Вельзевул ведь действительно мог сказать что-то важное.
— Просвети, — заявил Леон, отчего Велиал уселся на бежевую тахту у кровати, вытащил из непонятно откуда пропахший алкоголем и табаком пергамент с печатью Астарота.
— Отец потерпел поражение в переговорах против ангельской свиты, и теперь, Кастиэль намеревается уничтожить метку и Бартоломео, потому что он нарушает небесный порядок. Раньше Бартоломео не вызывал у Кастиэля особого интереса, но недавно и он, и весь ад заметил, что Бартоломео начал пробуждать в себе что-то похожее на дар теней. Я понимаю, что это можно сбросить на психические проблемы Бартоломео, и что он слишком часто видит разного рода тени, однако чаще всего в таких состояниях галлюцинации попросту не материальны и зачастую не причиняют вреда. Бартоломео же ощущает их присутствие, слышит их голоса и чувствует прикосновения. Кастиэлю выгодно покончить с одним из сильнейших метисов из четверых в вашей семье — если не будет Бартоломео, судный день заметно приблизиться, и тогда на землю придут те, о ком старательно писал ваш отец. Содержание этого пергамента должно открыть вам глаза на настоящую правду.
Леон отрицал действительность и не верил, что Бартоломео облюбовали тени. Почему именно Бартоломео? Ведь он не был кем-то особенным, родился он без дара, но отчего на весь ад объявлен сильнейшим метисом... из четверых?
— Четыре метиса? Это начинает превращаться в Апокалипсис, Вельзевул. На кой черт святой свите нужен Бартоломео? Где остальные?
— Они ещё не родились. Мы не владеем временем, чтобы переместиться в будущее и узнать, кто станет следующим метисом. Однако в пророчестве указано, что один метис погибнет страшной смертью, а другие могут умереть с вероятностью в пятьдесят процентов, если их, конечно, не атакует безумие.
— Безумие? — не понял Леон и пытался найти объяснение этому в пергаменте, однако там ничего не было.
— То, что несёт один из разрушителей мира. Ваш отец писал о всадниках апокалипсиса и уделил внимание Чуме. Она несёт безумие, что является ничем иным как жаждой крови и психозом вендиго. Для вас оно наиболее опасно, потому что если кого-то из вас поглотит это безумие — все остальные подтянутся. Вместо курицы вы будете есть говядину, если не перейдёте на нечто похуже.
Вельзевул заметил спокойствие Леона и подумал, что он был готов порвать пергамент на мелкие кусочки. Леон вернул бумагу и мотнул головой, отрицая все слова Вельзевула. Мон-Геррет оказался прав — Леон абсолютно всё воспринимал за ахинею.
– Вы как ребёнок себя ведёте. Даже Бартоломео на вашем фоне кажется взрослее и мудрее, только ему двадцать, а вам сорок четыре... — сделал замечание Вельзевул, поднялся с тахты и открыл дверь. — Иногда я думаю, что Барто действительно наш с Дагоной брат, если папа так что проявляет желание спасти его от опасности, в которой скоро погрязнет с головой, как в дерьме.
— Проваливай отсюда.
Недовольное лицо Леона вынудило Вельзевула покинуть спальню раньше, чем Леон встал с постели.. Мысленно проклиная мужчину за детское поведение, Вельзевул спустился на первый этаж, миновал разгорячённых Ямамото и направился к главному выходу, паралельно вытаскивая из кармана брюк пачку дорогих сигарет и зажигалку. Все были на взводе, отчего Наоми, наблюдая за психующим Вельзевул, сглотнула, боясь представить, что произойдёт с тем, кто сейчас рискнул бы встать у Мон-Геррет на пути. Вельзевул настолько был взбешён от поведения Леона, что не заметил двойняшку.
Разозлённый на Наоми брат не стеснялся сидящей в кресле невесты, дворецкого и маленького ребёнка в манеже. Дворецкий старался игнорировать Дагону и увлёкся мытьём большого зеркала, по ту сторону которого располагался гардероб близняшек. В огромном старинном особняке с девятнадцатью комнатами Дагона чувствовала себя иначе: ей нравилось здесь находиться. Конечно, её дом и круги намного больше этого особняка, но даже родной мир не доставлял Дагоне такой радости. Спокойствие в такой сложный для неё период она могла найти только среди людей.
Дагона оказалась во внимании Нейтана Ямамото и его жены Томи. По одному их взгляду девушка поняла, что они не одобряли её внешний вид, но Дагону это не волновало, поэтому она молча пошла на каблуках к выходу на задний двор. Из нотаций, посыпавшихся в адрес Наоми, Дагона услышала оскорбления в адрес Бальтазара. Нейтан говорил о его бескультурье, излишней экспрессивности и даже назвал его извращенцем, хотя Бальтазар таким вовсе и не был. Когда Дагона миновала Наоми и уже почти открыла дверь на задний двор, девушка её окликнула:
— Дагона, видишь того парня? — Наоми указала головой на Паула на заднем дворе. — Он забыл очки, передай ему, пожалуйста.

Дагона заинтересовалась в друге Бартоломео, когда увидела его профиль и крепкие руки. Паул стоял и курил, очевидно наслаждаясь табаком. Дагона вышла к Паулу и специально  проигнорировала факт курения Паула. Для неё табак был почти родным запахом. Светловолосый, голубоглазый, подтянутый юноша, с крепкими татуированными руками не сразу заметил, что сзади стояла девушка. Мужественность Паула взбудоражила Дагону. Она не знала его имени, но оттого лучше, ведь ей хотелось сохранить интригу до тех пор, пока Паул или она сама не начнут разговор. Дагона попыталась подкрасться к Паулу, но двери в особняке Мендерс предательски громкие. Паул чуть сощурился, в надежде что-то увидеть. Единственное, что ему помогло определить человека — винные волосы, которые были у ещё одного «друга» Бартоломео.
— Прости, что нарушаю покой, но ты забыл очки. — Дагона всучила парню очки, и юноша с улыбкой их взял. Дагоне показалось, что Паул выглядел куда симпатичнее без своих золотых очков. Паул надел очки и увидел девушку во всей её красе. Особенно его внимание привлекли необычные глаза, тонкие ключицы и идеально гладкая бледная кожа.
— У тебя красивые глаза. Это линзы?
— Конечно, — убедительно соврала Дагона и поправила волосы, что ещё больше привлекло внимание Паула. Он заметил чуть заострённые уши и серьги в виде крестов, которые прекрасно подходили к её черному облегающему короткому платью.
— Меня зовут Паул, — представился парень и подал девушке руку.
— Очень приятно, я — Дагона, — улыбнулась девушка.
Паул легонько сжал бледную руку, нежно и без лишних движений.
— Очень красивое имя. Латинское?
— Я не знаю значение своего имени, в отличие от моего брата... но латынь — родной язык моей семьи.
— Хочешь сказать, что твоя семья из Римской Империи? Латынь мёртвый язык... или ты из Ватикана? — сощурился Паулин.
— У тебя не получилось блеснуть знаниями. На латыни всё ещё можно разговаривать и писать.
Дагона не дала конкретного ответа на вопрос Паула из какой она страны.
— Но я давно живу в Швеции вместе со своим братом. Мы двойняшки, — сменила тему Дагона. — Я слышала, что ты известный здесь певец.
— Знаменитый, но оттого хуже, потому что от славы иногда бывают проблемы.
— Мне нравится твой голос. Он такой мягкий и бархатистый... может, как-нибудь споёшь?
Дагону совершенно не смущала разница в росте. Она, метр семьдесят три, и Паул — явно метр девяносто. Даже когда Дагона чуть становилась на носочки, она ощущала себя на одном уровне с парнем.
— Оставишь мне свой номер? — Паул, не дождавшись ответа, сразу достал телефон, ибо почему-то был уверен, что Дагона поделиться с ним номером. Однако заявление Дагону разбило все надежды Паула в пух и прах.
— К сожалению, у меня нет телефона.
— Да ну? — удивился Паул, ведь в таком-то веке быть без телефона, по его мнению, нелепость.
— Мой телефон был стареньким, отслужил своё... пока не купила новый, не знаю, что лучше. Я хотела попробовать что-то новое, но пока мне ничего не нравится. Да и мне звонить было некому.
Техника для дьяволов, конечно, такая же роскошь, как для всех людей в мире оплата коммунальных услуг. Тем не менее для представителей семьи Мон-Геррет телефон не считался чем-то дорогим, ведь Астарот мог позволить себе всю технику, которая вообще существует на Земле, однако демоны абсолютно не современны.
— Ну... я не знаю, что тогда предложить. Какова вероятность, что мы можем встретиться совершенно случайно? Ты можешь попросить брата купить тебе телефон, — предложил Паул и выбросил потушенный окурок на землю.
— В клубе увидимся. Нам по пути, к тому же я знаю, в каком клубе вы с Бартоломео часто находитесь.
Во двор вышел Вельзевул и, заметив сестру в обществе человека, напрягся и сложил руки на груди.
— Мы уходим, сестрёнка.
— Уже? — расстроился Паул. — Я ещё многого не рассказал...
Вельзевул странно посмотрел на Паула, будто ему не нравились его слова. Вельзевул был убеждён, что Паулу просто не за чем разговаривать с его сестрой.
— Иди без меня, Вель. Я хочу остаться.
Паул был рад слышать это. Вельзевул подошёл к Паулу и почти встретился с ним взглядом. Они были одного роста, Паул выглядел куда спокойнее, в отличие от Вельзевула. Он жутко не доверял каждым парням, которые как либо общались с его сестрой. Не известно, что у них могло быть на уме, думал Вельзевул каждый раз, когда двойняшка общалась с каким-нибудь парнем.
— Как зовут? – Велиал изучает внешний вид парня
— Паул а-ля Паулин Спенсер, лучший друг Бартоломео, к которому ты, судя по всему, питаешь какие-то негативные  чувства. Я прав? — Паул сложил руки на груди, повторяя позу Вельзевула. — Я понимаю, что вы с сестрой очень близки, но не надо вести себя как жуткий ревнивец и собственник каждый раз, когда твоя сестра разговаривает с кем-то кроме тебя. Знаешь что такое свобода прав человека?
— Собрался мне декларацию читать? — разозлился Вельзевул.
— Могу и прочитать, если надо. — Паул размял шею и расправил плечи, Вельзевул услышал хруст и увидел мышцы Паула, отчего перестал его провоцировать. Он отошёл на приемлемое расстояние м моментально получил от сестры по плечу. Паулу такое действие Вельзевула показалось странным, ведь он не собирался завершать разговор применением физической силы. Девушка держалась ближе к Паулу, чем к двойняшке. Вельзевул и Дагона обладали телепатической связью, или как это называл Астарот— связью двойняшек. Они могли разговаривать друг с другом, не открывая рта.
«Тебя отец убьёт за такую связь... учти, я твой зад спасать не буду...»
«Мне плевать, Вельзевул,» — закатила глаза Дагона знакомого в плечо.